Автор идеи цвета

Ив Даргель (2024)

Податливое пространство готово меняться при условии, что автор идеи будет достаточно убедителен. Единственное ограничение — цена выбора. Но есть ли смысл упражняться в красноречии, добиваясь отклика от мира, не договорившись прежде с собой? История о готовности нести ответственность за ошибки, о небезупречной любви без гарантии на счастье. Фантазия о реальности, соприкасающейся с мистической сферой, обитатели которой считают наш мир потусторонним и называют его Архивом, имея на то веские основания. Первая книга из серии «Авторы идей».

Глава 6. Дали

После возвращения полузабытые и очищенные временем события снова стали иметь значение. Катр шел, через петли шагов запутывая мысли, пока не понял, что бродит по кругу. Никого не встретил, и эта пустынность дорог снова заставила усомниться в реальности возвращения.

Проходя мимо белокаменного крыльца, огибающего широкой волной невысокое здание, заприметил приземистую фигурку, показавшуюся знакомой, и, прервав порядком досаждавшие хаотичной настойчивостью думы, направился в ее сторону. Глазам не верил: неужели это его обожаемая Дали? Когда встречались в последний раз, она напоминала симпатичную шаровую молнию: стремительная, непредсказуемая, властно захватывающая внимание. Она добродушно посмеивалась над стремлением начинающего новые опыты друга облагодетельствовать мир, и это являлось предметом их жарких дискуссий.

«Это у меня прошел лишь один длинный цикл, а у нее их утекло пять десятков», — панически напомнил себе, стараясь свыкнуться с изменившимся обликом своей, теперь уже действительно старой, подруги. Дали периодически непостижимо менялась. И раньше доводилось видеть ее в совершенно разных образах: то она была хрупкой девчонкой, то вдруг становилась канонической пышной красоткой. За прошедшее для нее время Дали как-то уменьшилась, и от этого вдруг стало мучительно неловко. Лихорадочно попытался подсчитать ее возраст с учетом давности их знакомства, но не успел: она остановилась, поймав взглядом растянутую тень. Показалось, что силуэт пожилой женщины покачнулся и сжался. Но через мгновение она уже стремительно приблизилась.

— Катриэль, дорогой, неужели это ты? — радостно пробасила Дали и раскрыла радушные объятия.

Это и вправду оказалась она. Катр вздрогнул от непривычного звучания варианта своего имени. Терпеть его не мог, считая чрезмерно элегантным и даже нескромным. Но Дали было позволительно обращаться так к нему, причем оставалось загадкой, как подруга узнала это полное имя. Он не то что никогда так не представлялся, а даже и не помышлял о столь роскошной возможности усилить пафос своих регалий.

— Дали, это чудо какое-то! Ты еще здесь! — бестактно обрадовался, наклоняясь и обнимая округлые плечи. От ее присутствия становилось тепло, внутри вспыхивали крошечные огоньки. Вот и сейчас стоял, согреваясь этим неугасающим светом.

Дали, нисколько не обидевшись на такое приветствие, снисходительно похлопала по плечу и увлекла за собой внутрь здания, не подумав спросить согласия. Спустившись по крутой лестнице в полутемный зал, единственным источником света в котором была медная настольная лампа, рассеянным зеленым пятном освещавшая дугу комнаты, профессор растаял от умиления. Необыкновенно приятно узнавать прежние запахи, круги неяркого света, тепло от камина с настоящим огнем. Когда-то Катр даже создал палитру, находясь под впечатлением от оранжево-фиолетового жаркого чуда, впервые увиденного в этом доме. Нигде больше такое нельзя было и представить: температурный режим помещений регулировался системой быта, а возможность каких-бы то ни было возгораний, даже контролируемых, исключалась настройками безопасности.

— Что, старушка, так и нервируешь инструктов электрическими штуковинами? — рассмеялся, решительно переступив порог. В этом жилище все действительно осталось таким же, как в те времена, когда частенько заходил сюда и подолгу сидел в уютном сумраке, обсуждая новые детали проекта или болтая о всякой всячине.

