И пожнут бурю

Дмитрий Кольцов (2025)

Один из самых больших XXI веке, и уж точно самый большой за последние 15 лет роман, написанный на русском языке. Результат многолетнего исследования автора, посвященного истории становления циркового искусства в Европе. Последние годы Второй империи. Молодой арабский партизан, боровшийся за независимость своего народа от колонизаторов, взят в плен французскими солдатами. Позже он оказывается продан в качестве раба в самый большой в мире цирк, которым управляет жестокий Хозяин, готовый лить кровь своих сотрудников ради денег и влияния. Попав в цирк с блаженным названием «Парадиз», герой становится свидетелем всего ужаса, что творится в нем. Цирк — это отдельное государство, отдельный маленький мир со своими законами и порядками. Состоящий из двух разных половин, перекрытых ширмой, он абсолютно не такой, каким кажется посетителям, ведь страх правит в нем. Почему он захватил души обитателей цирка? И почему еще ни один сотрудник не смог покинуть цирк живым?

Глава X

На самом же деле в личности этой девушки нет совершенно никакой тайны. С ней были знакомы если не все, то почти все артисты и работники цирка «Парадиз». Дабы, наконец, удовлетворить ваш интерес, не буду сильно долго тянуть лямку и скажу, что девушку эту звали Марин, и она приходилась единственной дочерью владельцу и директору цирка Пьеру Сеньеру. Именно из-за этого факта Мишель Буайяр оказался взят врасплох ее просьбой. Марин было всего двадцать лет, а в цирке она занималась почти всем, чем хотела. Почти не выступая на манеже, она чаще всего помогала готовить артистов к выступлениям, а также часто развлекала маленьких детишек в других «кварталах» цирка. Ее очень любили и уважали за простое и ласковое отношение ко всем, без исключения.

После того, как Марин и Буайяр вышли из вагона старика, в котором произошла первая встреча девушки с Омаром, она медленно шла за так же медленно шедшим шпрехшталмейстером. Ее это немного утомляло, так как она привыкла ходить достаточно активно, но не проявляла эмоций, просто спокойно следуя в вагон к отцу.

— Марин, можно задать вопрос? — неуверенно спросил Буайяр.

— Конечно, месье Буайяр, что же вы!

Девушка рассмеялась. Они проходили как раз ее вагон.

— Вам известно, с какой целью меня вызвал месье Сеньер?

— Откуда же мне знать об этом? Я в отцовские дела не влезаю, мне это совершенно не нужно.

Марин ненадолго умолкла, а потом сразу же произнесла:

— Вы лучше мне скажите, что это был за парень у вас в тот момент, когда я зашла. Кто он?

— Как же не сказать, скажу, — старик говорил без привычной стали в голосе, — это был Омар бен Али, новоприбывший. Три дня назад поступил, мы еще в Марселе стояли.

— И чем же он занимается? — спросила Марин с большим интересом, — на вид он очень сильным кажется.

— Ну вот силу свою демонстрировать и будет, — ехидно подметил Буайяр.

— Неужто составит Петру компанию и станет силачом?

— Ха-ха-ха, ни в коем случае! Грузчиком будет работать!

— Что же тут смешного, месье? — Марин укоризненно посмотрела на старика.

Буайяр страдальчески вздохнул. Пройдя после вагона Марин еще один, они, наконец, зашли в главный вагон поезда. Пьер Сеньер сидел на большом кожаном диване перед столом и читал тот же номер газеты, что ранее читал Густав Лорнау.

— Папа, вот и мы, — сказала Марин, — месье Буайяр так подскочил, когда услышал, что ты видеть его хочешь, хи-хи!

Буайяр побледнел, ожидая реакции Хозяина. Однако ничего плохого не произошло. Сеньер сложил газету и отдал мужчине, стоявшему неподалеку. Мужчина этот был личным секретарем директора цирка, тем самым, который куда-то подевался и из-за пропажи которого Марин пришлось ходить за управляющим.

