Звёздный. Альтернативная история и приключения

Илья Тамигин

Далёкая Индия. Туда Павлом I и Наполеоном планируется совместная военная экспедиция. В последний момент поход отменён, но командир полковой разведки есаул Звёздный не знает об этом. Он захватывает Кашмир, где находит уникальное сокровище — алмаз «Ледяной Дракон». Необходимо доставить алмаз в Россию. Местный князёк пытается похитить сокровище, а затем и ограбить есаула. Битвы на мечах, схватки с пиратами, слоны, тигры. Ну, и о любви тоже есть.Читайте, и да возрадуются ваши сердца!

Глава первая

В январе 1801-го года Орлов получил приказ выступать, и Всевеликое Войско Донское пришло в движение. Четыре отряда, общей численностью 22000 выступили на Оренбург. Впереди ехал сам Орлов, негромко ругаясь в усы, и генералы, командиры полков: Платов, Бузин, Денисов и Боков. Подготовка похода была плохая: недостаточно было провианта и фуража. Погода держалась мерзопакостная — то метель, то оттепель. Кони по самые бабки вязли в грязи, не говоря об обозах, поэтому движение шло медленно.

Есаул Звёздный, начальник полковой разведки, покачивался в седле и дремал. В лёгком своём сне он заново переживал прощание с дочкой, пятилетней Алёнкой. Она осталась в Подольске с бабушкой Марией, матерью есаула. При расставании Алёнка серьёзно поцеловала и перекрестила отца и сказала так:

— Да минует вас всякое лихо, папенька. Возвращайтесь, я вас ждать буду. А вот этого возьмите с собой! Будет вам оберег.

И протянула огненно-рыжего котика-подростка Шуршика.

Сейчас кот сидел за пазухой у хозяина и тоже дремал. Проблем у есаула с ним не было. Пищу себе хищник добывал сам, ночью ввинчивался Михаилу под бок и мурлыкал, а с началом движения ловко запрыгивал на круп коня, где обычно и ехал, лишь иногда перебираясь за пазуху погреться.

Близился конец февраля. Конница приближалась к Саратову. На ночь остановились в каком-то селе, где есаула нашёл генеральский вестовой.

— Ваше благородие, вам приказано к генералу!

Приказ начальника — закон для подчинённых! Слезши с коня, Звёздный строго приказал Шуршику:

— Охраняй!

Кот понятливо мяукнул.

Перешагнув порог избы, в которой разместился генерал Платов, есаул и не подозревал, что его судьба отныне изменится немыслимым образом.

— Есаул Звёздный по вашему приказанию прибыл!

Матвей Иванович кивнул:

— Вольно. Садись, Михаил Романыч.

Тот сел на табуретку, привычно придержав шашку, чтоб не путалась в ногах.

— Значит, так, — деловито начал Платов, — Слушай боевую задачу. Не мешкая ни часу, берешь свою разведку, обе сотни, и идёшь прямо на Хиву, нас не дожидаясь. Весна нынче ранняя, лёд только что сошёл, поэтому, чтоб быстрее двигаться, по Волге сплавишься до Астрахани, Каспий переплывёшь в Астрабад, а там напрямки, через степь. В Хиве иди к хану и требуй освободить русских полоняников. Вот Государев рескрипт, вручишь ему, — генерал протянул засургученный пакет.

— Держись нагло, спесиво. Дескать, основные силы грядут в скорости и, ежели хан не подчинится, то мало ему не покажется. Так-то у нас с Хорезмом мир, но хан намёк понять должон. Затем, подходящих проводников сыскавши, иди на Герат. Там уже могут быть англичане. Действуй по обстановке. Разрешаю врать, что ты только разведку делаешь. Впрочем, это и не враньё, а святая правда! Да они, англичане, и не будут докапываться. Мало ли, зачем русские казаки объявились. Маршрут зарисуй на карту, отошли мне, а то мои карты только до Хивы. Всё ли понял правильно, запомнил ли хорошо?

— Так точно, Ваше Высокопревосходительство! Запомнил! Разрешите вопрос?

— Спрашивай.

