Со смертью о жизни

Иван Русланович Тимощук

Что, если наш мир не единственный?Что, если такое существо как Смерть, реально и живет на другой плоскости?Что, если она придет к обычному человеку и предложит работу?Что, если он согласится?Что, если?..

ГЛАВА 1

— Антон? Антон, ты собрался? Мы опаздываем!

— Мам, десять минут, и я буду готов!

— У тебя есть пять! — строго сказала мама.

Опаздываем… А чего она ожидала, когда сказала, что нас ждут на празднование Хэллоуина, в костюмах, за час до начала вечеринки? Ни грима, ни инвентаря, ни масок, ничего подобающего празднику дома не было. Я в шутку предлагал обмотаться бинтами и изображать мумию, на что мама сказала, что покопавшись в старой одежде можно найти что-нибудь интересное. А вот, что например, она не сказала. Ладно… Перебирая хлам, некогда бывший вещами, я нашел старый дедовский плащ, который по длине был в самый раз, но коротковат по рукавам. Это можно было легко исправить, надев под него черную кофту, что я и сделал. В любом случае, в баре, куда мы идем, не очень светло и мало кто это заметит. Единственная черная кофта, которую я нашел, была с капюшоном, который пришлось вытащить из под плаща, дабы он не выглядел как горб. Да уж… О костюме вампира, мысль о котором мелькнула в моей голове, придется забыть. К тому же у меня нет искусственных клыков, а свои, хоть они и острые, на вампирские никак не тянут. Зато весь этот наряд в сочетании с черными джинсами и черными туфлями, очень отдаленно, походил на костюм Смерти, по крайней мере, именно такой образ нарисовала моя фантазия. Оставалось только сделать косу. Благо с косой долго возиться не пришлось — черенок от старой сломанной швабры и сломанная вешалка, обмотанная фольгой, примотанная на скотч к этому самому черенку, сделали свое дело. Все, что оставалось, это посмотреть, как плод моих стараний смотрится на мне.

По пути к зеркалу, я обратил внимание на нашу кошку Хару. Она сидела неподвижно в коридоре, и широко раскрыв глаза, смотрела куда-то в пространство. Знаете, эти фокусы, которые выкидывают коты, когда спят себе спокойно, а потом резко просыпаются и начинают провожать кого-то невидимого взглядом. Обычно, в такие моменты, впечатлительным людям становится не по себе.

— Хара, ты куда так смотришь? — спросил я.

Кошка даже не повернулась в мою сторону, продолжая изучать загадочного невидимого гостя. Вообще она была умной кошкой, порой даже казалось, что понимает человеческую речь. Мне ее подарила бывшая девушка на девятнадцать лет, прежде чем бросить меня. Видимо подарок символизировал то, что мне надо направить свою заботу и тепло на кого-то другого.

Подойдя к зеркалу, я невольно усмехнулся, осматривая свой, на скорую руку сделанный, костюм. Отражение в зеркале крутилось в такт мне, копируя все движения, мимику, даже мой оценивающий взгляд.

— Ну, что тут скажешь, Смерть, которую этот мир заслуживает, — сказал я сам себе.

Отражение ответило осуждающим взглядом, от которого у меня побежали мурашки. Что-то было не так. На мгновение мне показалось, что оно ожило. Напротив, в зеркале, стоял тот же я, но словно другой. Та же внешность, тот же костюм, но взгляд… Он был холодным, строгим, и бесконечно глубоким. Я никак не мог оторваться от него.

— Ну, вот! Я же говорила, что можно что-то найти! — радостно воскликнула мама у меня за спиной, заставив меня подпрыгнуть и обернуться. — С тобой все в порядке?

Мама смотрела на меня с легкой тревогой. Я опасливо перевел взгляд на зеркало и увидел обычного, разве что удивленного, себя, с обычным взглядом, такого же как и всегда. Те же зеленые глаза, те же русые волосы, что и раньше. Показалось? Возможно. Но как реалистично и странно это было.

А что было? Отражение в зеркале на мгновение стало жить своей жизнью и смотрело на меня прожигающим взглядом? Нет, точно показалось.

Оторвавшись от зеркала, я более внимательно посмотрел на маму. На ней была темно-синяя юбка разной длины, пострадавшая от маминого энтузиазма и ножниц. В тон ей водолазка. Ее короткие, крашенные в рыжий, волосы нарочно торчали в разные стороны. И весь этот образ сопровождался ярким макияжем.

— Да, все хорошо, просто задумался, — приврал я. — А что у тебя за костюм?

— Современная ведьма, — ответила мама, гордо выпятив грудь. — Давай, собирайся, такси уже приехало.

Такси. Мама не берет машину. Значит, будет пить. Это плохо. У мамы есть небольшие проблемы с алкоголем. Вообще, она хорошая, не боится работы по дому, да и работы в принципе, но когда выпивает, то редко может остановиться. Зачастую, процесс поглощения алкоголя заканчивается, когда она засыпает прямо за столом. Разумеется, она старается с этим бороться, контролирует себя, но нет-нет дает слабину. Поэтому каждый ее поход в бар, встреча с подругами, или корпоратив, рождает у меня опасения получить среди ночи звонок от, уже знакомого, бармена, или от тех же подруг, что маму надо забрать. Сейчас еще куда ни шло, а вот раньше… Были недельные запои, постоянные собутыльники, ссоры…

Как бы там не было, она моя мама, я люблю ее, и знаю, что она тоже любит меня, пусть по своему, но любит. Кроме нее у меня никого нет. Отец ушел из семьи еще до моего рождения, бабушки и дедушки умерли, когда я был в подростковом возрасте, братьев и сестер нет. Вот так и держимся, стараясь поддерживать друг друга, несмотря на, разного рода, разногласия, что бывают между нами.

Спустившись на улицу, оказалось, что такси еще нет на месте, хотя мобильное приложение упрямо твердило об обратном.

