Позывной «Химера»

Екатерина Алексеевна Каримуллина, 2019

К сожалению, то, что мы сделали в прошлом, скажется на том, как мы проживём будущее. К этому и подводят нас все пути. Главный герой здесь не человек, а душа. Душа, которая пытается исправить ошибки прошлого, начиная с 19 века и заканчивая 23 веком. Содержит нецензурную брань.

3 глава

Саша услышал сонные причитания Сергея, ещё раньше, чем тот увидел свой кошмар. Ночь и правда была чудная. Саше казалось, что весь лес будто жил совсем другой жизнью, за пеленой. Эта пелена скрывала что-то или кого-то от них. Толи она их путала, толи оберегала. На этот вопрос не было однозначного ответа.

Мало — помалу сон всё же стал одолевать Сашу и тот решил пройтись недалеко от их ночлега. К тому же ему не хотелось подслушивать сонные разговоры Сергея, а во сне он разговаривал часто.

Сергей шептал имена своих родных, особенно часто у него проскальзывало имя Люда. Все знали, что так звали его жену и она, говорят, чуть ли не первая красавица в городе была. Сергей часто гордился сыном, что мужик растёт, а дочь вся в мать. Вот и теперь Сергей шептал: ”Люда, Людочка, Людмила”. Что ж… с эти ничего не поделаешь — он любит и скучает.

Вот по Сашке Калачу никто не скучает и ему не по кому испытывать чувств. Хотя была одна… Он её точно любил, да и она любила, ну она так говорила.

Познакомились они на одном из собраний коммунистов (тогда они были малочисленными). Он, Саша, тогда занимал место, на которое могли поместиться несколько человек (ничего не поделать, такой уж он уродился). Сидит он спокойно на последнем ряду, никого не трогает. Вперёд никогда не садится иначе те, кто за ним сидят дальше его спины не видит.

Сидит, значит, он спокойно, сидит, да и слышится ему сбоку: ”Хм, хм”. Ну и что? Мало ли кто горло прочищает. Снова слышно ”Хм, хм” — ох бедолага, заболел, небось. Так раз заболел, чего пришёл? Нас всех перезаражать? Смерти нашей хочет, микроб ходячий! Подумал он об этом бедолаге да и забыл.

Сидит Саша, ждёт. Заметил, что с передних рядов все на него косятся, а может не на него. Но всё же, что-то привлекло их внимание.

— Товарищ, не хотите уступить место хотя бы беременной женщине, а я, так и быть, постою.

Обернувшись, Саша увидел позади себя женщину, уже на сносях, и молодую девчушку, с яркими — яркими веснушками. Что его в ней поразило? Точно ответить на этот вопрос он не может. Кажется всё: и веснушки, и озорные серые глазки, и взгляд полный укоризны. Он долго и пристально смотрел на неё, не зная, что ответить.

— Ну же чего застыл, аль девушку первый раз увидел? — крикнул кто-то спереди сидящий. И весь зал наполнился смехом. От этого вспыхнул румянцем и Саша и девушка.

Саша быстро встал и уступил место, которого хватило бы и на него, но он не стал садиться рядом с ними. Ему стало неловко перед Веснушкой (так он впервые прозвал девушку) и просто стоял всё собрание позади них. Он долго рассматривал девушку. По ней видно было, не белоручка, работящая. Крупные плечи говорили о тяжёлой работе, скорее связанной с тяжестью. Но как она могла таскать тяжесть, росту в ней было не больше метра сорока, а видимо сильной была.

Теперь, каждое собрание они встречались: она его с малой укоризной, а он с нескрываемым любопытством, чем не мало смущал её.

Как то после очередного такого собрания, Саша как ни в чём не бывало, шёл своей дорогой вдоль полуразрушенных бараков, а между ними где то затерялись маленькие домишки, простого люда. Он снова думал о девчушке — Веснушке, как же так получилось, что он, видимо, полюбил её?

— Куда же вы так торопитесь, Саша Калач? Вас, что кто-то дома ждёт?

