Теку, или Испытывая жажду

Евгений Стефанов

Время подобно торговой палатке с бесконечно разнообразными открытками-представлениями о том, что было, есть и будет. Как ни странно, но то, что будет – это единственное, что осталось на линии времени для меня. Я помню лишь то, что был частью чего-то в самом деле важного. Я представлял собой деталь в большом механизме. Как и всякая деталь, я мог сломаться, потому что в рамках целого несовершенен. И в какой-то момент я…

Глава 2. Видение

Время подобно торговой палатке с бесконечно разнообразными открытками-представлениями о том, что было, есть и будет. Как ни странно, но то, что будет — это единственное, что осталось на линии времени для меня. Меня? Меня нет. Я обнулился. Или нет? Что-то мешает — в ноге, — торчит бугорком. Стекло! Рана уже затянулась. Когда? Не помню — не важно.

Я помню лишь то, что был частью чего-то в самом деле важного, воспринимаемого мной и всеми теми, из чего это Что-то формируется, как совершенное. Я представлял собой деталь в большом механизме. Моя задача была — дополнять это Что-то. Как и всякая деталь, я мог сломаться, потому что в рамках целого несовершенен. И в какой-то момент я сломался…

Я шел по скалистой дороге. Там по сторонам стояли безликие образы, почившие во времени. Я почти прошмыгнул мимо них, как они вдруг ожили и заговорили со мной голосами предков:

— Мы жили ради тебя, неблагодарный!

— Мне жаль! — сказал я, ожидая прощения.

Но они, не говоря больше ни слова, вытянули руки вперед, отстраняясь. Потом они превратились в гусей-лебедей и улетели прочь. Я не мог следовать за ними, потому что был не такой, как они.

В сердцах я разразился проклятиями. В ответ прямо мне под ноги свалился шерстяной клубок. Свалился — тут же вперед устремился. Я поспешил за ним.

Долго ли, коротко ли, клубок провел меня через каменные стены в тень седого леса. Стволы деревьев были совсем голые. Трудно было различить что-либо еще из-за густого тумана. Я шел сквозь него, словно разбивал стеклянную завесу, и тысячи осколков погружались в мягкую плоть.

Туман распахнул предо мною окна в незнакомые дома. Заглянув туда, я увидел людей за праздничным столом, рядом играли и смеялись дети. Я было обрадовался им, но вдруг, как по мановению волшебной палочки, все преобразилось: изуродованные тела, накрытые плащаницами, лежали в гробах; родные скорбели по преждевременно усопшим.

Всматриваясь в длинный ряд лиц, я увидел себя! Тело было изорвано в клочья неведомым злом. Как умер я и все эти люди?

Я вышел из тумана к берегу реки. Дальше нет пути — клубок полностью размотался, только на конце узелок остался.

У самой кромки воды стояла яхта. Ее деревянная корма отливала серебром в цвет воды, бьющей о борта. На палубе стояли люди, что повстречались мне в лесу, и еще кто-то (лиц не разглядеть): их необычайно высокие фигуры словно нависали над людьми. «Нужно подняться на яхту и расспросить их обо всем!» — решил было я, но меня опередил вороватый человек, загородивший собою трап.

— Ты не пройдешь, хе-хе, — сказал он голосом Игната.

— Почему? — спросил я.

— Ты теперь мне должен.

— И что же я должен?

— А давай сыграем в картишки? Если выиграешь — поднимешься на борт, если проиграешь — платишь.

— Ну хорошо.

— Так, в козла или в дурака? — предложил он на выбор.

— Давай в дурака.

— Окей, мешаю, мешаю, сдаю… остался ты в дураках!

— Да у тебя карты крапленые! — спалил я его. — Победа не засчитывается!

— Ладно. Но ты все равно мне должен!

— У меня нет денег, тогда что возьмешь? — спросил я.

— М-м… Что не жалко: оставь надежду… эм-м, не, лучше веру — что тебе с нее?

— Хорошо.

Он щелкнул пальцами и исчез, как исчезают фокусники.

И вот я уже поднимаюсь по узкому трапу на палубу, смотрю на людей, а они — на меня.

— Мы ждали тебя! — сказала женщина с тремя детьми.

— Вы? Зачем?

— ТЫ привел нас сюда! Нам все еще тяжко: слишком близко от былого мира. Ты должен переправить нас на тот берег. Там отпустишь нас туда, куда не пойдешь сам.

