Проклятье Ярангара

Елена Герасимова

Я, Луиза Дамарро, собиралась замуж за привлекательного и состоятельного мужчину, мечтала о красивой жизни, как вдруг… все перевернулось с ног на голову, и моим супругом стал странный орк. Казалось, хуже быть не может. Может, поскольку мой муж вовсе не орк, а дроу, и над ним довлеет давнее проклятие. Он думал, я его спасение, и ждал моей любви. А что в итоге?.. Покажет только время.

ГЛАВА 1

Мне в мужья достался орк. Нет, не один из тех плечистых, фигуристых степных вояк, что с легкостью одной рукой может поднять корову. Нет. Мне в мужья, причем вышло все довольно глупо, досталась жалкая насмешка над орком, этакая пародия. Он был низок, неказист, не мог похвастать развитой мускулатурой, обладал противным характером и ужасно меня раздражал. Собственные сородичи в открытую и за спиной говорили о нем гадости, жестоко шутили, и вообще, казалось, его ненавидит все племя. Причем (разве это справедливо?) нелюбовь орков перекинулась и на его жену, то есть мне тоже доставалось по полной. Я ненавидела свою жизнь, ее уклад, но больше всего ненавидела своего супруга и вождя, младшим и внебрачным сыном которому он приходился.

Разве Луиза Дамарро могла предположить, что все ее труды пойдут насмарку? Еще месяц назад я даже не догадывалась о том, какую подлую шутку для меня припасла судьба и готовилась к свадьбе с очень приятным молодым магом. Макс, то есть Максимилиан всем был хорош: и красив, и с женщинами обходителен, внимателен, в меру щедр, а еще он богат, несмотря на то, что маг. Да я два года вокруг него круги нарезала, пыталась заманить в свои сети. И вот свершилось! Макс обратил на меня внимание, сначала мы были только приятелями, но с каждым днем наше общение становилось все теснее, к тому же оба желали большего и не противились притяжению, что сводило нас вместе. О! Не описать словами, как я была счастлива, когда Макс признался мне в любви и сразу же предложил обручиться. Луиза Дамарро, девушка из небогатой семьи, которой зубами и ногтями приходилось вырывать у жизни хотя бы глоток лучшей жизни без нужды, чтобы жить в нормальном доме, а не в жалкой лачуге, где год за годом протекает крыша, чтобы носить красивую одежду и чувствовать себя человеком, готовилась стать женой графского сына. Я не работала, вкалывала, еще в семнадцать лет сбежав из дома, когда отец за счет дочери решил поправить свое финансовое положение.

— Сын моего друга давно к тебе присматривается, Лу, — сказал родитель, проснувшись после очередного возлияния. — К тому же ты уже достаточно взрослая, чтобы выйти замуж и позаботиться о больном отце.

Отец болен?! Ах-хах! Его главной болезнью были крепкие напитки, даже не болезнью, а страстью, причем Алэр Дамарро нисколько не стеснялся своего пристрастия, и, как только у него появлялись деньги, чаще всего после продажи очередной маминой вещи, пускался во все тяжкие. Моя несчастная мать успела отдать богу душу еще в самом начале «болезни» своего супруга, когда эта страсть не была такой сильной, потому что удерживала любовь к супруге, к детям. Увы, судьба отмерила Мартине Дамарро не слишком много лет, и в тридцать пять она оставила нас. Наш отец был приказчиком в одной торговой компании, имел неплохой доход, но после кончины супруги быстро сдался и, бросив малолетних детей на старушку-мать, медленно опустился на самое дно.

Хм! Сначала он пытался бороться, навещал нас, изредка дарил подарки или привозил гостинцы, со временем его визиты становились все реже, потом он пропал на целый год. Когда вновь объявился, выяснилось, что отец продал наш дом, заложенный и перезаложенный за долги, чтобы расплатиться с другими долгами, распродал дорогую, еще мамой выбранную мебель, часть ее вещей, кроме ценностей, их он почему-то сохранил.

— Это память, — признался он, еле ворочая языком и утирая замызганным шейным платком слезы.

Бабушка приняла «больного» сына, разрешила жить в своем доме, даже не подозревая, что пагубное пристрастие собственного дитя сведет ее в могилу. Не прошло и двух лет, и бабушка слегла, сказалось сильное волнение, сердце не выдерживало. Старушка просто не смогла побороть сына, который скандалил и требовал от матери денег на выпивку, изводя ее. Мы с братом были еще слишком малы и не могли вмешаться, хотя украдкой, когда оставались наедине, Фабрис говорил, что он ненавидит отца.

— Я ненавижу нашу жизнь и сделаю все возможное, чтобы вырваться отсюда, чтобы сбежать и больше никогда не возвращаться на дно жизни.

Да, чем дальше, тем хуже становилось наше существование. Когда денег не стало совсем, пришлось отказаться даже от услуг сиделки, что присматривала за бабушкой, пока я и Фабрис учились в школе магии. Наверное, это стало последней каплей. Бабушка, брошенная и никому ненужная, быстро сдала и умерла на моих руках, оплакивая нашу горькую долю.

— Я ухожу в тот мир, где мне уже ничего не будет грозить: ни холод, ни голод, не нищета, но вы, мои родные внуки, остаетесь здесь, в этом ужасе, в этой грязи.

Бабушка была права, ее дом превратился в свинарник. Из комнат исчезали вещи, мебель, даже занавески, зато вместо них появлялась рухлядь, подобранная Алэром Дамарро, так он пытался компенсировать свои гадкие поступки, я бы сказала, воровство. А как иначе? Ведь он не спрашивал, брал то, до чего только дотягивались трясущиеся руки.

Чтобы достойно похоронить бабушку, мы с братом стали подрабатывать в школе, пока наши сокурсники отдыхали после занятий. Мы же не знали, что такое отдых, работали и работали за те гроши, что готов был платить директор школы. Он, как никто другой, знал о бедственном положении нашей семьи. К счастью, обучение для магов бесплатное с полным пансионом, так что трудностей с этим не возникало.

Фабрис был старше меня на два года, естественно его обучение подошло концу раньше, и брату пришлось покинуть стены школы. Однако домой он не вернулся.

— Я не могу, — признался брат, когда пришел меня навестить.

Мы сидели в беседке в самом дальнем конце школьного парка, здесь редко кто-то гулял, поэтому никто не видел, как на моем плече рыдает сильный молодой мужчина.

— Он все разрушил, он отнял у нас нормальную жизнь, — повторял и повторял Фабрис, сжимая кулаки и стискивая челюсти.

Тогда взгляд родного брата меня до жути напугал. Столько ненависти выплескивалось из его глаз, столько злобы и, как ни странно, обиды.

— Если я вернусь туда… я… Лу, я убью его, иначе просто не смогу.

— Не надо, Фабрис! Пожалуйста, не надо. Забудем о нем и станем жить сами. У нас давно нет отца, он променял нас на бутылку.

