У нашей жизни много красок… Рассказы

Екатерина Антонова

Простые короткие рассказы о жизни. О весёлом и грустном, о радости и горе. Книга будет интересна широкому кругу читателей.

Егорка

Поток невесёлых думок щуплого, лет четырнадцати на вид мальчишки, шагающего по грунтовой дороге, прервал раздавшийся совсем близко за его спиной громкий крик возницы:

— А ну, с дороги! Михал Фёдорыч едут! Оглох?!

Егорка едва успел отскочить в сторону.

Пара холёных лошадей, запряженная в открытый тарантас, промчала местного «хозяина» — зажиточного мужика Михаила Заводчикова. Был он человеком очень высоким, крупным, с соответствующими чертами лица. Видел в городе, как одеваются купцы, и решил не отставать от них. Денег имел в достатке, поэтому мог позволить себе дорогие вещи. Ни у кого в деревне не найти таких добротных сапог! А ещё неизменно надевал чёрную жилетку с карманными часами на цепочке, и картуз. Надвигал его низко на глаза, которые смотрели из-под козырька на окружающий мир с нескрываемым презрением.

«Опять пить-гулять поехал… А как просил работу какую у него! Отказал. Грит, мал, да хлипкий, некуда приспособить, не спросишь, мол, с такого шибко!…Сам эвон, как весело живёт!» — подумал Егорка, поглядев вслед.

— Но-о, роди-и-мыя! — слышалось уже издалека…

Клубы пыли, подхваченные ветром, уносились в сторону порывистым воздушным потоком. Парнишка зажмурил глаза, вытер ладонью лицо, и тяжело вздохнул, снова вспомнив о том, что дома лежит тяжело больной отец, которому нужны лекарства, да сестрёнка, оставленная присматривать за ним, пока ушёл на заработки. Мать они потеряли в прошлом году. Та полезла в погреб, поскользнулась на лесенке, упала, и разбила голову. Вот и пришлось Егорке бросить скудное хозяйство на попечение малолетней Феклуши. Соседка Матрёна — добрая женщина, пообещала заглядывать к ним, но у неё и своих дел полно: в избе ребятишек мал — мала…

«Мне б тока до тётки Акулины добраться, а там, глядишь, работа какая — никакая найдётся, заработаю хоть малость…» — как молитву повторял мальчишка. Снова вздохнул, невольно потрогал заурчавший живот рукой: «Есть-то как хотся…!»

Долго шёл Егорка. Ноги от усталости уже стали казаться чужими. День клонился к вечеру. Путник очень обрадовался, когда показались избы. Село у реки, где жила тётка Акулина — многолюдное, дворов много. Даже своя лавка есть. Вспомнил, сколько всего там видел на прилавке! А леденец какой вкусный тогда купили сестрёнке на обратном пути! Феклуша не жадная, и брату дала попробовать немножко янтарной сладости.

Встречные жители поворачивали головы, с любопытством поглядывали на незнакомого худенького оборванца. К кому это такой?

Наконец, парнишка добрёл до нужного дома, хотя и боялся, что не найдёт. Пару раз с матерью был, и то давно. Добротная изба, с дощатым забором. Ворота крепкие, тесовые. Вспомнил, как не очень-то ласково их тут приняли. Вернее, он почувствовал это по настроению матери. Сам тогда был ещё слишком мал, чтобы понять. А сейчас подошёл, и, почему-то, оробел.

«Богато живут… Богаче, чем мы, сразу видать… А, ну, как не примут?…Лишь бы пособили заработать хоть немного…» — подумал мальчишка.

Вытер нос пыльным рукавом старенького пиджака, и постучал. По двору, захлёбываясь злобным лаем, лязгая цепью, заметалась собака. Послышался громкий женский голос:

— Ну-ко, на место! Ошалел совсем!…Кого там принесло?!

— Тётка Акулина, это я, Егорка!

С минуту длился только немного поутихший лай. Потом снова послышался недовольный женский голос:

— Наповадились, бродяжки, ходить! Поди-ка на все четыре стороны отсель, покуда кобеля не спустила!

