Ивана Купала

Евгения Маляр, 2020

В каждой женщине есть что-то от ведьмы. Кира, ведьма по крови, за минувшие 10 лет сделала все, чтобы об этом забыть. Жить обычной жизнью, воспитывать дочь – не в этом ли счастье? Но, когда в город больших денег приходит шабаш, сложно устоять перед соблазном. Ей предстоит вспомнить семейные навыки и вновь сделать выбор. Ведьмы, домовые, лешие и прочая нечисть – легенды южнославянского мира оживают в поисках ответа на вечные вопросы: в чем сила и где оно, истинное счастье.

13.

Москву заметало снегом. Через толстое затемнённое стекло Башни отдельные снежинки были неразличимы, только белёсая густая дымка между окном и огнями города.

Роман Викторович прижался лбом к холодному стеклу. На секунду ему пришла в голову мысль найти подмороженную железку и как в детстве прикоснуться к ней языком. Какая глупость. Результат понятен.

Нет, не ностальгия по детству. Сиюминутный порыв.

Он отошёл от окна и сделал несколько шагов к двери. Потом обратно. Кабинет на 48-ом этаже Башни позволял неспешную прогулку по квадрату.

В соседней комнате, размером поменьше, стояли беговая дорожка, многофункциональный тренажер для силовой нагрузки, шкаф с комплектами рубашек и галстуков, диван для отдыха и холодильник. Там же — дверь в душевую с видом на столицу. Здесь спокойно можно жить. Но Роман Викторович давно пришёл к выводу, что как язык клеится к морозному железу, так и он приклеен к работе вне зависимости от геолокации.

Именно поэтому настоящий дом обязателен — как минимум, для смены внешней обстановки.

Он взял со стола тонкий проспект — ежемесячный обзор аналитиков.

«Динамика цен производителей зерна с начала сезона отражает изменения валовых сборов и мировых цен на зерно по сравнению с прошлым сезоном. После сезонного снижения в июле — августе цены на продовольственную пшеницу и в меньшей степени на ячмень начали постепенно укрепляться. Цены кукурузы с 1 сентября по начало ноября упали, но в дальнейшем начали рост. Стоимость пшеницы и ячменя к началу февраля ниже, чем годом ранее, на фоне снижения экспорта и мировых цен; стоимость кукурузы превышает уровень прошлого года из-за заметного роста экспорта; цена гречихи выросла по причине снижения урожая».

В прошлом году до рекорда не дотянули: озимые частично гибли в зимний и ранний весенний периоды, посевные кое-где начались с опозданием, часть урожая страдала от засушливого лета, да и последствия карантина все еще давали о себе знать. И всё же объёмы производства вселяли уверенность.

«С 31 января по 6 февраля экспорт злаков составил 423,9 тыс. т (-4,1 % к уровню предыдущей недели и — 25,4 % к среднему показателю за четыре недели), в том числе пшеницы — 367,0 тыс. т (+16,6 %; — 23,1 %), кукурузы — 42,4 тыс. т (+3,4 %; — 25,8 %), ячменя — 6,2 тыс. т (-93,2 %; — 92,7 %)».

Российское зерно в этом сезоне шло в Турцию и Египет. И там, и там Роман Викторович бывал не раз, лично изучая рынки сбыта и потенциальных партнёров — хитрых, переменчивых, многословных.

«В феврале давление на цены пшеницы продолжит оказывать поступление на рынок пшеницы и ячменя нового урожая из Аргентины и Австралии. Негативным внешним фактором, который окажет давление на цены сырьевых товаров целом и зерна в частности, будет сохраняющийся риск распространения вирусов в Китае и странах Юго-Восточной Азии. Этот фактор будет отрицательно влиять на мировую торговлю зерном по крайней мере до лета. После этого можно ожидать быстрого восстановления объемов торговли и укрепления цен».

И Китай, и Юго-Восточную Азию он не любил. Понимал, что это центр притяжения, куда повернули денежные потоки. Но не любил.

Однажды он съездил в Китай, будучи по делам в Гонконге. Тогда он перебрался на пароме в Чжухай, город-миллионник на берегу южно-китайского моря в провинции Гуандун. Ещё 40 лет назад там была деревня в дельте реки Чжуцзян, а сейчас — свободная экономическая зона и муравейник. В небоскрёбах уже царил дух современности, но, спускаясь на землю, возвращался в глубокую провинцию.

