Брабантский мастер Иероним Босх

Дмитрий Овсянников, 2023

Мир до сих пор не оставляет попыток разгадать все загадки, что оставил в своих картинах мастер из города Босха. Уже при первом взгляде на его работы буря противоречивых эмоций охватывает зрителя. Абсурдистские этюды складываются в эпические полотна. Кем был творец, воплотивший настолько смелые идеи? Ведь подобные картины просто так не рождаются. Расцветала эпоха Возрождения. И пока на юге Европы Леонардо да Винчи заканчивал священную «Тайную вечерю», на севере Иероним Босх начинал фантасмагоричный «Сад земных наслаждений». Удивительно уже то, что противники Босха смогли развернуть полномасштабную войну против картин мастера живописи только после его смерти. Было ли это покровительством ада, небес или простых людей, окружавших и любивших его, не знает никто… Первый биографический роман на русском языке приоткроет завесу тайн, скопившихся над мрачными работами художника Иеронима Босха. Книга о Босхе продолжает ряд книг о выдающихся деятелях искусства. В ней уже вышли популярные биографические романы об Амедео Модильяни и Эгоне Шиле.

Сокровище Вильгельма Оранского

Заскрипел ворот. Толстая, и без того туго натянутая веревка, пропущенная через блок, поползла вверх. Подвешенный за руки человек резко вскрикнул, закачавшись из стороны в сторону. После затих, уронив голову на грудь.

— Прикажете добавить грузы? — Заплечных дел мастер повернулся к высокому седобородому сеньору, сидевшему в кресле. Тот руководил допросом. На него же посмотрели двое других, помладше, так же, как и он, облаченные в дублеты офицеров испанской армии. Секретарь, сидевший чуть поодаль, снова обмакнул перо в чернильницу — было видно, что с самого начала допроса ему нечего заносить в протокол.

Седобородый молча взглянул на дыбу, прищурился на испытуемого. Затем сделал останавливающий жест рукой.

— Я не понимаю твоего упорства, Ханс. — Обращаясь к подвешенному, сеньор заговорил по-брабантски. Было видно, что местная речь, хоть и знакомая, дается ему не без труда — верно подобранные слова звучали с сильнейшим испанским акцентом. — Принц Вильгельм Оранский, твой хозяин, сбежал, даже не позаботившись забрать тебя с собой. Оставил тебя на милость… впрочем, оставил там, где тебе место, в твоем родном городе. Под властью законного государя.

Испытуемый промычал что-то невнятное.

— Ты не беглец и не мятежник, — продолжал седобородый. — Ты честный человек не в пример своему господину. Возможно, ты даже не еретик, а добрый католик, но речь не о твоей вере. Поверь, Ханс, мне нет до нее никакого дела. А тебе ни к чему запираться. Взгляни, куда привело тебя твое упорство. Оно привело тебя на дыбу. Нехорошо, Ханс!

Испытуемый молчал.

— Меня не занимает ни твоя вера, ни твое собственное имущество. Я лишь хочу знать о живописном триптихе, том, что видели не более двух месяцев тому назад в Большом зале дворца. Где он, Ханс? Где он сейчас?

— Я… не знаю… — процедил сквозь зубы Ханс.

— Неужели? — поднял брови испанец. — Ты двадцать лет возглавлял дворцовую стражу, был на хорошем счету. Ты стерег сокровища принца и не знаешь, где они сейчас? Ты честный человек, Ханс, но сейчас я не могу поверить тебе.

Седобородый коротко взмахнул рукой. Скрипнул ворот. Подвешенный вскрикнул и застонал.

— Я, господин… — Он поднял на испанца затуманенные глаза. — Я человек невежественный. Что мне знать об искусстве?

— Что ж, Ханс, это похоже на правду, — кивнул седобородый. После повернулся к палачу: — Снимите его и оставьте здесь. Привести сюда младшего. Его можете расспросить с грузами на ногах.

— Не надо! — Ханс забился, насколько позволяли веревки. — Он не знает!

— Твой сын невежественен, подобно тебе, — кивнул испанец. — Однако не слеп. И наверняка более внимателен. Он не раз бывал в Большом зале вместе с тобой, не так ли? Вижу, бывал. Юноша не упустил бы из виду широкую доску, средняя часть которой густо расписана небывалыми чудесами и обнаженными девицами.

* * *

— Дворцовые стражники не отвечают даже под пытками. — Один из двух капитанов, присутствовавших на допросе, выглянул в окно, стараясь разглядеть сквозь тучи неяркое осеннее солнце. После того, как это не получилось, он произнес несколько непотребных фраз, щедро смешивая испанскую ругань с фламандской, нечистых зверей со змеями, а кальвинистов — с чертями и евреями. Впрочем, завершить трескучую тираду ему не удалось — в комнату вошел седобородый сархенто-майор. Капитан резко оборвал поток слов — его начальник терпеть не мог ругани. Даже с простыми солдатами сархенто-майор вел себя с изысканной вежливостью, впрочем, это не мешало ему держать подчиненных в страхе.