— Я — племяш ваш, сын Лукерьи! — попытался объяснить мальчишка.

— Неча всяким ко мне в племянники набиваться! Сказано, поди отсель! — сердито сказала хозяйка, и, стукнув дверью, вошла в дом…

Такого парнишка не ожидал. Растерянно потоптавшись у ворот, он понурил голову, и устало побрёл прочь искать приют. Хотя бы до утра. Ночь ведь приближалась. Из глаз сами собой покатились крупные градины горьких слёз…

В надежде найти ночлег, Егорка постучал в окно первого попавшегося дома. Выглянул мужчина, за ним ещё двое. По лицам сразу было видно, что они далеко не трезвы.

От постылой беспросветной жизни по вечерам многие пили, надеясь найти успокоение в самогонке. Только зря надеялись. Чаще потом становились только озлобленней. Сколько раз мальчишке нещадно доставалось ремнём от пьяного отца! Порой, совсем ни за что. От нанесённых родителем боли и обиды внутри цепко держалось чувство животного страха.

«Побьют ещё!» — с испугом подумал он. Молча попятился, развернулся, и побежал прочь, лишь бы оказаться подальше!

Мужики с шумом вышли на улицу. Увидев такую реакцию малолетнего бродяги, решили: мальчишка просто балуется. Начали грозить кулаками вслед, материться. А тут ещё и пацаны местные остановили, стали задираться. Еле вырвался от них. Хорошо, что одёжку не порвали. Снова побежал, уже не разбирая дороги: узенькими проулками, зарослями бурьяна, через мелкие овражки, а в ушах всё слышалось громкое злорадное улюлюканье…

Остановился парнишка только когда совсем перехватило дыхание. Сердечко разрывалось в груди, как у перепуганного насмерть зверька. Заколотила мелкая дрожь. Ноги подкашивались. Тяжело дыша, облизывая сухим языком побелевшие губы, упал на землю, и дал волю слезам. Рыдал, вздрагивая худенькими плечиками, от беспомощности, от обиды за нанесённые оскорбления и жестокую травлю, от накопившейся совсем не детской усталости…

Когда немного успокоился, огляделся, — понял, что оказался в полном одиночестве, да ещё в лесу. Даже не заметил, как это получилось. Заметался, пытаясь вернуться в село, найти, всё-таки, какое-то пристанище. Только где оно? В какую сторону идти? От осознания того, что на ночь глядя заплутал в лесу, внутри по телу пробежал холодок, а на лбу и ладонях появилась испарина. В темнеющих зарослях стало по-настоящему жутко. Если днём ветки с желтеющей листвой трогали очарованием, то сейчас пугали, словно это были трясущиеся кривые пальцы чудовищ.

Поразмыслив, Егорка решил, что сейчас лучше переждать до рассвета. Главное — найти где-нибудь поблизости сухое место для отдыха, и перетерпеть ночную прохладу. Пока совсем не стемнело устроил себе спальное место. Свернувшись калачиком, попытался заснуть, но дрёма только на короткое время отключала от реальности. Обида на тётку комком стояла в горле, накатывались слёзы. Снова открыл глаза, и посмотрел в темноту.

Неожиданно сквозь ажур покачивающихся веток увидел едва приметный огонёк. Сначала подумал, что мерещится. Зажмурился, головой потряс. Нет, действительно светится! Любопытство взяло вверх, и он начал осторожно пробираться посмотреть, что это там такое.

Когда добрался до источника света — обомлел: на небольшой поляне стояла маленькая избушка. Совсем как в сказке.

