Сеть Петровского. Часть 1

Евгений Калачев

Современная Россия. Университет в провинциальном городе. История группы студентов, которой удалось поставить на поток всю «теневую экономику» в своем вузе. У каждого из них были свои мотивы, но даже они не догадывались, как далеко готов зайти их лидер, не знающий сочувствия и страха и не способный остановиться… Они стали самым скандальным прецедентом в истории образования. А эти 5 лет их жизни превратились в настоящий кошмар…

1. Новая жизнь

1 курс. Сентябрь 2010

— Сережа, ты покушал? — послышался оклик мамы из комнаты.

— Да, мам, спасибо! — отозвался Макаров, поднявшись из-за стола.

— Да ладно, оставь, сама помою, — мама вошла на кухню, — в институт ведь опоздаешь.

— Не опоздаю, мам! — Сергей улыбнулся и включил воду, — еще целый час, как раз приду к началу пары. Негоже опаздывать в самый первый день, — он принялся натирать тарелку.

— Ты после занятий на тренировку, или как? — уточнила мама, осторожно садясь за кухонный стол, такой же маленький, как и сама кухня в квартире Макаровых.

— Да, — Сергей поставил тарелку на полку кухонного шкафа и повернулся к маме, — я поговорил с Павлом Дмитриевичем, и он разрешил мне пока посещать тренировки. Дмитрич — хороший мужик, мам, он все понимает, — на секунду в глазах Макарова мелькнула грусть, но он поспешно подавил негативные эмоции. Незачем лишний раз расстраивать мать, здоровье у нее и так слабое.

— В следующем месяце все равно придется платить, — мама тяжело вздохнула.

— Я решу эту проблему, мам, не переживай, — Макаров сел за стол и взял мать за руку, — что-нибудь придумаю. Обязательно придумаю.

— Ты уже совсем взрослый, — негромко сказала мама, глядя на рослого и широкоплечего Сергея, выглядевшего старше своих восемнадцати лет.

На некоторое время в кухне воцарилось молчание. Было слышно, как из старенького крана капает вода. Макаров встал и задумчиво посмотрел в окно, за которым понемногу сгущались тучи. День обещал быть пасмурным и дождливым.

— Ты скучаешь по папе? — очень тихо спросила мама, спустя минуту.

— Да, — честно ответил Сергей, не оборачиваясь.

Мама встала, подошла и положила руки сыну на плечи, до которых едва доставала высокому Макарову.

— Наш папа сейчас где-то на небесах, — произнесла она, — господь всегда забирает лучших, Сережа, ты же знаешь. Одному ему известно, почему происходит так, но, значит, так должно быть…

— Да, — Сергей вновь ограничился кратким ответом, — наверное…

— Мы справимся, — сказала мама, глядя сыну в глаза, — вместе мы справимся, сынок. Не переживай.

— Конечно справимся, мам, — Макаров поцеловал мать в макушку и пересек кухню, — ладно, мам, мне надо собираться. А то и вправду опоздаю, — он улыбнулся, обернувшись в дверях.

— Ни пуха, Сереж! — сказала мама.

— К черту! — отозвался Макаров и исчез в комнате.

Мать Сергея вновь вернулась за стол и, вздохнув и опершись подбородком на руку, стала смотреть в окно. Движения пока давались ей тяжело. Хотя врач сказал, что она идет на поправку. Не было бы рецидива…

***

— Все еще загоняешься? — спросил Костомаров, в упор глядя на своего друга с водительского места.

— Не знаю, — Петровский откинулся на спинку сиденья и посмотрел в окно, за которым начинал накрапывать мелкий осенний дождь, — не знаю, нормально ли я реагирую. По идее, после всего человеку должно быть плохо, ярость там, обида, истерика… но ничего этого нет. Я сейчас вообще ничего не чувствую. Пустота, понимаешь? — он повернулся и посмотрел в глаза Костомарову, — Ванек, это в порядке вещей?

— Скорее всего, да, — задумчиво проговорил Иван, — защитная реакция. Или что-то в этом роде. Я, конечно, не психолог, но в твоей ситуации это, по-моему, нормально. Когда вообще ни хрена не чувствуешь. Это пройдет…

— Пройдет, — повторил Петровский, — а дальше-то что? Если сейчас пустота, на ее место ведь придет что-то другое. И что, будет больно? Плохо? — он вновь поднял глаза на друга.

— Я не знаю, — честно ответил Иван, — у всех это проходит по-разному. Может, будет плохо. А может и не будет. Просто приспособишься к новой жизни. Мой тебе совет, Костян: случилось и случилось. Живи дальше. Ситуация необычная и очень хреновая, я понимаю, но все равно.

— Да я как-то в петлю лезть и не собирался, — задумчиво проговорил Петровский, — если эта с…а жизнь хочет попробовать меня поломать… посмотрим, кто кого. Я ей сам глотку перегрызу. И сломаю, — он посмотрел в пространство с плохо скрываемой злобой.

Костомаров ничего не ответил. На несколько секунд повисла тишина. Было слышно, как по стеклам автомобиля стучат капли усилившегося дождя.

— Что будешь делать? — спросил Иван, поняв, что молчание затягивается.

— По обстоятельствам, — негромко ответил Петровский, — пойду туда, посмотрю, что и как. И попробую найти место в своей новой жизни. Если получится, — добавил он после секундной паузы.

— Тоже вариант, — Костомаров кивнул, — ну, ты точно нормально? Одного тебя оставить можно? — он взволнованно посмотрел на своего друга.

— Ваня, я уже взрослый мальчик, — Петровский цинично и как-то совсем невесело усмехнулся, — как-нибудь справлюсь. В универ ведь иду, а не на войну…

Костомаров рассмеялся. Петровский взял небольшую сумку, в которую с утра наспех сунул пару тетрадок, и взялся за ручку двери. Уже перед тем, как выйти из машины, он развернулся и в упор посмотрел на Ивана.

— Слушай, а ты, случаем, не знаешь, к чему снятся пауки?

— Чего? — Костомаров вытаращил глаза, — какие еще пауки?

— Большие, — задумчиво проговорил Петровский, — большие пауки в банке. Суетятся, бросаются друг на друга, грызутся…

— Понятия не имею, — ответил Костомаров, — я вообще не по этой чуши про сны…

— Ну ладно, — Петровский хлопнул Ивана по плечу, — забей, короче. Спасибо, что подбросил, — с этими словами он резко открыл дверь и вышел из машины. Костомаров проводил удалявшегося друга задумчивым и взволнованным взглядом.

— Совсем загнался пацан, — грустно вздохнул он, когда Петровский затерялся в толпе других студентов и скрылся из виду, — не позавидуешь. Привыкнет…

Иван повернул ключи в замке зажигания и резко тронулся с места, подняв брызги воды с асфальта.

***

Дождь опять усилился. Петровский остановился возле нужного ему корпуса юридического факультета НГПУ. Обычный политехнический ВУЗ, коих много по всей стране. Студенческий городок из множества корпусов, пара одинаковых общежитий, до отказа забитые столовые с дешевой едой…

Петровский вдохнул в легкие дым, который из-за дождя казался еще гуще. Навеса в курилке не было, поэтому вода обильно попадала на волосы и одежду. Но ему было все равно. Он был погружен в свои мысли. Что ж, может, Костомаров и прав. Все проходит. Значит, пройдет и это. Необычная ситуация, не каждый в такую попадает. Но он не был слабаком. И резать вены явно не собирался. Да и потом, все самое страшное, наверное, уже позади. А впереди была новая жизнь. Нужно было только понять, какая она. И приспособиться. Нет, не приспособиться. Оседлать ее, сломать самому, так же, как она попыталась сломать его. Взять за горло и свернуть шею к чертовой матери…

— Сигаретки не найдется? — внезапный оклик человека, подошедшего почти вплотную, вырвал Петровского из размышлений.

Он повернулся. Перед ним стоял высокий темноволосый парень в распахнутой поверх футболки кожаной куртке и солнцезащитных очках, которые он зачем-то носил в такую пасмурную погоду. За характерную одежду и очки Петровский тут же мысленно окрестил незнакомца Байкером. Определить, сколько ему лет и с какого он курса не представлялось возможным, поэтому Петровский просто достал пачку и протянул ему.

— Благодарю, — Байкер взял из пачки сигарету и вынул из кармана куртки зажигалку, — ложка есть, — пояснил он.

— А что, так солнце мешает? — с сарказмом спросил Петровский. По большому счету, ему было наплевать. Вопрос носил скорее дежурный характер.

— Не поверишь, привычка! — Байкер расхохотался и выпустил дым, — носил постоянно, теперь даже в пасмурную погоду глаза режет. Я Дмитрий!