Дали раскатисто рассмеялась и пододвинула к столу кресло: она не признавала автоматических корпоративных удобств, предпочитая находиться в подвале без окон, но с возможностью отключения от эксплуатационных систем здания. Развалившись на упругом сиденье и поглядывая на кирпичную кладку, сведенную куполом к потолку, Катр погружался в забытые ощущения.

— Дали, моя хорошая, как же я счастлив тебя видеть! — радостно начал он, но вежливые излияния прервал неприлично отчетливый звук, изданный желудком, требующим пропущенного сегодня обеда.

— Профессор, ничего не меняется! — засмеялась Дали. — Ты все так же прибегаешь ко мне пожрать, как голодный стажер! Потерпи, будет тебе то, чего ты заслуживаешь, — не то пообещала, не то пригрозила хозяйка, отходя в дальнюю арку к небольшой медной стойке за высокой ширмой, сплетенной из упругих лент.

Слушая звук льющейся воды, звон стекла, сухое потрескивание огня и тихий стук приборов, заглушаемый шкварчанием ароматного масла, Катр задремал. Ощутив буквально взорвавшийся перед носом ослепительной вспышкой запах разогретого на огне жаркого, посыпанного настоящим фиолетово-зеленым базиликом, сонно потянулся к изящно оформленному блюду.

— М-м-м, Далюша, как же я тебя люблю! — мычал с набитым ртом, жестом прося добавки. — Как тебе это удается, а?

— Что именно, дружок? Терпеть твои выходки?

Катр не поддержал шутки. В ней прозвучало нечто похожее на порицание, а он не готов оправдываться.

— Дорогая, расскажи мне что-нибудь! Я не возлагаю надежд, что удастся выведать авторский секрет, но позволь выразить восхищение! Неоспоримо, что ты — гений. Сформулировать то, что ты придумываешь со вкусами, получать желаемое от нашей строптивой системы обслуживания — это подвиг! Я поначалу и чашки кофе у нее не мог выпросить. — Он замолчал, погрузившись в раздумья.

— Не такая уж у нас и непонятливая система, автор, кому, как не тебе этого не знать! При желании с ней вполне успешно можно договориться. Катр, ты без ложной скромности можешь гордиться тем, что существенно упростил мое дело, да и не только мое. Как бы то ни было, именно ты первым подметил, что от мира не так уж сложно добиться практически всего, имея достойные устремления и весомые аргументы. С тех пор прошло достаточно времени для того, чтобы научиться извлекать требуемое, если имеется достойная идея. А у меня она есть. Кроме того, ты любезно оставил для общего пользования готовые алгоритмы запросов на получение цветового пигмента. Они, конечно, весьма причудливые и звучат как заклинания, но благодаря им мы делаем цветные неорганические продукты, о чем раньше и не помышляли. Не забыл, как тебе не нравилась бесцветная еда?

— Да уж, ради такого стоило постараться, дорогая, — улыбнулся польщенно. Лестно получить одобрение от признанного мастера.

Дали — автор идеи вкуса. Под ее началом успешно функционировал целый закрытый корпус, в котором каким-то, не иначе, магическим, образом выращивались органические продукты. Катр всякого насмотрелся в залинейном фонде и имел разрозненные знания о почве, воде, преобразовании энергии света в энергию органических веществ при содействии неких пигментов и прочих необходимых условиях для получения горстки овощного салата. Но как именно это делалось здесь, где изначально не предполагалось никакой органики, предпочитал не задумываться. Все, что не получить от системы при помощи правильных слов, казалось ему чудом.

Никогда не осмеливался заговорить со старой подругой о ее деятельности, опасаясь насмешки над его дилетантскими представлениями. Она и сама не спешила делиться секретами: при всей доброжелательности вовсе не была открыта для псевдонаучных дискуссий, а вот аппетит, пробуждающийся при дегустации ее новых вкусовых решений, ценила.

В Сообществе ее называли по имени, и это не считалось фамильярностью. Особая честь — признание уникальности. У Дали не имелось званий — избегала излишней популярности. В отличие от честолюбивого Катра, принимавшего заслуженные регалии с демонстративным ироническим безразличием, автор идеи вкуса со смехом отказывалась от почестей. Задорно подшучивала над другом, беззащитным перед соблазнами гастрономических шедевров. «Прорыв там у него! Великий ты наш автор! Уж не знаю, как бы ты далеко прорвался, питаясь этой вашей бесцветной неорганической дрянью. Добавки-то хочешь, гений?»