— Вот, как всегда! — со злостью сказала мама, — Зачем отмечаться, что уже приехал, если сам еще в пути? Давай применим древнюю магию призыва автобусов, троллейбусов, и другого рода транспорта.

— Что? — недопонял я.

— Сигарету, говорю, давай.

— А, сейчас.

Я потянулся в карман и достал пачку легких сигарет. Одну протянул маме, одну взял сам. Да, я курю. Редко, но, тем не менее, бывает. И я абсолютно не скрываю этого, в частности от мамы. Во — первых, мне двадцать один год и я могу решать что мне нужно, а что нет, а во — вторых, зачем что-то скрывать? Лучше быть собой и сказать все как есть, чем прятаться по углам и придумывать какие-то истории относительно того, почему от меня пахнет сигаретами.

— О, я же говорила! Всегда срабатывает, — сказала мама, указывая на приближающееся такси.

Действительно работает. Я едва успел скурить половину сигареты.

— Ну, и где вас носит? — возмущалась мама.

— Понимаете, встал с другой стороны двора… — начал было оправдываться таксист.

— Видела я, как ты с другой стороны встал! Вон, только подъехал!

Водитель пытался еще что-то сказать, но мама отмахнулась и он замолчал. Я назвал адрес, и мы поехали.

Осень в Сибири это весьма условное понятие. Сегодня тридцать первое октября, до зимы еще целый месяц, но улицы уже несколько недель как присыпаны снегом, а температура доходит до двадцати градусов мороза. Сибирь…

Я сидел у окна и наблюдал, как мимо проплывают родные дворы, в которых я провел все детство, играя с друзьями в войнушку. Улицы, которые я знал наизусть, магазины, в которые я бегал после школы за сладостями, на деньги, сэкономленные с обедов. А вот тут мы с друзьями прыгали с качелей кто дальше. Кстати, о друзьях. Надо позвонить Вадиму, он тоже должен был прийти. Я по памяти набрал номер друга. Вадик взял трубку практически сразу.

— Алло — сдавленным голосом отвечает друг.

— Вадя, привет. Ты вечером будешь в «Кие»?

— Уже подхожу. Черт угораздил меня идти пешком. Мало того, что холодина такая, так еще и ветер просто с ног валит.

— Вот потому мы и взяли такси, — с улыбкой отвечаю я.

— Везет… Ладно, скоро увидимся, если я по пути не окочурюсь.

— Давай, до скорого.

Вадика я знаю с самого раннего детства. Мы выросли в одном дворе, ходили в один детский сад, потом пошли в одну школу, в один класс, и сидели за одной партой, если, конечно, нас не рассаживали учителя за плохое поведение. Мы вместе влипали в передряги, и вместе из них выбирались, влюбились, по классике жанра, в одну девчонку и оба были ей отшиты, а потом в запой обсуждали, что не такая уж она и красивая. Вместе впервые попробовали алкоголь и вместе впервые напились, не соизмерив количество. В общем, было много всего, и я, с уверенностью могу сказать, что Вадик мой настоящий друг, которому можно сказать все, что угодно, и он поймет, по крайней мере, постарается понять. В начальной школе он был маленьким худеньким и носил очки с толстыми линзами. Обычно таких детей называют ботаниками и шпыняют по углам, однако Вадик никогда не позволял к себе так относиться, и никогда не избегал драки, если она намечалась. В какой-то момент он записался в секцию бокса, окреп телом, и даже выиграл несколько соревнований, показав тем самым, всем одноклассникам, что приставать к нему не надо. Тем, кто не понимал устной речи, приходилось доходчиво объяснять. Шли годы, Вадик вырастал, его тело покрывалось мышцами, очки он сменил на линзы, стал стильно одеваться, и, разумеется, от девчонок у него не было отбоя. Но не смотря на все свои победы в спорте и обретенную популярность, Вадя оставался простым парнем. Это очень редкий пример того, как человек не потерял свое «истинное я». За это я его и уважал.

Наконец мы подъехали к бару «Золотой Кий». На самом деле бар находился не так далеко от нашего дома. Если идти пешком, то достаточно пройти несколько дворов и ты на месте, но если ехать на машине, то нужно сделать не малый круг, что займет куда больше времени. Видимо руководствуясь этой логикой, Вадик отправился на своих двоих, уже на середине пути, пожалев о своем решении.

Мы расплатились с водителем, и вышли на улицу. В лицо сразу ударил Сибирский осенний мороз, джинсы моментально накалились от холода и морозили ноги, а летние туфли предательски скользили на притоптанном снегу, как бы намекая, что совсем не по погоде я выбрал себе костюм.

— Тетя Лена, бонжур! — прозвучал знакомый голос, откуда-то сбоку от нас.

Мы повернулись и увидели Вадика с седыми от холода бровями и ресницами, изображающего какой-то приветственный реверанс, улыбаясь во все лицо. В этом жесте не было никакой издевки, чистой воды дурость, которой у моего друга было хоть отбавляй.

— Привет, Вадя! — ответила мама, изобразив в ответ книксен. — Замерз?

— До ужаса. — Вадик подошел ближе, и мы обменялись рукопожатиями.

— По пиву? — спросил я.

— Сначала горячий чай, а потом все что угодно, — отрезал он, и направился к входу в бар.

«Золотой Кий», или просто «Кий», как все его называют, встретил нас устаревшей музыкой, которая не менялась, сколько я себя помню, звуками стукающихся друг об друга бильярдных шаров, и запахом подкисшего пива. На самом деле, баром это заведение назвать было сложно. Скорее «забегаловка для местных пьянчуг». Все в этом заведении кричало об этом, начиная от линолеума с дырками, обшарпанных стен и покосившихся стульев, заканчивая дешевым пивом, скудным ассортиментом закусок и неторопливо прогуливающимися по барной стойке тараканами. Так же здесь стояла пара бильярдных столов для русского бильярда, и один специально для Пула. В Кие был сложившийся контингент, который посещал его с самого открытия, но со временем и тот стал расходиться, меняя романтику обветшалого подвала на современные заведения. Это естественный процесс. Народ вырастает. Бедные студенты, которые хотят повеселиться «подешевле», со временем заканчивают учебу, устраиваются на работу и переходят в места повыше уровнем. Но нет-нет заглядывают в старый добрый Кий, чтобы окунуться в ностальгию, встретить знакомые лица, или просто отдохнуть, не сильно раскошеливаясь. Видимо из-за этого спада и было решено поднять рейтинг заведения, путем проведения тематических вечеринок. И начали они с Хэллоуина.