— Константин, — игнорировать протянутую руку было невежливо, поэтому он коротко пожал ее и хотел вновь погрузиться в свои мысли, решив, что разговор с «байкером» Дмитрием, который почему-то боится солнечного света, окончен. Но тот не отставал.

— А ты с юрфака, да? Абитуриент? Первый курс?

— Получается, что так, — ответил Петровский, — а ты?

— И я с юрфака! — радостно сказал Дмитрий, — тоже только поступил. Стало быть, коллеги мы с тобой!

Петровский задумчиво посмотрел на него. Что ж, пока кроме любознательного «байкера» Дмитрия знакомых здесь у него не было. Значит, посылать его сразу преждевременно. Пускай будет. А там война план покажет…

— Выходит так, — хмыкнул Петровский, мусоля намокшую сигарету в руках.

Мимо них быстрым шагом прошел крепкий парень кавказской наружности, одетый в спортивный костюм. Он рванул на себя дверь корпуса и исчез в здании так же резко, как появился в поле зрения.

— Опасный, — Дмитрий ухмыльнулся, — тоже, кстати, перваш.

— Пересекались? — Петровский сделал жест в сторону двери.

— Нет, впервые вижу, — Дмитрий ухмыльнулся, — но определить-то легко. В глаза бросается…

— Что ты имеешь в виду? — почему-то Петровскому стало интересно.

— Потому что в «спортивках» пришел, — пояснил Дмитрий, — у нас в школах как? В основном, заставляют ходить в форме. Оно, вроде, и правильно, в солидных конторах везде дресс-код. Да только за одиннадцать лет эта форма успевает осточертеть. А тут, в универе, вроде в рамки-то никто не загоняет. Свобода появляется. Вот абитура в крайности и бросается. Говорю тебе, он только поступил…

Петровский хотел заметить, что и он и философ по имени Дмитрий были одеты как раз довольно сдержанно, однако решил просто промолчать. Его собеседник метко запустил сигарету в урну.

— Ну, ты докурил? — поинтересовался он, — давай, пошли в корпус, пока в мочалки тут не превратились.

Петровский не стал возражать. Они вошли в здание. Дмитрий сразу же направился к стенду с расписаниями.

— Я на разбивке тебя не видел, — бросил он, повернувшись к Петровскому, — фамилия твоя как?

— Петровский, — коротко ответил Константин.

— Петровский, Петровский, — проговорил себе под нос Дмитрий, разглядывая списки, — ага, вот! Да ты не поверишь, брат, мы с тобой в одной группе! Вот, двенадцатая, видишь? Вон и я, Фролов! Так что будем бок о бок все пять лет! — радостно сказал он и хлопнул Петровского по плечу.

— Выходит, так, — Петровский хмыкнул и вновь выдал свой дежурный ответ.

— Ну, идем на пару, — Фролов развел руками, — нам в двадцать седьмую. Первое сентября, первый курс и, мать твою, сразу занятия. Все, блин, не как у людей! — он щелкнул пальцами.

Петровский вновь не стал ни возражать, ни соглашаться, а просто направился к лестнице на второй этаж вместе со своим новым одногруппником.

***

— Ну чего, пацаны, перваши там, в двадцать седьмой собираются?

— Ага. Они самые.

— И как? Есть интересные кадры?

— Ну да, телочки ничего себе такие, зачетные водятся!

— А пацаны как?

— А ты, Санек, давно по пацанам прикалываться начал? — послышался хохот.

— Иди в ж…у, Артур! Я так спросил, а у тебя все мысли через задницу!

— Да не пыли, пацаны, как пацаны, первашей никогда не видел? Хотя есть пара экземпляров тех еще…

— Ага, вон двое минуту назад прошли! — к разговору подключился третий участник, — один хрен лохматый в очках, модник, твою мать! Второй пялится на всех, как будто умный тут самый. Да и вон то дитя гор, которое на первом этаже терлось, тоже явно борзое…

— Да забей ты, моментом осадим! А будут дергаться, п…й таких вставим, всю спесь мигом забудут!

— Завязывали бы вы с этим ребята, к первокурсникам цепляться… в прошлый раз вам мало было?

— Тьфу ты, Соболь, что ты так подкрадываешься постоянно! Идиотом сделаешь! Чего хотел?

— Да я-то ничего не хотел. А вам бы рекомендовал не приставать уже к первашам, нужны они вам сто лет… опять ведь проблемы из-за этого будут.

— Не будут, Соболь. У нас со Станиславычем на мази. А от этих проблем тем более не будет. Быстренько шлепков на место поставим, если что…

— Я ни на чем не настаиваю. Это всего лишь товарищеская рекомендация.

Тот, кого назвали Соболем, развернулся и удалился так же ненавязчиво, как и появился рядом с компанией третьекурсников.

***

Петровский с Фроловым зашли в просторную лекционную аудиторию, в которой уже находилось достаточно много студентов. Худощавый парень среднего роста, сидевший за первым столом, поднял глаза и в упор уставился на них.

— Здорово! — выпалил он нарочито резким тоном и вытянул вперед руку.

— Хай, — Фролов коротко пожал ее и прошел мимо, даже не заостряя внимания на данном субъекте, за что Петровский тут же мысленно поощрил его.

— Меня Серый зовут! — заявил наглый паренек.

— Константин, — Петровский прошел мимо, даже не протянув тому руки. Серый проводил их взглядом и, фыркнув, стал нагло разглядывать стайку девушек, собравшихся неподалеку.

Петровский занял нейтральное место в середине аудитории, не самое близкое к преподавателю, но и не на «галерке», чтобы сразу не производить впечатление разгильдяя. Фролов незамедлительно устроился рядом.

— Не самая правильная тактика, — заявил он, кивнув на Серого.

— Не самая, — согласился Петровский, — парень был явно не первой скрипкой в школе. Если не сказать, что его тупо чморили, причем до самого выпускного. Здесь его никто не знает, вот и хочет начать жизнь с чистого листа, показаться крутым, лишь бы не дошло до драки. Но делает это слишком коряво и неумело. Боюсь, старшекурсники быстро вернут ему прежний статус…

— Неплохо, — оценил Фролов, бросив короткий взгляд в сторону Серого, — но этого придурка любой считает. Слабо кого посложнее?

— Ты о чем? — не понял Петровский.

— Ну, ты мне тут типа пытаешься показать, как круто разбираешься в людях, — с ухмылкой пояснил Фролов, — но чтобы понять все об этом типе, не надо быть крутым психологом. А кого посложнее прочитать слабо? — Дмитрий улыбался во весь рот.

— Я что, похож на клоуна, показухой заниматься? — Петровский поднял глаза от тетради, которую между делом уже начал подписывать, — ты спросил, я ответил, что о нем думаю. Вот и все. Ты не по адресу…

— Но все же! — раззадоривал Фролов, — ну так, ради прикола! Ну, давай попробуем, круто же!

Петровский не находил в этом соревновании комнатных психологов ничего крутого, но отчетливо понял, что Фролов не отстанет. Он вздохнул и поднял взгляд на аудиторию.

— Мертвого достанешь! Ладно, о ком хотел бы услышать? — Петровский осторожно показал на стайку симпатичных девушек, на которых некоторое время назад бесцеремонно глазел Серый, — вон те красотки — будущий женсовет группы. Будут держать, так сказать, высшее сословие среди наших девчонок. Набор, в основном, по внешности, ну и пара прилипал по интересам и для самоутверждения вроде вон той пухлой, — он вновь едва заметно кивнул на одну из девушек, — половина — явно из села «Верхние Решеты», но ставить себя будут повыше остальных. В этот женсовет войдут не все…

— Не все, — Фролов скорее просто повторил, чем спросил.

— Да, многовато их, — пояснил Петровский, приняв это за вопрос, — в таком близком контакте вырисовывается слишком крутой серпентарий. Кое-кто отсеется, скорее всего, самые адекватные, будет банально неинтересно. Вон она, например, — он кивнул на темноволосую девушку, которая стояла с самого края и задумчиво накручивала волосы на палец. Поймав взгляд Фролова, она на секунду подняла глаза, но сразу же смущенно отвернулась.

— Так открыто не глазей, не в зоопарке! — одернул Петровский, — вот тебе и факты! Вроде и слушает этот галдеж, а срисовала тебя почти сразу, как ты на нее уставился. Ей неинтересно. Она отсеется, — Петровский закончил подписывать тетрадь и отложил ее в сторону, — возможно, впоследствии найдет себе друзей и подруг среди нынешнего планктона.

— Планктона? — переспросил Фролов.

— Точно, — кивнул Петровский, — знаешь, что такое планктон? Организмы, которые находятся в воде во взвешенном состоянии. Куда понесет течением, туда они и плывут. В нашем случае это не самые уверенные в себе мальчики и не самые сексуальные девочки, которые в виду скованности и заурядной внешности будут пока плыть по течению. Это не значит, что все они конченые, кого-то еще прибьет к нужному берегу, кто-то найдет себя. А кого-то, увы, просто сожрут. Вот и говорю: планктон, — он в упор посмотрел на Фролова.