— После Герата куда… или вас дожидаться?

Генерал встал и прошёлся по избе, заложив руки за спину, ибо был в затруднении. Конечная цель похода войскам ещё не была объявлена…

«Придётся сказать! Не топтаться же разведке в Герате»

Он посмотрел на есаула в упор:

— После Герата пойдёшь на Кандагар. А потом — в Кашмир. Город Сринагар… ежели получится.

Платов сел к столу и быстро написал что-то на листе из бювара. Посыпал песочком, поставил личную печать. Сложил, запечатал четырьмя сургучными печатями.

— Вот приказ. Вскроешь, когда достигнешь Сринагара.

У скромного есаула Звёздного аж дух захватило!

«Вот оно что! Индия! Мы идём на Индию, чтобы… Чтобы что? А! Не моего ума дело. Однако раз государь приказал — дойдём и до Индии! Порвём англичан!»

Вернувшись к себе, принялся распоряжаться. Дневной переход уже закончился, но приказ был: «не мешкая ни часу!». Две сотни разведчиков, недовольно ворча, построились.

— Слушай мою команду! — протяжно проорал есаул, — Напра-во! Рысью… марш!

Его целью была Волга, вернее, большая деревня Гурьево в двухстах верстах ниже Саратова. Там был затон, в котором зимовало множество судов, а значит, можно будет разжиться плавсредствами.

В деревню пришли уже ночью, кое-как разместились на постой. Домов было мало, пришлось набиваться по восемь-десять человек в избу. Звёздный со своим помощником, хорунжим Рыковым, ночевали вдвоём, если не считать старика хозяина со старухой.

— Что за спешка, Михаил Романыч? — сонным уже голосом поинтересовался Рыков, — Давеча не сказали.

— Ага, некогда было. А приказано нам срочно идти на Хиву, а оттуда на Кандагар, который в Афганистане, — подавив зевок, ответил командир.

— Ого!!!

— Государева воля.

Более из темноты не донеслось ни звука — хорунжий уже спал. Шутка сказать, пятьдесят вёрст по распутице проскакать, а потом ещё пятнадцать!

Михаил повернулся на бок. На лавку он для мягкости постелил бурку. Сон начал нежными пальцами поглаживать веки, когда на лавку вскочил Шуршик, от которого отчётливо пахло свежесъеденной мышкой. Он пощекотал усами щёку хозяина, мурлыкнул, и тот обнял его.

Опишем нашего героя, пока он спит. Ну, чтоб времени не терять зря.

Итак: рост выше среднего, телосложение плотное. Волосы тёмные, волнистые. Лицо овальное, густые брови, глаза зеленовато-карие. Нос крупный, с небольшой горбинкой. Усы густые, длинные, с закручивающимися кончиками. Рот широкий. Подбородок квадратный. На правой щеке сабельный шрам. Вдовец. Двадцать восемь лет от роду, на службе уже одиннадцать. Командиром разведчиков назначен за феноменальную память, позволяющую нарисовать план любой местности или вражеских позиций с большой точностью. Два Георгиевских Креста, вручённых самим Суворовым. Один из лучших стрелков в полку: на пари сбивал из ружья летящую ворону. Из пистолета — прямо, как у Пушкина: в туз в пяти саженях попадал. И саблей Михаил Звёздный владел превосходно, хотя и сокрушался, что в технике рубки лозы слаб. Но если на стол ставили три свечи, то он, с завязанными глазами, гасил их взмахом шашки, не повредив. Короче говоря, отменный воин и командир.

Наступило утро. После завтрака отряд двинулся к затону. Там, после недолгих препирательств с охраной в лице двух сторожей, реквизировали десять расшив.

— Да, как же так-то, Ваше Благородие, — канючили сторожа, — С нас же головы поснимают за расшивы-то!

— Вот вам расписка на каждую. Предъявят их владельцы войсковому казначею, он оплатит стоимость сполна. Не просто же так берём лодки, а для государева дела! — объяснил Михаил.

Сторожа покорились: всё равно военные по-своему сделают!

