День Благодарения

Илья Горячев (2023)

«Новая нормальность» перемолола коллективный Запад без российских ракет: неспособный противостоять «беженцам» со всех концов густонаселенной планеты, зачищенный «золотой миллиард» пресмыкается на помойках, обеспечивая процветание бездельного бантустана, заполонившего Европу и Северную Америку. Рушатся некогда могучие Штаты: циники в Вашингтоне обсуждают вопрос о предоставлении избирательных прав домашним животным посредством внедренных коммуникаторов, позволяющих тем «голосовать»… Оставшиеся немногочисленные «стопроцентные» американцы собирают последние силы в подконтрольных им частях страны, чтобы предотвратить общенациональный крах. Прочитав этот увлекательный роман, читатель обретет понимание сложности современного бытия, в котором возрождённая Россия вступила в последний бой за жизнь на этой крошечной Земле.

Глава 4

Народ против Джонатана Бёрнса

Джонатан Бёрнс раскраснелся. Он допивал уже третью пинту доброго домашнего портера, который варили в баре «Трилистник» по старому рецепту. Бухнув пустую кружку об стойку, он обтёр губы от пены, повернулся к своему молодому соседу Эрлу Флёркину и продолжил:

— Я помню, как много лет назад, ты тогда даже ещё не родился, эти настырно мусолили в газетах отмену второй поправки. Слышал про неё вообще, а, парень? — изрядно набравшийся Эрл медленно кивнул, не отрывая взгляда от стакана с плескавшимся на дне дрянным виски, — ох и хорохорились наши, — продолжил фермер, — особенно самые красношеие — «им не забрать моё оружие!» Но в итоге спустя десять лет в окрестностях не осталось ни одной даже самой захудалой винтовки… Да что уж там, и револьвера-то поди не сыскать!

Рядом кто-то кашлянул. Мистер Бёрнс обернулся, за его плечом стоял Уильям Костиган, чья ферма была милях в десяти на восток, если ехать напрямик по старой просёлочной дороге. Лет тридцать назад он даже один срок был шерифом округа, но потом отказался вновь баллотироваться, сказав, что слишком уж много ответственности и нервотрёпки, потому супруга упросила его передать значок самому толковому из помощников. Он редко появлялся в баре, но сегодня стоял перед Джонатаном Бёрнсом собственной персоной со стаканом местного молодого вина в руке.

— Что, Костиган, пьешь кровь мёртвого винограда?

Тот слабо улыбнулся и тихо ответил:

— Ещё год назад я посмеялся бы вместе с тобой, Джонатан, но сегодня скажу — будь аккуратнее, приятель, может быть, даже где-то стоит побыть параноиком. В нынешние времена ни одна предосторожность не будет лишней… Кстати, пойдём-ка присядем вон за тот столик, в углу. Там спокойно и потолкуем.

Мужчины переместились за стол в дальнем углу заведения, наискосок от входа и, устроившись поудобнее, Костиган продолжил:

— Наступают те времена, когда опасными становятся уже не поступки, а образ мыслей. И если ты хочешь дожить до просвета, ты должен скрывать свои настроения, мимикрировать под тех, кого ты зовёшь «эти», чтобы в нужный момент нанести им удар в спину. И тогда мы с тобой сможем, как в былые деньки, публично в центре города съесть по хорошему бифштексу с кровью, — Бёрнс закатил глаза и одобрительно закряхтел. — Да дело совсем не в мясе и всём остальном, Джонатан, это лишь внешние атрибуты. Важна прошивка человека. Мы один вид, они совершенно другой. Они хотят уничтожить нас, стереть, вымарать полностью, ну а нам, чтобы выжить, нужно вырвать клыки у них.

Костиган глотнул вина из своего стакана и принялся изучать немногочисленных — и десятка не наберётся — посетителей паба, большинство из которых было завсегдатаями.

— Я слышал, в анклавах всё по-другому. Там нет банд наглых мазафак, а их полиция до сих пор не сдала летальное оружие и просто не пускает федералов на свою территорию… Э-эх… — Мистер Бёрнс тяжело вздохнул.

— Федералы слишком слабы и им проще закрыть глаза. Пока анклавы молчат о своей жизни публично, умники из DC^[12] делают вид, что там живут по тем же правилам, что и остальные. Но нам здесь нужно быть аккуратнее. Мой кузен из Нью-Йорка занимался книгами. В прошлом году его отправили на перевоспитание, крутить педали в коворкинг. Нашли бдительные граждане в его лавке книгу Айн Рэнд, причём под прилавком. Сразу же сообщили, куда следует… Теперь три года ему консервами из водорослей давиться… Да уж…

— Помню, в молодости были мы всем не довольны, а теперь только горюем — вернуть бы былые деньки. И этих наших чопорных задавак с университетским образованием, что постоянно крутились в телевизоре и кичились своим выговором.. — Бёрнс сделал солидный глоток.

— Они-то во всём и виноваты, — Костиган сжал кулаки так, что костяшки побелели, — сперва акт о гражданских правах^[13]. На следующий год поправки Харта-Селлера^[14], и все наши не успели даже понять, как сами оказались на положении индейцев, к тому же без резервации.