— Понятно, — хмыкнул тот, — допустим. Ну, а тебя-то кто обидел?

— Не понял! — резко сказал Петровский, мгновенно напрягаясь.

— Да все ты понял! — вкрадчиво проговорил Фролов, выдерживая взгляд, — сидишь тут, лепишь ярлыки, рассуждаешь о людях, как о животных…

— А что, большая разница? — Петровский прищурился, — хотя нет, ты прав, есть разница! Животное не в пример лучше! Оно никогда не станет убивать или трахаться ради спортивного интереса! А человек запросто… да, животные явно лучше, — последние слова он сказал уже тише и глубоко вдохнул, потому что почувствовал, что начинает заводиться. Фролов, сам того не зная, задел за живое.

— Вот то-то и оно! — хмыкнул Фролов, — сам же светишься, потому и спрашиваю: что у тебя случилось в жизни, что ты про людей вот так?

— Не твое дело, — снова резко ответил Петровский.

— Как знаешь, — Фролов развел руками. Было видно, что он обиделся. Ну, и хрен с ним. Не нравится, пусть валит, куда хочет, никто его не держит.

— А про того типа что скажешь? — неожиданно спросил Дмитрий, указав на студента, одиноко сидевшего у окна в дальнем конце аудитории. Петровский проследил направление и увидел среднего роста и телосложения паренька восточной внешности, который сидел один и задумчиво смотрел в пространство. За все время он так ни с кем не заговорил и не попытался познакомиться. Создавалось впечатление, что ему было все равно, что Петровский и озвучил.

— Ему по фигу, — сказал он, — в смысле, по фигу вообще на все. Не контактирует, не пытается как-то себя поставить. Но что-то мне подсказывает, что кататься здесь на нем никто не будет. Почему он такой — не спрашивай, причин может быть миллион. Я бы лично не стал к нему цепляться. Даже на месте старших…

Фролов окинул парня задумчивым взглядом, на что последний даже не обратил никакого внимания. А может, и обратил, просто не подал виду. Потому что ему было все равно…

Зазвенел звонок, и уже через несколько секунд дверь аудитории распахнулась.

— Препод! — констатировал Фролов, — пунктуальный. Ну, с почином!

***

Три пары прошли без каких-либо сюрпризов. В основном, преподаватели знакомились со студентами, да рассказывали им причуды кредитно-модульной системы и то, как это будет выглядеть на конкретном предмете.

На одном из перерывов Петровский с Фроловым все же подошли к нелюдимому парню под предлогом спросить сигарету, на что тот вежливо ответил, что не курит. Выяснить удалось то, что парень был казахом и звали его Асхат. Асхат был вежлив и немногословен. На вопросы он отвечал культурно, но коротко, без намека на желание продолжать разговор, так что много информации вытянуть из него не удалось.

— Ну, что, может по пиву за знакомство? — предложил Фролов, когда они вышли на улицу, — я тут кафешку поблизости видел, вроде ничего так, и цены не кусаются…

— Да можно, только я теперь не особо богат, — ответил Петровский.

— Ну, и я с дочкой миллионера не сплю! — усмехнулся Фролов, — раскидаем как-нибудь. Асхат, эй, Асхат! — он окликнул Асхата, появившегося из дверей. Тот остановился и повернулся к ребятам, — Асхат, гоу по пивку! — сказал Фролов, — за первый день, так сказать…

— Не, пацаны, я домой, — вежливо, но очень твердо ответил Асхат.

— Да ладно ты, брось! — отмахнулся Фролов, — чего дома тухнуть, насидишься еще! Айда по пиву лучше!

— Не, пацаны, я домой, — повторил Асхат, не опуская глаз.

— Оставь его, — одернул Петровский. Асхат развернулся и неторопливо зашагал в другую сторону.

— Мутный он какой-то, — констатировал Фролов, провожая взглядом.

— Нормальный он, — отрезал Петровский, — может, в жизни что случилось. Может, еще какие причины есть. Не надо трамбовать пацана, его дело, как и с кем общаться.

— А, неважно! — Фролов вновь отмахнулся, — ну что, друг-студент, пошли, выпьем что ли!

***

Как это зачастую случается, «давай по пиву» практически моментально трансформировалось в «а ну его, давай водки!». Петровский с Фроловым сидели на диванах в располагавшемся неподалеку от НГПУ кафе и поглощали национальный напиток, заедая его салатами.

— За знакомство! — Фролов поднял рюмку, — ты, вроде, пацан нормальный, водку с тобой можно пить…

— С тобой, вроде, тоже, — Петровский поднял рюмку и «чокнулся» с новоиспеченным приятелем. Они выпили.

— Я сейчас понял, что мы вообще друг о друге ничего не знаем, — начал Фролов, — весь день общаемся, а все равно. Расскажи хоть о себе что ли…

— Всегда ставили в тупик абстрактные вопросы, — хмыкнул Петровский, разливая водку по рюмкам, — никогда не знаешь, как на них отвечать. Ты конкретизируй, а я уж попробую ответить, если не спросишь ничего интимного…

— Ну, мы первый день знакомы, так что спрашивать тебя, сколько раз ты курил травку и над какими фильмами тайком ревешь в подушку, я не буду! — Фролов рассмеялся, — что вообще планируешь?

— Планирую съесть салат, он вкусный, — ухмыльнулся Петровский.

— Ты понял, о чем я спросил, шутник, — заявил Фролов, — я имею в виду: после учебы, когда закончишь. Не просто же так ты на юрфак поперся. Значит, есть какие заморочки. Ты вроде с башкой…

— Вообще, получается, что просто так, — задумчиво ответил Петровский, — не знаю, что потом. Может, в ментовку пойду, может еще куда. Время покажет, я только поступил.

— Ну, наметки-то какие-то есть? — не унимался Фролов, — завязки там и все такое…

— Никаких, — спокойно ответил Петровский.

— Никаких? Так уж и совсем никаких? — Фролов прищурился, — а кто твои родители?

— Никто.

— Как это никто? Ты сирота что ли? Извини, что спросил.

— Нет, не сирота, — быстро сказал Петровский, — проехали.

Они снова выпили.

— Но тогда так не бывает! — Фролов не унимался, — что значит, никто?

— То и значит! — Петровский повысил голос, — я вроде не на приеме у доктора! Я обязан отчитываться?

— Да нет, не обязан, — было заметно, что Фролов опять обиделся, но Петровскому опять было все равно, — теперь понятно, чего ты такой «веселый» ходишь. В семье что-то произошло. Ладно, проехали, захочешь, сам расскажешь! — он примиряюще поднял руки, поймав взгляд Петровского.

— Это вряд ли, — заявил тот.

— Захочешь, всю жизнь-то в себе держать не сможешь, — заверил его Фролов, — но ладно, забыли, забыли! — он вновь поднял рюмку, призывая выпить. Петровский не возражал.

— А связи, брат, без них никак! — Дмитрий решил вменить тему, — честно говоря, вся эта учеба — полное фуфло. И диплом без завязок — подставка под пиво!

— Подставка под пиво? — Петровский усмехнулся.

— Ага, она самая! — кивнул Фролов, — все решают связи, братан! Без них образование псу под хвост, потерянные пять лет жизни. И диплом этот, тьфу, бумажка, подтереться! — было заметно, что он пьянеет.

— А у тебя, значит, родные по юридической линии? — уточнил Петровский.

— Вообще-то, по медицинской! — Фролов улыбнулся.

— Так какого лешего на юридическом забыл? — Петровский прищурился, — шел бы в мед тогда.

— Ботанить шесть лет, чтобы потом получать шесть косарей… нет, не прильщает! — хмыкнул Фролов.

— Следую твоей же логике, — спокойно проговорил Петровский, — связи — двигатель прогресса. А у тебя, как я понял, их нет. Сам себе противоречишь…

— Связи и самому нажить можно! — нашелся Фролов, — главное, чтобы вот здесь что-то было! — он постучал пальцами по своей голове, — сориентироваться можно всегда!

— Может, ты и прав, — Петровский закурил и задумчиво окинул взглядом полупустой зал кафе.

— Ага, — кивнул Фролов, — ладно, ну ее на хрен, эту философию! Давай лучше еще одну «торпеду» возьмем, а то уже заканчивается, — он подбросил в руке почти пустую бутылку, — ты, надеюсь, не торопишься?

— Да вроде некуда особо, — проговорил Петровский.

— Ну и отлично! — Фролов хлопнул в ладоши, — предлагаю накидаться!

