Ба

Елена Олеговна Рудакова, 2017

В старом деревенском доме Илона находит древнюю книгу, принадлежавшую её много раз "пра-" бабушке. Странным образом начав общаться с родственницей, которую Илона называет Ба, она узнаёт о нелёгкой жизни крепостной крестьянки XIX века и решает дать ей второй шанс – шанс прожить жизнь заново. Но правда ли Ба существует? Изображение на обложке: Photo by rawpixel from Pexels. Содержит нецензурную брань.

Глава 3

Университет с подработкой быстро стали рутиной. Полдня занимали пары по предметам, даже название которых я могла запомнить с трудом. К счастью, единственной моей задачей стало тупо списывать формулы с доски и срисовывать графики, в которых Алёна, в отличие от меня, разбиралась, как пчела в цветах. А я пыталась просто не обращать внимание на часы, проведённые в институте.

Взамен я стала экспертом по приготовлению блинов в торговом центре по соседству с универом. Каждый будний день я работала в фастфуде, то дежуря на кухне, то стоя у кассы. Работа оказалась тяжелой, но радостной, потому что два-три часа я наслаждалась вакуумом в голове, не слушая сумбурные мысли Алёны.

Но после подработки приходилось возвращаться домой, с маньячным усердием Алёны делать домашнюю работу и начинать изучать новую бесполезную фигню, вроде узоров на панцирях тихоокеанских двустворчатых моллюсков. Со временем я решила просто не спрашивать у Алёны, по какому принципу выбираются темы всенощных исследований, потому что она лишь злилась и говорила, что мне, дуре, всё равно не понять.

В тот день на подработке случилось два ненужных события: сломался один холодильник и пришёл новенький работник. В фаст-фуде ты считаешься матёрым профессионалом после двух месяцев работы, поэтому меня обязали показать ему кухню.

— Готовая блинная смесь стоит в холодильнике, не забывай убирать каждый раз обратно, — спокойно объясняла я новичку. — Нет, не в этот, он сейчас сломан. Опять крысы перегрызли провода, наверно… Из этих контейнеров берёшь овощи, из этих — мясо.

Новенький Вадим воодушевлённо кивал, а, задавая вопросы, задумчиво чесал короткостриженую, почти лысую голову. Мне хотелось поскорее с ним расправиться, чтобы до возвращения Алёны успеть посидеть в интернете. Дома родственница не давала даже початиться с друзьями в Контакте, и я урывала свободные минуты на работе.

— Можно на «ты»? — улыбнулся Вадим.

— Без проблем, — ответила замученной улыбкой я. — Ты будешь работать тоже по вечерам?

— Нет, я на полный день пришёл.

— Мне показалось, ты тоже студент, — удивилась я.

— В том году учился, не понравилось, — театрально нахмурился Вадим. — К тому же после сессии выперли. А ты на кого учишься?

— На физика.

— Ого! — Вадим даже присвистнул. — Не тяжело? В смысле… Я не видел, чтобы девушки учились на такой специальности, хотя сам учился на инженера. Первый курс?

— Ага. Пока что всё нормально, — ответила я. Новенький оказался дружелюбным болтливым парнем, а с тех пор, как появилась Алёна, я перестала общаться с кем-либо оффлайн, потому что в универе та сторонилась одногруппников, как огня.

— Надеюсь, ты переживёшь первую сессию. Это самое страшное, что случалось в моей жизни, честно.

Пока я учила Вадима готовить блины, тот рассказал, что из универа его отчислили не столько за плохие оценки, сколько за прогулы. Вадим оказался страстным путешественником и при любой возможности брал рюкзак и шёл на трассу автостопить. Между путешествиями он подрабатывал в Москве, живя с родителями, а потом снова рвался то в Крым, то на Алтай, то на Сахалин. Изъездив всю Россию, он теперь готовился к большому турне по Азии, желая проехать её от Монголии до Индонезии автостопом.

— Ты даже никогда не спала в палатке? — ужаснулся Вадим, услышав, что я ездила лишь в отели Турции и Египта.

