Староверов остров

Игорь Козаков, 2023

Двух вырвавшихся из заснеженного февральского Подмосковья приятелей-рыбаков встречает по-весеннему теплая Кубанская сторона, где они неожиданно оказываются на небольшом островке в окружении его по-своему гостеприимных обитателей. Окунувшись в совершенно новую для себя человеческую среду, герои невольно увлекаются ею и ненароком попадают в весьма необычную историю. Любовь и верность, вера и прощение, грех и раскаяние, ложь и предательство. Все эти понятийные пары, как правило, неразлучны. Но разве бывают правила без исключений? Не миновали последние и настоящую историю.

Глава V

— Ой, извини, пожалуйста, я нечаянно, — с виноватой улыбкой выронил он и было участливо потянулся помочь девочке, вытереть пролившийся на нее сок, но тут же застенчиво отдернул руку обратно.

Оторвав взгляд от стакана с остатками напитка, она недоуменно подняла глаза на Сергея. А тому, в свою очередь, лицо ее вдруг показалось знакомым. Отчего он даже на некоторые мгновения немного опешил, ища в памяти ассоциативную привязку этого лица к каким-либо событиям из прошлого. Впрочем, так и не найдя таковой, автоматически, как обычно в подобных случаях происходит, посчитал, что обознался.

Необычайно миленькая златовласка с большими голубыми глазками, сложив пухленькие губки в виде неизвестного морского узла, с таким грустным упреком глядела на него, что он молниеносно почувствовал себя виноватым во всех земных, а заодно и неземных, грехах, самый тяжкий из которых им как раз только что и был совершен. От осознания этого обстоятельства мальчик пришел в еще большее смятение.

Впрочем, они оба весьма смущенно некоторое время еще созерцали друг друга, а заодно вели глазами молчаливый диалог о неправильности совершенного поступка, о виновности виноватого, о его раскаяние и о ее смирении со случившимся. Но вскоре стали замечать последовательные изменения выражения лица напротив. У девчонки узелок губок сначала преобразовался в бантик, потом растянулся вширь, от чего щеки стали чуть объемнее, и на них симметрично прорезались замечательные не очень глубокие ямочки. И, в конечном счете, очертив два ровненьких ряда белоснежных зубок, ее янтарные губки расплылись в милую улыбку. И на Сережином лице, словно в зеркальном отражении, только с некоторой задержкой, происходили очень схожие превращения.

Наконец, когда вслед за ярким огоньком, озорно вспыхнувшим в глазах девчушки и, таким образом, самим фактом своего появления будто бы сообщающим о полной его, Сергея, реабилитации, мальчишка уже было открыл рот, произнести что-то веселое и даже весьма остроумное, именно в тот самый момент, когда он уже выдохнул воздух, чтобы после следующего вдоха начать говорить, он и ощутил приятно освежающую прохладу на животе. Что, ввиду своей полной неожиданности, сразу же отвлекло на себя все внимание, отчего задуманному высказыванию так и не довелось оказаться произнесенным.

Когда к нам приходят новые эмоции, новые чувства, новые ощущения, мы всегда, сознательно ли, подсознательно, пытаемся определить источник подобного рода перемен. Вот и Сергей опустил голову, чтобы понять источник прохлады на собственном теле, и удостоверился, что таковым являлись остатки злополучного томатного сока.

Рассказывая по возвращению в лагерь ребятам о своих похождениях, он опустил эпизод о столкновении с девчонкой, пояснив пятна от сока на одежде своей же собственной забавной неуклюжестью. Вроде бы как этой девчонки и вовсе не было на свете белом. Но, странное дело, когда он перед сном прокручивал в голове кадры прожитого дня, постоянно перед ним всплывали то ее грустный взгляд, то ее милая улыбка. То видел девчушку стоящей напротив с полупустым стаканом в руке, то уже в резвом беге она удалялась от него, все так же сжимая стеклянную емкость, теперь только уже совершенно опустошенную. А самым поразительным оказалось, что и на следующий день, и даже после него, девочка эта по-прежнему не выходила из Сергея головы. А коли так, то постепенно эволюционный процесс его воображения с одной стороны уже сделал ее давней знакомой, а с другой, с другой же — надо было бы как-то это самое знакомство организовать. Как-то умудриться найти повод для такого знакомства.