***

Макаров поднялся на свой этаж. На лестничном пролете издалека был слышен хохот. На подоконнике расположились двое парней с пивными банками в руках. Еще один стоял рядом и курил, отчего пролет заволокло густым дымом дешевых сигарет.

— Парни, я просил, найдите другое место! — сказал он, остановившись.

— Чего? — тот, что курил, обернулся к Макарову, — ты че так разговариваешь?

— Я нормально разговариваю, — ответил Сергей, — пацаны, места полно, пьянствуйте на здоровье, только не здесь, окей? — он обращался скорее к тем, что сидели на подоконнике, тем более их он знал.

— Ты учить будешь? — стоявший хотел раздуть конфликт, но один из парней на подоконнике дернул его за рукав. Местная шпана уже успела на своем примере понять, что спокойный и неконфликтный Макаров занимался отнюдь не шахматами, поэтому связываться лишний раз они не стали.

Сергей спокойно смотрел, как двое парней спрыгнули с подоконника и прошли мимо. Третий, которого он видел впервые, удаляясь, все же намеренно задел Сергея плечом. Связываться тот не стал. Ни к чему лишний раз драться с идиотом в своем же подъезде. Ушли — и прекрасно.

Макаров поднялся еще на пролет и открыл дверь своей квартиры.

— Мам, я вернулся! — крикнул он, снимая обувь. Никто не отозвался, — мам!

Макаров похолодел. Он швырнул сумку, забежал в комнату и включил свет. Мать лежала на диване.

— Привет, Сереж, как прошло? — спросила она слабым голосом.

— Мам, что случилось, тебе плохо? — Сергей сел на край дивана, взволнованно глядя на мать.

— Да нет, все хорошо, устала просто, — мама улыбнулась, — в кастрюльке ужин, если голодный, я сделала рагу, наложишь сам?

— Конечно, наложу! — воскликнул Сергей, — мам, ну зачем ты готовила, сам бы что-нибудь слепил, ну тебе же отдыхать надо! — он строго и одновременно взволнованно посмотрел на мать.

— Что уж я у тебя, совсем ни на что не гожусь? — она рассмеялась.

— Мам, ну что за глупости? — сказал Макаров, — никто такого не говорит. Просто я не ребенок грудной, я в состоянии приготовить себе ужин, ну зачем было себя утруждать?

— Должна же я хоть чем-то радовать сына! — она подняла руку и погладила Сергея по голове, — а то совсем чувствую себя ненужной…

— Ты нужна мне, — твердо сказал Сергей, — очень нужна. Но я могу позаботиться о себе, мам. И о тебе могу, — добавил он после небольшой паузы.

— Совсем взрослый, — улыбнулась мать, — ты похож на отца…

Сергей сглотнул. Воспоминания о папе до сих пор могли причинить боль.

— Как первый день в университете? — спросила мама, меняя тему.

— Хорошо, — ответил Макаров, — группа, вроде, адекватная, ребята неплохие. Преподаватели тоже ничего. В основном, объясняли кредитно-модульную систему. Первый день, формальности, все такое…

— Кредитно-модульную? — переспросила мама.

— Баллы вместо обычных оценок, — пояснил Сергей, — надо набирать в течение семестра. От нуля до ста.

— Странные у них новшества, — задумчиво сказала мама, — учились нормально, все понятно было…

— Западная реформа, — Макаров улыбнулся, — сам не в восторге. Ничего не поделаешь, придется привыкать. Ладно, мам, я и вправду, наверное, поем, — он встал с дивана.

— Да, Сереж, покушай, — кивнула мама.

— Тебе свет выключить? — уточнил Макаров.

— Да нет, оставь, пусть будет, — махнула рукой мама.

Сергей вышел из комнаты и проследовал на кухню. В кастрюле ждало вкусное рагу, которое мама стопроцентно готовила полдня. Сергей наложил еду в тарелку и сел за стол. За окном уже было совсем темно.

***

— Напридумывают же всякой фигни, верхняя неделя, нижняя неделя, хрен разберешься! — заявил Фролов, запустив сигарету в урну.

Это было неделю спустя. Они уже более-менее адаптировались к учебному процессу. Да и ко всему остальному тоже. Компании сформировались, про кого-то все уже было понятно, кто-то еще оставался закрытой книгой, но новая жизнь, кажется, вошла в свое русло и даже начинала понемногу налаживаться.

— Предметов много, — пояснил Петровский, — все разные, на одну неделю не засунешь, вот и придумали этот замут с верхней и нижней неделями.

— Они придумали, а нам страдай! — сказал Фролов, — и так всю дорогу. Ты римское писал?

— А сам как думаешь? — Петровский ухмыльнулся.

— Кого я спрашиваю, — вздохнул Фролов, — встрянем же в конце семестра, препод, по ходу, с заморочками. Асхат, ты по римскому писал что-нибудь?

— Так, чуть-чуть, — коротко ответил Асхат. Он не курил, но из солидарности стоял вместе с другими студентами.

— Дашь скатать, а? — Фролов с надеждой посмотрел на одногруппника.

— Не вопрос, если успеешь, — согласился Асхат.

— Ага, кстати, тебя касается, вторую уже куришь! — обратился Фролов к Петровскому, — давай резче, паровоз, не успеем ни хрена!

— Успеем, — усмехнулся Петровский, бросив взгляд на часы, — все рассчитано…

— Рассчитано у него, — передразнил Фролов, — шевелись, давай!

— Пацаны, первый курс? — резкий оклик послышался с другой стороны.

Петровский повернулся. К ним быстро приближались пятеро. По ухваткам нетрудно было вычислить студентов старших курсов. Четвертый-пятый, вряд ли, эти к молодежи просто так цепляться не станут. Скорее, второй-третий. А намерения бравых ребят были ясны с одного взгляда. Похоже, решили навести свою дисциплину, попутно указав «наглым первашам» их место в местной иерархии. Вся компания приблизилась и встала полукругом, разглядывая первокурсников.

— Ну, первый, — ответил за всех Петровский.

— Ну, круто! — в тон ему ответил тот же, что окликнул всех. Видимо, местный «мозговой центр», — пакеты с мусором у входа видели?

— Это те, которые вы там швырнули? — уточнил Петровский, спокойно глядя на них.

— Соображаешь, — кивнул тот же старшекурсник, — так вот, их надо собрать и оттащить к бакам. Сейчас машина подъедет забирать, так что давайте, шевелитесь. Потом докурите! — видимо, он ожидал, что первокурсники моментально бросятся выполнять указание.

— И чье же это распоряжение? — осведомился Петровский, демонстративно затягиваясь.

— Деканата, умник! — бросил другой член теплой компании, среднего роста и очень крепкий. У всех студентов во все времена была и оставалась манера говорить о деканате своего факультета, как об одушевленном существе.

— Деканата, — вкрадчиво повторил Петровский, — то есть, ты хочешь сказать, то деканат велел тебе взять мусорные пакеты, швырнуть их у входа и заставить каких-нибудь первашей тащить их до свалки? Сдается мне, не так все было. Я думаю, деканат сказал вам, парни, оттащить эти мешки, а вы решили припахать первый курс, потому что вам тупо в лом. Ну и по статусу, типа, не положено, — он насмешливо посмотрел на эту компанию. Он прекрасно понимал, что за этим последует. Было страшно. Но в такой ситуации страх нужно было посылать подальше. Главное начать, а дальше пойдет само. Позволять «припахивать» себя было нельзя, иначе сядут на шею. Петровский прекрасно это понимал.

— Самый умный? — зло осведомился тот, который обратился к ним первым.

— Да нет, просто не люблю, когда на мне пытаются кататься, и держат за лоха, — спокойно ответил Петровский, — ты ведь уже понял, что твоей «дедовский» наезд не прокатил, да? — он презрительно усмехнулся. К этому моменту рядом с ним в курилке остались только Фролов и Асхат. Все остальные поспешили отодвинуться в дальний угол, делая вид, что ничего не происходит, стараясь оказаться в стороне от опасного конфликта. Петровский злорадно отметил, что Серый, который всю неделю продолжал строить из себя крутого парня, отвернулся в другую сторону. Не укрылось это и от старшекурсников.

— А мы что там, стоим, стесняемся, только что же глазели! — рявкнул еще один из членов компании, — ну ты, в красной майке, ты же понял, что к тебе обращаюсь!

— Оставь, его, не видишь, он собственной тени боится! — Петровский вновь резко одернул старшекурсника.

— Ты учить меня будешь?!

— Ничего я не боюсь! — подал голос Серый.

— Закрой рот! — выкрикнул Петровский, вполоборота повернувшись к нему, — ты уже все показал, стой и не дергайся! Со мной разговаривайте! — он вновь обращался к старшекурсникам.

