Бар на окраине

Изабелла Кроткова, 2011

«Бар на окраине» – это чудесный теремок в зимнем лесу и его жуткие смертоносные тайны; замечательный коллектив бара – и подслушанный однажды разговор, леденящий кровь. Обычная работа в ночном заведении – и хождение по лезвию ножа, когда нечаянно оброненное слово или слабый скрип старой лестницы может погубить и оставить в страшном баре навечно. Все лгут, всё обманчиво, и лишь кто-то один говорит правду, но как понять, кто?.. И как найти выход там, где его нет?.. А времени, чтобы отыскать его, всё меньше…Мистический роман "Бар на окраине" был издан в Германии в 2016 году и номинирован издательством на литературную премию "НОС" ("Новая словесность").

Глава десятая

Однако утро вторника началось с телефонного звонка, нарушившего мои планы.

— Аришка, привет, подружка! Не разбудила?

— Нет… — помотала я головой, просовывая трубку поудобнее сквозь россыпь своих длинных густых волос, пытаясь спросонья узнать собеседницу.

— Слушай, я нашла то, что ты просила!

— А что я просила?..

Кто это?..

— Ну, рецепт салата с семгой и маслинами. Помнишь?

А, это же Дашка Басова! Моя студенческая подружка, она была свидетельницей у меня на свадьбе. Когда-то я была замужем, почти целый год. Боже, как это было давно!..

И про салат с маслинами тоже вспомнила. Как-то раз, в период замужества, мы отмечали у Дашки Новый год. Тогда я и спросила рецепт салата. Сколько же лет прошло?..

— Ты не занята сегодня? Мне казалось, у вас в библиотеке выходной… Слушай, приезжай ко мне, сто лет ведь не виделись! И поищи ту выкройку сумки, помнишь? Мне тут как раз подвернулся такой чудесный кусок кожи…

А и впрямь, почему бы не навестить старую приятельницу? Мне сразу пришли на память все наши отчаянные проделки в студенческие годы. Да, были времена!..

— Хорошо, — согласилась я, — жди, скоро буду.

Дашка Басова, в девичестве Пискунова, жила в собственном двухэтажном доме, доставшемся ей от мужа, внезапно пропавшего года два назад и через некоторое время всплывшего где-то на другом конце Земли. Он исчез безо всяких объяснений, а потом, когда Дашка уже отчаялась где-либо его обнаружить, неожиданно позвонил и оповестил о том, что обрел в жизни новый смысл и понял, что для постижения своей миссии на земле ему необходимо отречься от всего, что было раньше. Беседа была недолгой, Дашка ничего не поняла, за исключением того, что муж больше не вернется. Сначала ей было тяжело привыкать к новым жизненным условиям — муж занимался фармацевтическим бизнесом, и Дашка нигде не работала и практически ничего не умела. Ненадолго впав в панику, она, однако, не отчаялась, а вскоре открыла в себе талант швеи, окончила курсы и стала шить на дому и попутно сдавать нижний этаж огромного дома. Потихоньку жизнь начала налаживаться, и сейчас у нее своя сложившаяся клиентура, люди обеспеченные, и, в общем-то, даже хорошо, что все так случилось. Видимо, правду говорят — что Бог ни делает, все к лучшему.

Все это подружка рассказала, когда мы сидели за столом в большой светлой кухне, где Дашка только что закончила ремонт.

— А жильцы у тебя сейчас есть? — поинтересовалась я, оглядывая помещение и вспоминая, как за этим же столом мы встречали как раз тот самый Новый год, в котором мой муж счел, что я никудышная жена и вернулся из квартиры моей бабушки в родительские пенаты, а ее — обрел пресловутый новый смысл жизни и укатил бог весть куда.

— Есть один, — зевнув, протянула Дашка, — Аркадий. Он немного со странностями, но мне это не мешает. Главное, платит вовремя и с глупостями не лезет. Он уединение любит, ему нравится у меня. А что, тут тихо, спокойно. У каждого своя половина. Сюда он редко поднимается, только в определенный час, чтобы выпить козьего молока — ему для легких полезно.

— А какие странности у него? — спросила я, просто чтобы поддержать разговор. Дашка вдруг понизила голос почти до шепота и приблизила ко мне лицо:

— Мне кажется, он немножко ясновидящий.

— Как это? — удивилась я.