Конечно же, он уже не раз успел прокрутить в фантазиях эпизоды, будто они совершенно случайно встречаются с ней. И в одних случаях она первая, как ни в чем ни бывало, заговаривает с ним, будто со старым знакомым, либо же, наоборот, якобы она вообще его видит впервые. В других — он сам является инициатором общения. Но в любом из воображаемых вариантов после такой встречи они становятся самыми настоящими друзьями. И главное, об этом он уже позже думал не раз, он почему-то был абсолютно уверен в том, что обязательно встретится с нею. Откуда взялась эта уверенность? Где? Как? Когда? Вот так просто пойдет и встретится? Да! Так просто пойдет и встретится!

Наверное, уж нет смысла пояснять, что, когда через несколько дней Сергею вновь удалось отлучиться, а проще говоря, удрать из пионерского лагеря, — что являлось, как мы с вами понимаем, поступком, не особо достойным звания всегда готового юного ленинца, каковым должен был быть настоящий пионер, — он, не задумываясь, сразу же отправился на то самое волшебное место, где так «умело» столкнулся со своей незнакомкой. И каково же было удивление, что ни там, ни в рядом расположенном кафетерии, ни в небольшом скверике, в сторону которого побежала тогда девчонка, и даже после многократного периодического обхода всех перечисленных объектов в течение приличного отрезка времени все равно ее нигде не было.

Пожалуй, речь шла даже не об удивлении, а прямо-таки о настоящем откровенном разочаровании. И прежде всего из-за собственного бессилия. Ну, как же в городе, в который каждый день приезжают и уезжают, наверное, тысячи отдыхающих, в городе, где плотность населения в сезон возрастает в десятки раз; в городе, в котором находится бесчисленное множество разнообразных санаториев, домов отдыха, пионерских лагерей, туристических баз и прочих такого рода учреждений; так как же в этом самом городе можно отыскать человека? Тем более, что ты только один раз его видел, и понятия не имеешь, ни как того зовут, ни где он обитает, ни, хотя бы, являлся он местным жителем или же был приезжим?

Возможно, у кого-то от избытка вышеперечисленных обстоятельств и опустились бы руки, и отравился бы он несолоно хлебавши да с опущенной головою восвояси, но наш Сергей был сделан из несколько иного теста. И по этой причине он уже минут как сорок упорно стоял все на том же знаменательном месте их былого столкновения, вертя головою по сторонам и всматриваясь в прохожих в надежде увидеть знакомое личико.

— Эй, мальчуган! — окликнул женский голос. Сергей даже бровью не повел.

— Эй, мальчуга-ан! — повторили вновь погромче. На этот раз он повернулся на зов — стоящая чуть поодаль мороженица махнула рукой, приглашая подойти.

— Ты, что потерял кого-то?

— Ага.

— А я и смотрю, чего это ты, то круги все наматывал, а теперь уж битый час, наверное, стоишь на месте, да вертишься по сторонам. Родителей потерял что ли?

— Нет. Знакомого. Я с мальчиком одним познакомился недавно на этом месте, — соврал Сергей, вероятно, стесняясь признаться в том, что его интересует девочка, — А теперь хотел бы его еще раз увидеть. Вот и стою тут. Может быть придет еще.

— А он местный или из отдыхающих?

— Отдыхающий, — уверенно выпалил мальчишка. Потому как именно в этот момент он абсолютно уверовал, что его незнакомка стопроцентно была из курортников.

— А может тебе лучше тогда на пляже поискать? — предположила участливая мороженица, протягивая мальчишке пломбир в вафельном стаканчике.

— Точно, — обрадовано вскрикнул Сергей, — как же я не сообразил? Спасибо Вам, тетя, — машинально взяв в руку предложенное женщиной угощение, как-то, совсем не глядя, посмотрев на него и так же машинально с невинной улыбкой вернув обратно, и уже с каким-то даже деловым выражением лица, мол, не до мороженого сейчас, направился в сторону моря.

Добравшись до городского пляжа, он обнаружил там гигантское количество отдыхающих и, все же, в большей степени обрадовался таковому обстоятельству, нежели огорчился ему. Сергею казалось, что уж среди них она обязательно должна быть. А как же иначе?

Не станем углубляться в детальное описание того, как мальчишка стойко и упорно шел к своей цели, всматриваясь в лица девчонок, выискивая последних и на суше, и на море. Скажем лишь, что все его усилия были тщетными. Либо ее там вовсе не было, либо он ее просто не заметил. А может и не узнал, что вполне также было возможным. Ведь мокрые волосы, шляпки, панамки, солнцезащитные очки, покрывала, накидки, надувные круги и матрасы, лежаки, зонтики и прочие сопутствующие отдыху атрибуты никоим образом не способствовали «идентификации» предмета его поиска.

