Легенды Сэнгоку. Под знаком тигра

Дмитрий Тацуро, 2017

Япония, первая половина 16-го века, эпоха Сэнгоку-Дзидай – время воюющих провинций, когда сын поднимал меч на отца, а брат на брата. Когда обычный простолюдин мог убить знатного военачальника и сам возглавить целую армию самураев . В это неспокойное время и довелось появиться на свет Нагао Кагэторе, которому пришлось познать на себе потерю и предательство близких ему людей, и окунуться с головой в этот круговорот кровавой смуты.

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Легенды Сэнгоку. Под знаком тигра предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

← Пролог

Глава 2. Не у дел →

Глава 1

Знамение

3-й год Кёроку 18 день месяца Кисараги (февраль 1530 г). Провинция Этиго.

Тамэкагэ открыл глаза. Перед ним маячил до боли знакомый человек. Наголо выбритое лицо с узкими, маленькими и хитрющими глазами. Голову его венчала шапочка эбоши, которая обычно одевалась под шлем. Сам он был облачён в чёрные шнурованные доспехи, а поверх, на не особо широкие плечи, накинута безрукавая куртка-дзинбаори, с родовым гербом на спине.

— Усами!? — недоумённо выкрикнул Тамэкагэ. Он потёр глаза, поднимаясь со своего ложа. — Я задремал.

— Не то слово господин! — озабочено ответил Усами, пристально разглядывая своего сюзерена. — Вы никогда так долго не спали! Особенно во время похода, ведь прошло целых три часа⁴.

Полководец поднялся во весь рост. Оказалось, что он выше своего вассала на целую голову, гораздо шире в плечах и, в отличие от Усами, обладал узенькими усиками, плавно опускавшимися вниз и переходящими в бороду, обрамлявшую лицо от виска до виска. Так же одет в доспехи, в которых и спал, чёрного цвета с белой шнуровкой, довольно старомодные, но полководец не гнушался этим и не распалялся на всякие роскошества. Волосы его были расплетены и гладко ниспадали до плеч. Тамэкагэ не брил лоб как это принято по обычаю самураев, но, как и многие его вассалы предпочитал зачесывать волосы назад, стягивая в хвост на темени. Отчасти они это делали из-за холодной зимы и сильных ветров, как-никак лысая голова быстрее замерзала, а отчасти из-за отдаления от Киото — рассадника роскоши, ярких одежд, косметики, сложения стихов и пышных пирушек. Да и не гнался Тамэкагэ за модой. Ему были чужды всякого рода развлечения, ведь большую часть жизни его занимала война, а прожил он на этой беспокойной земле уже сорок один год.

Он снял с вешалки для доспехов шапочку, токую-же как у Усами и повязал на голову. С подставки для мечей, стоявшей у изголовья постели, поднял сначала танто — кинжал, в полторы ладони длинной и заткнул за пояс, затем тачи — сильно изогнутый меч, заостренный с одной стороны, и подвесил к поясу изгибом вниз. Дальше Тамэкагэ направился к выходу из своего шатра. Усами пошёл за ним.

Выйдя на свежий воздух, полководец глубоко вдохнул холодный, зимний ветер. Погода давала о себе знать уже не первый день. Снежная буря заволокла небо так, что звёзд не было видно. В этом месяце всегда было так, по крайней мере, в этой части страны.

Этиго — провинция, которой управлял Тамэкагэ, находилась на северо-востоке острова Хонсю. В основном здесь повсюду преобладали горы и холмы, равнин почти не было, но земля, тем не менее, была плодородной. Западную границу полностью омывало море Нихонкай, от чего прибрежные селения зачастую терпели бедствия от цунами. Но люди свыклись с этой кармой и получали из морских глубин все доступные дары. На юго-западе, за горами Этиго, лежали провинции Эттю, которая уже несколько лет является полем битвы соседних князей — даймё и религиозной секты икко-икки, на юге Синано — обширная и богатая земля. На востоке Кодзукэ и Ивасиро, на севере Дэва. Вся провинция Этиго была огорожена со всех сторон горами, которые являлись отличным щитом от набегов соседей. Особенно зимой, когда горы покрывал толстый слой снега высотой в два-три сяку⁵. Тамэкагэ любил свою землю и в дальнейшем мечтал о её расширении.

Полководец сел на складной стул, стоявший у шатра. Над его головой заколыхался широкополый зонт, защищающий от снега. Вокруг беспокойно трепались ширмы — маку, огораживающие ставку полководца, за ними виднелись знамёна клана Нагао с гербом, — три начала в девяти светилах⁶.

