Староверов остров

Игорь Козаков, 2023

Двух вырвавшихся из заснеженного февральского Подмосковья приятелей-рыбаков встречает по-весеннему теплая Кубанская сторона, где они неожиданно оказываются на небольшом островке в окружении его по-своему гостеприимных обитателей. Окунувшись в совершенно новую для себя человеческую среду, герои невольно увлекаются ею и ненароком попадают в весьма необычную историю. Любовь и верность, вера и прощение, грех и раскаяние, ложь и предательство. Все эти понятийные пары, как правило, неразлучны. Но разве бывают правила без исключений? Не миновали последние и настоящую историю.

Глава VI

С утра Федор доставил их лодкой в канал, где они, наконец, и, надо признать, что с удвоенным рвением, занялись своим любимым занятием.

Весь же предыдущий день был потрачен на периодическое застолье в доме Тихона, экскурсии по острову и знакомство с его обитателями. Не обошлось и без одной даже своего рода чрезвычайной ситуаций, о которой подробнее упомянем чуть ниже. В целом же, время пролетело, как это всегда происходит в хорошей компании, абсолютно незаметно. Так что, когда наших приятелей, немного, признаем, поднабравшихся, проводили на ночлег в гостевой дом, — и таковой на острове, как выяснилось, тоже имелся, — оказалось, что те были вовсе как бы и не против «продолжения банкета». Но, все же, вполне благополучно вскоре уснули и без такового.

Каждому из гостей заботливым островитянином было выделено по три удочки-донки. Но на деле оказалось, что с таким активным клевом вполне хватало иметь и по одной единственной. Конечно, это была еще далеко не та, настоящая, путина, когда тарань массово идет на нерест, и ее плотность бывает таковой, что, как поговаривают, если бросить кирпич в воду, то тот и не подумает тонуть, а на рыбьих спинах будет еще долго-долго «плыть» по воде.

Стояла чудесная, солнечная погодка. По поверхности воды хаотично блуждала слепящая взор серебристая рябь. Безусловно, о наличии плантаций юной зелени или запевах многоголосых птичьих хоров еще говорить не приходилось, но в воздухе вовсю хозяйничала весна, и по-настоящему весеннее настроение укреплялось в душах рыбаков с каждым его вдохом.

— Колян, а тебе не кажется все это довольно странным, каким-то мало естественным и даже прямо-таки неправдоподобным? — запустив пойманную тарань в скидок, поправив на крючке еще вполне приемлемые остатки червяка и забросив снасть обратно в водоем, поинтересовался у товарища Тимоха.

— Ты о чем именно?

— А обо всем. Начиная, к примеру, с Жорика. Почему это он нас не разбудил и сам все не пояснил? Бросил друзей у чужих людей. Считай, на произвол судьбы.

— Ну, тебе же вчера ясно сказали, что он порывался это сделать, но Тихон с Машей упросили его, нас не беспокоить. Ничего странного в этом не нахожу, кстати. Если бы меня Маша просила о чем-то, то я разве смог бы этой женщине отказать? Да, никогда на свете. А что же касается людей. Так, вероятно, они совсем ему и не чужие. Участковый как-никак. Все люди на участке, стало быть, для него свои.

— Ну, хорошо, согласимся с твоими, посчитаем, что вескими аргументами. А сама по себе командировка эта его. Ни с того, ни с сего, как какая-нибудь пендосская подлодка, взяла, да и всплыла в самый неподходящий для того момент.

— Э, товарищ предприниматель, все же, ты безумно далек от понимания государевой службы. А на ней, между нами девочками, тебя никто и никогда не спрашивает, хочешь ты там или не хочешь, дни у тебя критические или другое какое недомогание. Кого это может волновать? Отдаться нужно по полной. А если не желаешь раздвигать ножки, так на твое место всегда найдутся другие. Тем паче в полиции. Не сгущай краски, Тима. Надо нам, наоборот, Жорику признательными быть, что так удачно все устроил. Мне лично очень здесь нравится. И место клёвое, и люди хорошие, и вообще все прелестно. Лучше, пожалуй, и не придумаешь.