— И теперь на въезде в Вашингтон написано Мартинлю-теркингбург… Тьфу, даже произносить это противно, что за дикая нелепица! — Мистер Бёрнс сплюнул прямо на пол, но, тут же устыдившись своего поступка, постарался размазать плевок подошвой ботинка. — Всё же хорошо было бы вернуть наших старых, которых не так поносили…

Вряд ли пожилой фермер смог бы объяснить свои ощущения словами, он просто так чувствовал, и всё тут, но старый товарищ хорошо понимал его, Костиган и сам это подспудно сознавал вот уже много лет. С тех пор, как положил звезду шерифа и отступил, сложил с себя ответственность и позволил наглым напористым чужакам верховодить в их округе и наводить тут свои порядки. «Вся страна сложена из таких округов, Билл», — любил он повторять сам себе в те минуты, когда чувство вины начинало вновь заедать его. Оглянувшись на дверь и чуть пригнувшись к столу, мистер Костиган едва ли не шёпотом сказал:

— Те, кого ты называешь старыми, держались на общности интересов, на том, что мы, все мы, делаем вместе общее дело, зарабатываем, приумножая тем самым общее благо и это правильная жизнь, угодная нашему Господу. Священное писание и Адам Смит. Это был фундамент. Дельные люди, бизнесмены как опора общества. А эти новые поднялись на жажде толпы, черни к бунту, на отрицании всего прежнего миропорядка, и их сегодняшнее господство основывается только на нашем страхе и их постоянной угрозе. Эти импульсы на животном уровне они распространяют во все стороны. Снова в ходу все бредовые теории о равенстве, словечки типа эксплуататор, капиталист, только теперь они максимально упрощены до уровня восприятия цветных уличных банд. Господа они отменили, заменив какими-то гнусными ритуалами — этими своими радениями, но на самом деле они отменили веру в бессмертие. Образовавшийся вакуум заполняют всякая психотропная дрянь, ну и старый добрый алкоголь для таких динозавров, как мы с тобой, — он допил вино одним глотком, — а жить просто так, без цели и перспектив, во второй половине жизни на сухую мало у кого получалось.

— Ты всегда был умником, Костиган… Мне нравится тебя слушать, потому что ты всё очень понятно объясняешь, и в голове всё сразу укладывается по полочкам. Скажу честно, думаю, что ты в дюжину раз лучше меня понимаешь то, что происходит вокруг, но скажи мне одну вещь — тебе не надоело шептать правду по углам, постоянно озираясь? — Бёрнс вопросительно поднял глаза на старого знакомца, который в этот момент неуловимо изменился в лице и чуть подался назад.

— Да, дружище, ты абсолютно прав, — голос Костигана был неестественно натянутым и на пару тонов выше, чем нужно, — клюква из Висконсина нашей и в подмётки не годится!

— Что за чушь ты… — Брови старого фермера взлетели вверх, но договорить он не успел, ему на плечо легла чья-то лапища с обгрызенными ногтями, а на ухо заорали дурным голосом:

— Гражданин Бёрнс, именем народа вы задержаны!

— Лежать, старый крекер!^[15] — Раздалось с другой стороны, стул из-под него был выбит резким ударом ноги, а сам мистер Бёрнс распластался на полу.

Троица в кожаных куртках скрутила напропалую ругавшегося фермера и вытащила его на улицу, одновременно порыкивая на ошеломлённых немногочисленных завсегдатаев.

Костиган просидел ещё минут двадцать, не шелохнувшись. Бармен принёс ему двойную порцию своего лучшего виски.

— От заведения, — сказал он, но «Старый Уилл», как его за глаза называли, даже не притронулся к стакану. Его словно столбняк разбил, а в ушах звучали последние слова товарища, а ещё не отпускал обжигающий взгляд, который тот успел бросить от дверей, на секунду вывернувшись из захвата этих громил с чернющими пустыми глазами… Костиган даже не смог бы сказать, кем они были по происхождению, запомнил только их ничего не выражающие зрачки и огонь, которым прожёг его Бёрнс.

— А я даже не попытался что-нибудь сделать, даже не набрался смелости встать, — прошептал он едва слышно. После чего достал бумажник, придавил двадцатку стаканом, резкими шагами пересёк зал и вышел на улицу, ни с кем не попрощавшись.

Примечания

12

DC (District of Columbia) — федеральный округ Колумбия.

13

Акт 1964 года — закон о гражданских правах, направленный против рассовой сегрегации. Президенту Линдону Джонсону удалось убедить многих членов Конгресса поддержать этот законопроект. Согласно Акту 1964 года все люди независимо от цвета кожи имеют равные права при обслуживании в общественных местах, а также при приёме на работу. Принятие этого закона вызвало волну недовольства со стороны белых, особенно на юге США.

14

Поправки 1965 года в Закон об иммиграции, которые отменили национально-ориентированную иммиграционную политику.

15

Craker (англ.) — носит пренебрежительный оттенок; белый американец, живущий в бедности и невежестве (особенно в сельских районах на юге США).