SOSеди. История с географией

Елена Кузнецова

В тихом поселке, на умиротворяющем фоне подмосковной природы кипят нешуточные страсти. Соседи обеспечивают друг другу яркую, насыщенную событиями жизнь, посторонние оказывают им в этом посильную помощь. Тут обитают монстры и ангелы, и все в едином лице…

Дача МОНО: посиделки

Катерина, когда к жильцу присмотрелась, увидала, что не такой он и молоденький, как показалось. Уверенно за тридцатник, морщинки виднеются, и крепкий, не то, что жидкие юноши. Вспомнила их недавнее объятие, запах здорового пота и мыла. Никаких испорченных зубов, перегара, табака или позавчерашних носков.

Она поерзала, вздохнула, переместила грудь по столу поближе к соседу, подперла голову руками и стала дальше делать вид, что пьет чай со смородиновым вареньем и слушает Петровнины россказни. А сама глазами нет-нет да и стрельнет в молодца.

Тот в ответ открыто улыбается. Смотри-смотри, девушка, словно говорит он ей, я весь на виду. Во мне и вправду ничего гнилого нету.

— В том доме, что за поссоветом через два квартала от керосинки, — вещала Петровна, прикидывая про себя, как остатки торта зажилить.

— Какой такой керосинки? — искренне удивлялся новый житель. Виктор Степанович и Катерина наливали чаю, дядя Сережа двигал лицом, будто что-то понимал.

— Да лавки керосиновой! — поясняла Петровна. — Где памятник Гагарину поставили. Он приехал к тетке, а та его за керосином послала. Или за свечками парафиновыми. Его узнали и кричат: «Первый космонавт! Скажи речь!» Ну он на лавку взобрался и сказал. Народу тьма, все хлопали, плакали. Потом думали, где запечатлеть событие: возле тетки или около керосинки. Пока суд да дело, тетка дом продала, а керосинка закрылась. И деньги в государстве закончились. Поставили одну голову. Зато большую очень, весь угол заняла.

— Так там Гагарин, что ли? — внезапно проснулась Катерина. — Говорили, Горький вроде.

— Буревестник революции на Чеховской стоит, белый с усами, а первый космонавт на углу Пржевальской, черный, в шлеме и вокруг с клумбою, — блеснул эрудицией Степаныч.

— Молодой Нерепин делал, — продолжила повествование Петровна. — Бабка его Лениных создавала, а внуку вождей не досталось. Голых баб лепил. Фишман ему по блату Гагарина пробил. Все думали, каким он его соорудит, после баб-то! Но получился хорошо, как живой.

Виктор Степанович не выдержал под конец:

— Какой «как живой»! Натуральная голова Черномора, только не говорящая. Если б внизу не написали большими буквами, никто б не узнал, кому памятник. Халтура сплошная.

И досадливо отхлебнул остывшего чаю. Дядя Сережа кивнул неряшливой седой головой. Тут Катерина вновь ожила:

— Так чего про дом ты говорила, Петровна?

— Дед там жил, Аверьяныч, бабка у него померла, а сам немного умом тронулся.

— И чего? — не унималась Катерина.

— Ходила к нему медсестра по линии собеса. Черненькая. Уколы ему делала.

— Ну и чего?

— Чего-чего, заколола его специальными лекарствами, — был ответ. — Усыпила, как собаку, и сама теперь живет, и полный дом родственников ее.

— Да, времена, — посетовал Степаныч. — Бандит на бандите, страшно на улицу выйти.

— И не говори, чужие вокруг лица-то, — поддержала Петровна и все, как по команде, недружелюбно уставились в сторону пришельца. Только дядя Сережа кивал приветливо.

Дмитрий не смутился нисколько, а наоборот, поинтересовался у Петровны:

— А откуда вы эти подробности так хорошо знаете?

— Соседи рассказали, — охотно поделилась Петровна. — Там две сестры рядом живут, Иро́к и Веро́к, обеим по сто лет, но слух, как у молодых. Они подслушивали, как дед просит его не убивать, а черненькая отвечает:

— Молчи, старый, все равно никто к тебе на помощь не придет.

— А почему эти сестры полицию не вызвали? — удивился жилец.

— Потому что такое происходит не само собой, а с дозволения, — разъяснила Петровна.

Никого, похоже, не удивило подобное умозаключение. Степаныч ковырялся в ухе, Катерина безмятежно водила очами, дядя Сережа рассматривал неведомую даль.

Дядя Сережа. Спин-офф

Конец ознакомительного фрагмента.