«Как же я её не увидел раньше? Откуда она здесь в глуши?…Да что долго гадать! Деваться некуда… Была не была, попрошусь погреться. Замёрз совсем…» — решил Егорка, и постучал. Никто не ответил. Тогда он открыл оказавшуюся незапертой дверь, и тихо вошёл…

В избушке никого не было, впрочем, как и привычной мебели. Справа от входа — запас дров, сложенных поленницей у стены. Дальше — небольшая печка, закрывающая собой от глаз вошедшего топчан, который прижался к её тёплому боку. Чуть дальше, в углу, — сундук, сверху кусок домотканого половика. Потом маленькое окошко с выцветшими ситцевыми занавесками в мелкий цветочек. Самодельный потемневший от времени стол с керосиновой лампой. Широкая лавка. Полка со старенькой посудой. У левой стены — другая короткая лавка, на которой стояла невысокая кадушка. Видно, с водой: рядом в алюминиевой плошке лежал ковш. Вешалка в три — четыре крючка, с простенькой занавеской, прикрывающей одежду. В самом углу у двери — рукомойник, с ушатом на табурете. Всё старое, но ещё крепкое. Незваного гостя поразило обилие развешанных по стенам пучков знакомых и незнакомых трав. От них в избушке стоял стойкий смешанный запах.

Не успел Егорка оглядеться, как вошла хозяйка. От её пронзительного взгляда небольших тёмных глаз стало не по себе. Да и внешне очень уж походила на Бабу Ягу: невысокая, худощавая, рябая, с большим крючковатым носом. Из-под старого платка с потрепанной бахромой выбились пряди седых волос. Не хватало только горба на спине, и зловещего ворона, или чёрного кота на плече. Вместо этого в руках держала какие-то ветки. Мальчишка оцепенел, не в силах произнести ни слова, только испуганно моргал.

Первой нарушила молчание старуха. Она строго сдвинула брови, и недовольно спросила:

— Откуда это гость заявился среди ночи?

Парнишка облизнул пересохшие губы, и, наконец, неожиданно для себя, каким-то чужим тихим голосом выдавил:

— Заблудился вот… замёрз…

— Ладно, оставайся до утра, а там видно будет… — махнула она костлявой рукой, и не спеша прошла к столу. Положила ношу, а потом в полоборота повернулась к парнишке, и поинтересовалась:

— Как звать-то тебя?

— Егорка…

— А меня — баушка Лизавета.…Ну, проходи, садись, что ль, хоть чаем напою…

Егорка, сглотнул голодную слюну, и робко присел на краешек лавки у стола. Стал наблюдать, как хозяйка взялась собирать немудрёную трапезу.

— И откуда ты пришёл сюда? — выпытывала отшельница, время от времени поглядывая на пришельца.

— Да я к тётке Акулине в Полянское пришёл, а она не признала. Мне денег очень надо заработать, батю лечить. Они с Феклушкой дома остались, в Грачёвке…

— Батюшки, откудова занесло… — всплеснула руками старуха, и с удивлением покачала головой. — А с отцом-то что приключилось?

— Не знаю. Жар сильный, знобит. Похоже, тиф у него…

— Вона, чо… — вздохнула бабка, продолжая собирать на стол.

— Мне бы найти работу какую, а там проживём уж как-нибудь.

За ужином Егорка начал рассказывать о своих мытарствах, и, замечая, с каким искренним сочувствием слушала хозяйка, как поблёскивали слёзы у неё в глазах, невольно проникался доверием к этой необычной старухе.

Закончили трапезу. Дослушав невесёлое повествование гостя, она медленно поднялась с места, протянула руки, молча призывая в объятия. Егорка подошёл, доверчиво, как родной внук, прижался. Баба Лиза уже не казалась такой страшной.

Ласково поглаживая по спине парнишку, она приговаривала:

— Ты не горюнься. Оставайся, покуда, у меня. Обучу, чего умею. Глядишь, не только своему отцу пособишь, когда нужда станет… Ну, да ладно, давай-ко спать укладываться будешь, а то ночь уж на дворе. На лавку ложись. Места хватит, широкая. Тулупчик только давай постелю…

Так и остался парнишка у этой странной хозяйки не только на осень, но и на всю долгую зиму. Терпеливо обучался целительству, помогал по хозяйству. Хоть и далеко от села избушка, всё равно иногда к бабе Лизе обращались люди за лечением. Как находили дорогу в лесу — загадка. Бывало, она отправлялась с просителем к болящему домой, но чаще просто давала готовое снадобье с рекомендациями по применению. За труды денег старалась не брать. В основном — продуктами, одеждой, обувью.

Очень скучая по родным, Егорка неоднократно порывался уйти, но бабушка, всё-таки, каждый раз уговаривала остаться.