С горем пополам мне удалось отговорить брата от самого глупого поступка в жизни. Нет, я не жалела отца, после смерти бабушки все чувства к этому некогда самому дорогому человеку угасли, вместо них осталась пустота и безразличие. Просто меня тревожила судьба брата. Фабрис мог угодить на плаху, я этого не хотела. В тот день он мне пообещал, что никогда не вернется в дом бабушки.

— Даже близко не подойду, — сказал он, поцеловал меня в лоб и ушел.

Фабрис смог устроиться в одну магическую контору, которая занималась перевозкой редких магических животных, и за год хорошо поднялся. Он снял хорошую квартирку, обзавелся дорогой одеждой, мой брат менялся на глазах, превращаясь из затравленного паренька в настоящего молодого красавца. Женщины не обделили мага вниманием, так что от поклонниц не было отбоя, но все равно я была его самой первой и настоящей любовью. Мне поистине достался замечательный брат, который заботился о своей сестре, как никто бы не смог. Казалось, жизнь наша заиграла новыми красками, вот и на нашей улице праздник. Это только казалось…

Судьба вновь решила нанести удар. Мы так и не поняли, за что. Контора, где служил Фабрис, неожиданно разорилась, и больше сотни магов оказались не у дел. Вот так резко оборвалась его новая счастливая жизнь. К счастью, к этому времени мой брат обзавелся связями и смог устроиться на торговое судно. Работа не самая трудная и хлопотная для опытного мага, но в ней был один существенный минус — долгие, очень долгие рейсы. Я не позволила Фабрису отказаться от места и без его участия окончила школу магии. Мне даже удалось найти работу, снять комнату у милой старушки в тихом районе столицы. Жизнь налаживалась, я трудилась, не пряталась и не отлынивала от работы, потому что знала — это мой путь к независимости.

Через год меня нашел поверенный отца. Интересно, за какие заслуги он продолжал заниматься делами Алэра Дамарро?

— Увы, Луиза, но вам придется оставить службу в столице, поскольку ваш отец серьезно болен и нуждается в уходе, — сказал господин Базиль, осматривая мою комнату.

Я посмеялась только в ответ, на что поверенный достал из своего портфеля толстую папку и выложил на стол договор, согласно которому мы с Фабрисом должны были позаботиться о престарелом отце.

— Поскольку мне не удалось разыскать вашего брата, то сия обязанность ложиться на ваши плечи. И отказаться вы не можете, это закрепленные законом обязательства.

Что было потом? Я устроила скандал, дошла до магистрата, требовала помощи, просила расторгнуть договор, составленный без нашего участия и, что самое главное, без нашего согласия. Мне отказали, развели руками, мол: «Дети не должны бросать родителей, особенно больных». Я прокляла всех, в том числе и отца, который не выглядел умирающим и только радостно потирал руки, когда приехала в дом бабушки — убогую лачугу, вот во что он превратил некогда ухоженный чистенький домик.

— Заживем! Теперь, Лу, мы заживем! — обрадовался Алэр Дамарро, потирая сухие сморщенные руки, и его одутловатое от перепоя лицо расплылось в счастливой беззубой улыбке.

Во что превратилась моя жизнь? В очередное выживание. Я смогла найти работу, но денег не хватало, потому что кое-кто продолжал прикладываться к бутылке. Однажды он вовсе меня обокрал, забрался в мою комнату и, разыскав тайник, выгреб все сбережения. По вине этого человека, которого за гадкий поступок, язык не поворачивался назвать отцом, я несколько месяцев существовала впроголодь, в то время как он развлекался с собутыльниками на мои заработанные гроши. А когда я решила выяснить отношения, сразил своим ответом наповал:

— Я тебя вырастил, вложил в твое обучение деньги, теперь настал твой черед меня содержать.

Честно скажу, в тот дождливый вечер я едва его не убила. Хах! Алэр Дамарро впервые увидел, что может сделать маг, когда теряет над эмоциями контроль. Я его не пожалела, заперла в подвале, и раз в день там появлялся кувшин с водой и ломоть хлеба. Пары недель хватило, чтобы он понял и осознал свои ошибки. Он умолял выпустить его.

— Смотри, Лу, — говорил он, подслеповато щурясь на яркий солнечный свет, — я уже исправился и больше капли этой гадости в рот не возьму.

Странно, но он на самом деле исправился, перестал сбегать к дружкам, даже попытался навести в доме порядок, пока я пропадала на службе, бегая по городу. Жизнь стала немного лучше. И это жизнь семнадцатилетней девушки! Многие мои сверстницы в это время мечтали о любви, бегали на свидания, наряжались, я же мечтала только о том, чтобы жалованья хватило до следующего месяца. Хм! Отец тоже пытался устроиться на работу, но кому нужен трясущийся пропойца? Толка от него все равно никакого, так, помогал порой старушкам донести с рынка тяжелые корзины с продуктами, правда, за этот труд много не давали.

А потом пришла страшная весть — корабль, на котором служил Фабрис, пропал. Он не дошел до конечного пункта назначения, просто растворился, и его не смогли найти даже самые опытные и сильные маги. Для меня мир в очередной раз развалился на куски. Что же отец? Как он воспринял эту новость? Гибель сына, о котором за последние полгода он вспомнил в лучшем случае раза два или три, стала основанием для срыва, серьезного срыва, понесшего за собой печальные последствия. Он едва не умер, лекари вовремя успели, но позже мне сказали:

— Если он не остановится, долго не проживет.

Знаете, что я тогда подумала? Возможно, осудите и даже забросаете камнями, но моя первая и не шальная, а выверенная мысль была: «Лучше бы он умер и не отравлял мне жизнь». Пусть это гадко и неправильно, но я устала вытягивать нас обоих. Ему это в принципе было не нужно, лишь бы было на что выпить, а мне осточертело вытаскивать его из кабаков или канав, куда он не раз проваливался, поскольку был чертовски пьян. Я устала выслушивать его бессвязное бормотание, особенно когда он начинал обвинять маму в том, что с ним происходит.

— Она бросила меня. Твоя мать поступила подло. Она меня оставила.

— Не смей говорить о маме гадости. Не смей! — сорвавшись, закричала в ответ.

Тогда я в первый и в последний раз подняла на отца руку. Он долго не мог поверить и все тер и тер покрасневшую от хлесткой пощечины давно небритую щеку. Меня это раздражало, а он только тряс головой, благо хотя бы молчал. Молчал несколько дней, хотя мне было плевать. Пусть обижается, но он не вправе обвинять других в своих бедах. Сам виноват!

Он вновь завязал, перестал пить, хотя нормального общения между нами не выходило. Я не могла его простить, к тому же горечь от утраты Фабриса еще не притупилась, и в гибели брата винила именно его. Если бы он не начал пить, если б только не бросил своих детей на произвол судьбы, если бы… Фабрису не пришлось бы наниматься на тот корабль, он мог жить. Жить! А теперь… Черт! Что за жизнь?