И он с готовностью соглашался, зачарованно наблюдая, как в ее ловких руках формируется очередной разноцветный пирожок, обещающий неземное удовольствие. Вот Дали, неоспоримо, гений — создатель вкуса и наслаждения. И может себе позволить подвал с электрической лампой и живым огнем — как одному из состоятельнейших членов Сообщества, ей никогда не приходилось сдерживать самые эксцентрические потребности. Дали возглавляла целую империю гастрономических утех для обладателей неограниченного кредита.

Она хорошо знала друга. Катр не считал нужным официально представлять идею коллегам, крайне неохотно делился наработками, аргументируя это тем, что никто не сделает лучше него. И умел гениально формулировать нестандартные пожелания, неизменно добиваясь нужного эффекта от своенравной системы Корпорации. А отдать мог то, к чему потерял интерес. И все-таки многие были ему благодарны. Насколько неохотно скупой уникум делился готовыми решениями, настолько же открыт был к обсуждению и совместному поиску. Когда ученики самостоятельно добивались успеха, профессор ликовал. Ощущал причастность к созиданию и как никто мог обеспечить условия для развития. Методы автора зачастую не казались гуманными: жестоко высмеивал глупость и недальновидность, ничуть не смущаясь, что в педагогической горячке поставит кого-то в крайне унизительное положение. Предпочитал истину, порой в ущерб как своим, так и чужим интересам, что не всем нравилось. Но Дали не была ни учеником, ни конкурентом, не претендовала на разгадку концептуального подхода автора, поэтому имела уверенность, что он не откажет в небольшой просьбе.

— Катр, пока ты снова куда-нибудь не запропастился, можешь удовлетворить мой давний научный интерес? Ты много мне рассказывал о своей идее цвета, но есть кое-что, чего я не знаю. И очень желаю узнать.

— Да, дорогая. Хотел бы я взглянуть на неблагодарного болвана, посмевшего отказать тебе после такого обеда! — льстиво промурлыкал Катр, довольный затейливым угощением.

— Не уводи меня от темы, подхалим! — раскусила нехитрый маневр Дали. — Я все равно спрошу. Помнишь, первые пробы с цветом ты проводил на таких смешных мелких зверьках?

— Ох, Дали… — скривился, как будто его ущипнули за ухо. — Конечно, помню. Я вводил им пигмент и тестировал его действие. Но тебе-то зачем мыши? Будешь устраивать им презентации новых сочетаний вкусов? Или они тебе нужны в качестве экзотической начинки для пирожков?

— Катриэль!

— Все, молчу, не обращай внимания. Слушаю тебя, дорогая, — смутился от укоряющего взгляда.

Дали села напротив, с улыбкой наблюдая, как ехидная усмешка на его лице сменяется внимательным выражением.

— Катр, мне до сих пор ужасно любопытно, как тебе удавалось добывать этих мышей? Как ты сформулировал системе запрос на производство живого существа? Это же невозможно.

— Не думаю, Дали, что эти существа были по-настоящему живыми. Они не были линейными лабораторными животными, так как не воспроизводились, а появлялись по мере необходимости. Не смогу припомнить формулировки. Это не то, что целесообразно сохранять, поэтому и записей нет. Я все уничтожил. Оставлять такое наследие неправильно. Хоть я и полагал, что это ординарный биологический материал, но зверьки выглядели такими настоящими… Эти существа тоже испытывали боль, понимаешь?

Дали осторожно погладила его по руке. Она понимала.

— Дорогой, ну что ты! Ты же делал это не для удовольствия, а для исследования! — попыталась утешить помрачневшего друга.

— Видишь ли, дорогая… — Катр с признательностью пожал ее ладошку. — Любой продукт системы Корпорации по умолчанию безопасен и эффективен. Если удалось корректно изложить потребность и получить желаемое — это, безусловно, будет нечто безукоризненное. Далюша, ни в каких мышах необходимости не было. Мне просто хотелось поиграть в настоящего ученого. Я и себе в этом долго не признавался, но теперь-то чего уж скрывать…

Наклонившись к Катру, Дали прошептала ему на ухо:

— Дружок, а ведь время от времени эти пушистые существа сами собой появляются. В нашей лаборатории такое случалось несколько раз, представляешь? Или это какой-то сбой, или ты что-то тогда напутал при заказе. На наше счастье, они не умеют размножаться. Искренне надеюсь, что это так и останется. Хочешь, попрошу кого-нибудь из стажеров отыскать одного и принести сюда?