— Понимаешь, — зашептала подружка, — он математик, и дни и ночи напролет решает какие-то замысловатые формулы. Но ровно в час дня он отрывается от науки, выползает из своей норы и пьет козье молоко. Ему доктор прописал.

— Ну, и?..

— И вот в ту минуту, когда он его пьет — буквально секунды, мгновения — его иногда посещают озарения. Понимаешь?

— Нет пока, — призналась я.

— Главное, в остальное время он совершенно нормальный — если, конечно, не считать того, что помешан на математике. Он может и посмеяться, и поговорить о чем-нибудь — о политике там, или просто о жизни. Но в тот момент, когда пьет молоко…

Я внезапно пожалела, что приехала к Дашке. Я-то думала, что мы, как встарь, поговорим по душам, перемоем кости исчезнувшим мужьям, посплетничаем, возможно, я узнаю какие-нибудь новости о бывших однокурсниках, а тут… Дашка живет уже совсем иной жизнью, она и сама стала другой. Мне даже показалось странным, что когда-то мы были самыми близкими подругами. И сейчас эта бесполезная болтовня начала меня утомлять.

Дашка меж тем продолжала:

— По правде говоря, он живет у меня почти три года, а озарения эти случались всего пару раз — и как раз, когда он пил молоко. Пришла ко мне как-то Зинка Смородинова, соседка. А тут Аркаша выходит пить молоко. Поднес стакан к губам и вдруг начал ни с того ни с сего бормотать что-то бессвязное. Я глазами хлопаю, а Зинка вдруг побледнела вся и уставилась на него, как будто черта увидела. Что уж она в этой бессмыслице поняла — не знаю, но ее прямо перекосило всю. Сидит белая как полотно, а до этого хохотала, я унять ее не могла. А он тут закончил пить молоко, опустил стакан на стол и разом перестал бормотать. Зинка — к нему: мол, что ты имел в виду, когда то и то говорил? А он не поймет никак, что ей нужно, твердит — да ничего я не говорил, пил молоко и все!

Дашка шумно выдохнула.

— Так и не добилась она ничего от Аркашки. А мне потом объясняет — думала она об одной проблеме, и эти его слова прямо в точку попали. Да только быстро выпил он этот стакан, не успел ей чего-то главного сообщить. Ходила она после этого к нему регулярно на его молочные пития, да без толку. Так он больше ничего ей и не поведал. Выпьет молоко, и все.

«Совсем у подруги крыша поехала, — с тоской подумала я, выслушав сбивчивый рассказ. — Еще бы, если общается с такими, как этот бормочущий Аркаша и эта чокнутая Зинка, которая регулярно ходила слушать, что он скажет в момент питья козьего молока…»

Дашка, однако, не заметила моей реакции на свое повествование. Помолчав, она медленно добавила:

— Я сначала смеялась над ней, но примерно через полгода история повторилась. Зашел ко мне парень один знакомый. Сидим мы с ним, чай пьем. Тут Аркаша, значит, входит. Налил молока, начал пить. И вдруг голос его меняется, и он начинает что-то монотонно бубнить. Я-то мимо ушей, друг мой поначалу тоже. А потом смотрю, прислушивается он к Аркашке, хмурится. Потом и вовсе чашку опрокинул, кинулся к нему и чуть ли не за грудки — говори, мол, откуда знаешь? И что дальше будет со мной? А тот как раз последний глоток сделал, стакан поставил на стол, и глаза на лоб — чего ты, говорит? Не знаю я ничего…

Дашка внезапно прервала рассказ, встала и достала из стола печенье.

— Ой, прости, Аринка, заболтала я тебя. Подлить еще чайку?

— Да нет, пожалуй, — я потянулась за сигаретой, — мне уже пора. Давай покурим, да я побегу.

Дашка присела рядом.

— Я, вообще-то, бросила. А ты кури, — и она пододвинула ко мне красивую серебряную пепельницу в виде черепахи, — это я для гостей держу. Жилец один из Норвегии привез.

В Дашкином тоне почувствовалось легкое превосходство.

Я стряхнула пепел в нутро черепахи и покосилась на красивые часы в форме корабля, висящие на стене. Без пяти час. В торговый центр я уже не попадаю, по понедельникам он работает только до двух…

— Клиентка подарила, — опять похвасталась подружка, перехватив мой взгляд, — жена директора банка. Я ей платье шила к свадьбе дочери. А ты-то как? — вдруг спохватилась она. — Все там же? В библиотеке?