И вот настал тот день, когда у отца появился новый или старый друг. Неважно. Он стал приходить в дом, когда меня не было. Чем они занимались в это время, даже знать не хотела. В последнее время я жила в маленькой комнатушке, что располагалась над кухней, надежно защищала ее магией, помня о случае с кражей моего жалования. На защиту сил не жалела, хотя в моем тощем от недоедания теле ей просто неоткуда было взяться. И все же… Я перестала пользоваться парадным входом, просто носила с собою ключ на всякий случай. Не ходила в пустые запыленные комнаты, перестала убирать и стирать, просто бросила его. Но он не пил. Нет. Я только чувствовала, что он что-то замышляет, и моя интуиция не подвела.

Не прошло и месяца, как он заговорил о сыне своего друга. Видела его случайно, ничем не лучше своего папаши, такой же забулдыга, разве что молодой. Этот парень явно не знал, что такое гигиена, или просто пренебрегал этими процедурами, поэтому являл собой жуткое зрелище. Даже описывать его не стану, меня едва не вывернуло от одного запаха, коим за несколько метров разило от годами немытого тела. Сначала я считала, отец так шутит, но он не унимался и все активнее начинал расписывать мне «достоинства» молодого человека. Когда он со своим дружком решил устроить нам романтическое свидание, я поняла — пора уносить ноги, иначе не видать мне жизни вообще.

Мне повезло, в конторе освободилось место ночного сторожа, и, упросив магистра, стала еще и по ночам дежурить. Плевать мне было на прибавку к жалованью, лишь нужно было место, где можно спокойно спать, пока специальное защитное плетение охраняло стены конторы, хотя никто ни разу не пытался сюда проникнуть.

Я перетащила в маленькую коморку свои вещи и призадумалась. Переезд не избавит меня от горе ухажера. Если они не найдут меня дома, явятся на службу. Только позориться из-за них. Пришлось уговорить коллегу, и он помог выяснить, что папаша с сыночком задумали завладеть домом, а точнее земельным участком. Зачем? Наверняка планировали разбогатеть. Если бы отец умер, а он бы точно умер не без помощи дружка, дом бы перешел в мое владение, как единственной наследнице. А что дальше? Об этом я старалась не думать, просто готовилась к побегу.

Я выбрала самый удачный момент — погода резко испортилась, зарядили дожди, и единственная река в округе вспучилась и вышла из берегов. До этого дня три ночи провела в бабушкином доме, правда, спать боялась, потому что папаша и сынок тоже пребывали там. Не знаю, где был отец, его голос затихал часов в десять вечера, а потом до полуночи в доме скрипели половицы, двери, и чаще всего кто-то бродил на кухне, поднимался по узкой лестнице, что вела в мою спаленку, подолгу стоял у двери, пыхтел и пытался справиться с хлипкой на вид ручкой. Я хоть и знала, что дверь надежно укреплена, как и стены, и маленькое окошко, все равно жутко нервничала и сидела на кровати с зажатым в руке ножом.

В тот день отец был один дома. Он пребывал в задумчивом состоянии и на меня внимания не обращал, правда, вдруг заявился на кухню, где я только делала вид, что затеяла стирку, и придержал за руку.

— Вот ты сердишься на меня, возможно, даже ненавидишь, а ведь я тебе только счастья желаю. Ты сильная, Лу, и сможешь вытянуть парня, пока еще не поздно. Его отец тоже пропащий человек, такой же, как я.

Он отпустил меня и рассмеялся, явив миру десны с черными пеньками. А я смотрела на него, на пожелтевшее лицо, на мешки под заплывшими глазами, на распухший нос и думала:

«Неужели когда-то этого человека считали красавцем? У него ведь и волос почти не осталось. Он тощий и грязный».

— Не обижайся, дочка. Вот станешь матерью, тогда меня поймешь.

Меня передернуло. Нет, не от мысли о материнстве. В конце концов, к этому приходит каждая женщина, но только не от того мужчины, которого он пророчил мне в мужья. Я даже хотела рассказать ему о хитроумном плане друга, потом махнула рукой — все равно не поверит, решит, что дочь пытается очернить самого дорогого ему человека. Ага, мною он точно не дорожил, если только как источником тех грошей, которыми изредка с ним делилась.

— Вот увидишь, он хороший малый.

Отец шмыгнул и утер рукавом нос, потом хлопнул меня по плечу и, шаркая, удалился. Я раздраженно шваркнула таз на старый табурет и бросилась в комнатушку. Не трудно догадаться, зачем он приходил! Все уже решено, значит, в скором времени эти пропойцы потащат меня под венец.

— Ну, уж нет! — шипела я, завязывая потуже мешок с пожитками.

Впоследствии эти вещи очень даже пригодились. Разбросанные вдоль берега реки, они ясно дали понять, что их хозяйка оступилась на скользких мостках и свалилась в реку. К тому же в том месте сильное течение. Да и труп вряд ли станут долго искать. Только не осенью.

Я бежала, бежала без оглядки. Нет, за мной никто не гнался, скорее всего, отец, узнав о моей гибели, вновь запил, но мне было плевать на него, на его дружков и их дальновидные планы. Что же коллеги? Их я заранее предупредила о переезде, так что с этим точно не будет никаких проблем. И если они узнают о несчастном случае у реки, вряд ли отважатся на поиски тела, которое течением могло унести куда угодно.

Мне понадобилось время, чтобы успокоиться, остановиться и все хорошенько обдумать. Для странствия нужны деньги, хотя бы что-то, лишь бы была возможность купить хлеба и одежду потеплее. Зимой в морозы в тех лохмотьях, что были на мне надеты, долго не протянешь, а у меня были большие планы.

«Вот бы только перетерпеть», — думала я, переходя из селения в селение, из городка в городок.

Не скажу, что моя жизнь сразу стала лучше. Ха-ха! К магу нищенской наружности у людей доверия не было, поскольку все полагали — раз я так выгляжу, значит, и специалист из меня никакой. И все же кое-как удалось наскрести на нормальную теплую куртку, пусть она была ношеной, но хозяйка относилась к вещи бережно, поэтому вид был вполне даже презентабельный. К куртке прилагались такие же утепленные штаны и ботинки. Правда, обувь пришлось чинить, но для мага это не проблема. Я не стала жадничать, купила пару теплых рубашек и кое-что по мелочи. За это пришлось неделю грызть одни сухари, зато было тепло, я уже не боялась простыть и заболеть. Лечиться мне точно не на что было, как и снимать комнату, где можно отлежаться. Чаще всего приходилось ночевать в лесу. Магия помогала оберегать свою жизнь от зверей и лихих людей. И в этом помогала не только магия, но и моя внешность. Пусть я приоделась, но краше от этого не стала, тем более, чтобы сберечь куртку, носила поверх нее старую потрепанную шаль, она же служила и головным убором. Мой вид вызывал жалость даже у самых распоследних бандитов. Меня это нисколько не смущало, наоборот, в моей отталкивающей своей худобой и изможденностью внешности был существенный плюс — мужчины не обращали на меня внимания. Кого заинтересует тощая, бледная моль без груди, с волосами, напоминающими паклю? Никого. Ура! Ведь поначалу я очень боялась, что одинокую девушку могут не только ограбить, над ней могут надругаться. Отбиваться было нечем. Меча у меня никогда не было, не успела купить да и нужды не возникало, а серебряные кинжалы… их пропил Алэр Дамарро, и при этом он не испытывал угрызений совести, а ведь это был подарок от бабушки. Единственное, что у меня осталось от нее — кулон, что висел на тонкой золотой цепочке, тщательно замаскированной под обычный заношенный шнурок. Я бы могла ее продать и на вырученные деньги неплохо жить, просто боялась лишиться памяти хотя бы о бабушке, которая вложила в нас с Фабрисом все силы, свою любовь.