— Это хорошо, что подскочил, — медленно произнес Сеньер, вставая с дивана, — но Жан быстро нашелся. Все же для тебя придумалось поручение, Мишель.

— Готов исполнять, — покорно сказал Буайяр.

— Дело весьма пустяковое, — произнес Сеньер, присаживаясь за стол, — когда мы прибудем в Лион, необходимо будет провести несколько встреч. Первая с мэром города, а вторая с директором городского продовольственного рынка. Разумеется, на встречи поедем я и Жан. Необходимо будет договориться о том, чтобы цирк снабдили кормами для животных, поскольку мне доложили, что их количество иссякает. К тому же немаловажной является необходимость обеспечения охраны для нас. Наших ребят будет явно недостаточно в условиях Рождества. Люди толпами побегут к нам, чтобы получить бесплатной еды и подарков, а заодно в декабре на слонов посмотреть, это ж ведь так интересно.

Сеньер прокашлялся, выпил содержимое стакана, стоявшего на столе, после чего продолжил:

— Твоя задача заключается в том же, в чем заключалась всегда: проследи, чтобы за время моего отсутствия ничего не произошло сверх того, что должно произойти.

— Мой господин, — перебил Буайяр Сеньера, — но разве вы не вместе со всеми нами сойдете с поезда?

— Для того, чтоб получать ответы на вопросы, Мишель, — не глядя на Буайяра, грозно произнес Сеньер, — необходимо не перебивать говорящего, как минимум. Иначе повышается вероятность лишиться некоторых конечностей.

От этого «предупреждения» у Буайяра сжалось все нутро. Он почти начал задыхаться от страха, как Сеньер продолжил:

— Но ты прав, Мишель. Я сойду с «Горы» сразу по прибытии в Лион, однако я не стану задерживаться, а поеду в резиденцию мэра. Посему я и говорю тебе обо всем этом, мы не успеем поговорить после остановки в городе.

— Можете не сомневаться, мой господин, — сказал Буайяр со светящимися глазами, — не допущу происшествий в ваше отсутствие. Если же они по нелепой случайности произойдут, то вы никоим образом не заметите их эффекта.

— Постарайся все же, чтобы их не было вовсе. Можешь быть свободен.

Только Буайяр откланялся и собрался уходить, как Сеньер резко его остановил:

— Мишель, погоди!

Старик с испуганным видом обернулся, ожидая чего-то страшного.

— Я еще вот что хотел узнать, — Сеньер вновь прокашлялся, — как поживает наш новоприбывший, имя запамятовал его. Как его там…черт подери…

— Омар бен Али.

Сеньер с Буайяром оглянулись. Это произнесла Марин, сидевшая в одном из кресел. Как директора, так и его управляющего это весьма удивило.

— Да, спасибо, дитя мое, — очень удивленно сказал Сеньер, — вот этот вот как поживает? Сбежать еще не пробовал?

— Насколько мне известно, таких попыток им предпринято не было. Однако он проявляет в последнее время странную активность, направленную на установление связей со всеми сотрудниками цирка. Это меня крайне настораживает.

Буайяр только что выдал Хозяину то, что буквально несколько минут назад тщательно хотел скрыть. Ожидая безудержного гнева с его стороны, старик зажмурил глаза. Сеньер же пока ничего не говорил. Тогда слово взяла Марин, решившая спасти шпрехшталмейстера:

— А что же здесь странного? Он здесь новенький, разумеется, ему захотелось бы рано или поздно завести друзей и знакомых. И пусть, как вы, месье Буайяр, сказали, он грузчик, но это не должно лишать его права общения с людьми. Что за глупость, считать странным и настораживающим обычное заведение знакомств. Готова поспорить, что вы, когда впервые оказались в этом цирке, также поступали. Папа, я ведь права?