Усами спешно подошёл к Тамэкагэ и склонился перед ним в поклоне, на одно колено, как и подобало воину.

–Господин Нагао! Я принёс вам известие, — начал было он, но полководец резко его перебил.

— Мне приснился странный сон Садамицу.

Усами Садамицу выпрямил спину, оставаясь сидеть на коленях и всем своим видом показал, что внимательно слушает князя. Тамэкагэ продолжил, завороженно всматриваясь в заволоченное бурей небо.

— Там не было замка Касугаямы, осталась лишь гора, а на ней… ничего.

— Как такое возможно мой господин!? — удивлённо воскликнул Усами.

— Я пытался подняться на неё, но мне постоянно мешали какие-то неведомые силы. — Нагао говорил, не обращая внимание на удивление своего вассала. — Наконец я поднялся. На вершине стояли огромные врата… — он немного прервался будто вспоминая сон. — Никогда раньше такие не видел.

— И что-же это были за врата мой господин? — Садамицу с интересом взирал на своего сюзерена, ожидая что тот расскажет что-нибудь интересное.

Неожиданно уши обоих заволок гул сильного ветра, и лицо залепил снег. Подбежали двое самураев, что раньше стояли у шатра и загородили своего повелителя от капризов погоды. Нагао наконец перевёл взгляд на Усами, даже не удостоив взглядом двух телохранителей, будто и не заметил их стараний.

— За вратами была пустота, — заговорил Тамэкагэ. — и тем не менее, из них вышел воин. Он превосходил наших воинов в два раза, и в росте, и в оружии. А за ним… — дальше князь Нагао подробно обрисовал на словах метаморфозы тигрёнка в дракона и то, как зверь называл его по имени.

Усами опустил голову, задумчиво сузил и без того узкие глаза и погладил рукой подбородок. Тамэкагэ пристально смотрел на него, ожидая, что его советник как-нибудь растолкует его страшный сон. Усами слыл умным человеком, сведущим в астрономии и военной стратегии, он был с одного года рождения с Нагао и прошёл с ним практически все сражения. Он частенько составлял гороскопы для вассалов князя и их жён, предсказывал некоторые события по звёздам и толковал сны.

— По поводу голосов, — начал Садамицу, поднимая взгляд на князя. — что изрыгало из своих уст животное, могу сказать лишь одно, — это был мой голос господин!

— Что это значит? — Тамэкагэ удивлённо вскинул брови.

— Это значит, что вы слышали мой голос сквозь сон, когда я вас будил. Дело в том, когда человек просыпается, он начинает сознанием понемногу возвращаться к реальности, в которой находится его земное тело. И так получается, что он иногда слышит и чувствует происходящие вокруг него вещи.

— Вот как? — Тамэкагэ выпрямился на стуле. — А может всё наоборот? Может то была реальность, а мы с тобой сейчас во сне?

— Тогда, мой господин, — Усами позволил себе улыбнуться краешком рта. — мы с вами большую часть жизни провели во сне.

— Хм. — коротко хмыкнул князь Нагао. — Ну а как ты мне объяснишь всё остальное? Все те странности? Врата, гора, воин и тигр-дракон!

–Возможно господин мой, — не задумываясь над ответом, начал Садамицу. — вы видели вещий сон. И он скорее связан с посланием, которое прибыло с гонцом из Касугаямы.

— Послание? — выкрикнул Тамэкагэ. — Что-ж ты раньше молчал?

— Я не хотел перебивать вас господин. — Усами низко поклонился и добавил. — Это дурной тон.

— Мы не во дворце Императора, чтобы распаляться на всякие там церемонии! — небрежно отмахнулся Тамэкагэ, немного успокоившись. Его советник всегда вёл себя столь официально, не взирая даже на давнишнюю дружбу с князем. — Выкладывай Усами, что за послание?

Тот снова поклонился и начал:

— Совсем недавно в лагерь прибыл гонец и сообщил, что сегодня, в час тигра⁷, госпожа Тора Годзэн — ваша наложница, благополучно разрешилась от бремени и родила вам сына. Я думаю, что ваш сон связан с этим событием.

— Это как? — не понял полководец.

— А так. — Усами устроился поудобней и продолжил. — Тигрёнок — это несомненно новорожденный, так как он родился в год тигра, в день тигра и в час тигра. А воин… то возможно это был сам Бисямон-тэн, покровитель вашего рода. Ну а врата — те самые Небесные Врата Севера, что он сторожит. — советник, приподнял указательный палец левой руки к небу, пророчески произнёс. — Это несомненно добрый знак господин, ваш сын принесёт мир в эти земли!

