Невинная куртизанка

Елена Очнева

Ина блуждает по дебрям популярных способов получения не слишком тяжёлых доходов, доступных ничем не примечательной женщине без особых способностей, рискуя запутаться в веяниях и тенденциях. Она обречённо влачит несколько романтических запутанных, подозрительных, не ярких почти любовных линий. Не смотря на все усилия, она не может достичь ни материального, ни какого другого блага, теряя силы и надежду. И вот, стоя на краю этой пропасти, ей предоставлен выбор сделать шаг вперёд или вверх.

Истоки

Вернёмся к истокам этого куража Инессы, причины которого уходили в молодость, в которую и копнём для полноты картины, чтобы понять, откуда появилось это годами выстраданное желание цинично иметь всё и всех, но так, чтобы по возможности никто не имел её. Есть ещё на планете места и семьи, в которых отдают замуж, предварительно не поинтересовавшись у молодой о желаемой кандидатуре.

«Живи, дочка, и будь счастлива. Если сможешь. А не сможешь — сама виновата» — подразумевали родители, разрабатывая предполагаемый план её жизни. Хоть это не были те незапамятные времена, в которые такой подход к браку был вообще нормой, тем не менее, именно так её замуж и отдали. Как говориться — почти и не спросили: «Как зовут?». Просто пообещали:

— Ты нам ещё спасибо за это скажешь, — но не уточнили — когда именно.

Отдали безо всякой романтики, посадив в ней ростки этой извращённой практичности, когда из всего, даже из брака, нужно обязательно извлекать выгоду. А заодно, в комплекте, привить ей осознание себя, как жертвы, даже наслаждающейся жалостью к себе на всю оставшуюся жизнь, по всем возможным поводам.

Трудно назвать радостью чувство нравственно ещё здоровой молодой девушки, которая ложится в свою «первую постель» с малознакомым человеком, потому что это послужит крепким основанием для её дальнейшей жизни. Причем, ложится не после клуба в пьяном угаре (тут всё понятно, никому ничего описывать не надо, все всё сами знают), а во всей своей чистоте и невинности, прямо к далеко не прекрасному и тоже совсем не любящему тебя, но уже почему-то — мужу, который будет требовать неизвестно откуда должных взяться желаний и чувств. В некоторых случаях ты нравишься не ему, а его папе, но кто будет разбираться в тонкостях таких извращений, когда есть веками проработанная концепция унижения женщин. Короче, замуж её отдали за незнакомца, но не прекрасного.

На этом основании может быть и не стоит удивляться, когда в будущем для неё, уже взрослой женщины, не составляло особого труда и не вызывало моральных ломок, разделять кровать с любым малознакомым желающим, готовым удовлетворить её материальные интересы. Эту норму установили для неё раз и навсегда самые близкие для неё люди, в правильности действий которых у неё не было причин сомневаться. Мужчины изначально определяют женщинам незначительную роль, над которой женщине запрещено даже подумывать, чтобы вдруг не обозвали феминисткой, этим странным ругательным термином, ими же самими и придуманным. Но, когда в дальнейшем женщине приходиться взвалить на себя весь груз быта по причине несостоятельности многих современных мужчин, эти же мужчины спокойно убеждают всех и себя, что она сама этого хотела, спихивая вину в своей немощности и неприспособленности на этих фантазийных феминисток. «Просили равенства — получите» — аргумент неутомимых ни на что не способных экспертов женских душ, которым очень удобно снять с себя и переложить на женщин и всю эту неподъёмную ношу, и вдобавок к ней ответственность за всё. Сегодня мы часто наблюдаем это уродливое зрелище — капризных мужчин. Он не может, ему трудно, спасите его от ответственности за семью, а то он ещё не нагулялся. Инесса сопротивлялась такой действительности изо всех сил, пытаясь сбросить с себя эту не женскую ношу, которую сегодня несут большинство женщин, и стать более женственной, как требуют те же мужчины. А для этого нужно было постоянно искать кандидата. Но желающих всё не находилось. Дураков, как они говорят, — нет. Видимо, есть только дуры, как и показывает сегодняшняя действительность, везущие на себе семьи, работу, быт. Феминистки одним словом. А мужчина — просто красивый. Что после этого от неё и хотеть можно? Ей оставалось только терпеть и жалеть себя.

И она привыкла себя жалеть, начиная уже с самого момента вхождения её жизни в фазу — «под откос», которую обычно называют — «рассвет». Так и вжилась в неё эта к себе жалость, став частью её самой, со временем обрастая требованием жалости к себе от окружающих. Это безобразное чувство, от которого автор, никогда не дающий советы, советует избавляться при малейшем появлении даже намёка на него из-за его разрушительного для личности действия, продолжило укореняться в ней, после развода, логично завершившего такого рода брак. На память от мужа ей осталось трое детей, рождённых между уборкой, стиркой и скандалами; золотое обручальное кольцо, купленное когда-то в кредит и ужасные воспоминания о тирании, логично следовавшей за такими союзами «на взаимовыгодных условиях».

Общение их сводилось к необходимому минимуму. Камиль, приходя с работы, осматривал дом, принимал по описи, так сказать. Если был в плохом настроении — делал необходимые по его мнению замечания. Если настроение было хорошим, то мог расщедриться на похвалу в виде какого-то параллельно — перпендикулярного комплимента. Уровень его комплиментов находился на низшей ступени развития лицемерия и выражался обычно фразами типа:

— Моя же ты семидельница восьмирукая.