Марин, ожидая ответа отца, поднялась с кресла и подошла ближе, облокотившись на стоявший около стола большой резной глобус. Буайяр, будучи несогласным с девушкой, в душе прекрасно понимал, что она полностью права, но, дабы не упасть перед ней и перед директором, сохранял спокойствие и сухо возражал. Послушав это около минуты, Пьер Сеньер все-таки решил озвучить и свою позицию, которая все могла вмиг разрешить. Он поднялся во весь свой невысокий, честно сказать, рост и этим заткнул как Марин, так и Буайяра.

— Само собой, во-первых, — медленно произнес Хозяин, отведя взгляд в одно из окон, — у вашего спора весьма глупое основание. Во-вторых, я скорее поддерживаю Марин, поскольку мы не можем запереть человека без каких-либо на это причин. Так, мы могли бы его запереть в его вагоне за попытки сбежать. Но ты, Мишель, докладываешь, что таких попыток с его стороны не предпринималось. Он никого не убил, не избил, не обокрал, не оскорбил. Так что он волен ходить по поезду и знакомиться со всеми, при условии, что ему обитатели этих вагонов позволят, конечно. Так что твои опасения несущественны и, даже осмелюсь сказать, глупы для человека твоего ранга, твоего возраста и твоих мозгов.

Марин, чувствуя себя победительницей, плюхнулась на диван. Буайяр же, признав поражение, снова откланялся и покинул вагон, дабы готовиться к исполнению поручений директора.

— Что же это сейчас было за самоволие, дитя мое? — спросил Сеньер, явно недовольный.

— Да я же просто указала месье Буайяру на его излишнюю подозрительность, — оправдывалась Марин.

— Раньше за тобой такого не было замечаемо, с чего такая защита этого новоприбывшего? Ты с ним познакомилась?

— Н-нет, — ответила Марин, слегка смутившись, — просто заметила, когда заходила за месье Буайяром.

Пока шел разговор, впрочем, достаточно бессмысленный, поскольку дочь просто оправдывалась перед отцом за несовершенный проступок, вам, наверняка, будет интересно узнать, как складывались отношения между Пьером Сеньером и его дочерью. В действительности, может показаться, что Пьер Сеньер слыл чудовищным тираном, либо же что ваш покорный слуга намеренно обливает его дерьмом и грязью, дабы убедить вас в этом. На самом же деле Пьер Сеньер дочь свою очень любил, да и она испытывала к отцу только лишь любовь, сопряженную с восхищением и почитанием. Отец, безусловно, баловал Марин, что ей иногда нравилось, а иногда доставляло весьма ощутимый дискомфорт. К примеру, если отец покупал дочери дорогое украшение, то, как и всякая девушка, она была в восторге. Другой вопрос, будет ли она носить это украшение, равно как и все другие украшения, подаренные отцом, поскольку ощущать на себе завистливые взгляды подруг и других артистов Марин не хотела. Если же отец решал отправить дочь на курорт в Баден, или же на побережье Лигурии, чтобы отдохнуть от постоянных разъездов и набраться сил, то это являлось для Марин самым настоящим наказанием. Всякий подобный раз она непременно отказывалась, посылая вместо себя мать и отцовского секретаря, без которого мать ее не могла обойтись. Сеньеру это казалось чудачеством, однако он не выступал против, позволяя дочери решать, быть среди «высшего света» цирка, который составляли в основном сотрудники начальствующие и почти поголовно мужчины, либо же проводить почти все свое время в окружении простых циркачей. В силу своего свободолюбивого и очень простого характера, девушка каждый раз старалась выбирать второй вариант. В поезде это не так сильно замечалось, потому что Марин слегка укачивало во время пути, и ходить без явных признаков тошноты могла она от силы минут двадцать. Но «на земле» весь день ее оказывался посвящен работе посреди артистов. И даже, не будучи обученной профессионально каким-либо цирковым дисциплинам, Марин с удовольствием брала уроки от тех или иных мастеров. Так, она научилась жонглировать стеклянными шариками, постепенно увеличивая сложность снаряда, начав с двух полых шаров. Или же, совершенно не умея ездить верхом, она поставила себе задачу обязательно этому обучиться. Пока что получалось явно не совсем так, как она себе воображала, но зачатки будущего мастерства уже были видны. Пьер Сеньер старался не обращать на эти увлечения дочери большого внимания, контролируя, скорее, как Марин ест, спит и хорошо ли себя чувствует. Однако бывали моменты, когда гнев Хозяина доходил и до нее. Сеньер, будучи человеком спокойным на первый взгляд, на деле же мог вспыхнуть как серная спичка, и при этом не затухал очень и очень долгое время. Чаще всего дочь не становилась первопричиной его гнева; она в основном просто попадала, что называется, «под горячую руку». Но любви ее к отцу подобные моменты нисколько не отбавляли. Если уж откровенничать, а за ничем боле вы и не читаете это, самым частым зачинщиком случаев, когда нервы внутри Пьера Сеньера не выдерживали, и наружу выплескивался весь поток огненной лавы, становилась супруга Сеньера, мать Марин. Она была женщиной очень своевольной и за тем, что говорит, следила очень плохо, посему и вызывала гнев Хозяина. Сеньер же спокойно мог ударить жену, несильно, обычно пощечину. И жена на время становилась покорной. Разумеется, она, будучи женщиной хоть блудливой на лишние слова, но достаточно умной, прекрасно осознавала всю силу супружеского гнева. Здесь уж на ее совести лежать должен груз грешницы, то ли по собственной мимолетной глупости провоцировавшей такие моменты, то ли от желания получить наслаждение от морального, а порой и физического унижения. Оставим это в ее тайном уголке. У Марин таких помыслов не присутствовало, поэтому она была совестью и душой чиста.