Он мало что запомнил из той краткой поездки, кроме аутентичной забегаловки, куда повёл его коллега-китаист.

Кафе было самое что ни есть местное, для своих. Оно представляло собой навес, собранный из подручных материалов, несколько пластиковых столов с клеёнчатыми скатертями, красные пластиковые стулья к ним и кухню, скрытую за хлипкой ширмой. Роман Викторович предпочёл не смотреть в сторону кухни, подозревая, что проверку санэпиднадзора она не выдержит. Но, как ни странно, еда оказалась прекрасной — простой и вкусной, насколько могут быть просты и вкусны непонятные ингредиенты, которые посетитель сам отваривал в кипящем на его столике бульоне.

Двухдневного пребывания в Чжухае хватило, чтобы понять, в чём китайцы похожи на русских, и больше не возвращаться сюда. Бизнес с КНР можно было вести удалённо.

Но недолюбливал он Юго-Восточную Азию не поэтому. Ещё до «короны» он понимал, что регион — колыбель вирусов, которые бесконечно копируя себя, мутируют и разносят заразу по миру. И хотя сам он болел редко, а «корона» обошла его семью стороной, Романа Викторовича не тянуло ни в сказочное Бали, ни к слонам в Таиланд.

«В перспективе можно ожидать повышение спроса и цен на американскую пшеницу, сою и кукурузу, что поддержит мировые цены. Потенциальное ухудшение агрометеорологических условий и/или снижение посевных площадей в ключевых регионах мира могут сформировать тенденцию к росту цен весной. Высока вероятность, что цены в странах-конкурентах будут расти быстрее российских из-за текущего очень высокого экспорта из этих регионов, ведущего к снижению запасов. Темпы экспорта пшеницы и ячменя из основных стран-конкурентов превышают их экспортный потенциал, а в России, наоборот, текущий экспорт ниже потенциала. Во второй половине сезона конкурентоспособность российской пшеницы и ячменя повысится, что будет способствовать росту экспорта».

Он закрыл проспект и бросил его на стол. Часы показывали 20:10.

На экране компьютера всплыло оповещение о входящем письме. Кликнул на сообщение: «… среднероссийские цены на пшеницу 3 класса составили 15 176 руб./тонна (+1,3 % за неделю), на пшеницу 4 класса — 13 234 руб./тонна (+0,7% за неделю), на пшеницу 5 класса — 11 646 руб./тонна (0% за неделю)…». Не дочитав, закрыл.

Сегодня был большой день. Он шёл к нему много лет.

Делал неверный выбор, учился, делал верный выбор, выстраивал стратегию, искал тропы в обход — тихо, незаметно, не дразня крупных игроков. Налаживал связи, оказывал услуги, становился незаменимым, рисковал и проигрывал, рисковал и срывал куш. С каждым годом его сеть компаний расширялась, поглощая или убивая конкурентов. Больше 20 лет назад он начинал как мелкий трейдер, перепродавая сельхозпродукцию мелких производителей. Постепенно зашёл в сегмент хранения. Тогда же занялся логистикой. И главное, что вынес за все эти годы: управлять вселенной проще, если не привлекаешь внимания. Только близкие могли представить масштабы его сети. Но они не интересовались. А он не жаждал признания.

Сегодня Роман Викторович закрыл многомесячную сделку по покупке контрольного пакета в одном из крупнейших профильных холдингов страны. Таким образом, по его личной оценке, с сего дня по меньшей мере 25 процентов всего объема зерна, произведённого в стране, так или иначе проходили через его руки, его компании.

В ближайшие дни корпоративные службы подготовят и направят обязательную оферту миноритариям холдинга о выкупе их акций. В течение следующих 70 дней станет понятно, насколько вырастет его доля.

Правда, ещё предстояло провести множество встреч с владельцами крупных пакетов. Он хотел бы их сохранить. Задачи безраздельного владения не стояло — в этом не было функциональной необходимости. Контрольный пакет давал право управления хозяйственно-экономической деятельностью компании. Этого было достаточно.

На экране телефона засветилось сообщение мессенджера.