Миновала зима, и с наступлением весны я добралась до соседнего государства. К тому моменту у меня уже имелись некоторые сбережения, только оседать не торопилась. Мне хотелось уйти еще дальше, туда, где никто и никогда не слышал фамилию Дамарро. И я шла, ноги сами несли по размытой дождями дороге, вдоль глубоких луж, по жидкой грязи, мимо унылых пейзажей ранней весны. То тут, то там мне удавалось оказать людям помощь. Вообще, я старалась не отказывать, даже если за работу предлагали не деньги, а продукты. Еда мне тоже была нужна, так что я обзавелась сумкой, потратила несколько часов на заговор, зато теперь в ней можно было хранить кучу разного барахла и при этом не чувствовать ни тяжести, ни каких либо еще затруднений. Это был этакий бездонный колодец, куда я и складывала заработанные деньги, продукты, купленную на смену одежду.

К середине лета я миновала еще одну границу и начала присматриваться к городкам, к населяющим их людям. Мне нравилось здесь: богатая природа, жизнь неторопливая и, судя по всему, довольно сытная, обеспеченная, поскольку даже крестьяне не выглядели измученными работой. В полях колосилась рожь или что-то на нее похожее, в садах деревья ломились от урожая фруктов, на пастбищах паслись упитанные рогатые коровы, овцы и лошади. В наших местах не каждый крестьянин мог позволить себе лошадь, а здесь была своя собственная рабочая коняга в каждом дворе.

Только я не хотела жить в сельской местности, искала город, чтобы там попробовать обустроить новую жизнь. Честно признаюсь, не удалось мне реализовать этот план. Почему? Однажды на пустынной лесной дороге, что тянулась сквозь темный еловый бор, мне встретилась странная процессия, то есть они проходили мимо, когда я устроилась на обочине, чтобы отдохнуть и перекусить.

— Не возражаете, если мы нарушим ваше уединение? — раздался тогда над моей головой приятный бархатистый голос.

Я подняла голову и обомлела, потому что передо мной стояли эльфы, точнее дроу. Десяток мужчин и женщин, а так же еще совсем юные парни и девушки. Должно быть, они состояли в родстве. Отказать им не посмела, хотя в тот момент даже не подозревала, что на несколько месяцев обзавелась не просто попутчиками, а семьей. Мы все учили в школе историю и примерно знали, почему и из-за кого темные эльфы скитаются по свету, не имея своего пристанища, не имея дома. Конечно, так жили не все, были среди дроу и те, кто умудрялся уживаться с людьми или другими расами.

— Мы идем на запад, — сказал самый старший эльф, которого звали Амадеор, — чтобы укрыться в Седых горах. Там нас точно никто не тронет.

Я нисколько не удивилась их желанию, поскольку дроу практиковали магию хаоса и еще несколько видов непривычной для людей энергии, поэтому их боялись и даже сторонились. Зато мне предложили продолжить путь вместе. Я не стала отказываться и не пожалела. С дроу было интересно, они обладали стойким и гибким характером, невзгоды и трудности могли их согнуть, даже поставить на колени, но не могли сломить их дух. За несколько сотен лет они привыкли к своему вынужденному существованию, научились выживать среди недружелюбных существ. Вот и мне удалось поучиться, дроу не жалели своего опыта, а я с жадностью, как пересушенная засухой земля, впитывала их знания, слушала старинные сказания, когда мы устраивались на ночлег, и старшие эльфы начинали вспоминать о былой жизни. Мне до одури нравились их песни, они будто шли от души, от самой сути дроу, я выучила их наречие, а женщины и девушки научили меня своим танцам. Они же помогли мне привести свою внешность в порядок, поскольку знали толк в растениях, в том, как и что нужно применять, чтобы волосы росли длинными и шелковистыми, чтобы избавиться от болезненной бледности, от ломких ногтей и всего прочего, из-за чего на меня было страшно и даже больно смотреть.

Вместе с дроу я расцвела, хотя жизнь наша не была беззаботной. Длительные переходы и отсутствие нормального дохода давали о себе знать, но тут я выручала дроу. Поскольку все эльфы, независимо от принадлежности к светлым или темным, отлично чувствуют природу, мне в голову пришла отличная идея. Когда люди воочию убедились, что после эльфийской магии в огороде растет все быстрее и пышнее, к нам потянулись. Весть по округе разнеслась быстрее, чем мы передвигались, и в каждой деревушке нас уже ждали. Эльфы рады были помочь не только с посадками, но и с любыми жизненными сложностями.

Именно тогда нам удалось накопить на пару лошадей, причем эльфы в этом тоже знали толк и выбрали самых здоровых и выносливых, хотя заплатили за них гроши. Потом удалось купить повозку, и передвигаться стало куда проще. Однако я еще не знала, что уже совсем скоро наши пути разойдутся, и сама тому стану причиной. Все дело было в том, что старший сын Амадеора начал проявлять ко мне повышенное внимание. Да что скрывать, он тоже нравился мне. Кому бы мог не понравиться стройный черноволосый парень. Чего только стоили его синие-синие глаза, прямой нос и губы. Я часами могла смотреть на его лицо и представлять, как он целуется, хотя подобного между нами не было. Линдран был застенчив и только к концу осени осмелился признаться мне в своих чувствах. Мне же казалось, что этого никогда не произойдет. Мы встречались тайком, пока другие дроу были заняты делами. Я частенько брала лошадей и под предлогом, что веду их на водопой, сбегала из лагеря. Линдран тоже находил какое-нибудь занятие и вскоре присоединялся ко мне.

Время летело стрелой, пока мы наслаждались обществом друг друга. Нет, кроме поцелуев, от которых сносило голову, мы себе ничего не позволяли, зато могли говорить часами или попросту молчать, держась за руки. Во время дневных перегонов мы старались не пересекаться и даже не смотрели друг на друга, чтобы не вызвать подозрений. Наверное, нужно было сознаться, но я боялась, боялась, как бы дроу не прогнали меня из своей семьи, поскольку успела проникнуться к ним и душой и сердцем. Эльфы оказались потрясающими родителями. Глядя на них, я часто думала о своей судьбе, о том человеке, который дал мне жизнь, и, если честно, завидовала молодым эльфам. Пусть у них не было дома, зато между сородичами царила любовь, ласка, взаимопонимание. Никто не стремился выделиться на фоне остальных. Все вместе — единые, как сжатый кулак. Это и называется род. По крайней мере, мною это воспринималось именно так. И я была частью этого рода, пусть не по крови, просто по схожести судеб.