Судёнышки были примерно одинаковые, поэтому на каждое поместилось по двадцать казаков с лошадьми. Немного тесновато и неудобно, но бывало и хуже. Людей, способных управляться с парусами и рулём, нашлось в изобилии, так что Михаилу пришлось нанимать только лоцмана. Лоцман, пожилой сорокалетний мужик Агафон, потребовал пять алтын в день и харчи. А ещё полштофа водки ежедневно. От сырости. На взгляд Михаила, цена была высоковата, но Агафон мотивировал её своим «аграмадным опытом».

— Двадцать годков по Волге-матушке суда провожу, и ни разу никаких происшествиев не было: на мель, там, сесть, али утонутий. Хошь кого спросите, Ваше Благородие!

Лоцман был нанят.

К полудню закончили погрузку провианта и фуража, завели в трюмы коней. Шуршик отнёсся к путешествию по реке скептически: он не любил воду. Но, пошныряв по трюму, убедился, что поохотиться можно от души: крыс было изрядное количество.

«Ну и ладно! По воде, так по воде» — подумал он, — «А чтобы не скучать, буду сидеть где-нибудь на носу и пейзажами любоваться!»

Караван отчалил и двинулся вниз по течению.

— Не извольте беспокоиться, Ваше Благородие, — обещал Агафон, — Нынче вода высокая, паводок. Никаких, значит, мелей и перекатов.

— За сколько дойдём, как думаешь? — поинтересовался Михаил.

— Недели за две, не то за восемнадцать дён. Вам же коней пасти, да харчи закупать, да в баню сходить. Вот, кабы наспех, за десять дён долетели бы!

Михаил рассудил, что Агафон прав. В самом деле: и в баню надо, и коней на травку выпустить, чтоб не захворали, и казакам ноги размять.

Шуршик, сидящий у хозяина на плече, тоже одобрил идею увольнения на берег. У него наступила половая зрелость. Надо же её реализовать!

Плыли до самого вечера и уже в сумерках причалили в селе Загребино. На пристани их встретил встревоженный староста. Ему объяснили, что долее, чем на ночь, войско не задержится. И, вообще, так кушать хочется, что переночевать негде. Староста покорился неизбежному, хотя бесплатно кормить две сотни прожорливых казаков был не обязан. Ночлег — другое дело, то повинность обычная.

Коноводы погнали коней на пастбище, остальные, крепко потеснив аборигенов, устроились в домах, сараях и на сеновалах. Наварили кулеша из материала хозяев, выпили по чарочке водочки (своей).

Март — ключевой месяц в кошачьем календаре! Шуршик без труда почуял, где находится кошка, которая не прочь: за ближайшим амбаром! При виде красавца Шуршика она так и обомлела. Кошечка оказалась очень приятная, полосатенькая такая, гладкошёрстная. Есть почин! Вернулся в избу, где спал хозяин, только под утро.

«Ничего, днём на корабле отосплюсь!»

На следующее утро продолжили путь. Есаул взошёл на борт последним. Нет, последним был Шуршик, сразу шмыгнувший в канатный ящик отсыпаться.

— Никто не отстал? — спросил Михаил урядника Сурова.

— Никак нет, Ваше Благородие, все люди в наличии!

— Кони?

— Все кони здоровы!

Так плыли несколько дней, пока не приплыли в Царицын. Там было решено сделать днёвку: люди нуждались в бане. Ну, и постираться тоже.

С ночлегом было лучше, чем в сёлах и деревнях, просторнее — город-то большой. Но с бесплатными харчами не прокатило, пришлось покупать. Впрочем, сей расход был предусмотрен. Кашевары расстарались: наварили и щей, и хлеба напекли, и мяса раздобыли — солёных сусликов да уток на базаре накупили. Они были, во-первых, дешёвые, а во-вторых — ни свинины, ни говядины в продаже почти не было. Кто же весной свиней режет, али, там бычков? Тем более что Великий Пост на носу. Михаил с Рыковым собрались столоваться в трактире. Была в городе и ресторация, но офицеры решили быть скромнее. И трактир хорош! Но, не успели они сойти на берег, как уже ожидавший на пристани урядник с поклоном вручил письмо.