— Лена! Антон! Вадик! Привет! — радостно прокричала бармен — тетя Галя. — Вадик, а ты чего без костюма? Ну, проходите скорее.

Да, нас здесь хорошо знали. Потому, что мама здесь работала барменом. Устроилась она лет двенадцать назад, и уволилась только год как. Тетя Галя все это время была ее напарницей и, по совместительству, подругой. Разумеется, я очень часто бывал у мамы на работе, и даже справлял здесь свой одиннадцатый или двенадцатый день рождения. Бильярд, тогда еще популярная музыка, еда и закуски, принесенные из дома, громкое слово «Бар», которое заставляло почувствовать себя взрослым, — что еще нужно было детям.

Мы поздоровались и разместились у барной стойки, в ожидании начала вечера. Галина Петровна, она же — тетя Галя, была очень забавной женщиной. Про таких говорят «тебе только на рынке торговать», имея ввиду ее крупное телосложение и манеру общения на матершинном языке. Гости пришедшие впервые в Кий испытывают легкий шок, а впоследствии, уже не представляют это заведение с другим барменом.

— Ай, хрен с ним с чаем. Теть Галь, давайте кружечку ирландского эля, — Решил Вадя.

— Две, — поддержал я. — Свежее?

— Обижаешь, — театрально обиделась бармен, и принялась наливать пиво.

— Три, — Подытожила мама.

Через пару минут тетя Галя поставила перед нами три кружки холодного, темного напитка и принялась с интересом разглядывать мой костюм. Эль был действительно свежий и очень приятный на вкус. Была у него интересная особенность — пьется он мягко, голова остается чистая, а вот язык начинает заплетаться. А если переусердствовать, то, вслед за языком, начинают заплетаться ноги.

— Антон, я смотрю, что ты в костюме, — начала было тетя Галя. Обычно когда она так говорит, далее следует какая-то просьба. — Это же Смерть, да?

— Да, Смерть, которую наш… Просто Смерть, — я осекся, вспомнив недавнее происшествие перед зеркалом. Пробежав глазами между полок с бутылками, я нашел небольшое зеркало. Отражение было обычным, никаких проницательных взглядов. Точно показалось. Но почему, же это не дает мне покоя?

— Я это к чему, — продолжила она, не замечая моей заминки. — У нас же Хэллоуин, сейчас народ придет, мы конкурсы подготовили, а вести их некому. Я бы сама отвела, но ты в костюме, да еще и с твоими ораторскими способностями…

— Ох, теть Галь, я, конечно, не против, но я сценарий совсем не знаю, — начал уклоняться я.

— Да что там знать-то? Быстренько пробежался глазами, а там, на месте разберешься. Я тебе подсказывать буду, — взмолилась она. — К тому же между конкурсами будут для гостей музыкальные паузы, а для тебя возможность прочитать сценарий следующего конкурса и придумать речь. Антон, с меня пиво.

— Если я буду ведущим, то пиво мне противопоказано, — обреченно вздохнул я.

— Я выпью! — быстро спохватился Вадя. — Он согласен!

— Решено! — просияла тетя Галя и пошла за распечаткой.

Ведущий. Вечер начал принимать неожиданный поворот.

Я пробежался глазами по сценарию, который принесла бармен. Складывалось ощущение, что никто особо не утруждался его написанием, поэтому скачали с первой попавшейся страницы в интернете. Вместо приветственной речи красовалась надпись «ПРИВЕТСТВИЕ», как бы намекая, что речь я должен буду придумать сам, а дальше сразу первый конкурс. Он заключался в том, что нужно выпить больше всех крови девственниц. Под «Кровью Девственницы» подразумевался некий коктейль из всего, что было в баре, залитый томатным соком, обильно сдобренный перцем и перелитый в трехлитровую банку. Эдакая сумасшедшая версия популярного коктейля «Кровавая Мэри».

— Не завидую я вам, ребята, — прошептал я сам себе и продолжил изучение сценария.

А тем временем Кий наполнялся людьми. Были знакомые лица, которые подходили, здоровались, интересовались как дела, не женился ли часом, и дивились тому, как я вырос. Было, среди этих знакомых, изрядное количество девушек, которые знали меня как подростка, общались со мной исключительно как с сыном подруги, а теперь смотрели на меня с неподдельным интересом. Да, мальчик Антон вырос, с этим не поспоришь.

— Ты, смотри, это ж Наташа, как ее… Журавлева! Помнишь, за которой ты бегал? — с улыбкой прошептал Вадя. — Она тебя прям взглядом раздевает.

Я помнил. Мне тогда было лет четырнадцать. Мы с Вадиком играли в бильярд у мамы в баре, как, вдруг, пришла она — Наташа Журавлева. Эффектная голубоглазая блондинка среднего роста. На тот момент ей было девятнадцать лет, у нее уже были все нужные округлости, что так манили взгляд совсем зеленых юнцов. Она пришла за бар, поздоровалась с мамой и о чем-то с ней оживленно заговорила. Забыв о бильярде, под одобрительный взгляд Вади, я пошел знакомиться. Представила меня мама, сам я невероятно стеснялся и не мог сказать ни слова. Надо понимать, что после этого знакомства мои походы в Кий участились. С Наташей мы начали общаться, я даже взял ее номер телефона, якобы на всякий случай, а сам сутками строчил ей SMS сообщения из разряда «Как дела?», «Что делаешь?», «Чем сегодня занималась?». А примерно через неделю, будучи уверенным, что она уже моя, я предложил ей встречаться, на что получил отказ. Она объяснила, что для нее я слишком маленький и это невозможно, но вот будь я постарше, она сама бы за мной приударила, а так нет. Сейчас я ее прекрасно понимаю, но тогда мое подростковое сердце было разбито, и все мои душевные страдания выливались огромными потоками на Вадю, который стойко меня поддерживал. А сколько было написано страдальческих стихов о неразделенной любви, растоптанных чувствах и одиночестве, не сосчитать. Конечно, теперь я вспоминаю это с улыбкой на лице.