Однако я плохо знала дроу. Вдобавок ко всему эльфы оказались внимательными и наблюдательными. Нас с Линдраном быстро раскусили. Никто не стал устраивать скандал или при всех осуждать нашу связь, просто отец Линдрана отвел нас в сторонку и спросил:

— На самом ли деле, дети, вы любите друг друга?

У нас в чувствах не было сомнений, поэтому наш ответ был положительным, только он почему-то расстроил старшего дроу. Несколько дней Амадеор молчал, наблюдал за нами, но не вмешивался, разрешив нам не скрываться. Правда, наш невинный роман никого не удивил, будто все эльфы об этом знали. Да, наверное, мы плохо скрывали свою привязанность друг к другу. Прошла неделя, и отец Линдрана вновь вызвал нас на разговор.

— Смотрю на вас, и мне больно, — сказал он и печально усмехнулся. — Больно, потому что наша горькая судьба не даст вам насладиться счастьем. Посмотрите на наших женщин, они давно забыли, что такое свой дом, какой бывает жизнь, когда не нужно бояться за детей, ведь они спят в своих кроватках, они забыли, как носить платья, они перестали радоваться мелочам, часто грустят. Возможно, пока вы любите друг друга, и это чувство для вас ново, пока между вами горит огонь страсти, вы не будете замечать тягот нашего существования. Рано или поздно у вас родятся дети, и вот тогда на ваши плечи лягут первые трудности, потому что воспитывать детей в условиях нищеты очень трудно. Мы это прошли и смогли сохранить свой род, а вы… Сможете ли вы удержать свою любовь за крылья, когда поймете, что совместная жизнь перестала дарить радость? Только не думайте, будто я пытаюсь разрушить ваши судьбы, просто пока есть возможность выбора…

Дроу не сказал больше ни слова, он ушел к костру, а мы остались наедине.

— Не слушай моего отца, Луиза, — обняв меня крепко, попросил Линдран, и я услышала, как в его груди бешено колотится сердце.

Мой возлюбленный боялся лишиться наших отношений, и мне тоже был знаком этот страх, только оброненное эльфом зерно сомнений, что попало в благодатную почву моей ненормальной души, дало свои ростки.

— Мы будем счастливы. Вот увидишь, когда мы доберемся до конечного места нашего путешествия, у нас будет дом и еда, и даже своя кровать. Луиза, у нас все будет, — продолжал настаивать Линдран, хотя я ничего ему не говорила, просто знала — пришла пора отправиться в самостоятельное плавание.

Однако тянула, трудно и больно было оторваться от юного эльфа, от его губ, рук, забыть эти глаза, в которых отражается небо. И чем больше проходило времени, тем яснее становилось — нужно рубить с плеча, чтобы отсечь свою душу раз и навсегда, а ту часть, где живет любовь к Линдрану, оставить рядом с дроу.

Однажды я решилась. Последние несколько дней мы никуда не двигались, погода не располагала к путешествиям, и дроу разбили лагерь недалеко от живописного места, где река, названия которой мы не знали, красивым шумным водопадом спадала с невысокой горы. Эльфы разбрелись по шатрам, скрывшись от пронизывающего ветра, а я выманила Линдрана к водопаду. Конечно, мне не хватило смелости признаться и прямо сказать, что ухожу, что это наше самое последнее свидание… Не смогла, и мы вновь до одури целовались, пока усилившийся ураган не заставил нас забраться в пещерку, скрытую водопадом. Тесно прижавшись друг к другу, мы просидели несколько минут.

— Холодно, и одежда промокла, — обронила я вдруг, встала с камня и начала раздеваться, предварительно подогрев воздух в пещере.

Я стеснялась, поскольку даже в полумраке, что окутывал наши тела, эльф прекрасно видел мое раздеваемое тело, но не спешила и медленно стягивала куртку, затем штаны, оставив на себе лишь тонкую рубашку, которая не скрывала изгибов моей фигуры.

— Ты тоже промок, — обронила и, приблизившись к Линдрану, положила руки ему на плечи. — Нужно высушить одежду, иначе можешь заболеть.

Боже! Ну, откуда мне в восемнадцать лет было знать, как нужно правильно соблазнять мужчин? Просто этого до ужаса хотелось. Я не могла уйти не испытав всей глубины любви, того самого главного, что происходит между мужчиной и женщиной. Хотя стараться даже не пришлось особо, Линдран охотно втянулся в мою игру, и вскоре наши обнаженные тела крепко прижались друг к другу. Временами наши движения в виду отсутствия опыта были скованными или же слишком резкими и порывистыми, но все компенсировалось непреодолимым желанием узнать друг друга на ощупь, на вкус, пусть неумело, пусть со стороны выглядело смешно, пусть. Это было интересно и волнующе одновременно, отчего тесное пространство пещерки наполнилось нашими стонами, вздохами и даже криками. Нас никто этому не учил, мы сами догадывались, сами открывали для себя все прелести близости, отдаваясь страсти, новым, граничащим с болью ощущениям. И не мешал жесткий каменный пол, не раздражал шум падающей воды, наоборот, он скрыл, заглушил все звуки.

Не знаю, сколько продолжалось это безумство, откуда брались силы, мы не могли остановиться. Линдран шептал ласковые слова, говорил о любви, строил планы на жизнь, а я только улыбалась и ловила каждый его вздох, провожала жадным взглядом каждое движение прекрасного мужского тела, зная, что уже совсем скоро этого всего у меня не будет.

— Луиза, прекрасная, любимая Луиза, — шептал дроу, лаская мое тело, заставляя сходить с ума от предвкушения.

Мне не хватало смелости остановиться, я не могла оторваться от эльфа, прекратить эту пытку ласками, поцелуями, поглаживаниями. Впервые в моей безрадостной жизни происходило нечто волшебное и невероятное, поэтому так тяжело было себе отказать, прервать этот праздник души и тела.

Однако ничто не может происходить вечно, даже любой праздник, в конце концов, подходит к логическому завершению, и если бы не мое решение бежать от дроу, этот праздник мог бы повторяться и повторяться до бесконечности, но… Прежняя жизнь сделала меня больной, она что-то сотворила с моей головой, отравила разум, и, страшась нищеты, голода и неприкаянности, решилась разрушить свою первую, самую чистую и прекрасную любовь. Думала ли я о Линдране, который, утомившись, посапывал на моей груди? Думала, много, до слез, чем потревожила его сон. К счастью, дроу только повернулся на другой бок и вновь крепко заснул. Тогда я подсела к нему и долго смотрела на милое и такое беззащитное лицо спящего мужчины, перебирала его шелковые волосы, осторожно касалась рукой плеча, бедра, будто пыталась запомнить не только все детали внешности, но и сохранить ощущение его теплой бархатистой кожи.