В процессе разговора, от которого я вас отвернул, в вагон вошла темноволосая женщина, предположительно средних лет, держа в руке небольшую книжку. Женщина эта приходилась матерью Марин и, соответственно, женою Пьеру Сеньеру. Она прошла до дивана и заняла его уголок.

— Девочка моя, ты сегодня вообще ужинала? — спросила женщина, видимо, желая, чтобы дочь покинула вагон, — сегодня подают превосходное мясо, закажи немного, пойди! Тебе понравится, обещаю!

— Мам, если тебе необходимо, чтобы я вышла, могла бы просто попросить, — сказала Марин и, очевидно недовольная, вышла.

Секретарь Пьера Сеньера, Жан Ларош, подошел к Хозяину, получил несколько указаний и также покинул вагон. Сеньер остался с супругой наедине.

— Ирэн, твоя голова прошла уже? — поинтересовался Сеньер, разрезая яблоко, лежавшее на блюдечке, — ты вчера сильно перебрала с ликером, поэтому решил спросить.

Женщина, а вы теперь знаете ее имя, слегка вздрогнула от тона, с которым к ней обращался супруг. Он отличался от того, к которому она привыкла. Привыкла она к безразлично-надменному темпу и такой же тональности, но никак не к…веселому? Ей было сложно понять, голова болела, и боль отступать явно не собиралась еще ближайшие несколько часов. Книжка, что держала Ирэн в руках, называлась «Органон врачебного искусства» и принадлежала перу известного представителя альтернативной медицины Самуэля Ганемана. Современному читателю он известен как основатель такого направления псевдомедицины, которое называется гомеопатия. Идеи Ганемана, уже давно покинувшего живой мир, очень заинтересовали Ирэн Сеньер. Она не была медиком, но кое-что понимала, да и голову лечить после пьянки как-то нужно было. На самом деле возраст был уже не совсем подходящий для увеселений (было ей, как Екатерине Алексеевне Первой на момент восхождения на престол Всероссийский). Хотя, может хоть кто-нибудь назвать подходящий для этого возраст? Думаю, никто и не задумывался, предпочитая вливать за воротник тогда, когда душа и психическое состояние соблаговолят. Ирэн Сеньер, формально занимая должность помощника директора цирка, на деле же предпочитала больше развлекаться и кутить со своими друзьями. Но и у нее был свой интерес к некоторым делам цирка. Она любила показать себя знающей в финансах толк женщиной. Зная, что Густав Лорнау фактически к деньгам доступа не имеет, она взяла под свой контроль финансовую составляющую цирка, немного забирая себе, поскольку жалования не получала от мужа, что ее страшно оскорбляло.