— С тобой разговаривать? — ухмыльнулся тот, что окликнул их первым, — а ты типа крутой, да?

— Я не крутой, — спокойно ответил Петровский, — но и нагнуть меня не получится.

— А ты уверен? — из толпы выдвинулся еще один. Внешне он казался меньше остальных, но Петровский сразу же понял, этот — самый опасный из всех. Под олимпийкой у парня была сталь. Небольшие, но рабочие мышцы. Работавшие на уничтожение.

«Если что начнется, от этого надо избавляться в первую очередь, — пронеслось у Петровского в голове, — иначе хана».

— Абсолютно, — сказал он, выдерживая хмурый взгляд.

Тем временем еще один заинтересовался Фроловым. Точнее, его очками, сдвинутыми на лоб.

— Очочки модные, я смотрю, что, солнце мешает? — осведомился он и бесцеремонно сдернул их с головы Дмитрия, — ну как, идет мне? — он надел очки и начал паясничать перед товарищами.

— Очки верни, не борзей! — сказал Фролов сквозь зубы.

— Чего ты дергаешься, не с…ы, не украду! — пробасил тот.

— Я бы за такое уже втащил, — заявил Петровский, вновь вызывая огонь на себя, — тебе повезло, что парень добрый. Очки, верни, сказано, баран, ты слышишь плохо?!

— Чего?! — все подошедшие в один голос злобно зашипели, — что ты вякнул?! Слышь, да этот г…н все на свете перепутал! Ты че б…ь?!

— Ты что-то слишком дерзкий для первого курса, — тот, в котором Петровский приметил наиболее опасного, сделал шаг вперед, — может, тебе объяснить, где твое место, чмо б…я?! — с этими словами он схватил Петровского за воротник рубашки.

Это был Рубикон. И они только что его перешли. Если до этой минуты все еще можно было решить словесной перепалкой с взаимными угрозами и оскорблениями, то теперь уже нет. Если они пустили в ход руки, значит, драка уже началась. Это Петровский усвоил давно. Пути назад не было…

«Только не тупите, парни», — успел подумать он.

Резким движением он стряхнул руки противника с воротника и, не дожидаясь продолжения, ударил головой в нос. А затем, без паузы, добавил боковым в челюсть. Противник полетел в сторону, забрызгав кровью забор курилки, асфальт и стоявших рядом студентов.

— С…а! — выкрикнул «бык» с другой стороны и крюком ударил в лицо. Петровский закрылся, но сделал это поздно и неправильно, поэтому удар прошел, а противник тут же зарядил ногой в живот, от чего Петровский согнулся и полетел назад, а враг бросился в атаку, тесня ударами в корпус и голову, надеясь добить.

Краем глаза Петровский заметил, как Асхат с криком бросился на еще одного. Оба полетели в сторону и рухнули на асфальт, осыпая друг друга ударами. На Фролова накинулись двое, как самого крупного, его решили давить числом. Дмитрий сориентировался поздно, поэтому успел лишь единожды ударить наотмашь, но меткий встречный удар тут же разбил ему нос, и оба противника принялись теснить, надеясь зажать в углу. Фролову ничего не оставалось, как отходить и пытаться обороняться.

Бык, теснивший Петровского, продолжал осыпать ударами, прижимая к земле. Петровский понял, что еще несколько секунд, и драка будет закончена не в его пользу и применил простой и действенный метод — удар открытой ладошкой в пах. Этот, казалось бы, легкий шлепок, на деле оказывался крайне болезненным. Бык взвыл и на секунду инстинктивно опустил руки. Этого хватило Петровскому, чтобы разогнуться в полный рост и тут же провести мощную двойку. Его противник пошатнулся и принялся оседать на асфальт. На этом можно было остановиться, но ярость уже кипела и хлестала через край. Шипя и матерясь, Петровский бросился на врага и стал осыпать ударами, пока жертва не легла на асфальт, истекая кровью, съежившись в позе эмбриона…

Петровский резко обернулся. Из головы Фролова шла кровь. Оба противника зажали его в углу и остервенело пинали ногами. Асхат, уже расправившийся со своим оппонентом, вскочил на ноги и с криком бросился на второго, повалив на асфальт. Оба принялись осыпать друг друга ударами, от злости и ненависти уже не обращая внимания, куда бьют…

Петровский развернулся ко второму, но в ту же секунду получил болезненный удар ногой в спину и едва успел увернуться от второго — метили в голову. Ботинок вскользь задел лицо, проехавшись по правому глазу, из которого посыпались искры. Развернувшись, он увидел того самого парня, которого, как ему казалось, он «вырубил» первым.

— Крепкий, с…а! — выдохнул Петровский.

— А то! — прошипел тот, сплюнув кровью на землю, — п…ц тебе!

Они снова бросились друг на друга.

— Прекратить!!! Прекратить быстро, мать вашу!!! — это вопль был преисполнен гнева и ярости.

К месту побоища со всех ног бежал декан юридического факультета Алексей Станиславович в сопровождении пары охранников. Он был весь пунцовый от гнева.

— Всем разойтись! — кричал он, — вы что творите?! Что вы, идиоты, вытворяете?!

Драка почти мгновенно остановилась. Двое охранников растащили в стороны сцепившихся старшекурсника и Асхата и теперь крепко держали обоих еще не оправившихся драчунов.

— Руки зачесались?! — продолжал неистовствовать декан, — вы что, совсем ох… ли?! — Петровский невольно усмехнулся, услышав от доктора юридических наук мат в адрес студентов.

Все участники драки начинали понемногу приходить в себя и подниматься на ноги.

— А вы что смотрите?! — Алексей Станиславович повернулся к остальным студентам, испуганно жавшимся в дальнем конце курилки, — что, разнять е могли?! Гладиаторы хреновы, привести себя в порядок и все в деканат! Все до единого!

— Алексей Станиславович, тут совсем «плохие» есть, — мрачно обратился к нему один из охранников.

— Этих отвести в здравпункт! — распорядился декан, — остальным привести себя в порядок и через десять минут все у меня! Все! Остальные на занятия! Бегом на занятия, я сказал! — завопил он не своим голосом.

Петровский развернулся и медленно двинулся в сторону корпуса вместе с Асхатом. Фролов стряхнул с себя руку одного из охранников и, вытирая с лица кровь, поспешил за ними.

— Все на занятия! — гневно повторил Алексей Станиславович, — разошлись, я сказал, здесь не на что смотреть!

***

— Это неслыханно! — говорил декан спустя пятнадцать минут. Петровский, Фролов и Асхат уже привели себя в порядок и сидели в его кабинете. На выходе из деканата они пересеклись с «другой стороной» конфликта. Обменявшись злобными взглядами, парни разошлись в дверях. Петровский злорадно отметил, что пришли всего трое. «Значит, двоих уродов уработали по полной», — подумал он.

— Но мы… — начал Фролов.

— Молчать! — рявкнул Алексей Станиславович, — я тринадцать лет работаю в ВУЗе! Вот уже пятый год, как я — декан юридического факультета! И на моей памяти такое впервые! Вы в университете без году неделю, да что там, реально, неделю, и на тебе! Вульгарная драка со старшим курсом, побоище, вы чем вообще думаете?! — говоря, он нервно ходил по кабинету из стороны в сторону.

— Они первые начали, — мрачно произнес Петровский.

— Не надо мне рассказывать! — декан яростно склонился над ним, — вы что, в детском саду? Мы начали, они начали! По моим сведениям, Петровский, вы первый ударили студента Коновалова, спровоцировав массовую драку! Скажете, было не так?! Не так?!

— То есть, вы считаете, — начал Петровский, постепенно заводясь, — что я просто так, без какой-либо веской причины, ударил студента третьего курса? Они ведь с третьего курса, верно? — он посмотрел декану в глаза.

— Они-то с третьего, — выдохнул Алексей Станиславович, — а вы, молодые люди, боюсь, закончите свое обучение в нашем ВУЗе уже на первом…

— Что?! — Фролов опешил, — вы… вы нас отчисляете?

— Нет, поощряю! — гаркнул декан, — а вы что думали, а? Что я буду спускать такое? Это, господа студенты, вообще ни в какие рамки не умещается! Это уголовщина, вы, учась на юридическом, это понимаете?! И вы считаете, что я должен спустить вам это с рук? Думаю, говорить здесь не о чем.

— Ясно, — пробормотал Фролов, — они останутся, потому что они давно на факультете. А нас вышвырнут, потому что мы здесь никто. Но это несправедливо…

— Ты еще про справедливость мне расскажешь? — прищурился Алексей Станиславович, — думать надо было до того, как машете руками, а не после! Я думаю, говорить с вами не о чем! Можете быть свободны, с завтрашнего дня вы не являетесь студентами НГПУ.

