Как-нибудь перезимуем

Елена Матеуш (2024)

Дарина, дочь сильной ведьмы, не обладает таким же даром, как у матери, и после её смерти девушке приходится непросто. Хоть мать научила её многому, но в глухой деревне для её знаний и умений дел немного. У Дарины нет ни отца, ни другой родни рядом, и надеется можно только на себя. И когда однажды зимой правитель здешнего княжества объявляет отбор невест, девушка решает испытать судьбу, отправиться в стольный град на поиски счастья. В дизайне обложки использован авторский коллаж.

Глава 4

Дорога в стольный град подходила к концу. Позади остались десять дней непростого пути. Я промёрзла за это время так, что на постоялых дворах хотелось не то что на печь, а в печь забраться. А лучше, конечно, в баньке попариться. Но в пути баня оставалась несбыточной мечтой.

Хоть у меня получилось подружиться со спутниками, они так спешили вернуться в Красноцветинск до того, как вьюги и метели окончательно заметут пути-дороги, что на мои робкие намёки задержаться в одной из деревенек, никто не поддался.

И вот в золотом полуденном свете среди сверкающих снегов вдали показались каменные стены и островерхие башни, окружающие город. Сады, в честь цветения которых столица получила своё имя, сейчас стояли голыми и деревянные домишки, что притулились возле каменных стен, были хорошо видны. Я бы лучше остановилась в таком, чем ехать в пугающее многолюдье большого города.

Насмотрелась уже по дороге. Мне становилось не по себе, когда въезжая в очередной город, видела на улицах народу больше, чем в Грязях набиралось на праздники, когда все жители выходили на площадь одновременно. И ни одного знакомого лица! А дома какие большие в тех городах встречались: в два, а то и в три этажа!

Хорошо дядька Гризодуб, старший среди княжьих слуг, я ему лечила в дороге боль в суставах, взял меня под своё крыло, в обиду никому не давал и объяснял всё. Так что к Красноцветинску я подъезжала уже немного представляя, что там меня ждёт. Хоть матушка и показывала в блюдечке другие края и земли, я только в дороге поняла и прочувствовала, как велик и многолюден мир. От этого в душе поселились опаска и восторг. И чем ближе становился конец путешествия, тем страшнее становилось, тем больше сомневалась в том, что меня возьмут на Отбор.

Повозку с княжьими слугами пропустили в ворота без очереди.

— Ну что, едем вначале к Завиду? — спросил Гризодуб.

— Ой, спасибочки, что согласились меня до него доставить, а то сама я здесь в жизни никого не найду.

Прежде чем отправляться на княжий двор я надеялась привести себя в порядок у сына Вторака, а то после долгой дороги была усталой, грязной, в потёртой одежде. Да только ничего из этого не вышло. Завид обрадовался весточке от отца, а вот жена его Беляна посмотрела недовольно и спросила:

— А надолго ли ты к нам, девонька?

И сразу стало ясно, что мне тут не обрадуются, если решу задержаться.

— Ненадолго. Отдохну сегодня, а завтра на княжеский двор отправлюсь. Я ж на Отбор приехала.

Осмотрела меня Беляна с головы до ног и так усмехнулась, что понятно стало — считает она Дарину дурочкой деревенской. Но вслух сказала иное:

— Если на Отбор, то поспешать надобно. Сегодня последний день, когда в невесты записывают. Так что ты вначале туда отправляйся. Сюда вернёшься если тебе от ворот поворот дадут.

Она тяжело вздохнула, и я поняла: дочь купеческая не сомневается в моём возвращении. Почему-то насмешка Беляны и жалость пополам с неловкостью в глазах Завида прогнали страх. Взяла досада и желание доказать им: я вовсе не деревенская дурочка!

— Что ж, тогда увидимся после Отбора. Я приму в нём участие!

Решимости хватило ровно до того момента, как увидела целую очередь из карет и подвод у высокого терема на княжеском подворье. И какие нарядные девицы с мамками и няньками в тот терем заходят. И какие красавицы со слезами тот терем покидают.

Дрогнула я, захотелось убежать и спрятаться, но дядька Гризодуб подбодрил:

— Не боись, девка. Не убьют тебя тут. Ты так далеко забралась, что стыдно отступать даже не испытав судьбу. Шагай, я тебя тут с твоими вещами в повозке подожду.

И точно. Куда деваться? Не на улицу же идти? Взошла по резному крыльцу в сени, а там и в зал большой. А в зале том посередине стол стоит. За столом думный дьяк сидит, всех девиц переписывает.

Развязала я платок, расстегнула шубейку заячью, приготовилась ждать своей очереди. Впереди другие девицы стоят, друг на друга косятся. Все нарядные, с серьгами и бусами дорогими, щёки нарумянены, брови чернёны. Я среди них как воробей, из печной трубы выбравшийся, рядом с голубицами белыми. Неловко. Тем более, что все косятся, шушукаются, хихикают. Но терпела. Делала вид, что не замечаю.

И вот когда уже, считай, дошла до стола, где девиц переписывали, одна из красавиц, что уже вписали в число участниц, развернулась ко мне и громко сказала:

— Интересно, из каких таких земель этакое чудо прислали? Кто же нашему князю насмешку и непочтение решил выразить? Над Отбором посмеяться!

Скандала мне не хотелось, но чувствовала, что девица не отвяжется, только потому и ответила:

— Я сама приехала. Из деревни Большие Грязи. Земли эти вольные, никому не принадлежат, так что никто меня не присылал, и никто над Отбором посмеяться не хотел.