— Не было повода, — призналась я. — Это экстремальный отдых всё-таки…

— Да брось! — рассмеялся Вадим. — В этом нет ничего страшного. Стоит один раз съездить, и потом за уши не оттянешь!

Новый коллега долго и подробно рассказывал о своих приключениях, хвастаясь фотографиями. Кажется, он чувствовал себя новым Конюховым и был уверен, что обогнёт земной шар по крайней мере двадцать раз. Но стоило признать, что рассказывать у Вадима получалось намного лучше, чем печь блины, потому что за всю смену он не приготовил ни одной сносной оладьи.

Я с приятным послевкусием плодотворного рабочего дня шла к метро и насвистывала, когда услышала пробудившийся голос Алёны:

«Ты могла меньше болтать с тем придурком? Раздражает».

«В личное время делаю что хочу» — спокойно ответила я, спускаясь в метро.

«Он выглядит подозрительным, держись подальше».

«Да для тебя все выглядят подозрительными, — начала раздражаться я, впихиваясь в тесный вагон. — Ты могла бы позволить мне подружиться хоть с кем-нибудь из группы в универе».

«Не понимаю, почему тебя так тянет на бесплодные разговоры… — тоже бесилась Алёна. — Какой смысл обсуждать способ передвижения? Вы час говорили про автостоп, это же бессмысленно! Всё равно что час обсуждать процесс ходьбы. Понимаю, если поставить вопрос о феномене прямохождения в целом…»

«Ой, заткнись! Неужели ты ни с кем не общалась, когда в прошлом жила в деревне? Я думала, в сёлах все — одна семья и нельзя пройти мимо соседа, чтобы не обсудить деревенские сплетни».

«Проклятье, так и было, — чуть ли не скрежетала зубами Алёна, — и я это ненавидела».

«Неужели никогда не было человека, которого ты могла назвать другом?»

«Хм…, — задумалась Алёна, но потом равнодушно ответила, — никогда».

«Теперь понятно, почему ты такая злая… — сочувственно вздохнула я. — Послушай, я понимаю, что у тебя была непростая, горькая жизнь. Ты и голодала, наверное. Хотя я до сих пор так мало знаю о тебе… Но пойми, теперь всё иначе. Не знаю насчёт твоего века, а у нас люди нормальные по большей части. К тому же в университете мы сможем найти тебе интересного собеседника, я уверена!»

Алёна замолчала на минутку, а я обратила внимание на лицо странно смотрящей на меня женщины. Та хмурила брови и куталась в цветастый шарф, смотря мне в область рта. Я приложила руку, боясь почувствовать, что непроизвольно шевелю губами, снова болтая сама с собой. Но нет, на этот раз обошлось.

На пересадке люди плелись к эскалатору медленно, как караван беременных верблюдов по пустыне, и я думала, что не попаду домой, застряну под землёй в центре города, так и не найдя оазис.

«Ладно, поговорим завтра с кем-нибудь», — неожиданно согласилась Алёна.

***

Я с опаской зашла в огромную амфитеатрную аудиторию на поточную лекцию по математическому анализу, где уже сидела сотня человек и ещё столько же могло прийти. Сегодня я опасалась, что Алёна может оставить меня в самый неподходящий момент в отместку за упрямство, хотя раньше она контролировала каждый мой шаг в стенах универа, не исчезая ни на мгновение.

«Так, надо к кому-нибудь подсесть, — думала я, обращаясь к родственнице, — вон тот рыжий парень выглядит дружелюбным. По-моему, я на каждой лекции слышу, как он шутит с одногруппниками и смеётся».

«Ну нет! — возмутилась Алёна. — Будь добра подсесть к девушке».

«Тебе стоило поступать на педагога, если хотела сидеть с девушками, — я остановилась в проходе, делая вид, что не могу достать тетрадь из сумки, — а здесь их штук пять на аудиторию».

«Вон на первой парте одна! Иди к ней!»