Петровский похолодел. Жизнь только-только начинала входить в нормальное русло. И вот, после первой недели, отчисление из университета. Нет, это не должно было случиться. Нужно было срочно что-то предпринять. Прямо здесь и сейчас. Но только что? Точно! Деньги! Нужно было предложить денег. Сколько попросит, столько и дать. Найти было можно, это дело третье, главное сейчас договориться.

— Алексей Станиславович… — начал Петровский, но его оборвал внезапный, но деликатный стук в дверь.

— Я занят! — рявкнул декан, чуть повернувшись в ту сторону.

Вопреки гневному запрету, дверь плавно открылась, и на пороге возник молодой парень в сером костюме.

— Алексей Станиславович, разрешите! — начал он слегка заискивающим тоном. Вошедший как-то странно улыбался уголками рта и, казалось, излучал радушие и вежливость, однако было в нем что-то скользкое, очень скользкое, может, даже, опасное. Или это были лишь домыслы ребят из-за стресса…

«Лаборант, наверное, — подумал Петровский, — или аспирант. Вот декан ему сейчас устроит. Сказано же было, не лезь, глухой что ли или дурак».

Однако реакция декана поразила Петровского до глубины души. Алексей Станиславович сначала покраснел, затем вытаращил глаза и рухнул на свой стул.

— Чего тебе, Соболев? — осведомился он, глядя на вошедшего со смесью гнева и какой-то странной обреченности.

— Алексей Станиславович, я тут случайно услышал ваш разговор, — начал он. Только сейчас Петровский разглядел действительно хитрые нотки в его голосе. Нет, не показалось. Вошедший был явно совсем непрост. И Карнаухов его хорошо знал. Не любил, это было заметно, но очень давно и близко знал. И, что самое удивительное, похоже, считался с ним.

— Соболев, ты и «случайно» — понятия несовместимые! — перебил декан, — выкладывай, зачем пришел!

— Я думаю, нам лучше поговорить наедине, — предложил Соболев, — ребята, подождите, пожалуйста, за дверью! — Петровский понял, что обращались уже к ним. Спорить они не стали и, хоть декан, формально являвшийся здесь главным, им не разрешал, почему-то синхронно встали и направились к выходу. К всеобщему удивлению, Алексей Станиславович даже не попытался возразить.

— И не подслушивайте! — Соболев хитро подмигнул.

Вся троица не вышла, а буквально выпала из деканата.

— Нет, ну ты видел, видел?! — заговорил Фролов, тыча кулаком Петровскому в плечо.

— Дыру во мне пробьешь! — Петровский отстранился, — видел, не слепой.

— Это что за птица?! — недоумевал Фролов, — видел, как декан на него смотрел? Он его явно терпеть не может, но считается ведь! И… и, по ходу, побаивается! — он словно озвучивал мысли Петровского.

— Заметил, — Петровский согласно кивнул.

— Пацаны! — Асхат одернул обоих и молча указал глазами на дверь. Они отошли подальше, чтобы их разговор не услышали.

— По ходу, о нас говорить будут! — прошептал Фролов.

— Да ты что, тоже догадался? — с иронией спросил Петровский.

— А тебе, я смотрю, очень весело?! — разозлился Дмитрий, — а если он вообще мент какой-нибудь? Если нас вообще закроют к е…м?!

— Чушь не пори! — одернул Петровский, — и панику не сей. Нет, на мента он точно не похож. Да и потом, никто бы не стал вносить сор из избы и портить репутацию факультета, вмешивая во всю эту канитель ментов. Здесь что-то другое…

— Делать-то что? — осведомился Фролов.

— Да ничего, ждать, — отозвался Петровский, — все, что можно было, уже сделали. И что нельзя было — тоже.

***

— Это ничего, что я присел? — спросил Соболев, опустившись в кресло напротив декана.

— Соболев, на фоне твоих обычных выходок я как-нибудь потерплю то, что ты уселся в кресло, хотя я тебе не разрешал! — раздраженно ответил Алексей Станиславович, — зачем пришел?

— Я хотел поговорить по поводу тех ребят, ну, с первого курса, — произнес Соболев, поигрывая ручкой из органайзера декана, — Фролов, Петровский и Алебаев, кажется…

— Догадался, — Алексей Станиславович плюхнулся в кресло, — и о чем ты хочешь поговорить, Соболев? Может, мне не отчислять их, а назначить на губернаторскую стипендию?

— На стипендию назначать не надо, — Соболев усмехнулся, — но отчисление, на мой взгляд, это крайность…

— Крайность?! — декан вскочил со своего места, — ты хочешь поговорить со мной о крайностях? Ты в курсе, что они натворили? Тебе показать нашу курилку?! Она сейчас больше похожа на съемочную площадку фильма ужасов, чтоб его! Там всюду кровь! Всюду! Эти твои ребята, которых ты непонятно почему защищаешь, отморозки! Ты это осознаешь?! А если это выплывет? Об этом ты думал?! Думал или нет, я спрашиваю!

— Признаю, Алексей Станиславович, ребята переборщили, — задумчиво проговорил Соболев, — но, несмотря на общую жестокость их действий, мы оба понимаем, что они защищались…

— Хороша защита! — выкрикнул декан, — в таком случае фашистская Германия в тридцать девятом защищалась от всего мира! Их там тоже, видишь ли, ущемляли!

— Ну, я бы не стал приравнивать наших студентов к фашистам, — сказал Соболев.

— Я образно! — Алексей Станиславович раздраженно отмахнулся, — ты прекрасно понял, о чем я, Соболев! Ты знаешь, что двое студентов с третьего курса в больнице? И это сделали твои, мать их, подопечные! Что ты мне предлагаешь? Сегодня я оставлю их в ВУЗе, а завтра они пойдут и отметелят какого-нибудь преподавателя? Или вообще убьют кого-нибудь? Ничего смешного! — ухмылка Соболева не укрылась от его взгляда.

— Этого не произойдет.

— А ты так уверен? — декан прищурился, — слушай, с чего ты их вообще защищаешь?

— Алексей Станиславович, это далеко не первый прецедент, и мы оба это прекрасно знаем, — пояснил Соболев, — всем давно известно, что ребята с нынешнего третьего курса периодически грешили штучками в стиле армейской дедовщины. Из-за этого уже были проблемы, их неоднократно предупреждали. Они не вняли. Рано или поздно что-то подобное должно было произойти. И это произошло. Я понимаю, что они на хорошем счету и как студенты, и как активисты, но их поведение…

— Соболев, тебе напомнить, чем грешишь ты?! — Алексей Станиславович яростно посмотрел на собеседника.

— Я не цепляюсь к новеньким студентам и не развожу дедовщину в университете, где это неуместно, — возразил Соболев, — ну и потом, кто из нас не без грешка, Алексей Станиславович? — он хитро прищурился.

— Соболев, ты на что намекаешь?! — декан побагровел.

— Я ни на что, упаси боже! — Соболев двусмысленно усмехнулся, — я лишь рассуждаю о том, что все люди…

— Чего ты хочешь? — перебил Алексей Станиславович, вновь обреченно рухнув в кресло.

— Действия студентов были излишне жестокими и должны быть справедливо наказаны, никто не спорит, — ответил Соболев, — но отчисление — это перебор. Никто не предлагает спустить это с рук. Накажите их. Справедливо и показательно. Накажите обе стороны конфликта, — Соболев намеренно выделил слово «обе», — но дайте ребятам шанс. Вы ведь поступите правильно, я уверен. Вы же умный и справедливый человек! Иначе разве были бы вы на своем месте! — Соболев с хитрым подобострастием посмотрел на декана.

— Хорошо, — выдохнул тот после небольшой паузы, — иди и скажи этим Бальбоа, пусть идут на занятия. Я передам решение о наказании через старосту группы. И только попытайся и от этого их отмазать!

— В мыслях не было, Алексей Станиславович! — открестился Соболев.

— Все, отправляй их, глаза бы мои не глядели! Надеюсь, ты доволен? Свободен!

— Большое спасибо за понимание! — Соболев улыбнулся и встал из-за стола.

— И еще, Соболев! — уже у дверей Алексей Станиславович остановил его, — я понятия не имею, какого хрена ты их защищаешь, но предупреждаю тебя об одном: если ты тут попытаешься взрастить второго себя, попру из ВУЗа и твое протеже и тебя вместе с ним! Не посмотрю ни на то, что ты выпускник, ни на… — декан осекся, поняв, что сейчас скажет лишнего, — ни на что не посмотрю, в общем! Все, свободен!

***

— Отличный ответ на семинарском занятии, вы делаете успехи, Макаров! — отметил преподаватель, — что ж, на этой прекрасной ноте все свободны! Рекомендую подойти к следующему занятию со всей ответственностью!

Преподаватель — крепкий мужчина средних лет в строгом костюме — вышел из аудитории.

