Позывной «Химера»

Екатерина Алексеевна Каримуллина, 2019

К сожалению, то, что мы сделали в прошлом, скажется на том, как мы проживём будущее. К этому и подводят нас все пути. Главный герой здесь не человек, а душа. Душа, которая пытается исправить ошибки прошлого, начиная с 19 века и заканчивая 23 веком. Содержит нецензурную брань.

4 глава

На следующий вечер снарядили мы Степана в долгую дорогу по степи. Суждено было ему найти кочующее племя цыган, а в нём цыганку, которая балдахин мой заговорила. Правда, не было надежды у Агафьи Степановны, что снова согласиться цыганка помочь нам, так как тяжко пришлось ей в прошлый раз.

Степан давал наказы Ивану по конюшне, саду, что в усадьбе до его возвращения сделать.

Агафья Степановна распорядилась, чтоб дали Степану лучшего коня и рано утром следующего дня он уехал. Бабушка ушла молиться за Степана, а я, Глаша и Иван долго у ворот стояли и взглядом провожали его неумолимо уменьшающийся силуэт.

— Ну, девчата, не рыдайте! Вернётся Стёпка, никуда не денется. Французов пережил, а это дельце и подавно выполнит, — ушли мы тогда Ивану помогать в саду. Как — никак работа помогла нам отвлечься от дурных дум. Но мысли мои никак успокоиться не хотели. Зачем снова звать цыганку? И у какой пропасти стоим мы с Анной?

Решилась я после работы в саду поговорить с бабушкой Агафьей. Может, не обратит она своё внимание на то, что я мала совсем, ведь о моей семье речь идёт.

Застала я бабушку Агафью за разбором сундука. Она рылась в нём и доставала маленькие мешочки, перевязанные красной нитью:

— Этого совсем мало будет, на весь дом не хватит. Но как? Были же у меня ещё этак штук восемь? И куда я их спрятала? — иногда, бабушка имела привычку разговаривать сама с собой и к этому быстро привыкаешь, но, бывало, она отвечала будто не себе, а кому — то другому. В следующий миг она застыла и говорит:

— Как это здесь? — Агафья Степановна обернулась ко мне. — Алёна, что ты здесь делаешь?

— Я с вами поговорить хотела? А с кем вы разговариваете? — Я провела взглядом весь чердак, но никого не заметила.

— Ой, да что ты, я всегда сама с собой разговариваю, так легче с мыслями собраться! А о чём ты, милая, хотела поговорить?

— Зачем опять цыганку звать? Она же говорила, что в следующий раз может заговор и не подействовать?

— Знаешь, милая, выяснилось то, что ни я, ни твоя бабушка покойная не могли предвидеть. Батюшка и матушка твои… — на этих словах бабушки раздался оглушительный скрежет конного экипажа и крик конюха Ивана, который раздавался в унисон с ударами плети.

Выбежав во двор, мы в ужасе застыли. Ворота, совсем не маленькие, были снесены с петель. Посреди двора стояла адская вороная четвёрка лошадей, она в бешенстве копытами взбивала землю, отчего казалось, что весь двор покрыт туманом. Крики не прекращались. Через секунду мы увидели, что кучер адской четвёрки, одетый в мантию алого цвета, снова заносит плеть над головой для удара, но удары приходились не на лошадей. Мы подбежали ближе к экипажу, но кони вздыбились, не давая нам пройти, тогда мы подошли намного правее и уже из за угла сарая смогли разглядеть, что происходит. Иван скорчившись, закрывал собою Глашу, а удары кучера приходились прямо на спину Ивана, отчего он так пронзительно кричал.

— Остановитесь, изверги!!! Это мой конюх! И вы находитесь в моём поместье, — властный голос бабушки Агафьи прозвучал как колокол церкви, от его звучания кони успокоились, а кучер сел на своё место, при этом не произнося ни звука.

В это время из экипажа вышел папенька:

— Агафья Степановна, успокойтесь, кучер наказывает только непокорных.

— Какие они не покорные? Конюх да ребёнок. И вообще это мои люди, моя земля и здесь мои законы писаны. Кто дал право какому-то кучеру издеваться над моими людьми. Ты только глянь, что с воротами сделали, обалдуи! — я впервые видела бабушку такой злой.

На слова бабушки отец только улыбнулся:

— Что ж, ты хотела, что бы мы за воротами стояли? Может я соскучился по жене да дочери? Алёна, подойди и поцелуй отца своего, — нет, не отцом он мне больше был. Я схватилась за подол платья бабушки и спряталась за него, а отец только ехидно прищурился да промолвил:

— Ну, ничего, ещё будет время.

Пока мы стояли и выясняли отношения с отцом, к Ивану и Глаше подбежала наша прачка и отвела в усадьбу.

— Не место в усадьбе рабам да холопам. — От этого голоса пробежал холодок по спине. За всё это время мы не заметили, что помимо отца из экипажа вышли несколько женщин и мужчин. Тот, который говорил, был выше всех и носил чёрное пенсне. Его я раньше не видела, но остальные были мне знакомы — они приходили к матушке и якобы её лечили.

В этот момент бабушка будто чувствовала меня:

— А вы кто такие, что посмели нарушить покой моей родовой обители? Не чувствую я в вас ничего мирного!

— Пётр, здесь мы не можем находиться, соизволь нам найти место для ночлега, — этот высокий с пенсне даже не обратил внимания на бабушку, но от её слов его даже покоробило.

— Франц, конечно, это будет само собой! Агафья Степановна, вы очень не радушны к гостям…

— Эти гости даже не люди! Почему должна я быть радушна с ними, — голос как колокол, как колокол. Он звенел и переливался.

Здесь все пришельцы стали смотреть в упор на бабушку. Все разом. Небеса помрачнели. Никто не дышал. Я слышала лишь биение своего сердца.

— Нам пора, Пётр. Завтра уже прибудет камень и рабья сила, — высокий даже оскалился.

Все снова сели в экипаж. Отец помедлив, обернулся и сказал:

— Зря вы так, очень зря!

Они уехали. Оставили тучи, ветер и страх. Поселились они на отшибе, был там старый летний домик.

И больше птицы не пели свои песни там.