Измена. Не отдам никому

Инга Максимовская, 2023

– И когда ты хотел сообщить мне, что у тебя есть дочь? – спрашиваю прямо в лоб, не давая предателю возможности солгать.– Никогда, – отводит глаза мой любимый муж. – Мне нужна только ты. Ты моя любовь. Но я уже отчаялся стать отцом. У нас-то с тобой не выходит.– И ты решил мне изменить? Да уж, ты и вправду меня любишь, несомненно, – горько улыбаюсь. В руке, которую я прячу за спиной, зажат положительный тест на беременность.Этот день должен был стать самым счастливым в моей жизни. Но вышло то, что вышло. Мой малыш будет только моим. Я так решила.

Глава 10

Глава 10

Говорят, что в тихом омуте водятся самые изощренные черти. И этот омут и есть твоя персональная преисподняя.

— Почему ты так назвал свою дочь? — спрашиваю тихо. Чтобы не напугать кроху, которая уже начинает нервничать, судя по недовольному кряхтенью.

— Лиске понравилось имя.

Он врет. Я знаю. Это имя… Так должны были звать мою дочь. Ту, которую я потеряла. Мы с Олегом придумали это имя. Если дочь — Милана. Если сын Федор, в честь генерала.

— Это точно будет Милашка, я уверен. Моя принцесса, — смеялся Олег. Гладил мой живот своей раскаленной рукой, и я думала, что это навсегда.

— А если это мальчик? Ты его меньше ждешь? — замирала я в странном испуге, но тут же таяла, под взглядом любимых глаз.

— Глупышка, вы моя жизнь. Ну родится богатырь, а потом принцесса, — шептал в мой живот предатель.

Только не проваливаться в прошлое. Нужно жить настоящим. Тем более, что это настоящее так настойчиво ломает сейчас створки моей раковины, в которую я так старательно закрываюсь.

— Она и вправду замерзла, — выдыхаю. Вместе с облачком легкого пара. В звенящий от холода воздух. — Дима, вам пора. Ты простудишь малышку. Она и впрямь не виновата в том, что ее отец эгоистичный наглец.

— А ты?

— И мне пора. Как там меня зовет твоя мама? Лирка-простодырка? Хватит, Дим. Это слишком изощренная пытка. Твоя дочь восхитительна. Но она твоя, — каждое мое слово рвет душу, свивается змеями. — Ты зачем пришел? Почему?

— Потому что ты мне нужна. Потому что люблю, — его руки, кажется везде, но эти прикосновения от чего — то кажутся неприятными, болезненными. Лицо Димки, совсем рядом. Надо же, она другой совсем, уставший. Тени залегли под глазами, морщинки появились едва заметные. Но выражение все то же, надменное и глаза… Они смотрят с превосходством. Нет, это не фантазии брошенки, это констатация печального факта. Так не признаются в любви, так привычно лгут. — Лира, детка…

— Не трогай меня, — хриплю я. — Не прикасайся. Мне противно.

— Противно? Ну, что ты, детка. Я всегда делал тебе только хорошо. Ты ведь помнишь? Помнишь. И сейчас вся течешь. Лира, мы с тобой одно целое.

— Да пошел ты, Соломатин. Я больше никогда не позволю никому меня обманывать. — Твоей дочери холодно. Будь ты человеком, хотя бы по отношению к своей крови.

— Я не отпускаю тебя, — шепчет муж.

Его губы находят мои. И он снова плюет на мои чувства и желания. Целует по-хозяйски, не обращая внимания на то, что я колочу кулаками в его широкую, каменную грудь.

— Лира, ты моя. Только моя. Ты…

Кроха в коляске разражается яростным плачем. И я хочу бежать, не оглядываясь.

— Нет ее. Лира умерла, — кривлюсь я в горькой улыбке. — Уходи. Девочка голодна. Дима, твой ребенок плачет. Какой ты к черту отец?

— Я не уйду отсюда без тебя. Ты моя по закону. Ты моя жена. И ты мне нужна.

— Уходи, — мне наконец удается вырваться из плена. Воздух проникает в легкие толчками, перед глазами колышется алая пелена. Тошнота становится невыносимой. — Уходи. Какой ты к черту муж? Почему ты не вспоминал об этом факте, когда трахался с любовницей? Странно, да? Приходить домой, касаться меня теми же руками, которыми ты лапал чужую бабу, ложиться со мной в постель, целовать меня губами, которые были черте где. А потом просто принести мне ребенка, на Лира, воспитывай, ты же хотела. Опупительно. Это даже не неуважение, это… Это за гранью. Твоя дочь не котенок, не щенок. А ты. Ты просто…

Пощечина обжигает. Мне кажется, что у меня сейчас оторвется голова. В глазах расцветают алые пятна. От неожиданности я захлебываюсь собственным криком. Замолкаю, схватившись рукой за щеку, горящую огнем.

— Права была мать. Ты сука, не помнящая добра, Лира. Обычная сумасшедшая зажравшаяся баба, сбежавшая из дома. Я все равно тебя верну. Методов много, детка.

— Пошел вон, — уже рычу я. Мне страшно. Угрозы Димки зависают над моей головой, словно меч палача. Я не узнаю мужа, с которым прожила шесть лет.

Его пальцы сжимают мой подбородок, губы снова терзают мои. До боли, до крови. И я не сопротивляюсь больше, нет сил. И плач ребенка становится совсем уж режущим. Бедная девочка.

— Дима, твоей дочери плохо.

— Так успокой ее, ты же женщина. Неужели материнский инстинкт так и не проснулся?

— Нет, — говорю я твердо. Щека Димки дергается. А ведь он уже праздновал сейчас очередную победу над глупой Лирой. Пирову победу. — Твоя мать вела беременность твоей любовницы за моей спиной. Теперь эта малышка ее головная боль. Дима, каждый получает то, чего заслуживает. То, чего хотел. Встретимся в суде, дорогой.

Я ухожу гордо. Хотя со стороны, наверное, похожа на больного артритом кузнечика. Ноги дрожат, во рту даже не пустыня, а просто вакуум, в голове реактивный гул. Главное зайти в подъезд, и там уже можно дать волю своим чувствам. Главное не показать слабину. Мне кажется, что в моей спине дыра, просверленная злым взглядом разъярённого Димки.

Говорят, в тихом омуте водятся самые изощренные черти. Нет, это неправда. Самые страшные бесы не прячутся. Они живут в людских пороках и грехах. Страх и гордыня. Я праздную победу, но я не победила. Я боюсь. Угрозы мужа до сих пор звучат в моей голове, словно приговор или неизбежность. А за помощью мне обратиться не к кому.

— Об этом я подумаю завтра, — шепчу я, положив руку на свой живот. Мне есть за кого бороться и кого защищать. А значит, смогу свернуть горы.