Вот и городской пляж уже давно закончился, а Сергей продолжал идти вдоль береговой линии в направлении своего лагеря. На него как-то одновременно навалились и внутренняя апатия, и прямо-таки безумная усталость. Возникло ощущения оставленного, забытого, брошенного, обманутого ребенка, который уже понимает, что с ним поступили нехорошо. И хотя где-то далеко в глубине души еще, конечно же, теплится надежда, что все случившееся просто какое-то недоразумение, розыгрыш, неправда, наконец, и что вот-вот эта неправда должна раскрыться, но подступившая обида все равно дает о себе знать.

Благо тот солнечный двенадцатилетний возраст, в котором мальчик находился, и неутолимая жажда активной жизни немного предоставили для печали времени. Ибо, как только явилось суждение о том, что сегодня был всего лишь первый день поиска, что она просто могла именно в это в этот раз не быть на пляже по какой-либо вполне уважительной причине; что ведь завтра или послезавтра она окажется здесь обязательно, потому как отдыхающие непременно должны ходить на море, по-другому ведь быть никак не может, так сразу же мальчонка воспрянул духом, и уже ни о каком забытом ребенке не могло быть и речи.

— Рачки. Семечки. Пирожки, — донеслось до Сережиного уха, и тут же жалобно заныло под ложечкой. Еще бы — после завтрака в пионерлагере в его рту ни единой маковой росинки не побывало. Благо в кармане водилась кое-какая мелочишка, позволившая приобрести у одной из торговок пару пирожков. Получив свою покупку, расположился на песке и принялся с аппетитом ее уплетать. Да так увлекся этим процессом, что лишь только когда «расправился» с едой полностью, все также сидя на песке, принялся осматриваться по сторонам.

Место, которое Сергей облюбовал, оказалось пляжем то ли турбазы, то ли санатория. Отдыхающих было совсем немного. Можно даже сказать, что их практически не было, по сравнению с той плотностью человеческих тел, которую ему довелось наблюдать на городском пляже. То тут, то там на песке раскинулись, где поодиночке, где попарно, а где и группками большей численности, будучи в полной власти уже принявшего курс на запад, а потому вполне щадящего солнца, курортники. В море плескалось пропорциональное им количество купающихся. Сережа оказался в последнем, наиболее удаленном от кромки воды эшелоне отдыхающих, позади которого была лишь группа подростков, играющих в мяч.

Как-то уж без особого энтузиазма, ибо он даже не удосужился для лучшей видимости подняться на ноги, обежав беглым взглядом находящихся на пляже людей, мальчик зафиксировал его на инвалидной коляске, пристроившейся у самой воды, в которой сидела девочка с яркой широкополой шляпкой на голове. Вокруг нее заботливо хлопотали две женщины, — постарше и помладше, — видимо, соответственно, бабушка и мама девчушки. Они плескали на ребенка морской водой, что-то весело рассказывая и указывая руками то на водную гладь, то на небо, то в сторону берега.

Сколько Сережа себя помнил, когда ему доводилось встречать калек, инвалидов, душевнобольных и прочих немощных людей, у него всегда возникали какие-то довольно сложные внутренние ощущения. Не сказать, что это было чувство неприязни, брезгливости или отвращения к таким людям. Подобное ведь тоже частенько вольно-невольно ощущают некоторые из нас. Нет, скорее это походило на растерянность от незнания, как правильно подобало бы с такими людьми вести себя, смешанную с человеческой жалостью и подсознательным чувством вины. Вины, прежде всего, за то, что у тебя в отличие от того бедняги все в порядке, и ты живешь своей полноценной человеческой жизнью. Тогда как ему приходится выживать со своим недугом и все время мучиться, как от самого этого недуга, так и из-за внимания окружающих, непременно доставляющих хлопот своими ухмылками, смешками, оскорблениями, если не вообще издевательствами. И когда он стремился избежать встречи с подобным человеком, а если этого не удавалось сделать, то старался, хотя бы, не смотреть на него, для чего отворачивался в противоположную сторону, это совсем не означало, что он не может видеть его из чувства отвращения. Нет, просто ему казалось, что, если ты смотришь на калеку прямо, то как будто этим своим взглядом ты непременно подчеркиваешь того неполноценность и тем самым его обижаешь. А если же отвернулся, то ты его не видишь и, соответственно, ничем не смущаешь.

Дома в Березниках недалеко от Сергея проживала одна душевнобольная девушка, возрастом лет двадцати, сознанием же больше походившая на семилетнюю девочку. А, возможно, и младше того, поскольку она даже нормально не выговаривала слова. Жила больная вместе с матерью, которую чаще видели пьяной, нежели трезвой, в компании таких же, как и она, друзей-собутыльников. Звали девушку Найдой. Что являлось производной от ее собственного имени Надя, которое она же сама и произносила как Найда.