И вот, спустя семь лет, объект моих детских мечтаний, с интересом разглядывает, уже взрослого, меня, а мне все равно. Нет, она все так же хороша собой, но многое изменилось во мне. Я стал видеть не только внешнюю красоту, но и внутреннюю, а разменивать себя на случайные связи, которые никуда не приведут, я не хотел. Моралист — говорили мне знакомые, с нотками непонимания в голосе. Может быть, но это мой принцип, которым, бывало, я жертвовал в прошлом.

— Антон, ты готов? Мы через пять минут начинаем, — голос тети Гали вернул меня из мира размышлений в реальный мир.

Я посмотрел по сторонам. Народу собралось человек пятьдесят, не так много как хотелось бы, но в маленьком баре они смотрелись внушительно. Знакомых прибавилось, но большая масса была мне неизвестна. Люди делали последние заказы перед началом вечеринки, и рассаживались по столикам.

Заиграла мрачная музыка. Она была похожа на саундтрек к какому-то мистическому фильму, и казалась до боли знакомой, но я никак не мог вспомнить название. Получив кивок от тети Гали, который означал, что пора начинать, я медленно двинулся в центр бара, приковывая к себе любопытствующие взгляды гостей. Остановившись, я с полным безразличием осмотрел всех присутствующих, стараясь сохранять лицо непроницаемым. Именно так, мне кажется, смотрела бы Смерть. Выждав несколько секунд, я сделал максимально холодный голос, который только мог, и заговорил:

— Люди. Испокон веков я был проводником между миром живых и царством мертвых. Я бережно собирал души, срок пребывания которых, в этом мире, подошел к концу, и провожал их туда, откуда еще никто не возвращался. Настанет день, и я провожу туда каждого из вас. Я вижу отведенное вам время. Я — Смерть!

Холодок пробежал по моему телу. Опять это чувство. Как тогда дома, но сейчас оно было разительно сильнее. За мной наблюдали. И это были вовсе не люди, сидевшие в баре. Это был кто-то еще. Что-то еще! Я обвел всех присутствующих взглядом, но в них не было ничего необычного. И тут я увидел старое, грязное зеркало в другом конце зала, которое отражало меня. Вернее, кого-то очень похожего на меня. А потом отражение ехидно улыбнулось.

Земля начала уходить из под ног. Холодок больше не побегал по моему телу, ему на смену пришел нарастающий страх. Казалось, что если сейчас отражение дернется, или подмигнет, я просто убегу из этого бара домой, закроюсь в комнате, и на всякий случай выкину все зеркала, даже маленькие.

Бар. Я же ведущий, на меня смотрят люди. По их лицам я понял, что моя заминка воспринята исключительно как театральная пауза и не более того. Собрав волю в кулак и отбросив мысли о живом отражении меня — не меня, я продолжил:

— Час пробуждения темных сил близок. Дабы приобщиться к их числу, вы должны испить крови девственниц, но лишь самый искушенный из вас станет предводителем нашего черного отряда, и будет решать, кто достоин присоединиться к всепоглощающей тьме. Принести кровь!

Тетя Галя вынесла банку «крови девственниц» и поставила ее на барную стойку. Тем временем я объяснял гостям, что мне нужно пять добровольцев, считающих себя достойными стать лидерами нашего «черного отряда». Желающие нашлись сразу. Пятеро взрослых мужиков с пивными брюшками.

Бурое месиво из банки было бережно разлито на пять стаканов лично мной так, что в банке осталась еще примерно половина. Потенциальные предводители по очереди подходили и пили содержимое стаканов. Первый отказался после пары глотков, второй допил стакан полностью и сказал, что готов пить еще, третий тоже допил, но сказал, что больше пить не будет, четвертому хватило одного лишь только запаха напитка, чтобы отказаться, а вот пятый переплюнул всех. Он отодвинул стакан и поднял банку с половиной «коктейля» к потолку. Заорав на весь бар, что пьет эту кровь во славу темных сил, он опустошил всю тару. Гости бара восприняли этот жест радостными воплями и градом аплодисментов. Что ж, предводитель найден. Он получил приз в виде трех кружек самого дешевого пива, остальным участникам достались поощрительные призы в виде соленых орешков.

Громогласный голос Галины Петровны объявил о танцевальной паузе, и старенькие колонки, похрипывая, наполнили помещение бара звуками музыки. Самые смелые гости тут же встали из-за столиков и пустились в пляс, периодически выкрикивая что-то из разряда «давай-давай!». Те, что поскромнее, остались сидеть на местах, но покачивались в такт ритму, с улыбками наблюдая за происходящим на танцполе. Как показывала практика, скромность улетучивалась после нескольких бокалов горячительного напитка. Более того, алкоголь в крови начинал шептать «Ты умеешь танцевать. А еще ты отлично поешь!», к сожалению, в большей степени тем, кто ни того ни другого делать абсолютно не умел.

— Сейчас, подожди, эти подопьют и начнут устраивать шоу, — словно угадывая мои мысли, прошептал Вадя. — Кстати, а ты чего в середине речи запнулся? Я бы предположил, что ты слова не мог подобрать, не знай я тебя. И лицо у тебя было какое-то растерянное.

— Это было так заметно? — в очередной раз удивляюсь Вадиной проницательности.

— Иначе, какой бы я был старший брат, — произнес он театральным голосом, выпятив вперед грудь.