Саша оторопел и резко встал как вкопанный в землю, от чего, та, что позади него шла, врезалась ему в спину. Он даже побоялся развернуться к ней. Встал и всё.

— Ой… Что же вы о прохожих не думаете? Могли бы и в сторонку отойти. — Всё же развернувшись, Саша взглянул на ту, которая нравилась ему, и которую боялся. Она снова смотрела на него, будто оговаривая, и тёрла переносицу. — Какой то, вы не правильный, Александр. — Снова настало минутное молчание. Саша думал, как она могла узнать о картавости, может, его габариты её смущают. Всё пиши — пропало, не нравится он ей.

— Да что же вы такой, молчаливый? Скажите хоть что-нибудь!

— Что могу сказать? — Саша тщательно подбирал слова, чтобы не выдать своего речевого дефекта.

— Уже лучше, скажите ”Добрый вечер, Марфа”.

“Ну вот, теперь всё! Снова эта дьявольская буква, а главное в её имени! Вот досада!”. Но Саша не лыком шит, решил всё переиграть:

— Замечательно темнеет, не думаете так? — Марфа, остолбенела, она явно такого не ожидала, но придя в себя, она разразилась звонким смехом.

— Ох, Саша, Саша! Вы из любой ситуации выход найдёте. Да знаю я, что вы картавите! Ничего в этом ужасного нет. — Саша смущённо посмотрел на неё, немного подумав, всё же решил сказать её имя:

— Я очень лад, что вы знаете, Малфа. — Она тепло ему улыбнулась и взяла его за руку.

— Я теперь думаю, нам нужно вместе на собрания ходить, а потом и о детях подумаем. — Марфа сильнее прижалась к нему и с этого момента они были вместе везде и всегда. Тогда, в его семнадцать лет, он почувствовал себя мужчиной, любимым мужчиной. А потом было Кровавое воскресенье…

Когда забастовка на заводе ничего не дала, Марфа яростно кружила по комнате:

— Как так можно? Им наплевать на нас, рабочих! А мы на этих заводах, не разгибаясь, пашем! Я устала от такой жизни! Устала от несправедливости. Саша, ты-то от чего молчишь?

— Веснушка, я с тобой согласен. Мне нечего добавить, но что же мы можем пледплинять?

Марфа с грустью посмотрела на Сашу, а он в этот момент почувствовал что то неладное:

— Нет, Малфа, не пущу! Все говолят, что плохо всё закончится! Нет! — Саша встал из за стола, где до этого вырезал по деревяшке портрет Марфы. — Даже не думай!

— Саша, но как иначе? Как нам достучаться до правительства? Они не хотят слушать, чтобы они не делали всё только хуже! Ведь не они работают на этих заводах, а мы. Только мы, рабочие, знаем всю суть проблемы изнутри, а не они! Разве ты не согласен со мной?

— Малфа, я согласен, но помимо чувства сплаведливости, у вас должно быть и чувство самосохланения!..

— Но этих ослов нужно приструнить!!!

— У этих ослов есть олужие, а у вас что? Кочелга на два велшка? — Саша не хотел в такой грубой форме разговаривать с Марфой, но он боялся за неё, хотел её сберечь.

— Раз так, то… — Марфа задумалась на мгновение, — раз так, то на следующее собрание идём порознь. Сегодня я ночую у Маши! — Марфа молниеносно накинула шаль, запрыгнула в валенки и вышла за дверь и зашла в дверь напротив, где жила Маша.

Ночь была очень холодной, железная печь не спасала…

На следующий день, его не покидало ноющее чувство в груди и болела голова, но это не мешало ему работать за токарным станком. Шум станка немного отвлекал от чувства вины. Он был резок и не справедлив к Марфе. Он должен был её поддержать, но не поддержал.