«Я взрослый восемнадцатилетний человек и хочу поговорить с мужиком!» — твёрдо сказала я и отправилась к рыжему.

«О, боже, да ты хоть представляешь на что они способны! — паниковала Алёна. — Иди на первую парту, смотри какая там красавица сидит!»

«Шикарно, ты ещё и лесбиянка, что ли?»

Не желая слушать ответ Алёны, я громко поставила сумку на парту рыжего парня и села рядом с ним. Тот не прекратил скучающе перелистывать записи в тетради.

— Привет! — быстро сказала я, пока Алёна не начала панику.

— Угу, — буркнул тот, а повернувшись ко мне удивился, — мы знакомы?

— Илона, — улыбнулась я. — Мы в одной группе учимся на физике. Кажется… А ты?

— Петя, — кивнул тот. — Да, мы одногруппники, ты забыла? Просто ты обычно сидишь одна и…

Он как будто хотел покрутить пальцем у виска, но на полпути передумал и просто помахал рукой над головой.

— Я не всегда такая, — напряжённо рассмеялась я, мысленно проклиная Алёну. — Как тебе эта… математика?

— Нормально в принципе… — видно было, как ему неуютно на меня смотреть. Должно быть во время пар мы с Алёной действительно производили пугающее впечатление. — Хотя я учился в обычной школе, и у меня не было супер-репетиторов. Я из Тулы вообще…

— Понятно… — я от неловкости перекатывала ручку по столу, — Так ты… в общежитии живёшь?

— Ну да.

Неуклюжая пауза затянулась и не смогла закончиться, когда пришёл преподаватель и стал картаво рассказывать про какие-то распределения.

«Довольна?» — ехидно спросила Алёна.

«Это всё из-за тебя, — обозлилась я. — Для окружающих я выгляжу психом!»

«Заткнись и записывай лекцию».

Рука уже автоматически срисовывала со слайдов презентации волнообразные графики и переписывала бессмысленные буквы формул. В такие моменты я чувствовала, как засыпаю, и с ужасом ощущала, как Алёна начинает контролировать не только разум, но и тело.

— Полагаю, вы без труда ответите, каким окажется математическое ожидание дисперсии, если её величина конечна? — спрашивал препод.

«Подними руку, — приказала Алёна, и я тут же подчинилась. — И скажи, что оно тоже будет конечным».

— Да, молодой человек? — не глядя в мою сторону, спросил преподаватель.

— Оно тоже будет конечное, — повторила я.

— А если мат. ожидание равно нулю? — препод заинтересованно посмотрел в мою сторону.

«Это очевидно», — хмыкнула Алёна.

«Эй, так сколько?» — заволновалась я, понимая, что ответа ждут именно от меня.

«Да ты же такая умная, — саркастически говорила Алёна, — всё знаешь лучше меня…»

— Ноль будет, — наобум ляпнула я.

— Хорошо, — кивнул препод. — Но не рассчитывайте на автомат, мадемуазель, я их никому не ставлю.

«Ты что творишь? — кричала я внутри Алёне. — Кому из нас нужна эта долбанная учёба?»

«Меня бесит, как ты себя ведёшь» — зло сказала Алёна и замолчала.

Вдруг я увидела на своей тетради руку Пети, которая оставила маленькую записку на клочке тетрадной бумаги. Развернув её, я увидела надпись «Молодец:)». Посмотрев на парня, я широко улыбнулась, и тот то ли скривился, то ли улыбнулся в ответ. Алёна обеспокоенно ругалась в моей голове.

***

В столовой я снова упрямо подсела к Пете, несмотря на возмущённые мыслекрики Алёны. Я ожидала увидеть парня в окружении шумной компании, но он обедал один. И когда я собиралась спросить, где его друзья, рядом прошла компания наших одногруппников, и послышался знакомый весёлый смех.

Случился облом: я приняла Петю за другого, вечно смеющегося на парах парня, но тот прошёл мимо. А теперь я связалась с самым угрюмым студентом универа. Возможно, с самым угрюмым после меня. Или после Алёны.

