Безумный умный мир

Ирина Перовская

Она — симпатичная девушка Мила, продавец книг. Он — обаятельный молодой парень Никита, фотохудожник, похожий на французского актера. Каждый из них жил в своем привычном мире, и оба считали, что так будет всегда. Но совсем неожиданно их миры пересеклись. И общими оказались всего-то два дня, но каких! И именно после них все завертелось и закружилось — похищение, расставание, бегство от всех и от себя и как награда — новая встреча, новая любовь, новая жизнь!

Такая странная эта семейная жизнь…

Переда свадьбой, его бабуля Уля, с улыбкой глядя на счастливого внука, подарила Никите свою квартиру, расположенную в старом добротном московском доме почти в центре Москвы, на Смоленке, и перебралась жить к его родителям. И шепнула ему по секрету, что документы на квартиру она пока оставит у себя, и что одним из пунктов в ее дарственной значится — в будущем, квартира от Никиты может перейти только к его сыну! И шутливо потребовала с него честное слово никому-никому не рассказывать о своем условии! Его баб-Уля была еще той юмористкой, к ее саркастическим и странным шуткам уже давно привыкли, и Никита не придал особого значения ее словам.

Парень просто ошалел от счастья, получив такой подарок. Он, замирая от предвкушения поскорее остаться со своей молодой женой наедине, наспех произвел в квартире небольшой косметический ремонт и гордо, и уверенно, на руках внес свою невесту через порог этой старенькой, но ставшей своей собственной квартиры. Отдельной московской квартиры! Что это было — удачное стечение обстоятельств, доброта любящей старушки или опять элементарно повезло?!

Так или иначе, Никита был счастлив! Он боготворил свою жену и считал ее счастливым лотерейным билетом, который выпал ему по воле судьбы. Его Алена — нежная и хрупкая девушка со светлыми волосами, опровергая расхожие стереотипы о природной глупости блондинок, была настолько умной, сообразительной, напористой и предприимчивой, что постепенно Никита уже не мыслил, как он мог жить раньше без своей мудрой жены.

Алена с первых дней стала требовательным начальником-руководителем в их молодой семье, а Никита оставался послушным и ответственным служащим-исполнителем. Постепенно, по всем возникающим у него вопросам он обращался только к жене, он привык консультироваться с ней, как с профессионалом. И ко всему сказанному ею внимательно прислушивался! Совершенно не задумываясь «отчего и почему так?», но он априори считал жену авторитетом для себя. Казалось, что эта девушка знает всё! И все свои поступки, и идеи мужчина всегда согласовывал только с женой.

Такое его поведение не рассматривалось им как мужское унижение и не предполагало поведения и статуса «подкаблучника». Нет. Для Никиты это стало нормой, быстро вошло в привычку, даже несколько бодрило, а получив очередной совет и «навигацию» от жены — он оживал и обретал собственную активность.

В то время, в начале семейной жизни парню как раз исполнилось тридцать — казалось, вся жизнь еще впереди — ясная и понятная, легкая, успешная, благополучная, счастливая. Но оказалось, что — показалось….

Вот тут-то, после свадьбы, все его везения и закончились. Пусть и не сразу, и не настолько резко, и не в один миг, но череда неприятностей с маниакальной настойчивостью, развиваясь по спирали, вверх (или вниз?), преследовала его все последующие годы, вплоть до нынешнего дня рождения, не позволяя ему расслабиться и расправить за спиной крылья, потрепанные судьбой и обстоятельствами.

Невезения накатывали постепенно. То несколько раз ломалась его фотокамера. То, когда он, путешествуя по Ярославской области, плыл на лодке по таинственной реке Сить и, высвобождая руки для весел, повесил свой любимый фотоаппарат себе на шею — на фотокамере оборвался ремешок, и она соскользнула по борту надувной лодки и стремительно ушла под воду. Он тогда чуть не выл от горя, но справился с потрясением, купил новый фотоаппарат, даже лучше, чем прежний.