— От Их Благородия секунд-майора Обольянинова вам, господин есаул, письмо.

Это было приглашение на обед.

— Передай их благородию, что я и мой заместитель придём!

Экипаж, любезно присланный комендантом, доставил офицеров в резиденцию — скромный двухэтажный особняк в пять окон по этажу. На обеде, кроме Обольянинова, присутствовал также городской голова, помещик Гориславский.

После обязательного первого тоста за государя и второго — за армию, Обольянинов осторожно поинтересовался:

— Нам известно, что Войско Донское выступило в поход. Следует ли нам ожидать его прибытия сюда, в Царицын?

Звёздный, знавший, что войска форсируют Волгу под Саратовом и оттуда пойдут на Оренбург, ответил:

— Нет.

Других попыток выведать военную тайну не было.

Город бурлил слухами. С какой бы стати такое войско на Низ плывёт со всей прыткостью?

— Война, братцы, — толковали в кабаках горожане, — Персидского Шаха казачки воевать идут.

— Да, как бы маловато их для такого сурьёзного дела?

— Э, не скажи! Это ж казаки! Пластуны скрытно подберутся, Шаха в полон возьмут, да и поднимут над дворцом государев штандарт! А Шах декрет издаст, что отныне Персия российская губерния.

— Однако сумлеваюсь я…

Самые хитрые пытались расспрашивать казаков, но те военную тайну не выдавали, ибо цель похода им самим была неизвестна.

— До Астрахани сплывём, а там видно будет… — уклончиво отвечали они, тем самым ещё более укрепляя в мужиках убеждение насчёт далёкой Персии, готовой вот-вот стать российской.

— А оно ж хорошо и нам, и персам! Беспошлинно торговать можно будет! Так-то сколь, взять хоть за рыбу, они пошлину драли? А теперь — шалишь! И рыбу, и ворвань, и пеньку таперича свободно туды повезём! А они к нам с коврами, с шелками!

— Ой, нахрен тебе шёлк, Мирон?

— На хрен мне не надоть. Бабе моей платок подарю!

Отдохнув, попарившись в бане и отъевшись, разведчики двинулись дальше. Погода стояла прекрасная: ветра хватало надувать паруса, светило солнышко. Казаки, ощетинив борта расшив удочками, ловили рыбу. Мелочь, вроде плотвиц и пескарей, они отдавали Шуршику. Тот благосклонно принимал сии подношения.

«Вот, здорово! И охотиться не надо, люди сами еду приносят. Костлявая, правда, рыбёшка…»

Однажды ловцам удалось поймать осетра! Так, небольшого, пуда на полтора. Едва они с гоготом втащили его на палубу, как Шуршик бомбой выскочил из своего канатного ящика и, урча от восторга, вцепился в рыбину всеми когтями.

— Во! Всё сожрёт, нам не оставит! — хохотали рыболовы, — Эй, рыжий! Отдай осетра!

Но кот грозно шипел и замахивался лапой.

«Не отдам, не надейтесь! Всех порву!»

Шуршик сдался, только когда Михаил лично оторвал его от речного чудовища. Хозяина кусать и рвать когтями нельзя! Казаки же, впечатлённые свирепостью и мужеством кота, отдали ему плавники, голову и вязигу.

— Завтрева в Астрахань приходим, Ваше Благородие, — сообщил Агафон 20-го марта, — Магарыч бы с вас!

— Добро!

На следующий день, в полдень, из-за излучины реки показался город, сверкающий куполами храмов на весеннем солнце. Кое-где торчали свечками минареты мечетей. Казаки дружно крестились и шептали молитвы.

Время было аккурат обеденное, когда, наконец, причалили. Михаил вызвал казначея — старшего урядника Жомова.

— Так, Евграф Васильич. Рассчитай лоцмана незамедлительно и магарыч ему поставь, а завтра с утреца найди покупателей на расшивы. Сильно не дорожись. За сколько уйдут — за столько и ладно.

— Так точно, Ваше Благородие! — пуча глаза от усердия, козырнул тот, чуя неплохую наживу.