— Напоминаю, что мы не родственники, и я старше тебя на два дня.

— Это абсолютно не имеет значения, — отмахнулся Вадик. — Ну, колись, что было-то.

А, действительно, что было? Если бы я сам знал.

— Вадя, скажи честно, я выгляжу как сумасшедший?

— Несомненно, — улыбаясь, ответил друг. Наверное, вот так выглядит настоящая дружба. Когда не можешь удержаться от того, чтоб не подколоть друга, не посмеяться над его падением с лестницы и порванными штанами. Но в тяжелые моменты ты готов всегда протянуть руку помощи, даже если тебя не просят. Просто потому, что по-другому ты не можешь.

— Я серьезно сейчас.

— Я тоже! Ну, а если, правда, серьезно… Во-первых, сумасшедший не в курсе, что сошел с ума. Ему кажется, что мир вокруг абсолютно нормальный, а все окружающие съехали с катушек. А во — вторых, ты самый здравомыслящий человек из всех кого я знаю.

Приятно. Я рассказал Вадику о фокусах, которые весь вечер со мной проделывает отражение в зеркале. Он слушал очень внимательно, не перебивая. Когда я закончил свой рассказ, Вадя, немного помедлив, спросил:

— Ты уверен, что тебе не показалось?

— Слушай… — начал было я.

— Нет, ты не пойми неправильно, я верю, — перебил он. — Я это к чему, отражение менялось тогда, когда ты пошутил в сторону Смерти, а потом когда себя назвал Смертью, так?

— Так, — согласился я.

— Допустим, то, что говорят в легендах о зеркалах, мол это порталы в другие миры, или что-то в таком духе, правда. Допустим, что кто-то или что-то из другого мира тебя услышало, появилось в зеркале, и ты это заметил. Но если это так, то почему актеры кино или театра, которые примеряют на себя роль Смерти, когда репетируют перед зеркалом, не замечают ничего? Или сотни детишек в Америке, или в Европе, которые празднуют настоящий Хэллоуин и наряжаются в Смерть, как ты сейчас, и кричат около каждого дома, где им дают конфеты «Я — Смерть», ничего не чувствуют?

— Ну, может они не замечают просто… — слова Вадика имели смысл, но что-то внутри не хотело с ним соглашаться. Может потому, что ощущения слишком свежи, а может просто хочется поверить в магию, параллельные миры, или что-то там еще. Хотя осознание того, что какое-то существо из другого мира смотрит на тебя через зеркало, попахивало сумасшествием.

— Пошли, — отрезал Вадик.

— Куда?

— Пойдем, говорю.

Через танцпол, минуя не крепко стоящих на ногах гостей, мы вышли к тому самому зеркалу, что висело на противоположной стороне бара. Вадик встал напротив зеркала, расправив плечи, несколько раз глубоко вдохнул и уверенно произнес:

— Я — Смерть, — И немного помедлив, добавил. — Я — Тьма.

Он сосредоточенно вглядывался в свое отражение, пытаясь разглядеть в нем кого-то или что-то помимо него самого. Постояв с минуту или две, он сказал:

— Антон, ничего. Все тот же красавчик — Вадик, что и всегда. Никаких ощущений, никакого проницательного взгляда. Теперь твоя очередь.

— Моя? — замешкался я.

— Ну, да. Мы же должны разобраться, в чем тут дело. Играет твоя мнительность, или ты пришелец из другого мира, который пришел к нам, чтобы поработить всех людей, и теперь связываешься со своими параллельными собратьями, — шутил Вадя. Юмора и решительности ему не занимать.

— Хорошо, — я подошел к зеркалу. Сердце участило свой ритм, но я понимал, что это просто волнение. Я собрался с мыслями и произнес. — Я — Смерть.

Мой взгляд скользил по отражению, но я ничего не замечал. Все действительно было как раньше.

— Ну, что? — нетерпеливо спросил Вадя. — Есть что-то?

— Ничего, — выдохнул я. Волнение начало отступать.

— Показалось, выходит? Нет, если хочешь, то можем еще раз попробовать.

— Нет, ты прав, показалось. И, спасибо.

— Да ну, ты брось. Для чего еще нужны…

— Да-да, старшие — младшие не кровные родные братья, — с улыбкой закончил я.

— Именно! — просиял Вадик.

Тем временем тетя Галя жестами показывала, что пришло время для следующего конкурса, и, увидев мой утвердительный кивок, пошла к аудио системе. Звуки, некогда популярной, электронщины, сменились мрачной музыкой — главной темой сегодняшнего вечера. Я старался шагать в такт органу, приковывая к себе, уже помутневшие, взгляды гостей. Заняв свое привычное место посреди бара, я направил косу на победителя прошлого конкурса и сказал:

— Предводитель, подойди ко мне.

Мужчина встал и двинулся в мою сторону под одобрительные крики толпы, высоко подняв руки вверх.

— Назови свое имя, — обратился я к нему.

— Зовите меня «Итальянский жеребец Абилардо»! — прокричал он. Гости взорвались хохотом и аплодисментами.

Я осмотрел его. На вид «жеребцу» было лет тридцать пять. Волосы были короткие и засаленные, одежда не по размеру, но не скрывающая «пивной» живот. Во рту отсутствовало пару передних зубов, а запах говорил о том, что человек занимается физическим трудом и, явно, пренебрегает душем. Определенно, итальянский жеребец, иначе и не скажешь.

— Абилардо, чтобы присоединиться к темным силам, к их армии, мы должны доказать, что мы одни из них. Нам нужно показать им такие бесовские танцы, которые не сможет станцевать человек. Ты как предводитель, — жеребец снова вскинул руки вверх. Он определенно гордился своим статусом, — должен выбрать трех человек, которые будут танцевать. Потом тебе нужно будет выбрать одного единственного, кто справится лучше всех. Того, кто поистине достоин. От тебя зависит очень многое, предводитель. Не подведи.