Он потом отщелкал столько великолепных снимков, и с теми фотоработами занял призовое место на фотоконкурсе! Да вот только, спустя год, когда он, освобождая память камеры, перегрузил с нее все снимки на свой старенький комп, то на следующий день в его компьютер неожиданно попал вирус (непонятно откуда прилетевший). И вся очередная работа коту под хвост — фото было не восстановить, как ни пытались ему в этом помочь знакомые программисты. Даже пришлось вскоре новый ноутбук покупать. Обидно было до детских слез и соплей, ведь он, как назло, не подумавши, еще и с флешки стер эти фото, не сохранил. Но усвоил науку, на будущее — Никита с тех пор все свои фотоработы многократно копировал и хранил на разных носителях, для подстраховки.

Ну а все остальные невезения в виде драки на кулаках с беспредельщиками, переломов рук, автомобильных аварий, укусов насекомых и змей или прочих жизненных нестыковок — он отбрасывал, не зацикливался на них. Ну не везло, что поделаешь, бывает…. Но о собственных неудачах думать и вспоминать не хотелось, может когда-нибудь потом…

Даже когда любимая баб-Уля несколько раз довольно резко отозвалась о его жене, Никита не внял словам бабушки, а принял сторону Алены, а с бабушкой отношения перешли в стадию холодной войны. Глупый юношеский максимализм.

И вот что странно, у Алены, наоборот, после их свадьбы дела довольно стремительно стали развиваться только вверх и только вперед. Она постепенно обретала уверенность в себе, стала еще красивей внешне, её речь стала дерзкой, её высказывания и суждения отличались от мнения других своих коллег «по цеху» в Останкино. У нее появился свой собственный стиль, как в одежде, внешности, так и в манере ведения программ. Иными словами, она выделялась, была непохожей ни на кого из ее окружения, она расцвела, словно цветок, наполненный влагой и жизненной энергией. Девушку заметили, с ней всё больше считались. Алена уверенно превратилась в весьма востребованную, яркую, модную ведущую и как результат — ей предложили место на одном из популярных телевизионных каналов. Ну а то, что она стала несколько несдержанной на язык и могла обидеть или нагрубить тому, кто не разделял ее точку зрения — ну что ж, каждый защищает себя, как умеет. Многие ее терпели, некоторые боялись, остальные просто старались не спорить.

В свете своей занятости и загруженности на работе вопрос о рождении ребенка Аленой пока не выносился на обсуждение — эта тема была отодвинута, закрыта, на неопределенное время. Никита удивился такому неженскому поведению жены, немного расстроился, потому что тайно уже мечтал о сынишке, но не настаивал, он и сам был не против немного повременить с детьми.

«Ну, хорошо, подождем! Просто сейчас не самое лучшее время заводить детей. У Аленки много работы, у нее сейчас пик популярности. А у меня дела не ахти. Ну что ж, так бывает в семьях — одному везет, другому нет. Закон равновесия», — считал Никита, гордясь своей женой и абсолютно не завидуя ее лидерству и успешности и не расстраиваясь таким обстоятельствам. И не задумываясь о том — куда же постепенно исчезает его собственная везучесть?

Парень вскоре перестал удивляться, он не роптал, он принимал собственные неудачи, как расплату за былые везения. Он даже как-то подумал, что видимо лимит удачи и везения, отпущенный лично ему, просто им уже исчерпан, авансом. Причем, чем больше Никите не везло, тем более удачливой становилась его жена. Многие это замечали и даже ему об этом говорили — кто намеками, кто впрямую, кто-то даже умудрялся донимать советами, но парень отмахивался от таких сентенций.

И кто знает, может быть, Никита так бы и жил дальше — смирился с действительностью и плыл по жизни по воле волн, находясь в тени и греясь в лучах славы своей жены, довольствуясь своими редкими личными успехами — чуть больше несчастный, чуть меньше счастливый молодой мужик. Ну что поделать — многие так живут.

Да, так могло бы быть.

Если бы год назад в одной из своих спонтанных экспедиций не произошла с ним одна весьма странная история, вернее, встреча.

А все началось с того, что Никита опоздал на поезд до Москвы. Ну, с кем не бывает. Банально, обыденно, ничего, казалось бы, странного. Однако маленькое словечко «бы» внесло коррективы в устоявшуюся жизнь.