— Другие места заняты? — подозрительно спросил парень, глядя как я размещаю поднос на узком столе.

— Типа того, — я плюхнулась на стул и с завистью посмотрела на дружную компанию за соседним большим столом. Кажется, я упустила случай влиться в учебный коллектив, ведь неизвестно, когда в следующий раз мне удастся пересилить Алёну, чтобы заговорить с человеком.

«Тревога по правому борту!» — непривычно взволнованным тоном закричала Алёна.

В дверях появилась девушка-шатенка, к которой рьяно пыталась подсадить меня родственница на лекции. Та несла поднос с тремя загруженными доверху опасно кренившимися тарелками.

«Помаши ей», — приказала Алёна, и я помахала.

Девушка заметила меня, приветливо улыбнулась и направилась к нашему столику, опасно маневрируя между людьми.

— Это вообще стол на одного… — попытался возразить Петя, когда девушка уселась с нами.

— Меня Светой звать, — весело представилась та, и я услышала непривычный для Москвы акцент. С похожими интонациями говорила Алёна, когда только-только появилась у меня в голове.

— Я Илона, а это Петя, — попыталась тоже улыбнуться я.

— Вы же из группы ядра, да? — живо поинтересовалась Света, очевидно имея в виду ядерную физику, но точно могла сказать лишь Алёна. — А я с меда.

«Здесь есть медицина? — удивилась Алёна. — Спроси её, что тогда она делала на лекции по матану?»

— Ого, — попыталась передать удивление родственницы я. — А зачем тогда вам, медикам, метан?.. Мутант?..

— Называйте по-человечески это «математическим анализом», — закатил глаза Петя. — Бесят эти сокращения.

— Я же не чистый медик, я с направления медицинской физики, — ответила Света. — Будем учить всякие методы диагностики, типа МРТ. А пока наша обязательная программа как у вас. Но честно говоря, я не знаю, зачем мне алгебра, только мозг пухнет…

Света изобразила, как у неё взрываются мозги и капают на тарелку Пети. Последний не оценил юмор и придвинул еду ближе к себе.

«Скажи, что это очень круто!» — воодушевлённо талдычила в голове Алёна.

— Круто, — без особого энтузиазма произнесла я, а затем обратилась к Пете. — Почему ты решил поступать сюда?

— Физику люблю, — коротко ответил тот, и откусил полкуска хлеба, показывая, что не настроен общаться.

«Спроси, изучают ли они влияние радиации на простейшие микроорганизмы» — сказала Алёна.

— Вы изучаете влияние радиации на простейшие микроорганизмы? — спросила я у Пети, и тот снова уставился на меня как на ненормальную.

«У Светы, дура! — кричала внутри родственница. — Мы никакие микроорганизмы не проходим!»

— То есть… — растерялась я, поворачиваясь к девушке.

— Я поняла, — по-доброму рассмеялась та, — пока что не изучаем, но в будущем должны. Нам говорили, что даже будет возможность поехать в Японию…

— Отаку! — вдруг оживился Петя, радостно хлопнул в ладоши и во все глаза уставился на Свету.

— Чего? — не поняла та.

«Чего?» — тоже не поняла я.

«Отаку — это фанаты аниме, — с отвращением проинформировала Алёна, — конченные люди».

— Я тоже люблю аниме, — соврала я, улыбаясь Пете.

— Дай пять! — тут же обратил на меня внимание Петя и дал пятюню. — Какой любимый тайтл?

«Чего?» — снова обратилась я за помощью к Алёне.

«Я тебе с этим помогать не собираюсь! Спроси у Светы, откуда она родом!»

— Что там в последнее время выходит из аниме? — поинтересовалась я у Пети, решив посмотреть пару мультов ночью.

— Онгоинги я сейчас не смотрю, дел много, но летом вышла пара крутых сенёнов…

«Ты издеваешься надо мной? — кричала Алёна так, что я не разбирала речь Пети. — Света сейчас вообще уйдёт!»