Ранней весной, когда начала пробуждаться природа вокруг, Егорка совсем затосковал, и решительно засобирался домой. На это баба Лиза только грустно посмотрела, и негромко попросила:

— Подожди ещё чуток. Всему своё время. Ты ещё не обучился…

Решительность поубавилась, словно вода быстрыми каплями вытекла. Ему неожиданно стало жалко расставаться. Помолчав, спросил:

— А много осталось? Как же мои в Грачёвке?

— Потерпи до осени. Я же говорила, что надо самое малое — полный год прожить.

— Как же дома?

— Ты всё равно сейчас ничего не сможешь изменить…

— Почему? — искренно удивился парень.

— Не всё от нас зависит… — уклончиво ответила баба Лиза, и вздохнула.

Как ни старался выпытать, что она скрывает за этими словами — не получилось…

Прошла звонкая весна. Вот уже и лето, вдоволь нагулявшись в лесу, отдаёт потихоньку права осени. Егорка напомнил отшельнице прежний разговор, и нетерпеливо спросил:

— А теперь пора домой?

Та помолчала, и, покряхтев, наконец, сказала:

— Знать, больше не успокоишься, пока не увидишься с отцом и сестрёнкой… Ладно, скажу тебе, что узнала от людей: торопиться тебе некуда… Нет их. Отец помер вскорости, как ты ушёл. Феклушу тут же забрал к себе Заводчиков в батрачки. Надругались над ней однажды со своим сыночком Фролкой, и убили… Проболтался как-то наследничек Михал Фёдорыча дружку свому…

Внутренняя буря эмоций захлестнула мальчишку. Он сначала в бессилии сел на лавку, не в состоянии сказать ни слова, потом зарыдал во весь голос. Так и сидел, то рыдая, то цепенея в молчании. Потом, твёрдо решив пойти отомстить, вскочил с места, надел пиджак, и уверенно направился к выходу.

Баба Лиза успела остановить Егорку в дверях, раскинув руки поперек проёма.

Исходящая от неё неведомая сила, строгий сверлящий взгляд, заставили безоговорочно подчиниться.

— Стой! Ты расквитаешься с обидчиками, только не сейчас! Посмотри на себя! У тебя нет ещё настоящей мужицкой силы. Куда тебе справиться с ними! Я старая уже, не за горами час, когда передам тебе свою силу, и расскажу про клад…

Сколько не спрашивал, распалённый любопытством ученик, что за силу передаст, что за клад, и где он, — ничего не выпытал…

…С той поры прошло десять лет. Егорка повзрослел, научился запасаться на зиму, охотиться. Ходил рыбачить. Не сразу, но заметил, что намного обострились обоняние, слух. Мальчишка стал таким же отшельником, как и баба Лиза…

Однажды Егор откинул круглую крышку кадушки, хотел зачерпнуть воды. Глянул, и в первые секунды не узнал себя в отражении: с зеркальной поверхности на него с удивлением смотрело лицо молодого мужчины. «Неужели я такой стал…?» — только и подумал Егор с изумлением.

— Что, не узнаёшь сам себя? — словно прочитав его мысли, с улыбкой спросила баба Лиза, греясь у печки.

— И так вижу, можешь не отвечать, — сказала она, сев на лежанке. — Иди ко мне поближе…

Хозяйка избушки в последнее время всё чаще в задумчивом молчании лежала на своём топчане. Словно копила силы. Парень чувствовал, что ведунья внутри готовится к чему-то важному, но не решался об этом интересоваться.

Сейчас настойчивый внутренний голос неожиданно подсказал, что наступил момент для очень серьёзного разговора…

Егор подошёл, и опустился на край сундука.

— Помнишь, я вспоминала однажды про клад? Так вот, пришла пора и показать… За поленницей посудина стоит, завёрнутая в тряпку. Поди, принеси сюда…

В лоскуте обнаружился маленький чугунок. Внутри — мешочек с золотыми монетами и украшениями.