Катр вежливо отказался, но эта новость почему-то понравилась, хотя меньше всего он переживал о мышах и вопросах, с ними связанных.

— Дали, это звучит как попытка оправдаться, но их гибель не была напрасной. Не будь тех экспериментов с цветом животных и утилизацией неудачных образцов, я бы не сделал главного открытия.

— Раз уж ты сам об этом заговорил… Я не раз хотела, но не решалась спросить — как ты дошел до такой экстраординарной мысли? Что побудило на попытку остановить возраст? Откуда у тогда еще совсем юного автора идеи цвета появилась такая оригинальная задумка?

— Дорогая, ты не поверишь! — прослезился от смеха.

— Профессор, прошу, не говори, что случайно, это было бы слишком!

— Клянусь, все именно так и получилось…

Дали скрестила руки и строго произнесла:

— Катриэль, ты не выйдешь отсюда, пока я не узнаю эту историю, понятно?

— Дорогая, я бы остался у тебя навечно, но, боюсь, буду тебя стеснять, да и ем я, как видишь, много. Само собой, расскажу, какие у меня могут быть секреты от тебя? — галантно улыбнулся Катр и не без удовольствия погрузился в воспоминания о том времени, как идея цвета была принята системой и с восторгом одобрена Сообществом, признавшим, что мир давно нуждается в преображении.

***

Тогда, воспользовавшись новообретенным высоким статусом первого автора, выбрал для исследований ту самую башню, с которой началось знакомство с миром. Это расположение считалось весьма привилегированным: рядом с Галереей сведений и буквально за стеной от капсулы покоя. Самозабвенно трудился над воплощением новых палитр, и спектр цветов неуклонно расширялся. Постигать способы легкого и безболезненного изменения параметров внешности без наружного воздействия оказалось весьма увлекательно. Сначала пробы по усилению интенсивности оттенков, а затем полет фантазии уже не останавливался. Экспериментировал на почти настоящих мышах, неотличимых от живых, подсмотрев странный способ в залинейном фильме, за что получил от коллег обидное прозвище — «доктор Маус». Катр усмехнулся, вспомнив, как оно раздражало и как быстро всеми забылось. После совершенного им открытия, изменившего мир, былые насмешники все как один, сгибались в учтивых поклонах. Благодаря прорыву получил звание профессора, не заботясь о том, чтобы кто-то из учеников добился остепененности.

Катр сам не сразу поверил, поняв, ЧТО нечаянно изобрел. Дело в том, что капсула покоя, разумеется, неофициально, использовалась им не совсем по прямому назначению: лишние мышки неподходящего оттенка исчезали в ней, оставляя цветную вспышку, проникающую через стену. В глубине души Катр был гуманистом и хотел облегчить страдания пушистым неудачникам. Не мог же он их устранять собственноручно… Капсула покоя принимала обреченных зверьков, безболезненно останавливала их сердечки, после чего утилизировала цветные останки. Крайне удобно, учитывая объем исследования.

Разумеется, сакральный прибор вовсе не был предназначен для ликвидации отработанного материала, и Катр не рассчитывал, что комиссия по этике стерпит такое кощунство, поэтому проделывал тайные манипуляции исключительно в короткие циклы приватности — вместо отдыха.

Через непродолжительное время выяснилось, что мыши-исходники, ожидающие очереди на получение цвета вблизи помещения, где утилизировались их пигментированные собратья, переставали взрослеть. А затем Катр приметил, что и сам подозрительно неплохо выглядит несмотря на ставшую привычной усталость от регулярного недосыпа. Предположил, что у присутствующих при утилизации тела, наполненного оттеночным пигментом, останавливаются процессы старения. Как он хохотал! Побочный эффект! Всеобщая недостижимая мечта досталась ему «на сдачу»…

***

— Профессор, ты и вправду сумасшедший! — Дали пришла в экстаз от таких откровений. — Кому еще могло прийти на ум использовать самый священный предмет этого мира в качестве утилизатора отходов производства! Умоляю, Катриэль, никому об этом не рассказывай, это чудовищно… — уронила голову на руки, обессилев от смеха.

