Покровитель для Ангела. Собственность бандита

Екатерина Ромеро, 2023

Еще юной девочкой я влюбилась в опасного бандита намного старше меня. Он берег меня, а потом сломал как тростинку не поверив, но хуже другое: теперь он решил, что я его собственность.Большая разница в возрастеКриминал90-еМатОткровенно, больно, запретно. Строго 18+Вторая книга цикла.

Глава 8

Я сижу в этой комнате уже два часа и, если честно, выйти опасаюсь. За дверью тихо, слишком тихо для того, чтобы я уже вся извелась. Сама комната огромная, окна в пол, тяжелые коричневые шторы. Вся мебель деревянная, большая кровать, на которую я так и не сажусь.

Здесь каждый сантиметр пропитан его запахом, и я боюсь сделать лишнее движение, чтобы не разозлить Бакирова и просто… чтобы не стать к нему ближе. Слишком сильно обожглась, и мне кажется, стоит сделать шаг навстречу — и я снова обожгусь. Обгорю до самых костей.

Из окон дома замечаю, что по периметру этого огромного двора снует охрана. Мужчины ходят с овчарками, и у меня создается стойкое впечатление, что я попала не домой к Бакирову, а в какую-то хорошо охраняемую тюрьму.

Зачем я ему… он ведь не приходил ко мне ни разу после того нашего разговора в больнице, я ему больше не нужна, особенно после того… после того, как меня использовали его дружки.

Я в этом уверена, никаких сомнений нет. Бакиров никогда не врет, и тогда он ясно дал мне понять, что после него меня поимеют остальные.

Боже, это какой-то кошмар, и такой грязной я себя в жизни не чувствовала. Сколько раз после того я ни принимала душ, это чувство грязи и чужих рук… оно никуда не делось. В первые дни я даже с Толиком боялась говорить, боялась своего врача, а потом немного отпустило, но ощущение грязи не ушло.

Лучше бы Бакиров меня сам пристрелил тогда, но не так, не так жестоко. Не отдавал бы меня никому, ведь теперь я на ноги встать не могу, я не помню остаток той ночи, и, наверное, это хорошо, ведь если бы запомнила, уже давно бы надела себе петлю на шею от горя.

Я хотела быть его. Мамочка, как же сильно я хотела быть его, только его, только с ним, для него, но судьба распорядилась иначе, и теперь я даже уже не его полотерка. Я его собственность. Я собственность бандита, и хуже всего то, что я не знаю, что Михаил будет со мной делать и что меня теперь ждет.

Вскакиваю со стула, когда дверь резко отворяется. Бакиров стоит на пороге. Такой высокий, крепкий, большой, такой мой и такой чужой. Почему-то я не могу смотреть прямо на него. Так, мельком только, потому что у меня дрожит каждая жилка в теле, и я не знаю, откуда это взялось.

Я так никогда его не боялась, он меня всегда защищал до той ночи, когда я хотела умереть от его руки, но он решил иначе. Бакиров сделал мне больно, и вспоминать об этом я не хочу.

— Иди завтракать.

— Я не хочу завтракать.

— Не заставляй меня повторять дважды, Ангел.

Сглатываю, поджимая губы. Когда-то я обожала, когда Михаил меня так называл. “Ангел”. Мне это казалось очень нежным и ласковым словом, но теперь в голосе Бакирова сталь, и я понимаю, что права на отказ у меня нет.

Осторожно подхожу к нему и следую за Бакировым на кухню. Он что-то приготовил, но сразу вижу, что готовил не сам, а просто вытащил еду из пакетов. Блюда из ресторана. Я до сих пор помню их запах, хотя сама почти никогда там не ела, это было слишком дорого для меня, а теперь и подавно, когда у меня нет денег. Совсем нет, и взять их неоткуда, потому я не летаю в облаках и не рассчитываю, что Михаил возьмет меня обратно мыть полы в его заведении.

— Ешь бери.

— Спасибо.

Пододвигает ко мне большую тарелку плова. Еще теплый, такой ароматный, парующий, и у меня мгновенно собирается слюна во рту. Я уже успела проголодаться, однако, как только беру вилку, замечаю, что Бакиров смотрит на меня. Как на собственность свою, на свою игрушку, которую надо покормить, и аппетит сразу же улетучивается.