Невысокая, полноватая, пышногрудая, с усеянным многочисленными веснушками лицом, она была совершенно безобидной и очень любила петь песню про Катюшу. Найда исполняла ее с таким серьезным и одновременно по-детски милым выражением лица, покачивая, как это зачастую делают детишки, головой из стороны в сторону, что вкупе с опять же по-детски «исковеркованными» словами действительно не могло не вызывать улыбки.

Конечно, — так было и так будет, очевидно, всегда, — детвора над нею потешалась, совершала всяческие проказы и очень часто, чтобы вдоволь посмеяться над больной, заставляла ее спеть. Сергей же всегда старался избегать участия в подобных шалостях, поскольку ее общество он находил для себя крайне некомфортным. Впрочем, именно выражение лица Найды во время пения ему даже нравилось и совсем не казалось таким смешным, каким его находили остальные.

Хотя он и был озорным компанейским мальчишкой, и подраться мог запросто, и похулиганить, и стащить, что плохо лежит, за компанию, однако, если его друзья, в том числе, начинали, щеголяя своими остротами друг перед другом, подшучивать над Найдой, он всегда уходил в тень. А чтобы один на один с нею вдруг остаться, так это вообще, не дай бог такому было случиться.

Поэтому, когда вначале лета, входя во двор одного заброшенного разваливающегося кирпичного дома, — место сборища «своих пацанов», — Сережа вдруг услышал доносившееся из-за дома и уже давно ему знакомое: «Рацетали ябони и гухи…»; он поначалу хотел тут же развернуться и уйти прочь, чтобы с ней и вовсе не встречаться. Но потом все-таки решил хотя бы мельком взглянуть на честну́ю компанию. Зайдя за дом, обнаружил там группу разношерстных по возрасту ребят, полукругом обступивших ступени. На них стояла раздетая донага Найда и громко пела свою «знаменитую» песню. Все «зрители», в зависимости от возраста и «жизненного опыта», кто с довольной ухмылкой, а кто и с затаенным дыханием, рассматривали девушку.

Сергей сразу было отпрянул, машинально отвернувшись от поющей. Но потом под воздействием какой-то непреодолимой силы обернулся обратно, жадно впился глазами в столь доступную женскую наготу и некоторое время находился в полной ее власти. И, все же, когда его взгляд, наконец, добрался до лица поющей, когда он увидел, как обычно, покачивающиеся из стороны в сторону движения головы, а эту картину дополнили, будто разрезая полотно, следующие от глаз бороздки слез, к нему вернулась даже, пожалуй, с удвоенной ее концентрацией привычная смесь растерянности, жалости и чувства вины. Правда, на сей раз вместе с ними еще явились обида и злость. Обида за беззащитную душевно больную, претерпевающую такое постыдное унижение, а злость на себя, еще минуту назад жадно пожинающего плоды этого унижения, и людей сие унижение устроивших.

— Отдай, — Сергей потянулся к находящемуся в руках Антохи, на пару лет старшего и бывшего на голову его выше, платью Найды.

— Вали отсюда, молокосос, — небрежно оттолкнул его тот.

Ярость в одно мгновение вскипела в голове, а уже в следующее он нанес ею вышедший необычайно сильным удар в Антохину грудь.

— Потом допоешь, — виновато улыбаясь, Сережа видел лишь ее глаза, мокрые и благодарные, — Оденешься и допоешь…

Вот и на сей раз, лишь только инвалидную коляску с девочкой направили от моря вглубь берега, он лег на песок, якобы наблюдая за игрой подростков в мяч. Чтобы, когда они будут проходить мимо, не смотреть на девочку и таким образом ее не смущать. Да и самому не чувствовать неловкость. Они прошли в нескольких шагах, но не покинули пляжа, а расположились буквально метрах в пяти позади. Мальчик мгновенно принял решения полежать еще минут двадцать для приличия, а потом подняться и уйти. Ведь если это сделать сразу, то они обязательно посчитают, будто он ушел, из-за того, что ему неприятно находиться рядом с инвалидом.

Он лежал на животе, а она оказалась перед ним чуток левее. И, чтобы ее увидеть, нужно было всего лишь, не поворачивая головы, перевести взгляд налево. И как-то так получилось, что как только он это сделал, их глаза тут же и встретились. Она лишь мельком задержалась на нем и даже успела при этом улыбнуться. А Сергей, наоборот, вопреки своим негласным правилам, повернувшись в ее сторону, казалось даже, что несколько бесцеремонно, рассматривал девчонку. Когда же она в очередной раз взглянула на него уже крайне смущенно, он лишь тогда, будто выйдя из оцепенения, опустил голову на песок.