Линдран спал и не видел, как я лихорадочно натягиваю на себя одежду, как струятся по моим щекам слезы. Он не знал о моей боли, и не ведал о моем предательстве. Я сама себя ненавидела, но решение уже принято, так что… Не решилась еще раз подойти к нему, побоялась разбудить, только окинула его фигуру прощальным взглядом, зажала рот и выбралась наружу.

Солнце только-только вставало, поэтому дроу спали, и никто моего появления в лагере не заметил, разве что лошади. Лишь они стали свидетелями моего позорного бегства. Я заранее приготовила мешок с одеждой, сумку с едой на пару дней, оставила у входа в палатку прощальное письмо, где горячо благодарила дроу за их доброту и заботу, и поспешила скрыться в лесу.

И вот, вновь убежала, и если в первый раз мой побег был вынужденной мерой, то теперь он был продиктован страхом, глупым страхом, отнявшим у меня надежду на счастье. В этом бесконечном беге не было долгих остановок на сон или полноценный отдых, обед, в конце концов. Я боялась, только ко всем моим страхам, обоснованным и нет, прибавился еще один, он был связан с Линдраном.

«А что если он отправится меня искать? Он найдет меня по следам. Найдет», — пребывая в панике, думала я и, не выдержав пытки разрывающими душу противоречивыми желаниями, свернула в лес.

Разбитое сердце разрывалось на части, меня мучили видения, в которых дроу звал свою Луизу, просил вернуться, и в такие часы, когда уснуть больше не удавалось, я сидела у костерка и мечтала, чтобы он меня нашел, желала вновь оказаться в его крепких объятиях, ощутить вкус его губ. Это было невыносимо, но сама так и не отважилась повернуть назад, а ведь могла и даже должна была это сделать. Можно было подумать, что в моем сердце к юному дроу нет никаких чувств, что я только притворялась. Нет, я любила его, любила до жжения в груди, до непреодолимого желания кричать в голос, чтобы избавиться от боли, которая не давала покоя. Любила…

Шли дни. Поздней осенью в лесу, когда по ночам землю прихватывают первые заморозки, особо есть нечего. Все, что дала природа, давно съедено, собрано или сгнило. Я голодала до тех пор, пока мне не повезло наткнуться на дерево с дуплом. И тут меня ждал сюрприз — кто-то запасливый и трудолюбивый насобирал туда шишек, орехов, грибов. Совесть не позволила разорить беличью кладовую. Я только взяла пару пригоршней орешков, ссыпала их в карман и отправилась дальше.

Куда идти, если все равно не знаешь ни местности, ни дороги, разницы особой нет. Шла, куда несли ноги, где проще было перебираться через завалы, где меньше был шанс повстречать животных, почему-то в тот момент я утратила веру в свою магическую силу, руки опустились, наверное, так действовала тоска. Она не давала сосредоточиться на важном, например, на неровной поверхности, по которой шагала, витая в своих мыслях. Честно признаться, думала и думала о Линдране. Хм. Вряд ли это искупило бы мою вину перед всем семейством дроу, просто не получалось не думать. Я давно смирилась со своей болезнью, которая потихоньку изживала мой разум, подселяя туда что-то свое, искажая реальность.

Однажды настолько задумалась, зазевалась и в итоге провалилась в глубокую канаву, заполненную водой. Холод и испуг в момент выветрили из головы все мысли, осталась только одна: «Выбраться!» Не знаю, как на самом деле вытянула себя из канавы, а потом, чтобы окончательно не замерзнуть, хотя куда еще, брела через лес, чувствуя, как мое тело все сильнее колотит от озноба. В какой-то момент (так или иначе это должно было случиться) силы меня оставили, я споткнулась и, не успев выставить руки, упала на землю. Подняться уже не смогла, какое-то время еще пыталась двигать руками, но они не слушались, а потом и сознание решило, что хозяйке пора отдохнуть.

Очнулась от слишком реалистичного сна, в котором мне привиделся живой брат. Фабрис говорил со мной, обещал найти и помочь, а я рыдала, оплакивая свои обиды, горести и самую большую потерю. Когда через силу разлепила глаза, почувствовала, как по виску скатилась слеза. Мне не сразу удалось сообразить, что лежу не на земле, а на чем-то мягком и теплом, сверху давит теплое одеяло, и надо мной не серое небо, а беленый потолок.

— Я живая? — прокаркала через силу и вздрогнула, услышав чей-то смех.

— Жива, девонька. Жива, — раздался еще ближе скрипучий голос, и надо мной склонилась уже очень старая женщина.

Ее морщинистое лицо посветлело от доброй улыбки, а сухая ладонь легла на мой лоб.

— И жара нет. Вот недуг и отступил. Теперь быстро на поправку пойдешь.

Судьба, которая еще не наигралась со мной, или счастливый случай в тот роковой день, когда смерть уже стояла рядом, подкинули шанс на выживание — на мое бессознательное тело наткнулась ведьма. Старушка не смогла пройти мимо, так я оказалась в доме Анейс. Она смогла выходить истощенную девчонку и лишних вопросов задавать не стала, на то и ведьма, сама все поняла, а потом предложила задержаться у нее хотя бы на зиму.

— Куда по морозу собралась? Только с одной хворью справилась, другую уже точно не одолеешь. Не знаю, какая жизнь довела тебя до такого состояния, но отпустить не смогу, это все равно, что убить своими руками, — обронила старушка, стоило только заикнуться о том, чтобы продолжить путь.

Я задержалась и задержалась аж до весны. Жизнь в лесу была скучной и однообразной и в то же время приносила свою пользу. Анейс знала, что я маг и учила кое-каким премудростям. Мы быстро нашли общий язык. Старая ведьма заменила мне бабушку, которой временами очень не хватало. Я прониклась к ней доверием и рассказала о своей жизни, о том, что сбежала от отца пьяницы, потом от дроу.

— Думаешь, стану тебя осуждать? — усмехнулась старушка, заваривая особый отвар, который помогал мне набираться сил. — Не стану. Сама когда-то сбежала от мужчины, а ведь безумно любила его. Не смогла отказаться от своего дара, он и не просил, а вот его родители были людьми, нетерпимо относящимися к ведьмам, вот и старались разрушить наш брак. Я знала, что они не остановятся, собралась тихонько и сбежала. Ох. Слез потом море выплакала, хотела вернуться, да куда уже? Шанс свой упустила, трудностей испугалась, вот и коротаю теперь свой век, сожалея о своем поступке бездумном. Но ты еще молодая, сможешь пережить потерю первой любви, ошибки свои исправить, лишь бы только желание было.