Жеребец утвердительно кивнул и начал осматривать всех собравшихся. Как и следовало ожидать, высматривал он самых симпатичных девушек, бесцеремонно хватал их за руки, и вытаскивал на танцпол. В числе жертв оказалась и Наташа. Я поймал на себе ее обреченный взгляд, который через пару мгновений сменился на хитрый, посеяв внутри меня ощущение, что она что-то задумала.

Из колонок заиграла танцевальная музыка, ознаменовав начало конкурса. Девушки пустились в пляс, под веселые улюканья из зала. Две девушки скакали, махали руками и корчили страшные рожицы, всеми силами стараясь походить на разбушевавшуюся нечисть. Абилардо сначала просто наблюдал за ними, но вскоре, издав радостный вопль, пустился в пляс, беспорядочно молотя руками в воздухе. Это выглядело скорее смешно и нелепо, чем хоть как-то устрашающе. Но тут он остановился и начал смотреть куда-то в сторону. Я проследил направление его взгляда и обомлел.

Наташа. Ох, Наташа… Что же ты делаешь.

Я никогда не видел таких изгибов. Может, конечно, видел, но в этот момент мне казалось, что никогда. Ее руки чувственно скользили по ее же телу, периодически обнажая отдельные его части. Это было не столько пошло, сколько для того, чтобы подразнить. Я видел ее глаза. Ее ядовито — голубые глаза, которые, не отрываясь, смотрели на меня на протяжении всего танца. Не нужно было никаких слов, чтобы понять, что она меня желает. Вот руки пошли на второй круг, обнажая подтянутый живот, скользят выше по не маленькой груди, по изящной шее. Она касается пальцами своих губ и отправляет мне воздушный поцелуй.

Я не верю в магию. Ну, я не исключаю ее существование, но не то чтобы искренне верю. Но то, что происходило сейчас, другим словом назвать сложно. Настоящая, природная, женская магия. Именно из-за нее случались войны, горели города, и назначались дуэли. Именно из-за нее могли пошатнуться моральные устои.

Я искренне верил, что моя воля — кремень, но чувствовал, как кремень дает трещину, пропуская к щекам румянец, а в голову очень яркие образы.

Освобождение от чар пришло внезапно, оборвавшейся музыкой. Я посмотрел на Вадю. Он ответил многозначительным взглядом и расплылся в улыбке. Такая улыбка говорила, он уверен в том, что сегодня меня охомутают, заволокут в постель, и не отпустят, пока я не останусь без сил. А может даже после этого не отпустят.

— Вот она победила! — взревел Абилардо, указываю на Наташу.

Кто бы сомневался…

Наташе вручили три кружки пива, но, по знакомству, не самого дешевого, а ирландский эль. Одну она взяла себе, одну отдала Ваде, подмигнув ему, и услышала в ответ «Понял, удаляюсь», а третью принесла мне.

— Давно не виделись, Антон, — сказала она сладким голосом, протягивая мне пиво.

— Да уж, давненько… — я взял пиво и торопливо к нему приложился, чтоб скрыть смущение.

— А ты все такой же стесняшка, как и много лет назад, — она принялась перебирать мне волосы, пуская тем самым по всему телу мурашки. — Зато, каким красавцем вырос, просто загляденье. Девчонки, наверное, толпами ходят, да?

— Не исключено, но я очень избирательный, — уклончиво ответил я.

— И кого же ты выберешь сегодня?

Я посмотрел ей в глаза. Боже, с каким теплом и какой жадностью она смотрела… В разных романах авторы пишут о искре, что мелькает между парнем и девушкой, и, похоже, это была она. Больше скажу, это была не искра, а настоящая молния, но не любви, а страсти. И мы оба это прекрасно понимали. Вот так просто — подумал я — могут покоситься моральные устои. Один взгляд, одно слово, одно касание. Или же причиной тому, долгое отсутствие девушки, немного алкоголя в крови и приятные воспоминания. В любом случае, что бы там ни было, я не мог устоять, да и не хотел. Губы как-то сами потянулись к ее губам, как вдруг:

— Эй, красавица! — Рука Абилардо легла на плечо Наташе, прервав наш не случившийся поцелуй. — А я видел как ты танцевала для меня!

— Для тебя? — удивилась Наташа.

— Для меня. Для своего предводителя.

Жеребец слишком вжился в роль. На столько, что потерял чувство такта.

— Мы разговариваем, — ледяным голосом сказал я.

Я не думал, что мой голос может быть ТАКИМ. В нем было абсолютное спокойствие и, не присущий мне, холод. Обычно, в таких ситуациях, кровь должна закипать, но я не чувствовал ничего кроме покоя.

— Ну, значит, потом поговорите, — отмахнулся новоявленный мачо. — Так, вот, я это к чему, ты мне понравилась, так что…

Я встал с барного стула и положил правую руку на солнечное сплетение Абилардо, чуть отодвигая его от Наташи.

— Я сказал, мы разговариваем, и ты нам мешаешь.

Голос оставался ледяным. Я заметил, как взгляды гостей устремились в нашу сторону, в ожидании драки. Ко мне подошел Вадя. Его лицо было спокойным, но я понимал, что одно резкое движение и мачо рухнет на пол под тяжестью Вадиного хука.

— Антон, все нормально? — спросил друг.

Я молча кивнул, не отводя взгляда от неприятеля.

— Вы чо тут, смельчаки что ли, или чо?! — взревел Абилардо. Его лицо перекосило от ярости. — Я вас обоих сейчас положу здесь! Да я вас… Что с тобой?

Жеребец испуганно смотрел в мои глаза. Не знаю, что он там видел, да и не хотел знать. Во мне была сила. Какая-то непреодолимая мощь растекалась по всему телу, заполняя каждую клеточку моего организма, каждый отдаленный закуток моей души. Словно я сам был силой.