Михаил берет такую же порцию и начинает есть с аппетитом, пока я ковыряю свой плов вилкой. Мельком поглядываю на него. Михаил не мальчик совсем, взрослый мужчина, сильный и крепкий, плечистый, здоровый. В нем нет ни капли смазливости и юношеской милоты, однако красивее Бакирова для меня нет и не было никогда. На него хочется смотреть. Его хочется коснуться хотя бы подушечками пальцев и вдохнуть запах, как тогда, в нашу единственную ночь, когда мне было это позволено, когда я думала, что счастливей меня нет на всем белом свете.

Бакиров опирается на стол, он в черной рубашке, закатанной на локтях. Его ладони очень мужские и красивые, когда-то я сходила с ума по его рукам, таким грубым, в татуировках, а теперь боюсь смотреть на них. На сильной шее пульсирует венка, из расстегнутой на груди рубашки выглядывают черные волосы. Широкие плечи, подтянутый спортивный торс. У него теперь густая короткая борода, черные волосы назад уложены и выбриты на висках, лицо серьезное, суровое даже. Прямой нос, строгие губы, большие карие глаза с зеленой радужкой и густыми черными ресницами. Михаил безумно красив, за него я была готова умереть и сделала бы это снова, не задумываясь. Не потому, что дура, а потому, что не могу допустить, чтобы с Михаилом что-то случилось. Даже после всего, даже сейчас, ненавидя себя за слабость.

Бакиров открывает еще один лоток и достает оттуда перцы. Такие острые зеленые перцы, от которых, я знаю, язык горит огнем. При этом он надкусывает один из них, а после полностью прожевывает и даже глазом не ведет.

Оказывается, Миша любит острое, а я не выношу. Он любит курить, а я кашляю от дыма, и слезы всегда выступают на глаза. Он вырос на улице, а я была домашней девочкой, купающейся в заботе родных.

Интересно, остановился бы Михаил той ночью или добил бы меня, если бы я не потеряла сознание? Я не знаю. А вдруг он меня все еще ненавидит и специально привез сюда, чтобы продолжить мстить?

За что, уже сама не знаю. Просто за то, что я есть. Вдруг он меня все еще ненавидит, вдруг достанет ремень, разорвет на мне одежду и сделает больно? Снова.

— Почему ты не ешь?

— Не хочу.

— Ты должна есть, не то совсем охлянешь! — повышает голос, а у меня вилка в руке дрожит.

— И тогда ты меня отпустишь?

— Нет, но и отбиваться от меня у тебя не будет сил. Ты ведь об этом сейчас думаешь, не так ли, Ангел?

— Нет!

Как он понял? Словно сканер видит меня.

— Тебе не нравится еда?

Подталкивает ко мне еще разные блюда из ресторана, а у меня слезы подкатывают к глазам.

Это унизительно. Понимать, что ты голодна, и не иметь возможности взять, не иметь возможности это купить, потому что платить нечем, а быть должной Бакирову еще и за еду я не собираюсь.

— Я не хочу есть, я же сказала!

Подрываюсь со стула, отодвигая от себя нетронутый плов, и вижу, как Михаил с силой сжимает вилку в ладони. Так сильно, что та аж гнется.

— Сядь. Не кричи. Я закажу тебе что-то другое. Что ты хочешь?

— Ничего, я ничего не хочу!

— Села, я сказал!

С силой ударяет кулаком по столу так, что на нем аж подпрыгивают тарелки, а мне дурно становится. Мне страшно, кажется, Михаил и меня сейчас ударит кулаком, как этот стол. Ухватываюсь рукой за край стола, ноги подгибаются.

— Ой…

— Черт, Ангел!

Даже не замечаю, как Михаил оказывается рядом со мной, подхватывает меня под локоть, а меня как током бьет. Не могу, не могу я, чтоб он меня касался.

— Пусти! Я хочу в комнату, пожалуйста, я хочу в комнату! — вскрикиваю, и Михаил резко меня отпускает. Я вижу, как темнеют его глаза, и мне становится страшно. Опустив голову, сбегаю в комнату и закрываю дверь. Сердце неистово прыгает в груди, и через минуту я вижу, как Михаил вышел из дома, хлопнув дверью, сел в машину и быстро выехал со двора.

Охранники закрыли ворота, и, спустившись на первый этаж, я вижу, что Миша все сгреб со стола и отправил в урну вместе с приборами.