Я не ответил. Язык прилип к небу. Да ни за что не пойду за ними, куда бы они ни пошли! Но куда же тогда идти?

Я стоял у штурвала, корабль плыл по дымной воде. Впереди засветился силуэт земли, будто это был дракон, намеревавшийся дохнуть на нас огнем. От страха я рванул штурвал, но мою руку удержала высокая фигура, все это время стоявшая позади меня. Пламя исчезло.

Мы подплыли к берегу и причалили к помосту небольшой бухты. Люди сошли на берег, готовые разбрестись кто куда, но вкруг них встали, словно пастухи, высокие фигуры попутчиков. Я подумал: «Кто они?» — встретился взглядом с одним из них, и словно прочитал ответ.

Я попал в дивный сад: стройные кипарисы уходили вдаль ровными линиями, и повсюду раздавался сладкий шелест, будто напев про вечное наслаждение. Я ступал по воде. На ее помутненной поверхности словно увязали звезды. Они то появлялись, то исчезали в ночи, пребывающей здесь, наверное, вечно. Свет тянулся, подражая тени, за мной. Светом мерцали стволы и кроны деревьев. — Кап! И новая звезда увязала под моими ногами.

Вдруг я услышал звуки трубы и голоса неземной красоты. А потом я увидел ИХ: из света были их тела, и свет они несли. В них было намерение заботиться обо всем, чему они были обязаны жизнью. Словно солнечные зайчики, существа играли, купаясь в сиянии друг друга.

По мере того, как я смотрел на их танцы, быстрые и сложные, у меня закружилась голова. Наконец, я повис над водой (может, я тоже стал солнечным зайчиком?) и с оглушающей быстротой понесся вперед, пока снова не оказался в бухте…

Не было ни души. Яхты и след простыл.

Я огляделся по сторонам и увидел гору невдалеке. Может быть, оттуда удастся увидеть тот берег?

Я взошел на ближайший отрог, в глаза, ослепив на какое-то время, ударил свет. Когда я снова смог различать очертания и цвета, то я засомневался в божественной природе света. Я сказал себе: «Обманный свет! В его сиянии истины не найти — она всегда за краем пути». — Тогда я поднялся еще выше: там увидел леса и реки, услышал сойки крики и водопады пенящейся воды, почувствовал свежесть дождя и жар палящего солнца. Я узрел красоту как закон бытия!

Спустившись с горы, я приник к земле. Мне хотелось поделиться с ней испытанной радостью, но взрывная волна заставила очнуться от грез заоблачных далей. Прямо перед моими глазами рос ядерный гриб.

Я бросился в воду и погреб к тому берегу. Я плыл отчаянно не заметив, как надо мной засобирался шторм. От сильных порывов ветра на воде поднялись волны. Я уже не плыл — меня просто кидало из стороны в сторону. Господи, спаси меня! Да светится имя твое, да прибудет воля твоя!

–…сь!…рок!

«Что? Где ты?! Покажись! — Знакомое лицо…»

— Катись отсюда! Понарожали, мля, идиотов!

«Подожди! Я еще борюсь с течением! Что он так злится?! Нет, ты точно мне кого-то напоминаешь… — Отец Игнатий! Черт! Нужно двигать, иначе опоздаю!»

Я поспешил обратно, вверх по проспекту Карла Маркса, убегая-ковыляя от рассвирепевшего бомжа (похоже, это было его место), пройдя через Тифлисские ворота (наверное, меня унесло дальше по течению).

Дом за домом прохожу: заканчивается один, начинается другой — старинные дома отстроены еще при царе-горохе (проспект тогда назывался, кажется, Николаевским). Они слеплены в одной исторической фактуре. Вот простой одноэтажный дом, и следующий за ним такой — между ними нет просвета; дальше — двухэтажный особняк важных господ — без просвета! И почему они дожили до наших дней? Ну каменные, наверно, вот и дожили. Но вот почему, к примеру, их не снесли большевики? Людей не щадили, а здания сохранили — правда не все: дворянские оставили, святым меньше повезло. Хотя в итоге религиозный дух оказался куда более живуч, нежели дух дворянский.

Я свернул на Крепостную Гору. Дальше бы — вверх по ступеням, мимо Казанского собора и прямиком к Солдату. Нет, на этот раз пойду по другому пути.

Я завернул налево, прошел мимо Вечного огня, оставив Собор справа, и вышел на привычный маршрут. Хе-хе! — Каков хитрец!