Тамэкагэ призадумался.

"Мир значит?" — задал он себе вопрос. — "Но этот ребёнок всего лишь четвёртый сын в семье и шестой из детей, то бишь самый младший. Как он может встать во главе клана?"Князь внезапно стукнул себя по колену:

— Я еду в Касугаяму! — он быстро встал и отдал приказ воинам, стоявшим по обе стороны от него. — Позовите мне моего сына Кагэфусу, Иробэ и Аюкаву! Усами, ты едешь со мной! Я сам хочу посмотреть на этого"тигрёнка Этиго"! Садамицу лишь поклонился в знак повиновения.

* * *

Тамэкагэ не стал брать с собой много слуг и обошёлся лишь Усами Садамицу с тридцатью самураями. Они тут же отправились из лагеря, как только князь раздал приказы своим подчинённым. Вместо себя, командовать армией, он оставил своего старшего двадцатипятилетнего сына Кагэфусу и на всякий случай приставил к нему двух своих полководцев, Аюкаву Киёнагу и Иробэ Кацунагу.

Кагэфуса несомненно обладал талантами полководца, но иногда за ним наблюдалась крайняя неосмотрительность, граничащая со вспышками гнева, что конечно же мешало здраво рассуждать в непредвиденных ситуациях, а это главное для полководца. Скорее всего, как считал Тамэкагэ, — эти черты передались ему от деда, а тот был неистовым воином.

Отряд спустился с холма, где стоял лагерь и двинулся на север, в сторону моря Нихонкай. Дорога для них была вычищена крестьянами из близ лежащей деревни, так что путь не покажется долгим, не смотря на не утихающую бурю. На пути воинов встретились крестьяне, которые, завидев несущихся путников, тут же упали ниц на обочине, упёршись взглядами в белую, словно лист бумаги дорогу, не смея взглянуть на высокопоставленных особ. Рядом с собой люди поставили корзины, которые несли по-видимому в лагерь к князю, чтобы продать воинам какие-нибудь припасы или аксессуары одежды, сделанные местными рукодельницами. Ни то чтобы воины Тамэкагэ нуждались в помощи крестьян, да ещё и в родной провинции, а просто недавние волнения в Кинки⁸, связанные с восстаниями религиозных сект икко-икки, перенеслись на соседние провинции Кага и Эттю. Эти фанатики икки собирали под своё крыло всякий сброд; крестьян, ронинов, обнищавших самураев, разбойников, торгашей, перечислять можно до бесконечности. И вот некоторые крестьяне, которым видите-ли надоело горбатиться на разжиревших даймё, решили попытать счастье в злополучной секте. Некоторые просто бежали из деревень, другие пытались поднять бунт, были даже такие, кто убивал самурая или ашигару и давали дёру через границу, прихватив с собой амуницию убиенного. Многих ловили. За убийство следовала казнь, за бунт отрезали язык, уши и выкалывали глаза. За простой побег наказания небыли столь суровы, но обрекали деревню беглеца на определённые повинности, например, удваивали налог. Тамэкагэ не был тираном, просто в сложившейся ситуации, когда страну раздирала война между кланами провинциальных князей, другого выхода он не видел.

Бывали и такие случаи, когда вражда возникала и внутри клана, между родными людьми. Нагао и сам являлся участником такого раздора. Изначально он был кокудзин — самураем, вассалом даймё, имеющим владение на его земле. Таким даймё был Уэсуги Фусаёши сюго ⁹ провинции Этиго. Тамэкагэ во всём помогал ему; в управлении землёй, людьми и конечно в военных делах. Фусаёши являлся лидером одной из ветвей клана Уэсуги — Яманоучи, и воевал как против чужих, так и против своих. Фусаёши не было равных в войне, пока за его спиной стоял Нагао. Но в один прекрасный день Тамэкагэ разочаровался в своём господине.