— Дело давнее, кому такое интересно? — благодушно согласился и заинтересованно принюхался. — Дали, а чем так божественно пахнет? Я снова проголодался.

Нарезая толстыми ломтями благоухающий пирог, Дали поглядывала на приятеля. Они не виделись после того, как возраст к нему вернулся. Автор идеи цвета ушел не прощаясь, и в ее памяти так и остался несуразным юношей, внезапно получившим профессорские регалии. Улыбнулась, вспоминая угловатую тощую фигуру, огненно-рыжую копну волос и веснушки на выдающемся тонком носу. Впрочем, не так уж этот красавчик и изменился, в отличие от нее самой…

— Так что, понравились тебе мои свежеизобретенные деликатесы? — потребовала признания своих талантов Дали.

— Спасибо, очень красиво! — похвалил Катр и, прикусив язык, уткнулся в тарелку, избегая недоуменного взгляда хозяйки.

Под угрозой пыток не сознался бы автору идеи вкуса, что именно вкус еды для него второстепенен. Имели значение запах и цвет. Мог с удовольствием употребить абсолютно безвкусную пищу, при условии, что это будет приятно пахнуть и красиво выглядеть. Надо отдать Дали должное, она не пренебрегала оформлением своих произведений.

— Спасибо тебе, — растроганно повторил, поймав изучающий взгляд.

— Это тебе спасибо! Мне приятно выведать твои секреты, профессор, — от лучезарной улыбки на постаревшем лице засветились отблески прежней ослепительной красоты.

Катр благостно рассматривал Дали — уже и перестал замечать разительные перемены в ее внешности. Казалось, она и была такой: уютной, приветливой и мудрой.

— Далюша, ты чудесная! Ты единственная в этом мире, кто не допрашивал меня о возвратном эффекте! — восхитился деликатностью подруги. — Знала бы ты, как меня все достали с бессмысленными расспросами! Я ведь и сам представления не имел о природе этого побочного явления.

Она замялась, но все-таки откликнулась на откровенность.

— Катриэль, я не спрашиваю, потому что знаю. Точнее, всегда знала.

Не обратив никакого внимания на нежелательную полноту имени, он подался вперед и взревел так, что задрожала посуда за медной стойкой.

— Ты знала?! Всегда знала? Почему ты… — он насупился и демонстративно отвернулся.

— Ну что ты, дорогой, не волнуйся так. Как ты говорил стажерам: «Ты не спрашивал».

Он и правда не спрашивал, нечего возразить. Катр горько рассмеялся. И да, какая разница? Никто не вернет ему время, потраченное на разгадку сути своей ошибки.

— Друг мой, если бы я могла для тебя что-то сделать, перевернула бы весь мир. Недостаточно желать тебе другой участи. Ты не из тех, кто принимает помощь или нуждается в спасении, к моему великому сожалению.

Моргнув, он признал ее правоту.

— Прости, Далюша, что-то нервишки пошаливают. Одичал. — Покаянно склонил голову и усмехнулся.

— Ничего, это пройдет, — утешительно подмигнула Дали.

— А скажи, я сильно изменился? — осмелился задать вопрос, предвидя, какой последует ответ, и надеясь на него.

— Пфф, — фыркнула она. — По мне — как был мальчишкой, так и остался. Нашел кого спросить! — Дали подошла поближе, села напротив, и, вытирая крепкие маленькие руки о новенький, удивительного лимонного оттенка передник, надетый по случаю приготовления обеда для дорогого гостя, проницательно заметила: — Я правильно понимаю, что своей ненаглядной черноглазой дамочке ты все еще не решился показаться, трусишка?

— И чем тебе не угодила Юнита? — не переставая с аппетитом жевать, поинтересовался, продолжая давний незаконченный диалог.

— Мне? Да мне решительно нет до нее дела! — презрительно отвернулась, будто отрицая существование неприятного ей персонажа. — А вот тебе, парень, вообще не стоило с ней связываться. Хотела бы я иметь возможность тебя предупредить, но кто бы меня слушал.

