Волшебный хор

Евгений Кремчуков (2023)

Во время служебной командировки в Японию Дмитрий Баврин узнает, что его друг детства и однокашник, учитель истории Михаил Протасов, арестован. Обвинения кажутся Баврину смехотворными, однако чем дольше он в своем странствии пытается отстоять честь друга, тем горше для него обнаруживается, что тот противостоит не только государству — но и обществу. На этом пути Баврин узнает, взаправду ли их общее прошлое утрачено, и прикоснется к странной тайне из их с Мишей детства, изменившей всю жизнь самого близкого друга. «Волшебный хор» пытается разобраться в смыслообразованиях современной России, вскормленной молоком исторической и личной памяти, медом русской культуры и любовью к своему Отечеству.

Глава 8

Все эти люди

«Энский наблюдатель». 3 марта, 08:15.

УЧИТЕЛЯ-ИСТОРИКА ВТОРОЙ ГОРОДСКОЙ ГИМНАЗИИ ОБВИНЯЮТ В ЭКСТРЕМИЗМЕ И ОПРАВДАНИИ НАЦИЗМА

Следственный комитет предъявил обвинения по статье 282 Уголовного кодекса «Возбуждение ненависти либо вражды» бывшему учителю истории Второй гимназии Михаилу П. Поводом стали посты в социальных сетях и блоге 42-летнего педагога. Следователи также инкриминируют ему деяния, ответственность за которые предусмотрена статьей 354.1 «Реабилитация нацизма», с заявлениями о чем обратились родители сразу нескольких учеников гимназии. Вчера по ходатайству следствия суд принял решение об избрании мерой пресечения для бывшего историка заключение под стражу.

Комментарии (27)

Алиненок

А что, нормально!! Нет слов просто!! Пусть там в Башне еще разберутся, кто его вообще наших детей учить допустил!!!

Ротмистр

В моей семье воевали два деда и бабушка. Вернулись домой с медалями и орденами. (Невеликими, скажу, орденами, но каждый из них был заслужен кровью.) Старший брат деда и два брата другой бабушки не вернулись, и могил нет — только желтый клочок извещения-похоронки от каждого остался. Если бы не война — были бы и у них свои семьи, а у меня было бы больше двоюродных и троюродных. Но их нет. В семье жены были те, кто пережил — и кто не пережил — оккупацию. И наши двое сыновей знают об этом все — и знают с нашей стороны. И они расскажут об этом своим детям — тоже с нашей стороны. Да, можно было бы говорить, что с той стороны войны сражались такие же живые люди, со своими семьями, мечтами, идеями, трагедиями, что не все из них — убийцы и каратели, что они были просто солдатами, офицерами, с такими же понятиями о присяге и долге, и оказались в условиях, где они должны быть верными своей присяге, исполнять свой долг и приказы. Можно бы сказать. Но! Нельзя забывать при всей этой регуманизации врага, что война шла не где-то на территории третьей страны, не за геополитические «интересы» — как в Афганистане или в Сирии, или в русско-турецкую, в русско-японскую, в финскую, или даже в Первую мировую, — война шла на нашей земле и за саму нашу землю, в прямом смысле за существование наших дедов и прадедов, их семей, их детей и детей их детей — то есть за нас с вами! В эту войну была вовлечена не только армия и военная промышленность. Вся жизнь огромной страны в те четыре года была страшной войной и стоянием насмерть. Не стрелки «красных» и «синих» вонзались друг в друга на оперативных картах, а живые люди, миллионы (можем ли мы сейчас вообразить себе такие масштабы?) людей рвали жилы и готовы были умереть за свой дом и свое право жить в нем — и умирали. Для советского народа это была не война на победу, а война на выживание. Казалось бы, прошло семь с половиной десятилетий, какое отношение имеет та давняя война к нам сегодняшним? А ровно то же отношение, которое имеют к нам наши деды и бабушки. Они — часть нас, и значит, она — часть нас. Так что и Господь бы с ним, с личным экстремизмом этого гражданина (посты-репосты; тем более что всякое нынче с подобными делами бывает), это его частные загибы и отдельный, в общем, разговор. Но обсуждать с детьми и как-то оправдывать нелюдей, которые приходили убить твою семью и разграбить твой дом, — вот это за пределами человеческого понимания!

Конец ознакомительного фрагмента.