Десять расшив, хотя и не новых, худо-бедно по шестидесяти целковых, а то и по семидесяти за штуку уйдут. А расписки он представит по сорока — сорока пяти!

Офицеры, отдав необходимые распоряжения, пешочком направились в гостиницу под гордым названием «Метрополь». При ней имелась и ресторация, а как же! Был первый день Масленицы, поэтому стеснять себя в трапезе не стали. Подскочивший лакей в угодливом полупоклоне ждал, что соизволят заказать их благородия.

— Значит, так, — задумчиво начал Михаил, — Мне малороссийского борща с пампушками… Хорош ли?

— Лучше в самой Полтаве не готовят! — гордо ответил лакей.

— Ага… Блинов с икоркой свежепросольной, селёдочки. На горячее пожарских котлет. Ну, и водочки полштофа. Всё, пожалуй.

— Мне то же самое, только котлеты по-киевски, — лаконично выразился Рыков, — И без водки.

— Будет в лучшем виде! — заверил лакей, — На сладкое что желаете?

— А что есть?

— Торт кремовый с вишнёвым вареньем в нутре, мороженое с ягодами засахарёнными, аглицкий сливовый пудинг, а нему битые сливки.

— Ого! — восхитился Михаил, — Хочу пудинг! А вы что возьмёте, Евгений Викторович?

— Я, пожалуй, мороженое.

Лакей исчез, чтобы вернуться через минуту с графином водки, блинами, икрой и селёдкой.

Служивые чокнулись:

— За государя!

И принялись закусывать. Блины были хороши! С икоркой они прямо таяли во рту. Каспийская селёдочка тоже ласкала пищеварительные органы. Вскоре принесли борщ. После многодневной сухомятки… ну, не то, чтобы совсем сухомятки, скажем, походно-полевых харчей, это, вообще, была пища богов! Борщ, жалобно попискивая, моментально исчез в желудках страждущих.

— У нас в имении кухарка Агриппина борщ варит отличный. Думал, вкуснее уж не попробую. Ан, нет! Этот лучше! — сыто цыкая зубом, поведал Евгений.

Михаил хихикнул и приготовился к продолжению праздника живота. Котлеты привели обоих в восторг. Десерт — тем более. Расплачиваясь, Михаил дал лакею на чай целый рубль. Евгений — тоже.

— Премного благодарны, Ваши Благородия! — поклонился тот.

— Передай, любезный, повару, что мы его тоже отблагодарить хотим.

— Сию минуту-с!

Повар оказался немолодым калмыком в чистейшем накрахмаленном колпаке.

— Спасибо, братец, уважил. Давно так вкусно не ел! — похвалил стряпню Михаил и вложил ему в руку трёшку.

— Благодарствуйте, барин, — прижал руку к сердцу повар.

— А скажи-ка, где ты своему искусству учился?

— Мы с барином моим, Викентием Сергеевичем, много в Польше жили и на Украине. Так он самолучших поваров нанимал, а я у них учился. Пока науку превзошёл, всё, что в кухне есть, на своей спине да башке испробовал: и скалку, и сковородку, и трубу самоварную. Кроме печки, да! Потом восемь лет сам кухарничал. А когда Викентия Сергеевича Господь к себе призвал, то по завещанию ихнему мне вольная вышла. Вот, вернулся в родные края. Шесть лет уж здесь служу.

— Крещёный? — спросил Евгений.

— Ну, а как же! Еремей в святом крещении.

— Тогда дай тебе Бог, Еремеюшка!

Заселившись в гостиничный нумер, Михаил прикинул, что отдохнёт пару часиков (надо же переварить хорошенько отличный обед!), а потом займётся делами. Не успел он снять сапоги и улечься на кровати, как из коридора послышались вопли боли, мяв с подвыванием и запредельные ругательства вперемешку с богохульствами. Пришлось встать и выглянуть. В коридоре коридорный (пардон за тавтологию, Читатель!), щуплый малый лет двадцати, пытался оторвать от собственной ляжки Шуршика. Руки его были в крови.