Я молчала и никогда не поддерживала разговоры на тему о любви. Больно было и совестно, безумно совестно. Однако время шло, рана затягивалась, и в моих мыслях все реже возникал образ печального Линдрана, только щемящая тоска долго не давала покоя, но вряд ли она была целиком и полностью связана с дроу. Вряд ли.

К концу зимы я стала похожа на человека. Анейс отпоила меня своими волшебными отварами и настойками, откормила сытными и наваристыми похлебками да кашами. Оказалось, что ведьма живет неподалеку от большой деревни, откуда к ней частенько за помощью приходили люди. Вот откуда бралась еда и деньги. Я никогда не высовывалась из своего угла, чтобы не смущать клиентов ведьмы, но однажды Анейс захворала и вместо себя отправила меня в деревню.

— Иди, иди, — прокаркала она, еле ворочая языком. — Не помощница людям я нынче, а ты девочка умная, учителями хорошо выученная, знаешь, что делать. Иди, время не терпит.

А что делать? Я собралась и в сопровождении молоденькой девушки, ровесницы моей, отправилась в деревню. Анейс научила меня некоторым секретным тонкостям в исцелении болезней, поэтому проблем с определением диагноза у захворавшего мужчины не возникло. Я быстро справилась, рассказала жене и детям, что нужно делать, как заваривать специальный сбор, а потом с огромной корзинкой в руках отправилась обратно в лес. Еле дотащила, и после мы с Анейс еще неделю доедали щедрое подношение.

— Вот видишь, — говорила ведьма, — когда к людям с добром и пониманием относишься, они платят тем же. Могли бы просто денег дать, но знают ведь, что я на рынок в соседнее село хожу редко, годы, знаешь ли, не те, чтобы резво по лесной дороге туда-сюда бегать. Я пока дойду, уже и стемнеет, и ноги откажут нести мое тело.

Я ее прекрасно понимала, знала, каково заставлять себя идти, когда сил нет. Знала и не торопилась покидать ведьму, помогала ей и даже несколько раз наведалась в соседнее село. Рынок манил своим разнообразием и в зимнюю пору, так тяжело было оторваться от созерцания пусть и прошлогодних, но еще румяных, гладких и ароматных яблок. Мне стыдно было тратить чужие гроши на сладкое угощение для себя лично, поэтому купила два яблока и с замиранием сердца отправилась обратно. Казалось, что Анейс будет ругаться, однако ведьма только посмеялась надо мной и от яблока отказалась.

— Ешь, — сказала она, — тебе нужнее.

Одним весенним солнечным утром Анейс разбудила меня пораньше и, присев на край лавки, где я спала, очень серьезно сказала:

— Как бы ни было мне грустно, но пришло время расставаться. Не подумай, Луиза, что я гоню тебя, живи здесь сколько душе угодно. Просто чувствую, не такой должна быть твоя жизнь. Что тебе рядом со старухой делать? Какой интерес магу в глухой деревне просиживать свою жизнь, годы молодые по пустякам разменивать? В город тебе надо, там и возможностей больше, и люди там богаче, помощь им магическая чаще требуется.

Я слушала Анейс и понимала, что старушка права, сама ведь мечтала в большом городе осесть, чтобы дар мой и годы обучения в магической школе не были потрачены зря. Через неделю, когда грязь подсохла, собралась, простилась с ведьмой и отправилась в путь. Шла дорогой, не скрываясь и не опасаясь, что могу повстречать дроу. Нет, они давно достигли цели своего путешествия, а я…

Через неделю добралась до небольшого уютного городка. Магов здесь отродясь не бывало, и градоправитель — умный и дальновидный старичок предложил мне занять пост городского мага. Мне на пороге очередного дня рождения выпал такой шанс! Не иначе судьба расщедрилась на подарок. Но какой! Конечно же, я согласилась и в последствии об этом шаге ни разу не пожалела, потому что еще через год, счастливый случай привел в тот городок целую группу магов. Их делами я не интересовалась, да и не горожане их интересовали. Однако в тот момент, когда им всем грозила смертельная опасность, скромная Луиза Дамарро решилась на отчаянный поступок и спасла жизни семерым взрослым и сильным мужчинам. Среди них оказался магистр Бернадан, который сыграл в моей дальнейшей судьбе очень важную роль.

Прошло несколько месяцев, и вдруг мне приходит приглашении в столицу королевства Гелиен. Господин градоправитель был сильно расстроен моим отъездом, но удерживать не стал.

— Езжай, Луиза, езжай. Такой шанс выпадает раз в жизни и то не всем.

Жизнь в очередной раз подкинула красиво упакованный подарок, и в нем была пусть и хлопотная, зато хорошо оплачиваемая работа, свой дом, целый ДОМ в два этажа, где я жила одна и могла делать все, что душе захочется. Еще меня окружали интересные люди, и огромное количество соблазнов, которыми так манил к себе город. Честно признаюсь, первую неделю я ничего не могла с собой поделать и с открытым ртом ходила по городу, рассматривая дома, улицы, во что одеты люди, особенно молодые женщины. Мне вдруг страстно захотелось жить, глотнуть этого безумно дорогого напитка, чтобы почувствовать себя человеком. На этот счет у меня давно имелся небольшой пунктик, правда, со временем он перерос в страх, потом и вовсе сделался комплексом, он и толкал, заставлял делать все возможное, чтобы выбиться из общей серой массы, стать кем-то более значимым. Как следствие этот страх отразился на моем характере, я перестала ценить в людях их истинные качества: доброту, участие, внутреннюю красоту и много еще чего, все больше и больше меня интересовали люди, общение с которыми могло бы принести пользу, поэтому в моем окружении не было случайных людей. И меня не смущали их некоторые недостатки. Даже кандидаток в возможные подружки выбирала со скрупулезной тщательностью, внимательно изучая их жизнь, привычки, характер, так же положение в обществе, а потом прикладывала все усилия, дабы обратить на себя внимание. Мои ухищрения, приправленные магией, срабатывали безотказно, и уже через полгода у меня было три подруги. О Луизе Дамарро эти девушки знали только то, что сочинила и поведала им, зато о них знала все и чуточку больше, для успокоения души, так сказать.

Я перестала быть отзывчивой на чужое горе и вдруг поймала себя на мысли, что втайне презираю людей, одной из которых до недавних пор была. Это правда. Я стала сторониться бедно одетых людей, тех, кто так сильно напоминал о былой жизни. Возможно, нет, точно с моей головой был непорядок, поэтому приходилось тщательно маскировать свои странные наклонности, особенно любовь к накоплению, причем копила все: деньги, ценности, знания, полезные связи. Я, как запасливая белка, тащила в свой дом все, что могло пригодиться, а еще очень бережно и аккуратно относилась ко всем вещам. От старых привычек тяжело избавиться, поэтому вся моя одежда тщательно вычищалась, стиралась особым образом и хранилась в специальных чехлах. Теперь я могла позволить себе хорошую качественную одежду и не купленную где-то на рынке или в лавке готового платья, а сшитую на заказ по моим вкусовым предпочтениям. Первое время даже упивалась осознанием того факта, что таких платьев или костюмов для служебных дел нет ни у одной девушки в городе. Это так. Во мне пробудился вкус к красивым изысканным нарядам, хотя жадность редко позволяла сорить деньгами. Я смотрела на людей, которые привлекали меня своим внешним видом, и училась у них походке, манере держаться в обществе, даже просто на прогулке, говорить. Моего интереса не замечали, чему была только рада и дома, там, где никто не мог за мной подсмотреть, перед большим зеркалом репетировала, оттачивая до совершенства подсмотренные навыки других людей. Вскоре от прежней Луизы должно было остаться только имя.