— Покемоны считаются за аниме? — включилась в разговор Света. — Тогда я тоже люблю.

— Ну не-е-ет, — искренне ужаснулся Петя, — это детское развлекалово, а не аниме!

— А это, как его… — Света щёлкала пальцами, вспоминая, и когда поняла, что неловко долго тупит, изобразила танец с кастаньетами. — Вспомнила! Самурай Джек! Крутое аниме.

— Это не аниме! — стукнул по столу Петя, ойкнул и потёр запястье. — Это американский мульт, жалкая пародия на аниме!

«Как я до такого докатилась…» — жаловалась Алёна.

— Да какая разница, там же про самурая, — со смехом пожала плечами Света.

«Вот именно! — воодушевилась родственница, — Скажи, что она правильно говорит».

— Ну да, — равнодушно сказала я.

Петя готов был разразиться праведным гневом отаку, но прозвенел звонок, и мы разлетелись на пары. Сидя на следующих парах, я пыталась с помощью интернета расшифровать слова, произнесённые Петей. Поэтому я не успела списать пару формул с доски, за что получила настолько гневную тираду от родственницы, как будто успела воскресить и обратно убить всех птиц додо.

***

На подработке новенький Вадим схватывал искусство блинопекаря на лету, удивительно высоко поднявшись над уровнем своего первого рабочего дня. В этот вечер мы вдвоём дежурили на кухне за соседними плитами, и за всю смену он порвал лишь один блин.

— Круто справляешься, — искренне похвалила я парня, замешивая тесто для следующей партии оладьев.

— Спасибо! — расплылся в улыбке Вадим, будто и не стоял за плитой седьмой час. Он утёр пот краем поварской шапочки и вылил тесто на сковороду. — Как учёба?

— Потихоньку…

— Сопромат уже штудируешь? Помню, меня на нём и завалили…

Я понятия не имела, что такое сопромат, и честно говоря, иметь не хотела, но зато давно научилась делать умный вид и врать на тему учёбы.

— Да, это жесть, — с ужасом сказала я.

Менеджер прикрикнул на нас за разговорчики в строю, и мы продолжили тише.

— Так когда ты собираешься в кругосветку по Азии? — спросила я.

— М-м-м, не знаю. Как денег подкоплю. Но я уже начал делать визы! Думаю, по весне отправиться. Не хочешь со мной?

— Ха-ха, это слишком, — рассмеялась я.

Представив истерику Алёны, если бы я решилась покинуть её любимый и обожаемый универ и отправиться вместо этого бомжевать и автостопить в Азию, я поняла, что проще повеситься.

— Зря ты так, — вздохнул Вадим. — Учёба эта, наука… Она же не даёт радости. А зачем жить без неё? В детстве я считал, что стану отпадным инженером, научусь изобретать изобретения, построю машину времени и изъезжу Землю по всех временах. Позже я понял, что машин времени не бывает, но зачем-то всё равно попёрся на инженера. К счастью, я рано понял, что путешествовать можно и без машины времени и без большого запаса денег. И скажу я тебе с высоты своего возраста… возраста, на целый год больше твоего, что путешествия лучше сопроматов и физик. Ты думаешь, что найдёшь смысл жизни, но нет, ты не там ищешь.

Я вздохнула, вспоминая, как пыталась раньше втолковать Алёне примерно то же самое, но она не слушала. В рабочие часы родственница не появлялась, и сейчас я даже жалела об этом: быть может, слова Вадима повлияли бы на её непримиримый характер.

— Ты ездишь один? — спросила я.

— Изначально один, но в пути обзавожусь кучей друзей! — улыбнулся Вадим. — У меня есть знакомые в Питере, Сочи, Казани, Новосибе, да везде! Такие же путешественники, у которых я могу перекантоваться одну ночь между точками маршрута.

— Звучит заманчиво, — я капнула масла на раскалённую сковороду, и оно, моментально вскипев, обожгло мне руки.

— Моё предложение действует до весны, так что подумай, — серьёзно сказал Вадим.