— Неслабо начал, Серег, фартовый! — сказал одногруппник Юра, подойдя к Макарову.

— Просто ответил на семинаре, что тут такого? — Сергей пожал плечами и забросил за плечо свою сумку.

— Ты как с луны! — хмыкнул Юра, — ты в курсе, кто он?

— Просвети, — улыбнулся Сергей.

— Он не просто препод, а подпол из СК! — Юра понизил голос, — совмещает уголовное право с основной работой! Преподает у нас и в НГА. Если приглянулся ему, сможешь потом нехило устроиться!

— Ты совсем далеко заглядываешь, — сказал Сергей, — мы в универ-то только что поступили…

— Ладно, не говори, что это не круто! — Юра похлопал товарища по плечу, — да ну хрен с ним, ты слышал, слышал?!

— Ты о чем? — не понял Макаров.

— Нет, ты точно не с этой планеты! — расхохотался Юра, — ну как же? — он сделал характерное движение рукой, имитируя удар.

— А, ты о драке, — Макаров кивнул, — да, слышал, что подрались наши одногодки с третьим, вроде бы, курсом.

— Подрались?! — Юра едва не задохнулся от восторга, — ну, ты даешь! Все только об этом и говорят! Парни из двенадцатой вкатали «старшакам» по самые помидоры! Разгромили их, как фрицев в Сталинграде!

— Наверное, было за что, — Макаров равнодушно пожал плечами.

— И что думаешь по этому поводу? — не унимался Юра.

— Да ничего, — Макаров толкнул дверь и вышел из корпуса, — я вообще не люблю драки.

— Как это, не любишь драки? — Юра округлил глаза, на ходу закуривая, — ты же занимаешься боями без правил, разве нет?

— Смешанными единоборствами, это разные вещи, — поправил Сергей, остановившись, — бои без правил незаконны. То должен знать, как будущий юрист! — он усмехнулся и похлопал Юру по плечу.

— Смотрите, какие мы правильные! — Юра рассмеялся, — нет, ну согласись, парни красавцы. Интересно, их теперь не отчислят? А что бы я сделал на их месте? — он задумался, — ты бы как поступил, Серег?

— Я бы защищал себя и своих друзей, — ответил Макаров, — но постарался бы избежать драки. Это первое, чему учат на тренировках, чтобы ты знал. Стараться не попадать в ситуации, где твои навыки могут пригодиться…

— А я бы тоже почистил им рожи! — восхищенно проговорил Юра, — нет, ну четко, четко, молодцы, парни…

— Болтал бы ты поменьше! — Сергей улыбнулся краем рта, — такие вещи обычно не остаются без последствий. Не разделяю твоего восторга. Я им совсем не завидую…

Макаров развернулся и пошел прочь, оставив Юру размышлять с тлеющей сигаретой в руке.

***

Остаток дня прошел без эксцессов. С последней пары троицу попросту выгнали, посоветовав сначала залечить боевые ранения, а потом приходить на занятия. Полтора часа спустя они сидели в столовой и запоздало обедали. Соболев после разговора с деканом просто вышел и, ничего не объяснив, отправил их на занятия, удалившись так же внезапно, как и появился.

— Нет, ну офигеть, да? — говорил Фролов с набитым ртом, — пришел, потрещал с деканом и все! Нас уже не отчисляют! И знаете, что самое удивительное? — он посмотрел на товарищей, — я пробивал в курилках за этого Соболева. Знаете кто он? Студент! Обыкновенный студент, такой же, как и мы, правда, с пятого курса. Выпускник, то биш, — он дожевал бутерброд и пододвинул к себе вторую тарелку с супом.

— Не такой уж и обычный, раз так нагло заявляется к декану и решает такие вопросы, — заметил Петровский, — слушай, куда в тебя столько влезает? Вторую тарелку жрешь!

— Мои девяносто три килограмма надо хорошо кормить! — ухмыльнулся Фролов, похлопав себя по животу, — чтобы я был большим и сильным и мог еще кому-нибудь вломить!

— На твоем месте я бы так не радовался, — сказал Петровский, отхлебнув сок, — если мы тут еще кому-нибудь вломим, нас точно вышвырнут к чертовой матери. И никакой Соболев тут, боюсь, уже не поможет. Интересно, что за наказание нам придумает декан…

— Хозработы какие-нибудь, — негромко сказал Асхат.

— Думаешь? — Петровский с сомнением посмотрел на него.

— Ну, не плетьми же нас пороть будут, — резонно заметил тот. Все трое рассмеялись. Асхат говорил мало, но по делу, и всегда умел попасть «в яблочко».

— Ладно, что там еще про него говорили? — Петровский вернулся к основной теме разговора, — я смотрю, с нами теперь говорят охотнее?

— А то! — гордо заявил Фролов, — мы тут теперь типа национальные герои! Прикиньте, оказывается, эти упыри не в первый раз трамбовали первашей! А мы первые, кто дал им реальный отпор. Так что мы теперь в авторитете!

— Авторитет хренов, — хмыкнул Петровский, — так что там с этим Соболевым?

— А ничего, — крякнул Фролов, — о нем почему-то особо не распространяются. Отмалчиваются в основном.

— Понятно, — Петровский кивнул, — точно, важная птица. Ну, это с первой минуты было ясно. Интересно, почему его все так боятся? И, самое главное, чего ему от нас надо?

— А с чего ты взял, что ему от нас что-то надо? — удивленно спросил Фролов.

— Дима, ты в какой стране вообще живешь? — осведомился Петровский, — ничего не бывает просто так, пора бы запомнить!

— А может, реально просто так, — пожал плечами Фролов, — может он, типа Робин Гуд. Помогает всем и ничего не просит взамен. Может ведь такое быть…

— Это вряд ли, — Петровский отрицательно покачал головой.

— Ну да! — Фролов вытаращил глаза, — он — опасный гангстер и хочет использовать нас по своим криминальным поручениям! — он расхохотался, — Костян, ты параноик!

— Хочется надеяться, — Петровский залпом допил сок и встал из-за стола.

— Ты куда собрался? — спросил Фролов.

— Хочу узнать, что же это за студент Соболев, о котором боятся говорить в курилках, — спокойно ответил Петровский.

— Каким же образом, Холмс? — осведомился Фролов.

— Найду его и поговорю с ним, — пояснил Петровский.

— С кем, с Соболевым?! — Фролов изумленно вытаращил глаза. Даже Асхат поднял удивленный взгляд от своей тарелки.

— А он что, языческое божество?! — в тон ему ответил Петровский, — как бы там ни было, он в первую очередь человек и такой же студент, как и мы, кто бы там за ним не стоял. Так что не вижу в этом проблемы. А тебе, Дима, рекомендую пока жить в состоянии контролируемой тревоги.

— С чего бы вдруг? — не понял Фролов.

— Я, конечно, попытаюсь сыграть на опережение, но не факт, что получится мгновенно, — объяснил Петровский, — а если так, то этот Соболев может сам очень скоро заявить о себе. Молись, Дима, чтобы твоя х…я про Робин Гуда оказалась правдой.

***

— Здорово! — Петровский сел в машину Костомарова и коротко пожал ему руку.

— Привет! — бросил тот, — ого! Кто это тебя так разукрасил?

— Местное гостеприимство, — Петровский нехорошо усмехнулся, — тест на устойчивость от местных старшекурсников.

— Бывает, — кивнул Костомаров, трогаясь с места, — помощь нужна?

— Уже разобрались, — отмахнулся Петровский, — двое пацанов с группы впряглись. Мы их нормально обработали. Двоих вроде до больнички.

— Сколько было? — спросил Костомаров, ловко выкрутив руль и перестроившись в потоке.

— Тех пятеро, — ответил Петровский.

— Ого! — Костомаров присвистнул, — значит, нормальные пацаны у тебя в группе. Заяв-то на вас не напишут, раз по тяжелой их отработали?

— Да вроде не должны, — Петровский пожал плечами.

— Вроде… Володя, — передразнил Костомаров, — вопрос на контроле держи, а то мало ли…

— Нас вообще отчислить хотели, — сказал Петровский, — но вопрос решился.

— По бабкам решил? — спросил Иван.

— Хотел, — ответил Петровский, — не знаю, что бы из этого вышло, но не пришлось. За нас впрягся какой-то пятикурсник. Похоже, из местных блатных и имеющий какие-то заморочки с деканом.

— Родственник, может, — предположил Костомаров и нажал на гудок, — куда ты лезешь, осел, в левый ряд?! Упырь! — он обогнал японскую иномарку и снова вдавил газ в пол.

— Может и родственник, — продолжил Петровский, — понятия не имею, зачем он нас отмазал.

— Редко что-то просто так бывает, тебе ли не знать, — задумчиво произнес Костомаров, — хочешь выяснить? — он бросил на друга понимающий взгляд.