Это была она. Да-да, та самая девчонка, которую он с таким усердием пытался разыскать. Сережа прижался к песку и как будто даже не дышал. Ну, как же так? Ведь она какие-то два-три дня тому назад была вполне здоровой и цветущей. И настолько резво тогда убежала, что у него просто в голове не укладывалось то обстоятельство, что теперь она находилась в инвалидной коляске. Наверное, это все-таки была не она, а просто похожая на нее девчонка. Мальчик снова посмотрел в ее сторону. В этот момент женщины на руках стали перемещать ребенка из коляски на покрывало, расстеленное на песке, и он невольно обратил внимание на абсолютную безжизненность ее ног.

Сомнений никаких не осталось — те же длинные золотистые волосы, те же выразительные голубые глаза, наконец, те же самые ямочки на щечках во время улыбки. Она опять, теперь уже как-то виновато, улыбалась. Да, это была она. И она действительно была инвалидом.

На Сережу навалилась гора смешанных чувств. Это и боль из-за такой вопиющей несправедливости, и страх из-за жестокости жизни, способной в одночасье из нормального человека сделать калеку, и все то же чувство вины за свою полноценность, на фоне неподвижности ее ног. Теперь только к этой вине добавилась еще вина за то, что, если бы не случилось тогда их злополучного столкновения в городе, то, быть может, и не последовали бы вскоре после него какие-то трагические события, приведшие ее в инвалидное кресло. Но это еще далеко не все, ощущаемое мальчишкой. В отличие от тех, других подобных эпизодов, происходивших ранее с ним, когда он сталкивался с инвалидами, теперь, вдобавок ко всему перечисленному, его внутреннее состояние дополнилось чувством небывалой привязанности, чувством трогательной детской влюбленности в особу противоположного пола и искреннего душевного сопереживания этому человеку.

Их взгляды вновь встретились. Очевидно, по отобразившемуся на Сережином лице грустному участию она смогла ощутить его доброе к ней расположение, и между ними на какие-то мгновения установился зрительный контакт. Правда, по ее взору, по выражению лица он понял, что девочка его не узнала. Когда они, смутившись, отвели друг от друга глаза, Сергея одолело вдруг какое-то нестерпимое отчаяние, и, будучи не в силах совладать со своими эмоциями, уткнувшись в ладони на песке, мальчик тихо заплакал.

Сколько времени он так пролежал, сказать трудно. Плакал он не столь долго, просто потом лежал какой-то весь опустошенный и вроде как ни о чем особо и не думающий. Из этого состояния полузабытья вывел звонкий жизнерадостный голосок:

— Фея, Фея, смотри, какой я тебе сок принесла!

Заинтересовавшись, он повернулся на звук голоса, и теперь, уже совершенно не стесняясь, посмотрел в их сторону. Следующие события происходили, казалось не в жизни, а прямо в самой сказке.

Златовласка также, как и тогда, в момент их первой встречи, стояла, улыбаясь, рядом с пустой инвалидной коляской и со стаканом все того же пресловутого томатного сока в руке. Сергей, уже сидя, смотрел на нее во все глаза и не верил этим самым глазам. Как будто произошел какой-то фокус, как будто по мановению взмаха волшебной палочкой действительно какой-то только что названной феи девочка-инвалид обратно превратилась в абсолютно здоровую.

— Принцесса, а ты почему так долго? Я уже сильно за тобой соскучилась, — радостно зазвенел вроде как тот же самый голосок, но говорил кто-то другой. Сережа посмотрел внимательнее и только теперь осознал, что его златовласка-инвалид так и продолжала лежать на том же самом месте, где находилась до того, потому-то собственно и коляска оказалась пустой. А та же, что стояла с соком, была ее точной копией. Девчонки оказались сестрами-близнецами. Выходит, никакой трагедии в недавнее время ни с кем не произошло. Просто ему изначально понравилась одна из сестер, которая была здоровой. Он упорно ее искал, а нашел другую — инвалида. И, приняв ее за первую, в нее-то, во вторую, окончательно и влюбился. А когда же в поле зрения вернулась первая, то оказалось, что ее место в сердце мальчика уже было занятым.

Конечно же, в тот день мальчишка не посмел предпринять какие-либо действия для знакомства, решив, что это можно будет сделать и в другой раз. Но другому разу, к его сожалению, случиться уже не было суждено. Сколько он ни искал следующей встречи, все было тщетным. Вероятно, они просто покинули курорт.