— Но мы же толком не знакомы, — нахмурилась я.

— Ты не узнаешь человека, пока не увидишь его в пути. Так у нас говорят.

В отличии от Вадима я могла многое понять о человеке по тому, как он переворачивает блины. Спокойные люди поддевали блин одной лопаткой, а переворачивали второй, аккуратно орудуя обеими руками. Вадим же резким движением срывал недопёкшийся блин со сковородки и подкидывал его на полметра, пытаясь поймать сковородой над полом. Получалось не всегда.

«У меня, блин, нет слов», — это были первые слова Алёны, стоило мне выйти с подработки.

«Иди к чёрту».

«Сначала она флиртует с незнакомым хмырём в универе, а потом обещает сбежать с коллегой».

«Почему ты так извращаешь мои слова? Я всего лишь болтала с ними обоими и с твоей обожаемой Светой».

«Просто болтала, говоря, что хочешь бросить учёбу, взять палатку и питаться подножным кормом в Азии, тупея от голода?» — кричала Алёна.

«Я ничего из этого не говорила! Но ты бы подумала, на что тратишь время! На сплошную зубрёжку!»

«Вот именно, думать буду я. Ты пообещала принимать любое моё решение».

«Не помню такого обещания!»

«И знаешь, что я решу сейчас? — не услышав меня, продолжила Алёна — Что ты увольняешься и ищешь другую работу».

«Что? — я схватилась за голову от возмущения, — Почему?»

Мы вышли на улицу, и я широкими шагами бежала к метро, пытаясь выплеснуть в ходьбе злость на упрямую, как ослица, родственницу.

«Потому что Вадим может плохо на тебя повлиять».

«Боишься, что я перестану учиться? Знаешь, а я ведь могу тебя этим шантажировать» — злодейски усмехнулась я.

«У тебя не хватит духу ни бросить учёбу, ни отправиться в чужую страну, ни ослушаться меня», — спокойно сказала Алёна.

Увы, я поняла, что родственница права.

«Ты ничего в жизни не решала, — продолжила Алёна. — В детстве за тебя всё решали родители, в школе все хобби ты заимствовала у тупой Саши, а теперь всё решаю я! Ты такая тупая, что не прошла бы тест Тьюринга!»

От осознания, что я не в курсе кто такой Тьюринг и что за тест носит его имя, стало ещё обиднее.

«Серьёзно, приведи мне хоть один пример самостоятельного решения, — с садистским удовольствием не унималась Алёна. — О, погоди, я помню! Ты сама решила, что мы сегодня готовим спагетти».

«Не будем мы сегодня их готовить!» — почти взрывалась я.

«Упс! И это твоё решение я смогла изменить! Ты простая, как программа, написанная первокурсником. Знаешь, я никогда не программировала, но уверена, что напишу более утончённый искусственный интеллект, чем твой мозг».

Тёплые слёзы стекали по лицу, как первые весенние ручьи, и я села на лавочку возле входа в метро, боясь спускаться в таком виде.

Алёна была права, права во всём! Я всю жизнь плыла по течению, и лишь Алёна разнообразила моё жалкое существование…

«Уволься завтра и никогда больше не говори с Вадимом, он мерзкий тип… Ну-ну, не плачь, дорогая, это всё для тебя… Пожалуй, я разрешу тебе разговаривать с Петей из университета. Он больше похож на девушку, чем Вадим».

— Спасибо… — прошептала я и высморкалась в платок.

***

Алёна никогда не рассказывала о своей жизни в деревне, а я перестала спрашивать, поняв, как её выводят из себя вопросы о прошлом.

Но порой я видела сны Алёны. Или это были мои сны о её жизни, тут сложно сказать. Обычно всплывали мрачные картины, стирающиеся из памяти наутро, и я не могла ухватиться хоть за одну нить из клубка сна, чтобы распутать его после пробуждения.

Однако это сон явился неожиданно чётким. Если прошлые сны Алёны я смотрела словно через мутное стекло, то этот — через увеличительную линзу.