— Что так возмутило вас, дон Диего? — Седобородый, без сомнения, слышал все, что успел выпалить капитан.

— Только то, что еретики упорствуют, сеньор. Мне думается, герцог будет недоволен.

— Допрос еще не завершился. — Сархенто-майор говорил приветливо, и капитан перевел дух. — К тому же мы на верном пути. Любое сокровище можно найти, любому упрямцу можно развязать язык. Главное, правильно подобрать к нему ключ.

— Сеньор?

— Да, капитан.

— Вот-вот начнутся бои.

— Считайте, уже начались. Ведь не зря численность верных королю войск в Семнадцати провинциях увеличена вдвое?

— Безусловно, не зря, сеньор. У меня дурное предчувствие.

— Так поделитесь им.

— Вожди мятежников Эгмонт и Горн схвачены. Вильгельм Оранский пока еще на свободе, но и его черед наступит. Однако вы сами видите, как сопротивляются горожане. Пока еще подспудно.

— Поэтому мы здесь, капитан. Герцог Альба сумеет убедить кого угодно, поверьте моему опыту!

— Эта война не будет легкой! — с жаром продолжал капитан. — А мы тем временем ищем какой-то триптих. Неужели эти доски с голыми девками настолько ценные?

— А как вы полагаете, капитан? — Глаза седобородого недобро сверкнули. — Если принц не бросил их просто так, а соблаговолил упрятать неизвестно куда? Впрочем, скоро будет известно. Если герцог Альба лично распорядился заняться их поиском и известить его о находке?

— Позвольте узнать, сеньор, что на том триптихе? Памфлет, любимый еретиками, который надлежит уничтожить?

— Отнюдь, капитан. Триптих следует отыскать, чтобы спасти.

— Я не понимаю.

— Триптих создан в старые времена, когда в этих землях еще не расплодилась кальвинистская ересь. И создан добрым католиком. Его написал именитый брабантский живописец из города Хертогенбоса. Мастер Иеронимус ван Акен — вам что-то говорит это имя?

Капитан отрицательно покачал головой.

— Неудивительно, если учесть, что мастер Иеронимус больше известен как Босх. Так он прозвал себя в честь родного города. Босх пользовался немалым уважением при жизни — его работы заказывали для множества храмов, в Хертогенбосе и за его пределами. Вельможи считали за честь украсить ими свои дворцы — вот и принц Вильгельм не стал исключением.

В комнату скользнул луч солнца — оно показалось как будто лишь затем, чтобы снова спрятаться за тучами.

— Карамба, до чего оно тусклое, — проворчал капитан. — Солнце еретиков!

— Вы не слушаете, — заметил сархенто-майор. И, убедившись в обратном, продолжил: — Почтение к Босху настолько велико, что и сейчас, спустя полвека после кончины мастера, множество проходимцев кормятся на его имени — выдают подделки за оригинал его кисти. А легковерные богачи из мещан готовы разориться, лишь бы обзавестись подобным. Да и маститые художники не стесняются подражать ему. Здесь же, в Большом зале дворца, без сомнения находился оригинал — принц Вильгельм мятежник, но не легковерный простак!

— Но, если мастер так почитаем, почему его работу нужно спасать? Что может грозить ей?

— Все та же ересь, будь она проклята. Предавшиеся ей мыслят и действуют ничуть не лучше турок. Кальвинисты считают искусство, созданное для нужд матери нашей католической церкви, идолопоклонством. А траты на него — расточительством. Вы слышали о том, что учинили еретики год назад в церкви Богоматери в городе Антверпене?

— Да ведь они ободрали стены едва ли не до кирпичной кладки! Не пожалели дорогого убранства, разбили статуи святых! И они смеют называть себя христианами!

— Предположим, мне нет дела до того, как хотят молиться еретики, — продолжал седобородый. — Если бы весь их вред заключался только в этом! Воля их, пусть молятся хоть в свином хлеву. Но нельзя оставлять на растерзание еретикам то, чего они не ценят, — и здесь я согласен с герцогом. Мы непременно завершим порученные нам поиски!

— Сеньоры, — в комнату вошел второй капитан. — Ханс сознался. Он готов показать тайники принца.

— Идемте, господа. — Сархенто-майор шагнул к выходу. — Для Вильгельма триптих — сокровище, но оно неизбежно погибнет, если останется в руках еретиков. Этого нельзя допустить.

— Сеньор, а вы сами видели работы мастера Босха?

— Я не видел. Но герцог Альба видел их в Эскориале. И был потрясен.