Однажды, когда Нагао Ёшикагэ, отец Тамэкагэ, воевал в провинции Эттю, он попросил Уэсуги о подкреплении. Но Фусаёши, по неизвестным причинам, отказал в этой просьбе и Ёшикагэ погиб в неравном сражении. Тамэкагэ, узнав об этом, решил отомстить. Он заручился поддержкой слабовольного пасынка Фусаёши, Сададзанэ и от его имени поднял восстание. За этим последовала череда сражений и сюго поднял свою армию, с целью наказать дерзкого Нагао. Но, талантливый полководец вышел победителем. После, Тамэкагэ засел в своём замке и стал терпеливо ждать самого владетельного сюго Этиго. Фусаёши пришёл и осадил замок. Во время осады Тамэкагэ донимал своего бывшего господина ночными вылазками и некультурно отзывался о нём с помощью посланий и выкриков со стен укреплений. Вскоре и вовсе Тамэкаге вырвался из замка и ударил по измождённому Фусаёши, вызвал его на поединок и победил. Многие вассалы Уэсуги поддержали Тамэкагэ в его победоносном шествии, и в итоге получилось так, что Уэсуги были лишены своих владений в Этиго, оставив, однако за собой титул сюго, но только номинально. Таким номинальным правителем стал тот самый приёмный сын погибшего, Уэсуги Сададзанэ. А Нагао стал даймё и истинным правителем земли, некогда принадлежащей клану Уэсуги. Тамэкагэ обосновался на горе Касуга, находившейся недалеко от побережья моря Нихон и построил там хорошо укреплённый замок с одноимённым названием. И вот прошло с тех пор двадцать лет, а клан Нагао до сих пор правит, отражая нападки недоброжелателей.

Тамэкагэ и его воины сильно не гнали лошадей, но поспешали, дабы не оставаться на долго при столь неблагоприятной погоде. Всю дорогу они ехали молча. Четверо самураев скакали впереди, для разведки дороги, мало-ли что, следующим ехал сам князь Нагао, Усами чуть отставал от него. Замыкали отряд остальные воины, их нобори — флаги белого цвета с черным моном, колыхались на встречном ветру за их спинами.

Тамэкагэ не хотел говорить, он был занят мыслями.

Верно ли то, что сказал ему Садамицу? Если да-то как быть?

Кагэфуса-старший сын, наследник Тамэкагэ и после его смерти все владения отца перейдут к нему. Князь не то чтобы любил Кагэфусу, но уважал за стремление постичь путь воина. Сам же первенец обладал волевым характером, иногда даже перечил отцу, на что Тамэкагэ старался не обращать внимание, переключался на что-нибудь другое, делая вид, что разговор с глупцом его не занимает.

Второй — Харукагэ, был чересчур воинственным, чего не могли сказать по его внешности. Нрав конечно боевой, но сам, — долговязый, костлявый, слабый здоровьем, так как постоянно простужался в зимнюю пору. В ветреную и дождливую погоду носу из дому не показывал, какие уж там битвы. Хотя с мечом, копьём и луком обращался искусно, только вот сил в руках не доставало. Впрочем, не особо жаловал отец Харукагэ, зато старейшины клана видели в нём будущую игрушку, кем можно управлять. Ещё-бы, норову вон сколько, а силой и умом ками его обделили.

Малышке Айе было семь лет отроду, но писать и читать она умела уже с четырёх лет, блистала своим умом и прозорливостью, скромна, не шаловлива, к взрослым относится с глубоким почтением, очень любит отца. Она, в своём раннем возрасте уже выучила несколько сутр и по особым случаям молилась вместе со взрослыми в храме. Её Тамэкагэ любил, но Айя, как не крути, станет девушкой, а для девушки в самурайской семье одна дорога-замужество и другой клан. Он старался не привязываться к ней сильно. «Вырастишь, выйдешь замуж, будешь вертеть своим мужем, словно куклой в кукольном театре! Умом ты вся в меня пошла!» — говорил дочке Тамэкагэ, когда брал её на колени. Когда она уходила спать, постоянно тяжело вздыхал, — «Да уж, была-б она мужчиной!»

Нагао уставился вдаль, очнувшись от мыслей. Касугаяма уже показалась. Снежная буря, будто не трогала её, а обволакивала, образуя обширную воронку и устремлялась ввысь. Замок стоял, чудесного сияния уже не было, так же, как и ворот на вершине. Тамэкаге с облегчением вздохнул, что сон оказался только сном. Вот только"тигрёнок"оказался явью.

— Кем быть ему среди всех этих детей? — пробормотал себе под нос даймё.