— Слышь, ты, государев человек? Ты бы про клёвое место-то особо не распространялся. Чего ж я вчера, думаешь, не заметил, как твой глаз плотно на старосты дочери примостился? От того-то оно, видимо, все сразу вокруг прелестным и показалось.

— Да, Сонечка хороша! Что тут скажешь? Ведь ничего и не скажешь, коль хороша девка! И что прямо-таки заметно примостился? — улыбался довольный Николай, умело подсекая и выуживая тарань, причем на всех трех крючках снасти его удочки было по рыбине.

— А то. Стал бы ты иначе по столбам лазить?

— А почему бы и нет? Ты разве не знал, что я с детства обожаю это занятие?

Увлекшись выуживанием, приятели на некоторое время прервали беседу. Но вскоре, не отрывая глаз от снастей, Николай решил разговор возобновить, очевидно, считая его для себя еще не совсем завершенным:

— Она ведь тебя вчера поцеловала. Так что, похоже, мне не светит, Тима. Видимо, ее глаз как раз на тебе остановился. Так-то, брат.

— Да ладно тебе прибедняться. Это ж она меня за тебя чмокнула. Понимать надо хоть немного женскую психологию. Тоже мне Казанова. У них же кроме тела, душа еще водится. Ты что, забыл что ли? Али и не знал совсем?

Вчера на острове в рамках празднования Масленицы на импровизированной праздничной площади всем желающим предоставлялась возможность разжиться ценным призом. Для чего, правда, необходимо было немного немало забраться на высокий гладко тесанный деревянный столб, поскольку именно на его макушке и размещалось большое деревянное колесо, к которому с различной, в зависимости от их ценности, удаленностью были привязаны разнообразные призы. Надо признать, что лазанье по тщательно отесанному столбу оказалось занятием совсем не их легких, а потому далеко не каждому подвластным. При всем при том, тем не менее, значительная часть участвовавшей в гулянье мужской половины жителей острова, то есть человек восемь-десять, предприняла все-таки хотя бы по одной попытке это сделать. Конечно же, все «соискатели» не остались без зрительской поддержки, выражаемой различными подбадриваниями, подколками, да «улю-люканиями», и разнообразных утешительных призов, от соски на веревочке, до леденца на палочке.

Вышло так, что на тот момент единственным, кто сумел и добраться до верха, и ухватить свой приз, — красные женские сапожки, — был самый, пожалуй, старший из всех соискателей, нам с вами уже знакомый рыжебородый Федор. Спустившись на землю, он сразу же поднес добытый приз своей жене, той самой тете Даше, которая написала так понравившийся Николаю портрет своей племянницы Сони. Кстати, Даша и Маша, жена Тихона, были сестрами-близнецами, до невероятности похожими дружка на дружку. Единственным, что, конечно же, сразу их делало различимыми, являлось то обстоятельство, что Даша оказалась прикованной к инвалидной коляске.

— Это тебе дорогая! — Федор осторожно положил сапожки на колени женщины. Та, улыбкой отвечая на внимание мужа, не спеша взяла один сапожок в левую руку, а указательным пальцем правой медленно провела по поверхности изделия. Походило даже, что таким образом оценивая его качество, но на самом-то деле не преследуя самим этим действием и вовсе никакой определенной цели. Завершив же сию нехитрую процедуру, уронила взгляд на собственные недвижимые ноги, будто бы мысленно примеряя обновку, после чего, подняв голову, посмотрела вперед себя. Игравший было блеск глаз сменился заметной отвлеченностью или скорее даже отрешенность взора. Глядя в сторону, протянула сапожки обратно мужу.

Конец ознакомительного фрагмента.