— Отставить! — рявкнул есаул, — Шуршик! Ко мне!

Неохотно отпустив врага, кот шмыгнул в приоткрытую дверь.

— Я, Ваше Благородие, его, значит, шуганул, потому, как не положено котам в нумерах существовать, а энтот хищник мне мало ногу не отгрыз, да руки порвал когтищами! — жаловался коридорный, облизывая расцарапанные пальцы.

— Не положено, говоришь? А я, вот, положил! Мой это зверь, и при мне состоит, — строго объяснил Михаил, — Вот тебе, любезный, на поправку здоровья.

Серебряный целковый сразу успокоил пострадавшего.

— А я чо… Я — ничо! Жаль, что сразу не предуведомили, что энтот красавец ваш, я б его и не тронул… Дозвольте, я ему молочка налью?

Расхохотавшись, Михаил дал мужику ещё полтину:

— Тащи молоко!

И была принесена миска, в которой плескался целый штоф (1,23 л) молока. Шуршик лакал деликатес, пока не устал, а пузо не раздулось, как барабан. Затем принялся колбаситься на полу, ловить собственный хвост и делать вид, что охотится на привидение. Хозяин лениво взирал на него из-под полуопущенных век. Михаилу было хорошо! На перине — это вам не на лавке! Вскоре он задремал.

Разбудил его старший урядник Егоров.

— Беда, Ваше Благородие!

Есаул одним прыжком вскочил в сапоги. Шуршик ощетинился и зашипел.

— Что?! Говори толком!

— Государь наш, Павел Петрович, почили в Бозе, — вытер слезу Егоров.

— Как?! Когда?! Почему?!

— Сейчас как раз манифест нового Государя, Александра Павловича, на площади кричали. Двенадцатого марта приказали долго жить Павел Петрович. От удара они скончамшись…

Приведя в порядок мундир, есаул вышел из гостиницы на Соборную площадь.

— Через полчаса — общее построение, — скомандовал он уряднику, — Здесь.

— Есть!

Пока старшины сгоняли казаков на построение, выковыривая их из кабаков, Михаил ознакомился с рукописной копией манифеста, вывешенной на стене собора:

«Манифест от 12 марта 1801 г.

О кончине Императора Павла I и о вступлении на Престол Императора Александра I.

Объявляем всем верным подданным Нашим. Судьбам Вышнего угодно было прекратить жизнь любезного родителя нашего Государя Императора Павла Петровича, скончавшегося скоропостижно апоплексическим ударом в ночь с 11 на 12 число сего месяца. Мы, восприемля наследственно Императорский Всероссийский Престол, восприемлем купно и обязанность управлять Богом Нам врученный народ по законам и по сердцу в Бозе почивающей Августейшей Бабки Нашей, Государыни Императрицы Екатерины Великой, коея память Нам и всему Отечеству вечно пребудет любезна, да по Её премудрым наставлениям шествуя, достигнем вознести Россию на верх славы и доставить ненарушимое блаженство всем верным подданным нашим, которых через сие призываем запечатлеть верность их к Нам присягой перед лицом Всевидящего Бога, прося Его, да подаст нам силы к снесению бремени ныне на Нас лежащего»

Ниже было написано:

«С приложением Клятвенного Обещания»

Но текста не было.

«Не успели, наверное, переписать!» — сообразил Михаил, — «И то, ведь много же экземпляров потребно!»

Тем временем казаки построились. Лица у всех были тревожные, озабоченные.

— Р-равняйсь! Смирно! — подал команду Рыков.

Михаил, откашлявшись, зачитал манифест. Все серьёзно внимали, понимая важность происходящего.

— Завтра принесём присягу новому Государю, — закончил наш есаул, и скомандовал:

— Вольно! Разойдись!

К нему подошёл Рыков.

— Как же мы теперь, Михаил Романович?

Не задумываясь, Звёздный ответил:

— Будем выполнять приказ.

— Так, отменят, поди, поход?

— Ежели отменят, тогда вернёмся. А до тех пор…

На плечо вскочил Шуршик и сочувственно мурлыкнул в ухо.