Кое-как перекусив, Саша снова встал за станок, но работать не мог. Нагнетающее чувство беспокойства всё больше и больше давило на него. Теперь оно во всём теле. Ноги не держали, голова кружилась. Его начальник Степан сочувственно посмотрел на него:

— Марфа? — Саша утвердительно покачал головой. — Да слышал, точнее весь дом слышал. Маша говорила, что Марфа всю ночь проплакала, на тебя жаловалась… — слова Степана ни как не делали Саше лучше, наоборот, закапывали его всё глубже и глубже. — Но вот что я тебе скажу, женщины они такие — чтобы ты не делал, чтобы ни сказал — всё равно ты виноватым будешь. Я со своей женой сколько живу, лет пятнадцать, а всё равно везде себя виноватым чувствую. Так устроено, если любишь, то любое несогласие… — Степан не договорил, в цех забежала Маша, на её полушубке алым маком расцветала кровь:

— Саша! Саша Калач! — она была в истерике, на лице были только слёзы, — Саша…

Все мужики подбежали к ней, посадили на скамью, сняли полушубок, а под ним красовалась глубокая рана. Кто подбежал за водой, кто за тряпками, кто-то зажимал рану. Саша подлетел к ней, и она сжала его огромную руку:

— Что, что случилось? Где Малфа?

Маша облизала синие пересохшие губы:

— Она там была… Мы ”Солдаты, не стреляйте в народ!”…А они, они шашки и стрелять начали… — Маша замолчала, у неё не было больше сил говорить. Потом медленно её рука безжизненно скользнула по ладони Саши.

Молчание. Все поняли, что случилось, но только Саша думал, что всё может обойтись.

Когда он выбегал из цеха, никто его не останавливал. Бежал долго, дыша холодным январским воздухом. На нём одна рубаха. Не холодно, а страшно. В голове у него только Марфа, только её серые глаза, только веснушки, только озорная улыбка и только её: ”А потом о детях подумаем”. А теперь это от него ускользает. Было так рядом, это счастье, а сейчас оно таяло.

Саша приближается к Нарвским воротам. То, что там произошло, было кровавым разбоем. Снег был алый — алый. Нет, он таял, таял от тёплой крови. Её было слишком много, скорее вокруг был не снег, а только кровь.

Саша аккуратно шагал, между трупов и раненых, между стоном и тишиной, между ручейком жизни и рекой смерти.

Пройдя чуть вглубь, Саша увидел несколько знакомых лиц. Они были ранены и просто сидели на холодном камне, другие лежал ничком. Лежала и она… Такая красивая, но с раздробленной головой.

— Её шашкой, бац… и всё. Она и не мучилась. — Старик с простреленной рукой прошёл рядом. Саша его не знал. Похоже, старик немного головой повредился, на безумного походил. Проходил у каждого мёртвого и констатировал причину смерти.

Саша был на удивление спокоен, он положил Марфу к себе на колени и стал качать как ребёнка.

— Плости, меня, плости… — шептал Саша, — плости, плости, плости… — шёпот сменился криком. Душераздирающий крик печали и боли. Его лицо перекосила гримаса ужаса и безысходности. Пелена слёз мешала лучше запомнить её, такую маленькую, такую любимую… От растерянности Саша пытался собрать её голову воедино, а когда не получалось, то из его груди снова вырвался крик истинной боли.

Когда он совсем обезумел от горя, он прижал к себе тело Марфы и просидел так до глубокой ночи.

Больше он ничего не помнил. Ему говорили, что за ним прибежал Степан и с мужиками его унести к нему в домишко. Саша надолго заболел. Месяц лежал в постели. Жена Степана, да и сам Степан выхаживали его. Марфу и Машу похоронили без него. Вот и ещё одна причина вины… После он каждый день ходил к ней на могилу. Фото карточки у неё не было, был только портрет, который он вырезал на деревяшке. Он покрыл его лаком и приколотил к кресту. Вот такая его первая и последняя любовь…

Выйти из воспоминаний ему помогли стоны Сергея, и то, что было не так. Обернувшись, Саша увидел, что Сергей почти проснулся, но не это взволновало Сашу а то, что за Сергеем, точнее за елью, кто-то стоял.