— Теперь это твоё, но помни, — не самое главное! Главное то, чему научился у меня! Это не измерить никакими деньгами…

Егор, прожив много лет в глуши, до конца не понял, какие ценности попали к нему в руки. Воспринимал просто красивыми вещами, которые можно при необходимости продать, и купить что-нужное в хозяйстве.

— Дай руку… — неожиданно попросила баба Лиза, протянув к нему свою.

— Зачем? — невольно спросил парень, но выполнил просьбу.

Крепко взяв её, колдунья вдруг спросила:

— Хочешь получить мою силу?

— Хочу, — неожиданно для себя согласился Егор.

Ведьма сначала молча кивнула головой, закрыла глаза, а потом что-то тихо зашептала… Этот шёпот был похож на змеиное шипение. Вслушивался, но не мог разобрать ни слова. Егору стало не по себе. Он почувствовал сильную волну тепла, которая внутренним потоком хлынула в его тело через руку, которую старуха не выпускала из своей, и отключился…

Очнулся, когда прошло, может, час, может, два… С ужасом увидел, что колдунья лежит, вытянувшись, на своём топчане с мертвенно — белым лицом, и уже не дышит…

Похоронив свою наставницу, Егор положил лишь небольшую часть клада в котомку. Он намеревался отомстить Заводчикову, и вернуться сюда, поэтому остальное старательно закопал неподалёку от избушки. Присел «на дорожку», а потом вышел, не оглянувшись, двинулся в путь, назад, в Грачёвку, где живут обидчики его семьи…

Дорога длинная, и в голову сами собой поползли думки. Вспомнил, как однажды вечером сидели у костерка, пекли картошку. Вокруг дремотная тишина, кроны деревьев как одеялом накрывают, тепло, душа вся нараспашку. Захотелось поговорить о чём-то сокровенном, вспомнить прожитое. Вот тогда баба Лиза под настроение и разоткровенничалась о своей жизни…

— Небось, интересно узнать откуда я здесь взялась?

— И верно, ничего толком о тебе ещё не знаю…

— Ладно, расскажу… Родилась я в богатой семье. И учителя нанятые были, и наряды. Вечера с гостями… Казалось, всегда так будет… Только беда пришла оттуда, откуда совсем не ждали: пристрастился отец в карты играть. Сначала особо не замечали. А уж когда влез в долги — всё и выплыло. Оказалось, должен огромную сумму. Стали потихоньку распродавать наши земли. Но этого было мало. Начали жить экономя каждую копейку. Всё равно не спасло. Кредиторы требовали оплаты долговых расписок. Все сроки по счетам вышли. Вот тогда родитель надумал побыстрее выдать меня замуж за богатого знакомого. Тот жил в другом городе, и ещё не знал, в каком положении оказалась наша семья. Отец отправил письмо, в котором ясно намекнул: дочка на выданье, не упусти молодую барышню. Ничего не подозревая, Накопилов прикатил просить руки. Женишок-то всерьёз рассчитывал пополнить свои немалые сбережения ещё и приданым. Когда узнал, что к чему — всё равно не стал отказываться, только уже потому, что надеялся с моей помощью карьеру упрочить. Какой чиновник устоит, когда за мужа хлопочет симпатичная жёнка… А в то время у меня был любимый человек, правда, тоже небогатый. Алексеем звали. Посватался и он. В ответ, конечно же, получил твёрдый отказ от родителей. Решили мы с ним бежать. В то время в доме гостила моя бабушка по материной линии Василиса. Услышала ли случайно наш разговор, или ещё как узнала, не важно, только прямо сказала: ей известно о замысле, готова уехать вместе с нами. Ну, сбежать-то сбежали, а где жить? Не один год мыкались по белу свету. Понятно, все прежние манеры мои со временем схлынули. Не до манер. Даже говорить невольно стала по — другому. В то время эпидемия за эпидемией народ косила. Не миновала горькая участь и нас. Бабушка Василиса хоть и знахаркой была, но очень ослабела, и не смогла помочь себе. Умерла сама, умер Алексей. Мне чудом удалось выкарабкаться, только следы на лице остались на всю жизнь… Тут ничего не поделаешь… А ведь я симпатичная родилась… Сама себе думаю: «Кто ж такую безобразную, в оспинах после болезни замуж теперь возьмёт?» Вот и ушла в глушь, чтобы не видеть, как люди морщатся, глядя на меня… Однако, жить как-то надо… Взялась больных лечить. Больные-то не краше меня порой видом бывают… Прижилась здесь. Ещё дома многому научилась: на охоту с отцом ездила, стрелять наловчилась. У поварихи Параскевьи — стряпать. Мать ничего не делала сама, только указания прислуге давала, а когда пришлось экономить, всех распустили, — за голову схватилась. Потому и приехала баба Василиса…