Кхаааа-аааа-хаааа. Пшикну сальбутамол… Сразу полегчало.

Я упал на скамейку и стал высматривать Отца Игнатия. По вторникам мы встречаемся на этом самом месте. Со стороны Карла Маркса Солдат (вообще, само место по-гидовски называется «Крепостная гора», но местные говорят просто «Солдат») был огражден видавшей виды каменной стеной. Это все, что осталось от Ставропольской крепости, возведенной, кажется, во времена Кавказских войн с басурманами. Теперь тут была площадь и собственно сам медный Солдат, но это уже в память о совсем другой войне.

С Отцом Игнатием мы познакомились не так давно. Я гулял на Солдате, когда увидел группу парней, окруживших его. Парни, с которыми он говорил, были, как и я, из потерянного поколения. Старались говорить по понятиям, а зачастую, когда им не хватало слов, матерились. Главное ведь, чтобы тебя понимали, так что можно овладеть в совершенстве тридцатью словами. Хотя в моем случае это не прижилось, поэтому-то я частенько говорю невпопад вместо того чтобы сказать пару емких слов.

Так вот, я остановился поодаль, прислушиваясь к разговору. Он, кажется, заметил меня, посматривал в мою сторону. С ходу я принял его за священника: он был одет в длинное черное платье и опирался на палку.

Когда парни разошлись, он сам подошел ко мне. Назвался Игнатием. Я же стал называть его «Отец Игнатий».

— Я тебе не рассказывал, откуда у меня этот шрам? — спросил он меня тогда, как если бы мы давно были знакомы. — Нет? Тогда слушай. В моей жизни было время, когда я скитался по лесам. — «Зачем?» — спросишь ты. — Да чтобы испытать моих детей (я тебе о них потом расскажу). Так вот, мои дети зорко стерегли меня, и дикие звери обходили меня стороной. Однажды я прилег на отдых в полдневный зной, когда меня разбудил запах гари. Открыв глаза, я увидел, что совсем рядом со мной горит лес. Я пустился наутек и бежал, пока не прибежал к крутому обрыву. Там, внизу, текла река, а в воде торчали острые камни. Сам понимаешь, что прыгать было опасно. А тем временем пламя подобралось ко мне вплотную. Кхм. Я подумал тогда: «Неужели мои дети предали меня?» — Чтобы их наказать, я развернулся к пламени лицом, выставив распахнутую грудь, и оно тут же смачно меня лизнуло. Не выдержав боли, я оступился и полетел вниз… Кхм. Меня ударило об воду, но я отделался шрамом на лице. С тех пор я борюсь до конца, и мои новые дети ни разу больше не подводили меня…

Неподалеку на детской площадке играли дети. Они загадывали друг другу загадки. Малыш, который отгадывал, пыхтел от умственного напряжения. Затем глаза его просияли, он закричал: «Граната!» — Остальные закивали, и малыш стал выдумывать свою загадку. Вдруг дети заспорили о чем-то. Игра тут же сменилась другой: теперь дети бегали друг за дружкой.

За детьми присматривали родители — не слишком бдительно, — самый маленький оступился и сорвался с высокого парапета площадки. Взрослые с воплем кинулись к «потерпевшему», и игра закончилась — все игры закончились. Нафига они его лупят?! Он уже получил свое!

— Мальчик мой! — услышал я голос Отца Игнатия (не заметил, когда он ко мне подсел). — Что завис?

— Добрый вечер. Да так… Можно вопрос?

— Валяй.

— Скажите, у вас есть друзья?

— Конечно. У тебя разве нет?

— Есть. Но мне кажется, что скоро их не будет.

— Почему?

— Не сходимся во взглядах.

— Понятно, — лицо Отца Игнатия было безучастным («Не похоже на него»). — Ну ничего, найдешь новых — по взглядам, хе-хе.

— А разве по-вашему нужны друзья?

— Дурной ты еще! — сказал он. — Да вообще никто никому не нужен! Но ты живешь среди людей — среди людей ты выбираешь себе врагов и друзей.

— Постой вон в очереди за хлебом, может присмиреешь, — продолжил он. — Купи тех сладких булочек и пару Грушевых — ну, как обычно. — «Что за человек!»

Я пошел и купил в ларьке сдобные булочки на нас двоих. Отец Игнатий с жадностью съел их все и выпил весь Грушевый. Ну, я не голоден, а вот Грушевый бы выпил.

— Я вижу, что наши беседы идут тебе на пользу, — сказал он с довольным лицом. — Ты почти готов пройти обряд.