"Ах да!"-он внезапно вспомнил о последнем, как оказалось не совсем, ребёнке. — "Чикаро."Тот был совсем ещё мал. Только под новый год ему надели мужскую одежду и вручили мечи, специально сделанные для его возраста. О нём и говорить нечего, он был неразговорчив, но тянулся к грамоте. Спеси в нём не было, к пути воина он тоже не стремился, — "Значит станет монахом, займётся поэзией, но воина из него точно не выйдет, я это вижу, как луну на небе."-говорил своим вассалам Тамэкагэ. Был и ещё один вариант; Чикаро могут отдать в другую семью, бездетную или для заключения союза. В принципе это ожидало и новорожденного. После второго сына в клане, остальным дорога заказана — побриться в монахи, быть усыновлённым другим кланом или стать заложником, но это в случае захвата их территории другим даймё. Хотя…Если рассудить. Наследники иногда умирали ещё до наследования, или их убивали…

Тамэкагэ снова пришёл в себя, когда проезжал третий двор своего замка, дальше второй. Главный двор назывался хонмару, находился он на самой вершине горы Касуга. Стены его стояли на земляной насыпи обложенной камнями и возвышались над вторым двором на три кэн¹⁰. Внутри располагалась главная башня, собственно замок, высотой в два этажа, а вокруг неё стояли ясики-поместья даймё и вассалов.

Тамэкагэ добрался до вершины уже к полудню, в час лошади¹¹. Он отдал слугам поводья своего коня, а сам направился к женскому дому, где жили его жёны и их служанки. Все дома тщательно охранялись самураями клана Нагао, проверенные и безукоризненно повиновавшиеся лишь приказам князя, или его старшей жене. Тора Годзэн была второй женой Тамэкагэ, по существу, наложницей, принёсшей ему Айю и вот, наконец, сына.

Даймё подошёл к воротам, ему без лишних вопросов открыли стражники, дальше он проследовал к главному входу, где его уже ожидали три служанки.

— Добрый день Тамэкагэ-сама! — пролепетала самая старшая, стоявшая посреди остальных.

Князь молча снял ботинки, поднялся на веранду и пошёл вовнутрь дома. Одна из служанок спешно открыла ему сёдзи и вот он уже широко шагал по внутреннему коридору, дом был переполнен ими, но Тамэкагэ знал каждый закоулок. Старшая служанка не отставая семенила за ним. Она уже давно знала своего господина и привыкла к его широким шагам, когда многие молодые или новенькие служанки не поспевали за ним, а ещё того хуже путались в спешке в своих узких косодэ, запинались и падали. Звали её Ясу. Она была старшей служанкой у госпожи Торы уже двадцать лет и нянчила её с самого детства.

Наконец Тамэкагэ добрался до своей комнаты, где принимал аудиенцию у своих жён и давал им указания. Он не простоял и доли мгновения, подоспевшая Ясу тут же раздвинула сёдзи и князь проследовал внутрь. Он добрался до возвышенного помоста в дальней части комнаты, где его ждали мягкие подушечки-дзабутон, деревянный, лакированный подлокотник и подставка для мечей. Тамэкагэ снял свой тачи, аккуратно положил его на подставку, позади себя и удобно устроился на подушке, придвинув подлокотник к правой руке. Ясу ждала его за раздвинутыми створками, склонившись в низком поклоне, едва ли, не касаясь лбом пола. Ожидала указаний.

— Как здоровье госпожи Торы? — поинтересовался Тамэкагэ.

— Госпожа ещё нехорошо себя чувствует после родин и просит простить её за то, что не встретила вас как подобает. — ответила Ясу не поднимая взгляд.

— Как моя другая жена? — продолжал допрос Нагао.

— Госпожа Судзумэ не отходит от госпожи Торы не на шаг. — служанка поклонилась ещё ниже. — Она во всём помогала ей при родах.

Тамэкагэ улыбнулся краешком рта и одобрительно кивнул.

— Я могу видеть сына? Ведь вести правдивы и у меня родился четвёртый сын?

— Да господин! — в голосе Ясу слышались нотки искренней радости. — Великолепный малыш! Такой красивый…но…

— Что, но! — воскликнул князь, услышав подозрительный ответ прислуги. Он поднялся на одно колено и даже невольно положил руку на рукоять танто, что торчал за поясом. — Не огорчай меня Ясу! Отвечай!

— О, мой господин! — запричитала она, без конца кланяясь. — Не расстраивайтесь, здесь нет ничего дурного. Просто мальчик родился уж как четыре часа, а до сих пор ни разу не заплакал. Мне показалось это немного странным, ведь дети обычно плачут при рождении.

— Оставь свои мысли при себе женщина! — твёрдо ответил Тамэкагэ, он уже не гневался, а наоборот стал даже очень довольным. Он вернулся в исходное положение, подпер кулаком подбородок, состроив задумчивую мину. — Значит ни разу не заплакал? — переспросил он.