— Большие Грязи! — засмеялась отвратная девица. — Видно дыра такая, что никому не нужна. Тоже мне, вольные земли. И ты, крестьянка лапотная, решила из грязи в князи перекинуться? Не выйдет. Не возьмут тебя.

— Возьмут — не возьмут, не тебе решать, — тут как раз моя очередь дошла, и я обратилась к дьяку. — В правилах нигде не сказано, что в Отборе лишь боярские да купеческие дочери участвуют. Главное, чтобы дар был. А он у меня есть. Так что записывайте меня, дяденька.

— Прежде чем эту чучелку записывать, вы бы её на дар проверили, а то сказать каждая может.

— А что же тебя, Гордета, не проверяли? — то ли вступилась за меня, то ли поддеть вредину решила ещё одна невеста.

— Я — из известного старого рода, мне ничего доказывать не надо. А эта селянка неизвестно чего стоит.

Дьяк подвинул ко мне камень, что лежал у него на столе:

— Прикоснись к нему, а там видно будет.

Я положила ладонь куда сказали и почувствовала, как камень согревается.

— Всё, убирай. Не сильный дар, но есть, — сказал дьяк, глядя на тускло светившийся артефакт. — Что же, диктуй — имя, род свой, откуда приехала.

— Подожди писать! — раздался с лестницы новый голос.

Я посмотрела туда и увидела важную статную женщину, одетую в дорогие одежды. Она опиралась на руку молодого мужчины, красивого, глаз не отвести. Я таких раньше не видела ни во сне, ни на яву.

По залу пронеслось:

— Князь, княгинюшка…

Все склонились в поклонах. И я тоже. Сердце сжалось от дурных предчувствий.

— Гордета права. Какая из неё невеста? Насмешка одна! Ратша, запрети ей участвовать! — требовательно сказала княгиня.

— Нет, матушка, не стану я этого делать, — сдвинул брови светловолосый красавец. — Вы хотели Отбора, так пусть он будет по всем правилам. И такие невесты в нём участвовать могут. Записывай!

— Не записывай!

Княгиня-мать и князь упрямо уставились друг на друга. Дьяк замер с пером в руке.

У меня невольно вырвался вздох. Это противостояние так напомнило мои споры с матушкой, когда та пыталась вразумить непокорную дочь. Сердце сжалось от печали, и я не выдержала, сказала:

— Князь-батюшка, не спорьте с матушкой. Не стою я ваших ссор. Она вам добра желает.

Красавец перевёл взгляд своих синих очей на меня, оглядел с головы до ног, отчего я особенно остро почувствовала, как нелепо выгляжу. И спросил:

— Ты что же, уже передумала, меня увидев? Или участвовать сразу не хотела, потому в таком виде и явилась? Заставлял тебя кто-то в мои невесты податься?

Начал князь насмешливо, а завершил строго. Только это и помогло мне справиться со смущением и ответить:

— Нет, не передумала. И если бы не хотела участвовать, не ехала бы в такую даль. Дома на печи теплее и уютнее. Только не хочу, чтобы вы из-за меня против матушки шли. Даже если вы правы. Как бы потом не пожалеть, как я сейчас жалею. Пусть бы моя матушка меня ругала, я бы слова поперёк не сказала, только бы снова голос её услышать. Да только невозможно это.

— Ты что — сирота? — спросила княгиня.

— Да, княгиня-матушка. Два года как.

— Ладно уж, и я не стану с сыном спорить. Выполняй волю князя, пиши девицу, — махнула рукой дьяку княгиня. — А мы с тобой девиц смущать не станем, дальше пойдём.

Все вновь склонились в поклонах. Когда князь с княгинею ушли, девица, что поддевала Гордету, посмотрела на меня с интересом:

— А ты ловка, чучелко. Ловка да хитра.

И интерес её мне не понравился. Как не понравилось внимание, с каким на меня теперь смотрели все. Но от долгого ожидания и переживаний я так взопрела, что хотелось уже одного: чтобы судьба мря наконец решилась и я отправилась хоть куда-нибудь.

— Что же, диктуй: как зовут, сколько лет, чья ты дочь, откуда родом.

— Дарина, осьмнадцать лет. Дочь деревенской ведуньи Марьи из Больших Грязей, Боруханского уезда.

— Подожди с уездом-то, — ворчливо сказал дьяк, макая перо в чернильницу. — Мы ещё с твоими родителями не разобрались. Мать твоя Марья — чья дочь? Отец твой кто — ты тоже не сказала.

Та неловкость, что я испытывала до сих пор от своего нелепого вида, не шла ни в какое сравнение с тем стыдом, что навалился на меня сейчас.

— Не знаю, — с трудом выдавила я.

— Что не знаешь? Кто отец? — дьяк смерил меня взглядом и спокойно молвил. — Бывает. Запишем тебя в род матери.

— И его я не знаю.

— А это как? В ваших Грязях небось все друг друга на семь поколений назад знают. Не под кустом же твою мамку нашли.

— Она не из Грязей. Пришла туда со мной на руках и осталась. Она ничего мне о своей семье не рассказывала.

— Странно, странно… Но раз велено тебя вписать, то запишем. Ступай за той чернавкой. Она тебя отведёт в выделенные невестам покои.

— Мне ещё вещи забрать с подводы нужно.

— Нужно — так забирай. Ступай, не задерживай.