— Эй, жена, почему рубаха не заштопана? — слышит Алёна крик из соседней комнаты.

Со страхом хватает она длинную потёртую рубаху с лавки, трясущимися руками ищет иглу, нити, лоскуты на заплатку. В углу висит люлька, в ней кричит ребёнок, но Алёна не отвлекается. Я чувствую, как быстро стучит сердце в груди родственницы, будто после трёх километров бега.

— Черти тебя задери! — влетает в комнату высокий мужчина, обнажённый по пояс. Тело блестит от пота, волосы на груди скатались в комки, руки покрыты ссадинами от тяжёлой работы. — Коли ты и не начала?

— Так ты доселе не просил… — слышится едва различимый голос Алёны, прижимающей рубаху к груди.

— Я должен просить?! — кричит мужчина, и его лицо наливается кровью. — Просить тебя!? Это твой позор, а не мой, коли я, твой муж, в рваной рубахе на люди пойду!

— Но Архипушка… — шепчет Алёна, — разве же моя вина, коли бурёнки наши хворают, а я за ними хожу? Мор ведь скотский в деревнях…

— Ах тебе корова дороже мужа?!

Архип подбегает к Алёне, вырывает рубаху из её онемевших рук и бьёт каменным кулаком по лицу. Я, кажется, слышу хруст кости и чувствую, как Алёна падает головой на кровать.

— У других жёны не ропщут на скотину! — орёт Архип, разрывая рубаху пополам. — У других держат мужей в чистом да в штопанном!

Алёна сползает на пол и закрывает руками лицо, так что я ничего не вижу. Но ткань продолжает рваться, и я догадываюсь, что мужчина превращает рубаху в лоскуты.

— Взял тебя, старую девку, замуж, а толку, как от козла молока! Ни харчей вкусных наварить, ни хату чисто прибрать, ни сына родить! Три лета понести не могла, и то девчонку мне сделала!

Я чувствую, как Алёна уползает в угол по деревянному полу, но вдруг рука хватает её за ногу и тянет обратно.

— Куда собралась? — рычит Архип.

Алёна открывает глаза, и я вижу, как над ней нависает муж и тянет руки к шее. Вот он хватает жену за горло и начинает трясти, ударяя лежащую Алёну об пол.

— Арх… — пытается говорить Алёна, хватаясь за израненные работой на поле руки мужчины. — Архи… Хата убрана… Харчи сварены… Пусти… Убьёшь…

Архип скалится довольной улыбкой и роняет Алёну, которая вновь ударяется головой об пол. Он громко топает ногой у её лица, словно намереваясь наступить, и когда жена начинает дрожать и плакать, весело смеётся и уходит.

— Заштопай к ужину! — кричит он напоследок и кидает в Алёну лоскуты, оставшиеся от рубахи.

Алёна лежит на холодном полу, содрогаясь от рыданий. Я чувствую, как болит голова, как саднит израненная шея. Всё время кричит ребёнок в люльке.

Снова хлопает входная дверь, и Алёна сжимается комочком, боясь, что вернулся муж, но в комнате появляется молодая девушка, я вижу её через всклокоченные волосы на лице родственницы. У вошедшей такие же густые чёрные волосы, как у Архипа, но они собраны в тугую косу, непокрытую платком, как у каждой незамужней девки.

— Алёнушка! — девушка бросается на пол. — Снова брат дрался? Господь Иисус и двенадцать апостолов!

Чувствую тёплую руку на раскалывающейся голове.

— Прости его ради бога! — плачущим голосом молит девушка. — Прости, он ведь не со зла!

— Как… как же такое… и не со зла… — неузнаваемо хриплым голосом шепчет Алёна.

— Ох, я из родительских комнат услышала, как он дерётся! — плачет девушка. — Ох, подумала, убьёт теперь Алёнку точно! Помешала бы, так он и меня убьёт!