Время шло, и я менялась не только внутренне, но и внешне. Хорошая жизнь, правильное и качественное питание сделали свое дело — мое истощенное тело наполнилось жизнью, силами, стало более приятным взгляду, спрятались торчащие ребра, позвонки, кожа сделалась гладкой, бедра округлыми, налилась грудь, хотя желаемого результата достичь так и не удалось, она по-прежнему была маленькой, что меня сильно огорчало. Я перестала себя стесняться и к двадцати двум являла собой яркий пример женственности и миловидности. Да, красивой Луизу Дамарро назвать было нельзя, поскольку таковой нужно родиться, но мужчины обращали на меня внимание, делали комплементы, значит, в моей внешности появилось что-то притягательное и заманчивое. Даже коллеги по службе удивленно округляли глаза, заметив произошедшие со мной перемены. Я становилась молодой женщиной, и с этим ничего нельзя было сделать.

А потом в нашей конторе появился он… Сильный маг, поэтому сразу занял пост заместителя магистра Бернадана и снискал любовь женской половины большого коллектива. И красотки, и девушки не столь привлекательной наружности тайно вздыхали по этому мужчине, который еще и средним сыном графа оказался. Я тоже положила на него глаз.

«Он будет моим мужем», — так и подумала, увидев Максимилиана в первый раз.

Мое сердце замирало в предвкушении, а самой становилось жарко и тесно в одежде, когда смотрела на его красивое лицо, проницательные серые глаза, когда видела его ловкие чуткие руки. О! Не передать словами, как мне хотелось владеть этим мужчиной не столько из жажды любви, мое сердце еще не забыло эльфа, но молодой граф был моей манией и гарантией спокойной обеспеченной жизни. Что я сделала ради обладания Максом? Методично и хладнокровно избавилась от всех возможных конкуренток и приблизилась к нему настолько близко, насколько, во-первых, позволял рост по службе, а во-вторых, приличия. Поскольку я стремилась оказаться в высшем обществе, то именно приличия и приходилось соблюдать. Я не спала ночами, опасаясь, что где-то там, за стенами конторы, у этого мужчины может оказаться девушка, любовница, невеста. Грызла ногти от отчаяния, боясь лишиться самого большого и вкусного куска праздничного торта.

Два года я старалась быть у Макса на виду, прикладывала все усилия, чтобы он ненароком услышал либо мой голос, либо то, как коллеги хвалят трудолюбивую и умную Луизу. Я, словно азартный охотник, расставила на него все возможные ловушки, и однажды улов пришел в мои сети. Макс не выдержал, сдался мне, но сначала нас связывали только приятельские отношения. Потребовалось набраться терпения и ждать, бросая мимолетные взгляды, позволять себе полуулыбки, которые Макс ловил случайно и начинал улыбаться сам. Еще через месяц я сама стала замечать его заинтересованные взгляды, случайно встречать его в парке недалеко от дома и так далее, пока он не пригласил меня на свидание. Я, дурочка, слишком обрадовалась удаче и едва все не испортила, хватило ума погасить свои слишком буйные эмоции, и свидание прошло на высоте. А потом… потом все закружилось, завертелось, и однажды Максимилиан сделал мне предложение. Все маги в конторе ахнули, узнав о нашем намерении пожениться, даже сам магистр Бернадан. Неудачницы шипели за спиной, а подруги только завистливо вздыхали:

— Как же тебе повезло с Максом, Луиза.

Наши отношения развивались бурно, но никто не знал, что еще до свадьбы мы стали близки. Просто Максимилиан был страстным и настойчивым мужчиной, а я боялась упустить его, если он не получит желаемого, поэтому сдалась. Мы стали по-настоящему принадлежать друг другу. Макс торопил своих родственников со свадьбой, он был влюблен в меня по уши, заваливал подарками, возил в театры, музеи, отдыхать на море, и ему было плевать на мое происхождение. Я не верила своему счастью, предчувствуя скорый финал бесконечной погони за хорошей жизнью, хотя у меня и без того было все, чего только можно пожелать в двадцать четыре года.

— Ты невероятная женщина, Лу, — любил повторять Макс, любуясь моим телом, прикасаясь к нему руками и губами.

Беда была только в одном — как ни старалась, я так и не смогла его полюбить. День изо дня твердила себе, что Макс самый лучший на свете мужчина, что он моя пара, мой оплот, надежная стена, которая защитит от нужды и скитаний. Помогло ли это? Нет. Я могла гореть рядом с ним от страсти и желания, но не получала от близости такого удовлетворения, как это было с Линдраном, от этого на сердце накапливался осадок, он тревожил и причинял неудобства, и, оставшись одна, ревела, закусив кулак, чтобы никто не услышал горестных всхлипов.

Однажды я не вытерпела, после ухода жениха, встала нагая перед зеркалом и, глядя на себя, твердо сказала:

— Ты выйдешь за Макса замуж и будешь с ним счастливо жить. Ты будешь рядом с этим мужчиной, Луиза. Линдрана больше нет в твоей судьбе, он далеко, а ты здесь, ты стоишь на пороге того, к чему так стремилась. В твоей жизни больше нет места любви, пришло время для более ценных и необходимых вещей, чтобы не выживать, не существовать, а жить.

Да, так и сказала, но все равно ревела, смотрела на себя в зеркало, замечая следы в тех местах, где Макс слишком сильно прижимался губами к коже, и ревела, потому что вспоминала другие прикосновения: неумелые, стесненные, но такие желанные.

— Хватит! — закричала, не выдержав пытки, схватила со столика красивую вазу и запустила в зеркало, разбив не только стекло, но и свои воспоминания.

С того дня я больше ни разу не вспоминала о дроу. Ни разу не оглянулась на свое прошлое. Мое сердце умерло, в нем поселилась зима. Она проглянула через мои глаза, которые неожиданно поменяли цвет, став светло-голубыми и в сочетании с искусно уложенными светлыми волосами это выглядело очень красиво. Я стала похожа на ледяную королеву: холодная, равнодушная и красивая.

— Ты божественна! — восхитился Макс на очередном свидании, вызвав на моем лице снисходительную улыбку.

С той минуты Луиза Дамарро окончательно перестала быть собой — такова цена красивой жизни. И пусть…