Все мысли куда-то делись. Я видел все, словно в замедленной съемке. Вот, Вадя делает шаг навстречу бунтарю, готовясь нанести сокрушающий удар. Вот Наташа, на ее лице застыла тревога. Хмурый взгляд тети Гали. Испуганный Абилардо, который смотрит в мои глаза. Интересно, что он там увидел? Я видел сразу все, не отрываясь от предмета моего внимания. Это было очень странно, но я ссылаюсь на действие адреналина. Хотя откуда взяться адреналину, если я ни зол, ни взволнован? Я вообще ничего не чувствую! Только абсолютный покой.

А еще было чувство, что пора заканчивать перепалку, иначе, до добра это не доведет. Я просто толкнул Абилардо одной рукой в грудь. Не так чтобы он упал или покалечился, но так, чтобы отстранился от меня.

То, что случилось далее, не поддавалось никакому объяснению. Жеребец полетел спиной вперед через весь бар, а это метров восемь по прямой. Он сносил по пути стулья, врезался в стену и упал навзничь. Я не могу сказать, что я был слабым, но чтобы вот так просто отбросить от себя человека, который вешает килограммов на двадцать больше чем я…

— Ох! — удивленно выдохнул Вадя. — Он там живой хоть?

Абилардо был жив. Он сел на пол опираясь на руки, и начал испуганно смотреть по сторонам. Казалось, что он испытывает неловкости перед всеми гостями, и ищет какую-то поддержку. В конце концов, неприятно, когда тебя выводят из игры одним толчком. Тем более какой-то молодой, худоватый парень.

Но здесь было что-то другое. Испуг в его глазах сменился ужасом. Абилардо махал руками, отбиваясь от кого-то невидимого.

— Что… Что вам надо?! Кто вы?! Не трогайте меня! — взревел он. Его голос дрожал.

Все непонимающе смотрели на происходящее. Кто-то хотел подойти помочь, но останавливался, боясь случайно получить удар.

— Вы, что их не видите?! Бегите! Бегите! — сокрушался жеребец.

Еще мгновение он озирался по сторонам, а потом побежал из бара в сторону улицы, как был, в одной футболке. Что это было? Что его напугало? Да так, что он убежал из бара без теплой одежды в двадцатиградусный мороз?

— Похоже, он сильно стукнулся головой о стену, — задумчиво протянул Вадя, словно прочитав мои мыли.

— Пожалуй, — ответил я. — Теть Галь, я наверное, пойду домой? Что-то настроение уже не праздничное.

— Конечно — конечно, — понимающе сказала бармен. — Все равно конкурсы уже никому не нужны, все пьяные.

— Антон, ты уходишь? — с обидой в голосе спросила Наташа.

— Да. Не хочу тут оставаться.

— Но, Антон… — начала было она.

— Наташа, в другой раз, — отрезал я.

Мы оба понимали, что, скорее всего, другого раза не будет. Момент упущен. На смену ее желанию пришла обида.

Я подошел к Ваде.

— Вадя, надо ехать домой.

— Думаешь, он вернется с толпой алкашей, чтобы отомстить? — поинтересовался друг.

— Нет, не думаю. Просто хватит на сегодня происшествий. Ничего не хочу. Просто добраться до дома, скинуть эти лохмотья, умыться и лечь спать, — устало сказал я. — А где, кстати, мама?

— Я видел ее минут сорок назад последний раз. — Вадя огляделся по сторонам. — Она, вроде, пошла играть в бильярд с кем-то. Наверное, играет еще.

Мы зашли в бильярдную комнату. На столе со стареньким сукном, были раскатаны бильярдные шары, показывая, что партия еще не закончена, но продолжать ее некому. За пластиковым столиком, положив голову на руку, сидя, спала мама. Рядом с ней стояла недопитая кружка пива и допитая стопка. В центре стояла, почти пустая, бутылка водки. Вот теперь покой сменялся злостью. Опять мы возвращаемся к старому.

— Вадя, — вздохнул я. — Поможешь ее довести?

— Конечно, какой разговор.

Я попытался разбудить маму, но она никак не реагировала. Мы с Вадиком переглянулись. Он развел руки в стороны, как бы говоря, «Ну, что поделать, придется нести». Я тут же вызвал такси. Идти ночью через дворы, по такому морозу, неся на плечах спящую женщину, уж никак не хотелось. Благо поблизости бара находилась свободная машина, и приложение моментально оповестило, что такси назначено и подъедет в течение двух минут.

— Может, понесли пока что? Все равно, пока поднимем, пока выведем, там машина и подъедет.

Мы начали поднимать маму. Вадик закинул ее руку себе на плечо и начал распрямляться, поднимая ее со стула, я тут же подхватил ее под вторую руку.

— Да что вы ее трогаете? Пусть спит себе человек, — заплетающимся языком сказал мамин собутыльник, который, по всей видимости, отходил в туалет, а сейчас покачиваясь стоял в проходе.

— Еще слово, и ты сам спать ляжешь! — процедил я сквозь зубы. Во мне кипела ярость, которую я не мог обуздать.

— Понял, не мешаю, — отозвался собутыльник и отошел с прохода.

— Дружище, что с тобой сегодня? — осторожно поинтересовался Вадик.

— Вадя, давай до дома доедем и поговорим? — чуть остывая, сказал я.

Мы направились к выходу, попрощавшись с тетей Галей и помахав знакомым. От Наташи я получил напоследок обиженный взгляд и холодное «пока». Не страшно. Много лет назад в такой ситуации был я, и ничего, не умер. Хотя, глубоко внутри, я чувствовал, какие-то, небольшие уколы совести и отголоски недавнего желания.

Выйдя из бара сразу чувствовалось, что мороз окреп и оставаться на улице долго не хотелось. Благо, машина действительно стояла на парковке и ожидала нас. Мы двинулись по направлению к такси, борясь с порывами ветра. Все могло бы быть проще, если бы мама нам помогала, а не просто висела на плечах. Словно услышав мои мысли, она начала медленно шевелить ногами. Я посмотрел на ее лицо. Глаза были закрыты, но ноги шевелились, немного облегчая нам работу. Видимо она шла на, так называемом, автопилоте. Что ж, уже неплохо.