Алёна то ли кашляет, то ли горько смеётся. Она едва поднимается на локти, и девушка помогает ей сесть на кровать. Алёна прилегла на подушку, а незнакомка подошла к люльке и стала качать ребёнка, тихо напевая колыбельную. Она корчит весёлые рожицы сквозь слёзы, пока дитя не успокаивается.

— Танечка… — тихо говорит Алёна, и девушка поворачивается. — Только тебя он и не убьёт… Только тебя он и холит, и лелеет… Ты ангел, пред которым даже дьявол убоится зла…

Таня садится рядом с Алёной и кладёт тёплую ладонь той на голову. Наверное, лицо Алёны заплыло от побоев и ран, но Таня искренне улыбается ей, стирая слёзы сначала со своего лица, а потом — с Алёниного.

— Мама говорит, к старости мужик добреет, — ласково шепчет Таня. — Потерпи, пожалуйста.

— Мочи больше нет, — хрипло шепчет Алёна.

На улице кричит петух и завывает ветер. Алёна поднимается на непослушных руках и опирается о стену, садясь рядом с Таней. Та ласковым движением кладёт голову Алёны себе на плечо, гладя, как ребёнка. Она продолжает напевать мотив колыбельной, которую только что пела ребёнку.

— Некому будет утешить меня, когда ты замуж уйдёшь, — говорит Алёна, пока Таня продолжает тихо петь. — Только из-за тебя я и держусь живой на свете. Уйдёшь, Архип сразу прибьёт…

Я чувствую, как горячие капли стекают на болящую макушку родственницы и как тело Тани содрогается от сдерживаемых рыданий.

— А прибьёт, и слава богу, — тихо продолжает Алёна, — мне и так жизнь не мила, хоть в аду от братца твоего передохну.

— Не говори так, — останавливает песню Таня. — Не говори! Он хороший! Все люди хорошие, так батюшка в церкви говорит.

— К дьяволу батюшку…

— Господь с тобой! — Таня отклоняется от Алёны, и на рукаве её сарафана остаётся кровавое пятно. — Подумай, что говоришь, сестрица Алёнушка! Батюшка запретил имя падшего всуе произносить!

— Архип то и дело меня к лукавому посылает… Словами и кулаками.

— Архип муж твой, ты должна его слушаться! Так Господь говорит.

Алёна сжала кулаки, и я почувствовала хруст пальцев и скрип зубов. Ни сейчас, ни прежде, никогда — я была уверена, что никогда не чувствовала столько ненависти и обиды, сколько чувствовала Алёна в то мгновенье.

— Ненавижу! — зло шепчет сквозь зубы Алёна. — Ненавижу! Архипа ненавижу, батюшку ненавижу, Господа ненавижу!

— Окстись! — взмаливается Таня, подпрыгивая и вскакивая с кровати, отбегая от Алёны, как от чумной.

— И тебя ненавижу! — Алёна указывает на Таню трясущимся от злобы пальцем. — Ненавижу за то, что прощаешь его! И меня заставляешь прощать!

Алёна резко встаёт с кровати, делает шаг к испуганной Тане, но, почувствовав прилив боли, валится на пол. Она продолжает биться в бессильной и оттого более всего мучительной ненависти, а Таня наклоняется над ней и снова гладит по голове, как дитя.

— Тише-тише… — говорит Таня. — Всё пройдёт, всё наладится. Алёнушка, я люблю тебя, так же, как Архипа. Так же, как дорогую сестрицу. Алёнушка, ты ведь тоже любишь меня?

— Да… — через слёзы шепчет Алёна.

— Пожалуйста, сестрица, прости Архипа не ради него, а ради меня…

Пальцы Алёны впиваются в пол, скребут по нему, и опилки входят под ногти, уже не причиняя никакой боли.

— Хорошо, Танечка.

Говорили ли они о чём-то ещё, плакали ли о чём-то ещё — не помню. Помню только, как я проснулась посреди ночи с красным от злости и разочарования лицом, почувствовала адскую головную боль и удушающую тошноту и едва успела добежать до туалета перед тем, как меня стошнило.