Поздняя осень, глубокая ночь, провинциальный городок, маленькая узловая станция, гордо именуемая железнодорожным вокзалом, с которого парень планировал уехать домой. Он не был в Москве целый месяц, он надолго застрял в этой поездке, потому что, путешествуя по лесам и рекам Алтая, простудился и две недели провалялся в хижине лесника с жутким кашлем. Но, слава Богу, с собой были лекарства (случайно купил перед отъездом в привокзальной аптеке!), все обошлось, и вот он, ослабевший, но наполненный огромным желанием снова жить, спешил домой.

Он невероятно соскучился по жене, он почти никогда не уезжал из дому надолго — ему не хватало Алены, у него, как у наркомана случалась ломка, если он ее не видел, не слышал, не обнимал. Никита нуждался в ней, словно телефон в подзарядке, и отчаянно мечтал, хотя бы поговорить с ней, просто чтобы услышать на расстоянии ее нежный голосок, но мобильные телефоны в этой глуши были бесполезны, и ему так и не удалось дозвониться жене.

И еще, как назло, тот допотопный уазик, на котором его согласился довезти до этого железнодорожного вокзала один сомнительного вида мужик, внезапно сломался, прямо посреди дороги, в лесу. И этот безрукий водитель почти час ковырялся в двигателе своей развалюхи, пока эта древность не соизволила, наконец, завестись. Мужик, чувствуя свою вину перед пассажиром, гнал автомобиль на предельной скорости, но они все равно не успели — поезд ушел, а следующий ожидался только к утру. Ничего не поделаешь, не повезло, пришлось Никите коротать эти несколько часов на неудобных жестких креслах в зале ожидания этого железнодорожного вокзальчика.

От нечего делать, и чтобы не уснуть от усталости, парень, подавляя приступы кашля, пил воду из бутылки и разглядывал немногочисленных пассажиров, которые находились тут же, в маленьком помещении зала и вдруг встретился взглядом с женскими глазами. Ну ладно бы, просто с женскими. Посмотрел бы да отвернулся бы, что он, женских глаз не видел?! Не прыщавый же он подросток, чтоб бояться женщине в глаза глядеть. Но не тут-то было!

Это была не просто женщина — на него в упор смотрела пожилая цыганка. Когда-то в былые времена, женщина, несомненно, была очень красивой, а сейчас морщины избороздили ее лицо, покрыли паутиной так, словно на старинной вазе образовались трещины кракелюра. Казалось, что живыми и молодыми оставались лишь ее глаза и от этих глаз Никите не удалось отвести свой взгляд. Глаза этой цыганки словно прожгли дыру в его голове, они притянули Никиту к себе и он, не отдавая себе отчет, почему-то поднялся на ноги и подошел к старухе. Она молча показала ему рукой, унизанной старинными темными браслетами, на сидение рядом с собой и парень присел на краешек кресла и замер, не отводя своих глаз от ее лица. Цыганка вздохнула, усмехнулась и произнесла свою шаблонную фразу:

— Позолоти ручку, молодой и красивый, всю правду тебе скажу, что было, что будет.

Никита, не задумываясь, полез в карман, достал какую-то купюру и протянул ее женщине. Та забрала ее одной рукой, а второй тут же цепко ухватилась за его руку и, повернув ее ладонью кверху, поднесла к своим глазам. Тихонько и мелодично звякнули старухины браслеты, Никита замер, боясь пошевелиться. Цыганка, не глядя на парня и храня молчание, долго рассматривала его руку, гладила своими пальцами ладонь, ощупывала все бугорки и линии, чуть ли ни носом по его руке водила. По лицу старой цыганки проносились тени, набрякшие веки дрожали, губы сжимались в ниточку, а затем она решительно подняла глаза и заговорила:

— Все твои беды от той черноволосой женщины, что рядом с тобой. Она пьет твою кровь, забирает твою энергию, твой успех, еще немного и она заберет твою жизнь. Это ее цель. Избавься от нее, и ты встряхнешься, оживешь. А не избавишься — сгинешь, пропадешь! Даже если это твоя мать, даже если жена — уезжай или разведись поскорей и не жалей о ведьме. Только поторопись.