Катр, подавившись, откашливался, побагровев так, что Дали испуганно метнулась за водой и вернулась с полным стаканом, впопыхах налив из кувшина прозрачной настойки.

Залпом выпив предложенное, закашлялся, захрипел, хватая ртом воздух. Дали попыталась его отравить? Чем успел так ей насолить?

— Вот ведьма! — выругался, вновь обретя способность дышать. Сполз на пол и прислонился щекой к переднику старушки, принявшей отяжелевшую голову в ласковые объятия.

— Дорогой, извини, — без малейшего чувства вины в голосе пропела Дали. — Как тебе мое новое зелье? Не крепковато?

— Угу, в самый раз, — тактично начал, и, не выдержав, возмутился слегка заплетающимся языком. — Что это было? Если ты будешь вместо дегустаций устраивать такие перформансы, тебя исключат из Сообщества, невзирая на твое почтенное время и репутацию!

— Не исключат, не волнуйся! Я сама способна любого вытурить оттуда, ты и вообразить не можешь, как изменилась расстановка сил, пока ты неизвестно где шлялся.

— Ох, Дали, я все пропустил… — Катр безоговорочно верил, нисколько не сомневаясь в могуществе автора идеи вкуса, но сейчас она просто верный друг. Старушка Дали на его стороне и имеет полное право взять его лицо в шершавые ладошки и прямо спросить обо всем, что ее интересует.

— Что с тобой приключилось, Катриэль, расскажешь мне?

И Катр, устроившись возле ее ног на пушистом коврике, продолжил вспоминать. Старательно пытаясь отыскать ответы на вопрос Дали, прикрыл глаза и отстраненно просматривал благополучно выброшенные из памяти эпизоды. Смирившись, что все осталось в прошлом, и наполнившись ясностью, перебирал эти невостребованные сокровища.

***

Он всегда отчетливо ощущал бесконечную душу и ненадежность тела. Периоды жажды свершений чередовались с неизъяснимой потребностью в покое. Хотел права на окончание пути, но не находил способа достойно подвести итог. Как это сделать, если капсула покоя не вызывает никаких эмоций, кроме смутной тревоги? Катр безоговорочно доверял интуиции, и она его не подводила.

Сколько помнил себя, пытался свыкнуться и примириться с болью. Боль была непреходящей, наверняка появилась до него и, скорее всего, останется и после. Обитала внутри, где-то в солнечном сплетении, словно там действительно переплелись жгучие ослепительно-темные лучи в тягучем неразрывном объятии. Ни с кем не говорил об этом, и коллеги видели в нем то веселого, то мрачного интеллектуала, безапелляционного и острого на язык, а кто-то и вовсе считал безумным. Катр относился к мнениям о себе подчеркнуто безразлично — мучительно хотел просто быть и одновременно страстно мечтал избавиться от неумолимой невидимой спутницы, ненадолго утихающей, когда увлекался чем-то феноменальным. А еще подметил — когда рядом находилась ассистент Юнита, облегчение становилось просто головокружительным. Старался не злоупотреблять этим, желая сохранить независимость.

В лаборатории проекта идеи цвета, находящейся прямо через стену от капсулы покоя — отнюдь не случайно выбранное им соседство, искал для себя гипотетическую допустимость последнего выбора. Похоже, ее имели все, кроме него. Возможность уйти в свое время. Безболезненно и без остатка. Превратиться в идеальное ни-че-го.

Вместо сна и отдыха тайно изучал принцип действия прибора для упокоения. На это не устанавливалось прямого запрета, столь беспредельное нахальство было за гранью представлений добропорядочных составителей инструкций безопасности. Фиксировал излучение, появлявшееся в момент ухода навсегда, сопоставлял параметры с имеющимися данными о покойном.

Оказалось, что после ушедших остаются едва уловимые импульсы, соответствующие их прижизненной сути. И к великому сожалению все яснее становилось, что именно ему не приходится рассчитывать на стандартную процедуру упокоения. Останавливало убеждение, появившееся ниоткуда и ничем не подтвержденное. Считал, что, как только невидимое поле отключит волю и остановит сердце, избавив от боли, она, освобожденная, тут же найдет новую жертву. С таким нельзя смириться: «не навреди» — одна из немногих заповедей, согласовывающаяся с выстраданной системой ценностей. При всей показной циничности верил, что действия, им совершенные, в итоге приносят несомненную пользу. И считал, что будет правильно, если так и останется, когда его не станет.