Мне почему-то не захотелось рассказывать Дашке про день, когда я случайно уехала в незнакомый парк, в котором приняла решение, изменившее всю мою жизнь.

— Угу, — кивнула я, уткнувшись в чашку с жидким чаем.

— А на личном фронте как? — спросила Дашка без особого интереса, и не успела я открыть рот, как она, опять придвинувшись, доверительно сообщила:

— А я сейчас встречаюсь с одним бывшим военным. Он, правда, женат…

Из часов на стене внезапно выскочил кривоногий матрос и весело стукнул шваброй о палубу.

Видимо, таким образом часы пробили час.

— Аркадий! — встрепенулась Дашка, перебив саму себя. — Вот смотри: сейчас он придет пить молоко.

«Ох, грехи наши тяжкие, — опять подумала я, гася окурок в пепельнице, и встала.

Куда девалась та умная, чуткая, смешливая девчонка, с которой мы часами не могли наговориться обо всем на свете, поверяя все свои тайны и делясь последним?..

— Проводи меня, — попросила я Басову-Пискунову, чувствуя какое-то опустошение.

В этот момент дверь отворилась, и на пороге возник мужчина. Я посмотрела на него и забыла, что собиралась уйти. Я вообще обо всем забыла и даже не сразу почувствовала, что Дашка тянет меня за рукав, пытаясь усадить обратно за стол.

Как в замедленной съемке, я опустилась на прежнее место, не отрывая глаз от человека, вошедшего в кухню.

Он был высокого роста, худой, лет около сорока или чуть больше. Смуглое небритое лицо. Спутанные темные волосы, курчавясь, ниспадали на плечи. На нем была синяя клетчатая рубаха, небрежно заштопанная на локте, и облезлые брюки коричневого цвета. В общем, ничего необычного для рассеянного математика, с головой ушедшего в науку. Было бы странно, если бы в кухню вошел благоухающий одеколоном толстощекий улыбчивый мужичок, гладко выбритый, с уложенными гелем волосами и в безупречно отглаженном костюме и представился математиком. Так выглядят какие-нибудь продюсеры или ведущие телевизионного шоу…

А ученые — именно так, как Аркадий.

— Аркадий, — представился человек чуть осипшим голосом.

— Арина, — почему-то очень тихо ответила я и почувствовала, как меня охватывает какая-то странная дрожь.

Дашкин жилец посмотрел на меня, и меня до глубины пронзили его глаза — светлые, глубокие, проницательные. Я утонула в них, будто меня затянуло в омут заброшенное лесное озеро.

Тем временем постоялец подошел к холодильнику и вынул бутылку молока. Я не мигая уставилась ему в спину.

— Как там погодка, Арина? Стоит прогуляться? — спросил Аркадий приветливо, наливая молоко в высокий прозрачный стакан с нарисованной на нем изогнутой лилией.

— Пожалуй, с-стоит, — отчего-то заикнувшись, промямлила я, неотвратимо чувствуя, что сейчас произойдет то, ради чего Бог послал меня сюда.

Дашка встала в дверях, а математик сел напротив и поставил стакан перед собой.

Трясущейся рукой я вынула из пачки сигарету и щелкнула зажигалкой слишком близко к коже, слегка опалив лицо.

— Я тоже много лет курил, — доброжелательно обратился ко мне Аркадий, — а потом пришлось лечиться от последствий этой пагубной привычки. А вы еще молодая, и красавица, как сказано у Некрасова, «миру на диво»; зачем же губить себя? Вот Даша бросила, молодец, проявила характер.

И математик улыбнулся, показав не очень ровные зубы. Улыбка сразу сделала его моложе и проще.

Я потерла обожженное место и, затянувшись, посмотрела на расстегнутый ворот его рубахи, из-под которого лезли темные курчавые волосы.

— Я тоже собираюсь бросить, — неискренне сообщила я, растворяясь в светлом омуте его глаз.

— Потом не пожалеете, — вновь улыбнулся худой мужчина, тряхнув спутанной гривой, и поднес ко рту стакан с молоком.

Сделал один глоток, поставил стакан назад и опять взглянул мне в глаза.

Я глубоко вдохнула, а выдохом поперхнулась, чувствуя, как пересыхает горло, как в самую сильную жару.

На меня смотрел уже совсем другой человек.