Заболо

Илья Богуславский

Рассказы о деревенском детстве столичного мальчика, собранные в один сборник. «Заболо» – сокращение от «Заболотное» – деревни в Калужской области. Время действия – 70-е годы 20 века. Книга содержит нецензурную брань.

«ОТХОДИЛА»

На камень-ножницы-бумага выпало искать Светке Ларьковой. Светка — девчонка шустрая, ей семь, она на год старше меня. Значит, прятаться нужно хорошо, иначе быстро найдёт, и добежит первой: «туки-туки Илья!», и ты — водишь…

«Один, два, три, четыре, пять….. двадцать пять, я иду искать, кто не спрятался, я не виновата!», кричит Светка. Я вижу возле дома Криворотовых кучу старых дров, разгребаю их, залезаю в созданную мной нишу, а разложенными дровами себя обкладываю, маскирую. Здорово вышло. Теперь, пойди-ка, найди меня! Светка, как назло, направляется в мою сторону. Заметит, выбраться не успею, застукает… А тут ещё мелкая Танька трёхлетняя ошивается. Играть не играет с нами, но всё понимает. Глядит прямо на меня. Я ей из-за дров: «А ну кыш отсюда!». Танька не уходит, да ещё и показывает на меня пальцем. Светка, конечно, всё просекла, и бежит к фонарному столбу, меня застукивать… Я выбираюсь из дров и грожу трёхлетней дуре кулаком. Танька нахально улыбается, щурясь на заходящее солнце. Довольная, понимает, что меня выдала. Вдруг личико её искажается, и Танька как заревёт! На всю деревню! Что такое? На меня обиделась? Смотрю, а у неё с губы оса слетает — укусила!

«Вяяаааааа!», заходится безутешная Танька. Я к ней подхожу, сажусь на корточки, беру за плечи, жалею.

«Очень больно?», спрашиваю.

«Вяяаааааааа-а-а-а!», орёт Танька ещё громче.

Прибегает её бабка, тоже Таня. Та самая, чей петух меня клюнул три года назад.

«Танечка, скажи, кто тебя обидел?», спрашивает старуха.

Я молчу, мне интересно, как Танька бабке своей объяснять будет. А она возьми, да покажи пальцем на меня: «Июська!»

«Илюшка? Вот поганец!», бабка, не церемонясь, берёт кусок полена подлиннее из кучи дров, и — хрясь мне по спине! Я даже моргнуть не успел…

«Ты чего? Я не трогал её!», мне, конечно, больно, но больше — обидно. Для меня игра в прятки закончена. Я иду домой, потирая сильно ушибленный позвоночник. Бабка Таня ещё раз норовила мне врезать, но я вовремя увернулся.

«Что с тобой?», спрашивает моя обширная баба Лена, встречая меня и глядя из-под своей ладони против солнца.

«Бабка Таня меня поленом отходила, вот что!», закричал я.

«Врёшь, небось!»

«Не вру!»

На крик выбежали баба Оля и Иван Козьмич, крестный моего отца.

«Бабка Таня меня — поленом по спине!», снова жалуюсь я и задираю футболку, чтобы все видели.

«Илюшка — парень бравый, любил фасон держать, девчата с Заболотного ходили с ним гулять!», не к месту поёт Козьмич и сам же хихикает над своей дежурной прибауткой.

Вот одна девчонка решительно направляется к нам — это Ленка Михеева. Она тоже в прятки играла, поэтому всё видела.

«Ленка, докажи им, что бабка меня ни за что отходила, я её Таньку не трогал, её оса укусила!», возмущался я.

«Да, правда!», бойко говорит белёсая девочка в платочке — моя ровесница из Малоярославца.

«Тань!», кричит баба Лена своей соседке, которая тоже возвращается, держа внучку на руках. «Ты за что Илюшку-то поленом отходила?»

«Давеча вон дразнили её! Танечка, как они тебя дразнили? Козою ебаною?»

Внучка кивает.

«Вот, я всё знаю!», прокаркала бабка.

«Брешешь, вошь старая!», говорила баба Лена. «Илюшка так не мог ей сказать!»

У маленькой Таньки губа предательски раздулась от укуса.

«Вона — оса её прихватила!», говорит Ленка, мой адвокат.

Тут начался такой переполох и гвалт — сбежались все старухи с деревни — и кто кого переорёт! Разделились на два лагеря — кто-то был за Таньку, кто-то — за меня. Только Козьмич соблюдал своеобразный нейтралитет, подзуживая то одну, то другую сторону. Скандал не утихал часа два. А я вскоре и забыл про полено, спина уже сильно не болела, и мы пошли с Женькой и Серёгой ножечки метать — терзать старую иву возле дома Платоновых…