Вспоминая рассказ, молодой ведьмак подошёл к деревне. Чем ближе приближался к своей бывшец избушке, тем учащённее билось его сердце. Волнение колоколом стучало в висках. На пути никого не встретил. Это понятно — большинство картошку убирают, торопятся до начала дождей. Некогда глазеть на прохожих. Сразу заметил, что когда-то их маленький участок уже соединён с соседским, огорожен плотным частоколом.

Небольшой двор зарос бурьяном. Домишко покосился, тоскливо заскрипел под ногами половицами. Внутри всё, что можно унести, бесследно исчезло. Ни кухонной утвари, ни тряпки какой. Даже занавесок на окнах не стало.

Егор посмотрел на опустевший дом, вздохнул с горечью, и отправился к соседке тётке Матрёне, в надежде подробнее узнать о дальнейшей судьбе отца и Феклуши.

Увидев, постаревшая женщина не сразу узнала в нём того самого Егорку, который жил когда-то рядом. Даже спросила:

— Это кто ж такие будете? Не признаю чевой—то…

— Егор.

Матрёна от удивления глаза округлила, стоит на месте, как будто примёрзла. Охнула, рот пальцами прикрыла, и, словно испугавшись чего-то, замолчала. Нежданный гость невесело улыбнулся.

— Что, так сильно изменился?

— А то…

— Что огород прибрали к своему — знаю уже. Ты мне про семью мою расскажи…

— Да, что рассказывать… Как ушёл, вскорости отец и преставился, а девчонка… Заводчиков тут же прислал сынка свово Фролку за ей. Мол, работу дам, не пропадать же с голодухи… Прошло сколь времени — исчезла она. Пошли слухи, что чевой-то Заводчиковы с ей сделали недоброе. Люди поспрашивали, а толку… Сбежала, мол… Тёмная история…

Не судьба Феклуши сейчас волновала Матрёну. Больше волновало будет или нет внезапно вернувшийся сосед требовать назад захваченную землю. Решила, не откладывая, выяснить.

— Тебя столько лет не было, я подумала, чего землице пропадать…

Тут же настороженно спросила:

— Али отбирать назад будешь?

Егор усмехнулся.

— Нет. Всё одно долго здесь не задержусь. Дня два…

Услышав это, Матрёна успокоилась, но, повинуясь простому бабьему любопытству, поинтересовалась:

— А потом?

— Потом уйду туда, откуда пришёл…

— Это куда?

— На что тебе знать? — вопросом на вопрос уклончиво ответил гость, и вышел.

Вернувшись в свой бывший, теперь полуразрушенный дом, походил из угла в угол, обдумывая план мести. Вскоре решил, что ночью сожжёт обидчиков. А пока залез на печку, закрыл глаза, пытаясь уснуть…

Вот уже небо покрылось точками звёзд. При тусклом лунном свете Егор пробрался к дому ненавистного Заводчикова. Учуяв незнакомца, две большие сторожевые псины кинулись к нему с лаем, но ведьмак за долгие годы научился находить общий язык с любым зверем, да ещё на груди у него под рубахой висел оберёг, который дала однажды баба Лиза. Собаки остановились, начали молча обнюхивать чужака, даже позволили отпустить себя с цепи на волю. Егор подпёр доской дверь, наложил большие охапки сена под окна, полил горючей жидкостью, и зажёг…

Он возвращался в свою лесную избушку. Казалось, после отмщения должно быть легче, но на сердце только прибавилось непонятной тоски… Хотелось выть от душевной боли…