— Хочу, — кивнул Петровский, — сегодня не вышло выцепить, но ВУЗ-то небольшой и тесный. Вытащу, да спрошу.

— Что, напрямую?! — Костомаров даже машину остановил.

— Ванек, и ты туда же?! — раздраженно осведомился Петровский, — мои тоже охренели, как узнали, что я собираюсь просто с ним поговорить. Что он, из чего-то другого сделан, чем все остальные?

— Твой вопрос, тебе решать, — Костомаров пожал плечами.

— Ладно, это лирика, — отмахнулся Петровский, — куда сейчас-то едем?

— А это очень интересно! — Костомаров ухмыльнулся, — царапину на моей ласточке видел?

— Не обратил внимания, — признался Петровский, — и?

— Зацепил один засранец, пока я в магазине был, — пояснил Костомаров, — зацепил и смылся с места аварии. Вот только дядю Ваню не проведешь. Дядя Ваня весь расклад нашел!

— Руслик? — Петровский понимающе усмехнулся.

— Он, родной, — кивнул Иван, — подключил родню, и видео с камер мне пробил, и информацию на автомобиль нашел. Так что едем смотреть в глаза водителю черной «Ауди А7» и взывать к мукам его совести…

— Ванек, ты рехнулся? — опешил Петровский, — серьезно собрался ехать на разборку с чуваком на «авдотье»? Ты представляешь, кто там может оказаться? И что он с нами сделает? Может, лучше доедем до психиатра, пока травматолог или анатом не понадобился?

— Что, сдрейфил? — ухмыльнулся Костомаров.

— Разум не имеет ничего общего с трусостью, — отрезал Петровский.

— Да не ерзай так! — успокоил Иван, — там все не так страшно, как ты думаешь. Говорю же, Руслик достал весь расклад. А знания — сила! — он вновь усмехнулся.

— Тогда, может, расскажешь? — гневно осведомился Петровский.

— Сам все увидишь, — пообещал Костомаров, — будешь в восторге, уж поверь мне.

***

В подъезд нового многоэтажного дома они попали по отработанной схеме. Обладавший не по годам взрослым голосом Костомаров звонил в первую попавшуюся квартиру и представлялся то почтой, то газовой службой. Чаще всего открывали, хотя случались и промашки. В этот раз все прошло гладко.

— Может, уже объяснишь, в чем прикол? — спросил Петровский, когда они поднимались по лестнице.

— Сам все увидишь, — снова пообещал Костомаров, — только обещай сильно не ржать, а то все испортишь.

Они поднялись на седьмой этаж. Костомаров, похоже, прекрасно знал нужную квартиру и сразу же позвонил в дверь. Через несколько секунд послышалась возня с той стороны.

— Кто?

— Вас беспокоит «Нобельск-Телеком», вы уже подключились к нашему провайдеру? — начал Костомаров заискивающим тоном.

— Как вы уже за… и! Вам же говорили, валите отсюда на хрен! Вы тупые… ой! — дверь едва раскрылась, и Костомаров тут же схватил за грудки и выволок в подъезд худощавого паренька с курчавыми волосами.

— Помнишь меня? — осведомился Иван, грозно глядя на свою жертву.

— Ты кто такой? Чего тебе надо? — испуганно пропищал тот.

— Я — совесть твоя, мучить тебя пришел! — ответил Костомаров и занес кулак над головой паренька. Петровский усмехнулся уголками рта. Похоже, он начал понимать, что к чему.

— Чего? — паренек вытаращил глаза, — ты что, псих? Ненормальный?! Чего тебе от меня надо? Ты вообще знаешь, с кем… — он осекся, потому что Костомаров отвесил ему небольшую затрещину.

— Не понял, за что? — осведомился он, — прочистить память?

— Ну все, вам хана! — завопил паренек, — знаешь, кто мой папа? Да он вас…

— Знаешь, кто мой папа! — передразнил Костомаров, — все они такие, говорил я тебе про этих мажоров! — он обернулся к Петровскому, — твой папа, боюсь, не обрадуется, узнав за твои грешки, щегол!

— Какие грешки? Ты вообще о чем? — пискнул курчавый паренек.

— Я об инциденте с автомобилем «ВАЗ2112» вчера в полдень и уход с места ДТП! — рявкнул Костомаров, — про вождение без прав я вообще молчу! Мало тебе, мало? — он замахнулся, заставив перепуганного парня втянуть голову в плечи и зажмуриться, — думал, не найду тебя? А я, прикинь, нашел!

— Ты вообще о чем… — начал парень, но увидев у своего носа пудовый кулак переключился на другую волну, — да мой папа тебе яйца оторвет, если узнает, что ты меня прессовал, ты понял?! — выкрикнул он и снова зажмурился, ожидая, что будут бить. Но тумаков не последовало.

— Да ну? — хмыкнул Костомаров, — а что он, стесняюсь спросить, оторвет тебе, если узнает, что ты опять взялся за старое?

— За какое старое? — парень сделал вид, что снова не понимает, — ты вообще о чем?

— А я о твоей езде на машине без прав с дружками и вашими сосками! — пояснил Костомаров, — ладно, без прав, ладно, с «алкашкой», хрен бы! Но ведь тогда в машине нашли не только вискарь, правда, Коля Соколовский? Что, отмазал папуля, думал, никто не узнает? Я бы вас в колонию на его месте отправил! Представь, что будет, если по возвращению из командировки папа узнает, что ты продолжаешь чудить в том же духе? Берешь без спроса машину, бухаешь за рулем, куришь дурь! Кому из нас что оторвут, а? — он в упор смотрел на парня.

— Но этого не было! — прошептал тот, будучи уже едва живым от страха.

— Да ну? — хмыкнул Костомаров, — а пятно на белой коже от пролитого алкоголя? А следы «ганжи» в салоне? Нужно быть осмотрительнее!

— Там ничего нет, этого не было! — отчаянно завопил паренек, пытаясь вырваться. Бесполезно. Костомаров держал его железной хваткой.

— А если будет? — участливо осведомился Иван, — с учетом твоих прошлых грешков, подумай, кому поверит папа? И, самое главное, что он с тобой сделает?

— Откуда ты все это знаешь? — прошептал паренек, со страхом глядя на Ивана, — ты что, мусор?

— В ведре у тебя мусор, понял? — Петровский заметил, что ни положительного, ни отрицательного ответа на вопрос о принадлежности к МВД его друг не дал, — так что, будем звонить папе? Или есть другие предложения?

— Сколько? — обреченно спросил паренек, переводя взгляд с Костомарова на скромно стоявшего в стороне Петровского.

— Вот это другой разговор! — Костомаров похлопал парня по щеке, — договоримся, мажорик!

***

Они вышли из подъезда и остановились около машины Ивана.

— Поехали отсюда быстрее, а то не ровен час, правда, папа приедет, — предложил Петровский, — его так не прессанешь.

— Не суетись, папа приедет из Москвы не раньше послезавтра, — отмахнулся Иван, пересчитывая деньги, — держи, твоя доля, — он протянул Петровскому несколько купюр.

— Да мне-то за что? — пожал плечами тот.

— Ну, не хочешь, как хочешь, — ответил Иван и в шутку попытался забрать деньги обратно.

— Руки убрал, зашибу! — весело рявкнул Петровский.

— Я-то знаю, что ты на бабки падок! — Костомаров расхохотался, — мажорик нормально раскошелился. Тут и за ремонт, и за беспокойство, и за моральный ущерб, и чтобы папе не звонить!

— Весь расклад про пьяную езду и траву тебе тоже Руслик нарыл? — осведомился Петровский.

— А то! — хмыкнул Костомаров, — Руслик — наш мудрый серый кардинал, всегда готов помочь друзьям в трудную минуту! — он вновь рассмеялся.

— Ага, а знаешь, почему мудрый? — проговорил Петровский, — потому что в отличие от нас умеет не только решать такие ситуации, но и не создавать их. Пошлет нас Руслик когда-нибудь ни три буквы и будет прав!

— Не пошлет, он пацан понимающий! — заверил Костомаров, — а с его завязками такие вопросы на раз-два решаются! — он снял машину с сигнализации и открыл дверь.

— А у тебя есть подход к детям, — заметил Петровский.

— Ага, — Костомаров кивнул, — система в лучших традициях Макаренко. Метод кнута и кнута.

— Не пора и своих заводить? — усмехнулся Петровский.

— Сплюнь, балбес! — отмахнулся Костомаров.

— Да нет, я серьезно, задумайся!

— Костян, иди в задницу, сейчас пешком домой пойдешь!

Шутливо разговаривая, они сели в машину. Солнце уже приобрело ярко-красный оттенок и понемногу скатывалось за линию горизонта.