Я непроизвольно вытянулся в струну. Он продолжал:

— Но прежде я дам тебе кое-какую работу.

— Что за работа?

— Поедешь в разные места, встретишься с людьми. Нужно собрать долги.

— Долги?

— Да не долги, — заговорил он с жаром в своей излюбленной манере («Узнаю Отца Игнатия!»). — Они собирают подати. Добрые и бескорыстные люди! На, вот, передашь им эти книги. Покажут тебе святые места, расскажут много интересного. Там, правда, нужно будет поработать: то песок разгрузить, то крышу накрыть. Едешь?

— Да, конечно!

— Отлично! — обрадовался он. — Завтра поедешь в Ипатово на скотобойню…

— На скотобойню? — переспросил я.

— Да, хорошие люди встречаются в разных местах. Хе-хе! Завтра — на скотобойню.

— Ладно.

— Послезавтра в…Мммуааннский на хлебный завод!

— Куда?

— В Мухосранский! Скину название по эсэмэс.

— Вот деньги на проезд. Пойдешь на вокзал, купишь билет туда. На обратно возьмешь из тех денег, что передадут. Билеты мне потом отдашь! В Мухосранский так просто не добраться — поедешь на автобусе до Лабинска, шеф подскажет, что и как.

— Хорошо.

Отец Игнатий откинулся на спинку скамейки и начал шарить вокруг глазами, словно ему уже было не до меня. Я хотел еще поговорить.

— Знаете, я хочу помогать людям бескорыстно, но мне кажется, что многие люди просто недостойны того, чтобы им помогать.

— А те, кто достойны — разве им нужна помощь?

— Мне не нужна помощь!

— Упрямый осел! А что ты тогда хочешь от меня?

— Что же мне делать?

— Принимай помощь от людей!

— Не выпьют ли они все соки из меня?

— С чего вдруг?

— Я могу принять только бескорыстную помощь.

— От людей ты такой не получишь. На обмене строятся отношения между людьми. Хорошенько себе это уясни!

Неподалеку от нас припарковалась машина с блатными номерами. Из машины вышел важный господин в строгом костюме. При виде его у Отца Игнатия расширились зрачки. Он встал и быстро пошел за важным господином, крича ему вдогонку.

Тот обернулся на крик и не сбавляя шага пошел дальше. Отец Игнатий пристроился в ногу с ним. К моему удивлению, важный господин первым начал разговор. Он что-то спрашивал — Отец Игнатий оживленно жестикулировал.

Я пошел за ними, держась позади. Они ушли с Крепостной Горы на проспект Карла Маркса, дважды перешли дорогу (пройдя по аллее «щук», в которую упирался Ермоловский бульвар), немного спустились вниз по проспекту, остановившись возле Администрации, но быстро ретировались, перейдя через дорогу обратно на бульвар — прямиком к ресторану, возле которого Отец Игнатий, придерживая дверь, пропустил важного господина. Заметив меня, Отец Игнатий тут же отвернулся и скрылся за дверью.

Так и не решившись войти, я пошел домой.

Мучила жажда. Я дошел до колонки, которые еще встречались в Старом городе то там то сям; нажал на рычаг. С жадностью приложившись к струе, я тут же выплюнул воду. Наверное, труба засорилась. Денег не осталось даже на бутылку воды, и я приуныло зашагал дальше. Ничего, дома напьюсь.

Конечно, он не виноват, что встретился тот господин. А раз встретился, то нужно подойти. Нет, они заранее условились встретиться, иначе бы Отец Игнатий не поперся за ним. И кто я такой? — А с тем у него общие дела… Да у него просто не было времени попрощаться со мной…

Вечером Отец Игнатий позвонил. Я сухо поздоровался с ним.

— Дуешься на меня что ли?

— Нет.

— А что такой кислый голос?

— Просто устал.

— Я хотел тебе сказать, что ты поступил некрасиво.

Я забеспокоился:

— В чем?

— Зачем ты пошел за мной? Ты не видел, что я отлучился по делу, а?

— Видел.

— Больше не делай так.

— Хорошо, извините.

— Ладно, мальчик мой, проехали. Я звоню тебе напомнить, что завтра ты едешь в Ипатово. Адрес скину тебе сейчас по эсэмэс.

— Хорошо.

— Там тебя уже ждут. Не волнуйся! Делай, что тебе говорят, и тогда ты пройдешь обряд! После увидимся.