Увлечение нечаянным открытием способа прекращения старения принесло временное облегчение: боль уступила место энтузиазму. Катр не менялся достаточно долго, подопытные мыши тоже были так бодры, что появилась вера в успех. Понимал, что воспроизведение нечаянного результата, достигнутого посредством истребления цветных зверьков невозможно. Но страстное желание осуществить настоящую пробу фиксации возраста становилось невыносимым. Нужно только удостовериться в правильности гипотезы, дождавшись уходящего навсегда, наполненного цветным пигментом, и найти первую модель. Сам уже на эту роль не подходил.

И удача снова не подвела: случай представился даже быстрее, чем можно было надеяться. Один из старейших членов Сообщества завершил свой финальный проект. Катр не очень близко, но знал доктора Арда и лично разрабатывал для него индивидуальную сапфировую палитру. Старик принял тот факт, что время завершения пришло, и сделал свой последний выбор, решив уйти навсегда. Ассистент Юнита без колебаний согласилась на предложение стать первой.

Процедура прошла предсказуемо легко: Юнита просто спокойно стояла за тонкой стеной зала, в котором капсула упокоила ученого. Почтенный уход доктора Арда ознаменовался пронзительной синей вспышкой. Оставалось ждать и наблюдать за изменениями верной помощницы, а точнее, за их отсутствием. Целую дюжину длинных циклов Катр изнемогал, выжидая подтверждения гипотезы. Самая неторопливая и растянутая пора, благостная бессмысленность, полная предвкушения. Юнита оставалась все такой же неизменно прекрасной, как в первую встречу. Время скользило сквозь нее — эксперимент удался.

Выдержав череду длительных, занудных, выводивших из терпения согласований с комиссией по этике, воспользовавшись положением о доверии, Катр все-таки ухитрился скрыть суть новации. Должно остаться тайной, что шанс не стареть — косвенное последствие реализации идеи цвета. Поэтому для начала в дополнительной инструкции к капсуле покоя появился новый пункт. Навсегда уходящий прощался со всеми, если считал нужным, и оказывался в месте упокоения в полном одиночестве. Последний путь без свидетелей — красиво, благородно и одобряемо обществом. Катр торжественно назвал коридор Лабиринтом, что было недалеко от истины: идущие с другой стороны к небольшой каморке за стеной капсулы покоя блуждали по светлым коридорам с запутанными линиями, указывающими направление. Усложнив для посторонних карты дорог возле башни, получил гарантию тайны: никто бесконтрольно не попадет в поле воздействия капсулы. Он и в дальнейшем никому не собирался сообщать о нюансах открытых взаимосвязей. И без того ясно, что мир, принявший возможность останавливать изменения, бесповоротно преобразится.

После введения положенных ритуалов объявил о своем открытии. Это стало сенсацией. Прорыв — автор идеи цвета предоставил то, о чем не смели и мечтать.

Организовать условия оказалось несложно: скрытая комната по соседству с капсулой покоя у него имелась. И никто так и не узнал, что остановка возраста — побочный эффект от близости к покидающему мир человеку, однажды выбравшему оттенок своего тела из палитры, созданной автором идеи цвета. Катру нравилась мысль об этом невольном щедром жесте покойного: прощальном подарке стремящимся к неизменности.

Только вот выбирать приходилось лишь что-то одно: или цвет, или молодость. Эти процессы оказались трагически несоединимыми. Понял это, заметив, какие жуткие вещи творятся с разноцветными мышками, оказавшимися в радиусе действия капсулы покоя в момент утилизации модифицированных животных. Единожды увидев задыхающихся существ, утративших цвет до пугающей прозрачности, Катр милосердно прервал их мучения и прекратил исследования в этом направлении. При всем беспринципном любопытстве не стал продолжать изыскания и установил бессрочный запрет на сочетание процедур. Не задавал вопросов без готовности к ответам.

Конец ознакомительного фрагмента.