За пару минут наше трио добралось до машины. Маму усадили на заднее сидение, между нами. Таксист вопросительно на нас смотрел, но услышав адрес, молча поехал. Молчаливый таксист — то, что сейчас нужно. Желание разговаривать с кем либо, отсутствовало напрочь. Тем более если это будут пустые разговоры. Есть такая старая шутка, что, если не знаешь как начать продолжительный диалог с таксистом, задумчиво посмотри в окно и скажи «До чего страну довели». Долгие философские рассуждения вам обеспечены. К счастью, в салоне сохранялась тишина, за исключением тихо играющей музыки. Настолько тихой, что нельзя было даже разобрать слова.

Старенькая иномарка неторопливо плыла по ночному Красноярску, огибая дорожные ямы. Так и не научились у нас класть асфальт. Я прильнул к окну, обдумывая все произошедшее сегодня. Игры отражения, почти случившийся секс, потасовка в баре, охвативший меня покой, ледяной голос и, невесть откуда взявшаяся, сила. Ладно, с отражением мы разобрались — почудилось. Секс, ну, это естественный процесс, просто неожиданно было как-то. А вот спокойствие и сила… Спокойствие еще можно объяснить. Я никогда не отличался сильной эмоциональностью. Но в стрессовых ситуациях эмоции прорывались. Тем более в конфликтных, а тут абсолютный покой. Сила. Вот тут сложнее. Я не могу назвать себя слабым, даже когда-то ходил в тренажерный зал и поднимал свой вес. Но без особых усилий оттолкнуть взрослого, сбитого мужика, да еще чтобы тот пролетел несколько метров…

— С вас двести двадцать рублей — хрипло сказал водитель, оторвав меня от размышлений.

— Да, конечно, минутку.

Я рассчитался с таксистом и вышел из машины, Вадя вышел следом, и мы принялись вытаскивать маму. Надо сказать, что усаживать было гораздо проще.

Раньше я очень стеснялся подобных ситуаций, а потом просто привык. Конечно, неловкость есть и сейчас, но я уверен в Ваде, и в том, что он все понимает.

— Ну, последний рывок до четвертого этажа? — бодрым голосом сказал Вадик.

— Это да. Надеюсь, лифт работает.

Лифт работал. Мы аккуратно завели в него маму, придерживая то ногами, то плечами, закрывающиеся двери. Выйдя на четвертом этаже, мы доковыляли до двери нашей квартиры, я вставил ключ, провернул, и наконец, мы дома.

— Хара, отойди — прикрикнул я на встречающую нас кошку и получил от нее обиженный взгляд. Еще один в мою коллекцию. Женщины….

Мы довели маму до ее кровати, уложили прямо в одежде. Раздевать ее по понятным причинам я не стал.

— Пошли, покурим?

— Пойдем, — согласился Вадя.

Вообще Вадя не курил, он баловался, как сам же и выражался. Или курил когда выпьет, уверяя, что от попадания в кровь алкоголя, у него вырастают легкие курильщика. Мы вышли на балкон, я взял нам по сигарете, поджег, глубоко затянулся и почувствовал, как поймал легкое опьянение от никотина.

— Поговорим? — аккуратно спросил Вадик.

— Да, конечно.

Я пересказал Вадику что случилось. Про Наташу, про свои ощущения, про силу, а полет итальянского жеребца и то, что было далее, он и сам видел. Пока шел рассказ, сигарета успела истлеть, пришлось подкуривать еще одну.

— Ну, версия с пришельцем из другого мира кажется уже не такой бредовой, — подытожил друг.

— Ой, да ну тебя.

— Антон, я отшучиваюсь потому, что не знаю, что сказать на это. Я не ставлю под сомнения твои слова, тем более, что я сам все видел. Это странно. Это очень странно. В тебе веса сколько? Семьдесят?

— Семьдесят три.

— Семьдесят три, хорошо. А в том Эдуардо…

— Абиладро — поправил я.

— Да не важно. В том Абилардо килограммов девяносто, чистого сала. И ты отшвырнул его одной рукой. Антон, я много лет занимаюсь спортом, во мне девяносто кэ гэ веса, плюс подготовка, но я даже тебя так не отброшу. Понимаешь?

Я понимал. Но что это было и откуда взялось, я не знал.

— Антон, повторюсь, это странно. Безусловно, круто, но странно и даже пугающе. Ты сам-то как думаешь, как так получилось?

— Адреналин? — неуверенно сказал я.

— Адреналин от стресса вырабатывается, или от страха, а ты говоришь, спокоен был, — в словах Вади была логика. — Хотя черт его знает, может и адреналин. Не знаю, в общем. Ты понаблюдай за собой.

— Конечно, — пообещал я. — Вадя, у меня уже голова кругом идет. Может спать? Ты у нас останешься?

— Да, останусь, — согласился он. — К тому же, надо утром обчистить тебе холодильник.

— Ты как всегда — улыбнулся я.

Я постелил Ваде на диване, пожелал доброй ночи и отправился в комнату. По пути проверил маму — спит. Пускай спит. Хорошо хоть, ей завтра не на работу. И мне тоже. С сегодняшнего дня начался мой отпуск, а это означало целый месяц сна до обеда, занятий своими делами и просто отдых. Сегодня, правда, отдых получился не самый удачный.

Наконец я добрался до кровати, аккуратно положил одежду на стул, который служил еще и вешалкой. Хара дремала у меня на подушке пушистым черным пятном.

— Прости, подруга, — сказал я кошке, поглаживая ее. — Просто тяжелый день. Мир?

Хара задумчиво посмотрела на меня, словно прикидывая, стоит ли меня прощать, а потом тихонько мяукнула и замурлыкала. Видимо, прощает.

Голова разрывалась от мыслей, и я думал, что не усну сегодня, но только я коснулся подушки, как тут же провалился в сон.