SOSеди. История с географией

Елена Кузнецова

В тихом поселке, на умиротворяющем фоне подмосковной природы кипят нешуточные страсти. Соседи обеспечивают друг другу яркую, насыщенную событиями жизнь, посторонние оказывают им в этом посильную помощь. Тут обитают монстры и ангелы, и все в едином лице…

МОНО: взгляд изнутри

— Яблоки-то пропали, как есть пропали! — сокрушается Петровна, глядя на заиндевелые, будто присыпанные серой крупной солью, яблони перед домом.

Петровна привыкла, что ее зовут по отчеству. Иногда в поликлинике или на почте по надобности имя полное сказать, задумывается, а после сообщает с сомнением:

— Вроде Татьяной крестили… Да, точно. Татьяна Петровна я.

Имя Татьяна ей не нравится, и ей удивительно, что с ним бок о бок столько времени провела. Она ощущает себя Петровной и никем иным, и сама к себе исключительно так и обращается.

— Давай чайку что ли, Петровна, попьем, — рассуждает она.

С неба сыплет слабый, но упорный снежок, Петровна на кухне попивает чай с сушками, поглядывает в окно и никуда не торопится. Да и куда ей торопиться, она давно на пенсии, и по телевизору в этот час не увидишь ничего хорошего.

— Зараза, — сетует Петровна, — и мать ее такая же была, собака на сене. Сама не гам, и тебе, говорит, не дам. Вишь ты, они у нее посчитаны! И пропали прямо на дереве! Ни дна тебе, ни покрышки, кулацкое отродье!

— На кого ругаешься, Петровна?

В кухню входит сосед, Виктор Степанович, мужчина неопределенных лет, наружности и занятий. Он пенсионер по инвалидности и широко известен узким мезенским кругам в качестве умельца на все руки. Степаныч, как его кличут соседи и знакомые, может бюджетно отремонтировать что угодно, от унитаза и автомобиля до часов и телевизора, ну а если не получится чего починить, так честно и скажет.

— Нет, — скажет. — Ничего не выйдет. Тут тестер нужен.

Или:

— Деталька одна сломалась, сейчас таких не делают уже. Пробовал проволокой прикрутить, не держится.

А то еще добавит:

— Медицина здесь бессильна.

Потому что Степаныч еще и общепризнанный юморист.

Петровна легкий тон не поддерживает, она не на шутку раздосадована видом испорченных плодов.

— Да на Тоньку я ругаюсь, из-за яблок, — сердито сообщает соседу. — Просила, дай соберу, а она — самой надобно. Все поштучно пересчитала, записала на бумажке и смылась. Вместо «до свиданья» сказала: если не досчитаюсь, с тебя спрошу, Петровна, чтобы на чужое добро губу не раскатывала.

— Где она, Тонька твоя! — машет рукой Виктор Степанович, ставит на газ синий эмалированный чайник и разворачивает промасленный сверток. — Беляши будешь? Свежие. Девчонки в «Нотариусе» только пожарили.

С тех пор как в цокольном этаже трехэтажного торгового центра, прозванного по самой большой вывеске «Нотариус», открылась «Домашняя столовая», Степаныч, как и некоторые другие мезенские холостяки, вконец разленился и готовить почти перестал.

— Буду, — отвечает Петровна.

От жаренного в масле теста у нее болят кишки и приключается понос, но это не повод от дармового угощения отказываться.

Беляшом, куда «девчонки» накрутили жил вместо мякоти, Петровна давится, но кое-как твердый комок чаем проталкивает и от критики дипломатично воздерживается.

— И не моя вовсе эта Тонька! — продолжает она светскую беседу, начатую до появления беляша. — С лета носа сюда не сунула, а яблоки пропали совсем.

— Имеет право, — замечает Виктор Степанович. — Ее собственность, чего хочет, то и делает.

— То-то и оно! — не одобряет Петровна. — Собственница! Что хочу, то и ворочу. И в Гущино у нее квартира, и тут у нее жилье. Жаль, некому сейчас поприжать этаких.

— Окстись, — укоряет Виктор Степанович. — В Гущино мужа квартира, а комнаты от родителей остались. А яблони еще отец Тонькин сажал.

— И чего теперь, пусть все пропадает? — поджимает губы Петровна. — Не понимаю я вас, молодежь. Кругом бесхозяйственность, а вам трава не расти. Оттого и кризис.

Польщенный причислением к молодежи Степаныч расплывается в улыбке.

— Катька столетники засушила, — продолжает ворчать соседка, стоя у подоконника. — И мне поливать не дает. Говорит, ты уже один уморила. А столетники не ее, они общественные. Полить что ли, как ты думаешь, Степаныч?

— Я бы не стал, — с трепетом отзывается Виктор Степанович. — Катька — сила. Алевтину вчера пихнула, та и брык с копыт! Ольгуня потом еле до комнаты дотащила.

— Вот у девки судьба! — качает головой Петровна. — Бабка померла, мать алкоголичка.

В этот ровно момент вышеупомянутая Ольгуня мелькает за распахнутой кухонной дверью, пробегая во двор.

— Чего это она? Не поздоровалась даже! — теряется Петровна. — Воспитание нынешнее!

— Ревет вроде, — сообщает, глядя в окно, зоркий Степаныч.

— Да ну? — не удивляется Петровна. — А куда пошла?

— На улицу вроде побежала.

— Ничего, вернется, когда проревется, — обнадеживает Петровна. — И то, заревешь от такой жизни. Ничего, выросла уже, справится. Да и что ей еще остается?

— Это ты точно подметила, — соглашается сосед, и они расходятся по своим комнатам.