— Эх, бабка, всё-то ты врешь, — недоверчиво сказал Никита, судорожно сглотнув и приходя в себя. — Может я бы тебе и поверил, ну в то, о чем ты сейчас говоришь, о моих бедах, но нет у меня никакой черноволосой женщины рядом. Мама — со светло-русыми волосами, и моя жена тоже не черноволосая и не ведьма, а очень даже симпатичная и самая настоящая натуральная блондинка. Красивая, белокожая девушка со светлыми волосами. Вот так! — Он усмехнулся и снисходительно добавил: — Так что не старайся, не вешай мне лапшу, поняла?

— Ах, наивный ты, касатик, — недовольным голосом протянула цыганка. — Совсем ничего не видишь вокруг, ничего не замечаешь! Открой глаза! Разве ты не знаешь, что ведьмы облик всегда меняют? Вот вернешься домой, сам убедишься!

Никита с сомнением покачал головой, и тогда старуха разозлилась и требовательно выдохнула:

— Позолоти-ка ручку, еще разок.

Никита, не глядя, достал из кармана и безропотно протянул ей еще одну купюру. А цыганка забрала деньги, криво усмехнулась и устало произнесла:

— Вижу, что добрый ты, хоть и глупый. За твою доброту скажу то, чего не хотела говорить. Ну да ладно, слушай — как только расстанешься с ведьмой, так сразу же и встретишь свою судьбу, — она посмотрела на его ладонь, покачала головой и из-под ее платка выбилась седая прядь волос. Старуха тяжело задышала и хрипло прошептала: — Вот только за эту встречу, касатик, испытания и тебя и ее ждут. Хотя…. Нет, всё! — она оттолкнула от себя руку Никиты со словами: — Всё! Больше ничего не скажу, сам все поймешь. Иди.

Никита послушно поднялся, вернулся к своему креслу, опустился в него и… провалился в сон — краткий, легкий, без всяких сновидений, после которого очнулся бодрым и отдохнувшим, словно выздоровел в одночасье! Даже кашлять больше не хотелось. Он оглянулся по сторонам — вокруг ни души, взглянул на часы в телефоне, понял, что через несколько минут подойдет его поезд, и, подхватив свой рюкзак, вышел из душного зала ожидания на перрон этого маленького провинциального железнодорожного вокзала. Он стоял, курил и усмехался своим мыслям: «То ли во сне привиделась та цыганка, то ли в реальности она была, теперь и не разберешь. Наговорила какой-то ерунды, а я как лох почти поверил».

Но червячок сомнения всё же имел место быть и Никита, взглянув на телефон и увидев, что связь есть, почему-то решил не предупреждать жену о своем возвращении, не стал ей звонить и отключил телефон. Захотелось приехать вот так — неожиданным сюрпризом. Для чего, и сам не понимал (хотя в голове до сих пор звучали слова той неведомой цыганки), но решение такое принял и через сутки рано утром вернулся домой, в Москву, тихонько открыл дверь ключом и вошел в свою квартиру.

Нет, он не застал свою жену с любовником, и в квартире был порядок, и сонная жена, щурясь от яркой лампы, хоть и встретила его с растерянной улыбкой, но выпорхнула навстречу удивленной птичкой, обняла, прижалась, виновато прошептала, что немного приболела, и замерла. Все как бы хорошо!

Вот только Никита невольно вздрогнул, когда, обнимая свою любимую жену, прижался щекой к ее голове и увидел, что у его белокожей блондинки Аленки на голове чернеют отросшие корни ее светлых волос. Впервые увидел. Рассмотрел, вот так, близко.

Оказывается, его жена от рождения была черноволосая и всё то время, что он с ней был знаком, окрашивала свои черные волосы, искусно и уверенно представлялась Никите как натуральная блондинка! Зачем? Почему? Странная ложь…

Но раз столько времени она так старалась и маскировалась, то, как же допустила, что сейчас ее волосы отросли и почернели у корней? Решила рассекретиться? Или это она не успела их прокрасить к приезду мужа, так как Никита вернулся домой без предупреждения?

Было от чего вздрогнуть и невольно вспомнить слова цыганки о черноволосой ведьме. Наваждение, которое хотелось прогнать, отмахнуться от него, как от осенней мухи…