— Точно так господин.

— Это хорошо. — Нагао встал с дзабутона, взял свой меч с подставки и направился к выходу. Ясу, не вставая с колен, отползла назад и села с краю у входа за сёдзи, пропуская своего даймё.

— Я хочу, чтобы мне принесли моего сына в замок. — сказал он, выходя в коридор. — Через час.

— Как будет угодно господин Тамэкагэ. — повиновалась Ясу. — Кому это поручить?

— Займись этим сама. — сказав это он пошел из дома.

— Это огромная честь для меня. — ответила служанка ему вслед.

За этот час Тамэкагэ успел принять ванну, привести волосы в порядок; зачесал назад и уложил на темени в хвост и переоделся в повседневную одежду. Поверх простого чёрного косодэ, была надета белая дзинбаори. Посреди спины, на куртке красовался мон клана Нагао. Хакама были того же цвета, а за поясом торчал малый меч вакидзаси.

После своих приготовлений Тамэкагэ направился в приемную часть замка, расположенную на втором этаже. Это была обширная комната, украшенная расписными ширмами, с изображением красочных животных, нарисованных в ханьском стиле. По обоим краям комнаты, от входа до возвышенного помоста, где восседал князь, были постелены четырёхугольные соломенные циновки для вассалов. За помостом, на дальней фусума¹² изобразили грозного Бисямон-тэна. Когда князь вошёл в приёмную, вассалы разом распластались в низком поклоне, так и не вставали пока Нагао Тамэкагэ не устроился на своём месте, на помосте. Они дожидались его здесь с самого его приезда. Усами собрал всех, кто находился в это время в замке, объявив, что князь хочет сообщить очень важное известие.

Сам Усами Садамицу, сидел по левую сторону от князя возле помоста. За ним, другой вассал клана Наоэ Кагэцуна и представитель младшей ветви клана Нагао Тошикагэ. С правой стороны; Хондзё Ёшихидэ, Тэрута Хидэтака, Нагао Харукагэ — сын князя и многие другие. Все замерли в ожидании слов господина, некоторым не терпелось поскорей закончить это собрание и заняться своими делами.

Одним из таких"некоторых"был Харукагэ. Он презрительно ухмылялся, делая вид, что ему не интересно, что скажет отец. К тому же он вполне догадывался, о чём пойдет речь. И ему становилось от этого противно. Харукагэ итак не устраивала роль второсортного представителя клана, а тут еще появился новый наследник. Хоть и четвёртый.

Время шло, а Тамэкагэ молчал. Молчали и остальные, не смея нарушать мёртвую тишину. Наоэ, нервно замешкался. Этот вассал отличался своим весёлым, добродушным характером и непреодолимой тягой к женщинам, точнее к тому, что находится у них под одеждой. Садамицу незаметно отдернул его за рукав, призывая к спокойствию. И Наоэ стал снова ждать, правда, с прежним нетерпением. Вскоре сёдзи раздвинулись и на пороге, не переступая черты дверного проёма, склонился стражник и объявил:

— Служанка госпожи Торы, Ясу! — он быстро спрятался за створки со стороны коридора и пропустил вперёд женщину, которая несла в руках смотанный свёрток тканей.

Пока Ясу аккуратно подходила к помосту, Садамицу встал с колен, быстро прошёл до середины приёмной и постелил циновку для служанки перед князем, потом тем же путём вернулся назад. Ясу медленно села на подстилку, не опуская из рук свёрток. Тамэкагэ приблизился к краю помоста и протянул руки к женщине, та в свою очередь передала свёрток князю и учтиво склонилась. Нагао развернул ткани, чтобы лучше разглядеть закутанного в них ребёнка. Глаза его блеснули, когда он увидел этот не по младенческий серьёзный взгляд чёрных глаз. Он невольно вспомнил тигрёнка из своего сна, то был точно такой же взгляд. Князь покосился на Усами.

Ребёнок в свою очередь, вел себя очень спокойно. Подробно изучив лицо отца, он потянул к нему маленькие, пухленькие ручонки. Тамэкагэ улыбнулся.

— Я, Нагао Тамэкагэ, — неожиданно начал он. Вассалы долгожданно посмотрели на господина. Князь продолжал. — сын Нагао Ёшикагэ, правитель Этиго и твой отец! — все поняли, что он обращается к младенцу. — Нарекаю тебя Торачиё — что значит-"рождённый под знаком тигра"!

Глава 2. Не у дел →

← Пролог