«Роман Викторович, извините, вы не ответили, а время поджимает. Будем соглашаться на интервью?»

Писал директор по PR. Его главной задачей все последние пять лет работы была минимизация интереса широкой общественности к Роману Викторовичу и его персональной империи.

Конечно, у него не было иллюзий: экспансия на рынке, пусть и настолько эволюционная, не могла остаться незамеченной. Его имя уже мелькало в интернете, но пиарщик хорошо отрабатывал хлеб, постепенно и незаметно вымаривая такие публикации со страниц прессы.

Выходить на публику сейчас? Смысл?

Для успокоения инвесторов? Для этого есть публичные директора его публичных компаний, в крайнем случае — личные встречи.

Он не играл в эти игры. Если нужно было что-то сказать, он делал это лично, не через страницы газет.

Интервью без функционального смысла — для удовлетворения эго. А эго Романа Викторовича отнюдь не страдало.

Интервью с бизнесменом, про которого ничего не известно и который не даёт интервью, — для удовлетворения эго журналиста. А ему не было функциональной нужды удовлетворять эго неизвестного ему человека.

«Нет», — ответил он в сообщении, в очередной раз закрыв тему.

Положив телефон на стол, Роман Викторович подошёл к мини-бару, налил стакан чистого виски и залпом выпил.

В отражении стеклянной стены Башни на него смотрел крупный как медведь мужчина с хорошим брюшком. Дорогая белая рубашка в районе талии натянулась до предела. В последние месяцы он запустил себя: забыл о тренировках, только бегал по утрам. Эта невинная передышка тут же дала о себе знать.

Он всегда был крупным и ростом, и телосложением. Предрасположенный к полноте по наследству ещё с 30 лет перешёл на правильное питание, занялся спортом. Но годы брали своё, и приходилось всё строже и строже следить за фигурой — это требовало тех сил и времени, которых с его жёстким графиком никогда не хватало.

Слава богу, хотя бы не лысел и на том спасибо: грива была почти как в молодости, только седая наполовину.

Мысленно обещав себе завтра же вернуться в спортзал, он налил второй стакан, на этот раз разбавив виски хорошей порцией льда. Выключил основное освещение, погрузился в широкое уютное кресло напротив окна, закинул ногу на ногу и, смакуя дорогой виски, смотрел на огни большого города.

Когда-то мальчишкой из белгородской деревни он приехал в Москву. Не жаждал вершин. Просто хотел выучиться и вернуться к полям, засеянным пшеницей, ячменем и кукурузой. Жизнь сложилась иначе. Пожалуй, лучше, чем он представлял.

Институтские друзья стали партнёрами. Девушка, студентка курсом младше из соседнего вуза, — женой, матерью его пятерых детей — трёх девочек и двух сыновей. Старшие уже получали образование в лучших европейских вузах и, кажется, к сожалению, планировали там остаться.

Что ж, их выбор.

Младшие учились в школе.

Налаженный быт, большой семейный дом в Подмосковье, квартира на случай рабочих будней в центре столицы, дом в Испании, участок в Карелии под будущую застройку.

Мать, правда, наотрез отказывалась переезжать в Москву из родной белгородской деревни.

Всё — упорным трудом с каплей везения.

Каждое четвёртое зернышко…

Он не был склонен к сантиментам, но после многомесячного марафона с финальной сделкой как марафонец наслаждался моментом триумфа.

Виски, наконец, взяли своё, растекаясь по жилам приятным теплом.

Мать не будет слушать. Давно дала понять, его деньги — его дело. Она гордилась сыном, но не хотела знать, ни как он их зарабатывает, ни как тратит.

Жена — не поймёт. Поначалу пробовала вникать в его дела, интересовалась, но дома его отрезало: дом — это дом и там нет места рабочим вопросам. Было бы странно спустя столько лет нарушить негласное правило.

Да и он понимал: автоматический рефлекс — оставлять работу за порогом дома — как обычно, сработает и на этот раз.

Друзья? Оба и так были в периметре сделки.

Он взял телефон, открыл записную книжку, нашёл нужную строчку с номером, который не набирал больше года, и… не позвонил.

Надев пиджак, пальто и шарф, Роман Викторович вышел из кабинета, спустился в подземный гараж, где ждал водитель, и сквозь снежную ночную пелену уехал домой.