На этом комплименты заканчивались и вырождались в извлечение выгоды от затраченной доброты. Нельзя показывать жене слабость, а то на шею сядет — был уверен он и выдавал какую-нибудь банальную просьбу, чтобы уравновесить проявленную к ней щедрость:

— Будь доброй, налей чаёк своему любимому мужу.

Первое время она недоумевала при слове «любимому», но потом привыкла, а спустя время иногда даже соглашалась с ним, если в этот момент он её не слишком раздражал.

Отсутствие у неё профессии тоже было следствием особой заботы о ней мужа, который считал себя способным обеспечить семью (но почему-то не слишком обеспечивал), поэтому запрещал ей работать.

— Попрошу не принижать мои мужские способности.

Но обычно подстраховывался, добавляя:

— Если тебе надо будет тебе работать — сообщу.

С развитием отношений их семейные диалоги стали более красочны, многословны и прямолинейны. На последнем этапе развития — они уже заканчивались скандалами и увечьями. Брак, не связанный никакими взаимными симпатиями, логично развалился.

После развода бывший муж решил прочувствовать свободу во всех её проявлениях, поэтому добровольно никогда не давал знать и о себе, и об алиментах, копившихся на воображаемых счетах предполагаемых банков и грозивших в один прекрасный момент озолотить её, как она любила представлять в особо тяжёлых ситуациях. А пока она была вынуждена «крутиться, как могла».

На зарплату продавца, мягко говоря, жить было трудно и скучно. Вот так и возникло в её жизнь вознаграждаемое увлечение. Как известно, всё начинается с малого — и плохое, и хорошее. И она, начав с мелких услуг от относительно близких мужчин, наконец, дошла до беспринципного ожидания безоговорочного участия окружающих в её судьбе, которую она считала безусловно тяжелее, чем у любого другого кого бы то ни было. А затем — и дальнейшего невозмутимого принятия помощи ото всех встречаемых, даже не желающих ей помогать, но как-то, видимо, по инерции начинающих жалеть её, людей (жалость, как известно, ещё и очень заразна). А подобные люди, как это ни странно для кого-то прозвучит, обильно встречаются и в наше, казалось бы, лишённое разного рода сентиментов время. Она дошла до убеждения, что каждый неосмотрительно задержавшийся в её поле зрения бедолага, подаривший ей секундную унылую улыбку, обязан был выслушать тираду бесконечных её проблем и как-то всё это решить, безусловно, не требуя ничего в ответ. Бескорыстие оппонента было самим собою полагающимся условием. Если только она сама не захочет отблагодарить. А так — никогда ничего взамен. «Иначе, что же это будет за некачественное добро, если оно ожидает расплаты?» — участливо беспокоилась она о чужих душах. Если какой-нибудь проникшийся к ней ловелас, находясь в игривом настроении, пытался передать ей свой романтический заряд в надежде вызвать взаимность, он тут же получал в ответ ушат оглушительной реальности. Любой начатый с ней диалог она умело разворачивала в нужном ей направлении, оставляя оппонента в лёгком недоумении от её этого давящего всё светлое на своём пути умения.

— Драгоценнейшая Диночка, подарите же мне что-нибудь незначительное на память.

— Ну, вы же знаете — что я могу? У меня и нет ничего. Разве что — куча проблем, ими могу поделиться. Берите все, — предлагала она с невинной улыбкой. Это вероятно всё, что осталось в ней невинного на момент описываемых событий.

Или не менее жалостливое:

— У меня же дети, внуки. Им же всем столько всего нужно. А денег нет… Совсем. Ну, или почти нет. Что, в конечном итоге, — одно и то же, — то и дело раздавалось из разных концов набиравшего популярность магазина. И нельзя было однозначно утверждать, что такая популярность была не заслугой Инессы, а следствием расширения торговой площади магазина, которое по совпадению происходило одновременно с возрастанием популярности Инессы. Но, в любом случае, — было, где разврату развернуться и разгуляться. Эти новшества способствовали деятельности Инессы, тем самым радуя её и образуя счастливый симбиоз нарастающего размаха и бизнеса, и любви.

К ней стремились разного рода особи, а уж всяческие бедолаги валили к ней косяком, чувствуя свою хоть кому-то нужность. И все они такой многочисленностью развивали в ней веру в свою неотразимость. Она не отталкивала никого, руководствуясь принципом — лишние мужские бесплатные руки всегда пригодятся. Да и неудовлетворённая в своё время потребность в ухаживаниях — романтической обёртке естественных желаний и всяческом флирте — давала о себе знать. Новые бедолаги брали пример с уже имевшихся, увеличивая численность этой странноватой с виду популяции. Конкуренция росла, подпитывая почву её растущего самомнения. Несмотря на то, что все её хитрые комбинации происходили на всеобщем обозрении, ей удавалось скрывать от масс: спит ли она с кем-то из них или так — морочит всем головы. Всё было покрыто туманом. Мнения окружающих, любивших обсудить сельские события любой значимости, разделялись, версии разнились и это её вполне устраивало. Потому что — где нет единства мнений, там нет и единодушного вердикта и, следовательно, опасности опозориться.

Если Вам нравится книга, Вы можете поддержать автора: ВТБ 2200245928185656, VISA 4177490196307534, Тбанк 2200701372337748.