Придумав, наконец, ответ на вопрос супруга, Ирэн ответила:

— Думаю, еще два-три часика не повредит отдохнуть…

— Так чего же ты сюда пришла? — с желчью произнес Пьер Сеньер, поглощая яблоко, — или для избавления от похмелья необходимо немножко принять снадобья?

— Да что ты, Пьер, — с дрожью в голосе сказала Ирэн, — разве я похожа на пьяницу?

— Тогда с какой целью ты отвлекла меня от беседы с дочерью? — приходя в раздражение, произнес Сеньер.

— Я хотела спросить у тебя, не видел ли ты Отца Дайодора? Сможет ли он принять меня сегодня?

— Отца Дайодора?..

Сеньер задумался. Отец Дайодор являлся его личным духовником и обычно все время проводил в своем вагоне, больше напоминавшем часовню. Даже во время стоянок цирка в городах, когда все сходили с «Горы», Отец Дайодор продолжал находиться в своем вагоне, предпочитая принимать людей в нем. Пьер Сеньер давно не виделся со священником, так что и сам не мог в точности ответить на вопрос жены.

— Он в своем вагоне, вероятно, — сказал Сеньер, подойдя к окну, которое рассматривал последние несколько минут, — но беспокоить его до прибытия в Лион я не советую.

— Как скажешь, — покорно сказала Ирэн, — в таком случае, я пойду завтракать. А также продолжу читать книжку, что любезно предоставил мне месье Скотт, хоть он и любит, чтобы его на английский манер звали «мистером», не могу привыкнуть. А книжка крайне занимательная. Тебе тоже следует ее прочесть, Пьер!

— Некогда. Я, в отличие от тебя, пьяной шлюхи, занимаюсь тем, что цирк на плечах своих держу. Иди уже в столовую, не мозоль глаза! И Марин возьми с собой, пусть тоже позавтракает, тут с твоей притворной заботой я вынужден согласиться, мало есть стала.

Ирэн откланялась и поспешила поскорее выйти из вагона, чтобы супруг не заметил поступивших слез. Пусть она и привыкла к буйному нраву мужа, но оскорблений претерпевать не могла, сил не было на это. А вагон, служивший семье Сеньер столовой, прекрасно подходил для того, чтобы спокойно провести время. Была такая вот привилегия у них — собственный вагон, где можно было и есть, и, как в случае с Ирэн, превосходно развлекаться с товарищами. Обычно данную плеяду составляли представительницы группы гадалок и шулеров, с которыми было не стыдно выпивать. Их Ирэн считала «высшим светом» цирка, который представляла своим небольшим королевством, где правит скряга-король, а она — несчастная жена его, родившая ребенка не того пола, которого все ожидали. Детородный возраст бесследно ушел, и оставалось только такие развлечения и проводить. Пьер Сеньер, как бы это банально второй раз не звучало, жену любил, хоть и не так сильно, как дочь. И на все ее кутежи смотрел сквозь пальцы, если смотреть правде в глаза. Ему это очень сильно не нравилось, однако, по его мнению, уж лучше такого рода времяпрепровождение, чем непомерные амбиции и желание руководить цирком. Может, здесь еще и весьма приличная разница в возрасте играла немаловажную роль. Конечно, почти двадцать лет в пользу супруга в те времена, да что те, и в нынешние тоже, вряд ли кого удивит, но это только на первый взгляд. Ведь людей не волнует, что будет твориться в семье после свадьбы, начиная с брачной ночи. Совершенно велика вероятность, что характеры супругов не уживутся ввиду разного воспитания. Обычно, кто старше, того и строже воспитывали. В данном же случае черт ногу сломит. И вам тоже вряд ли будет что-либо понятно. Важно лишь знать, что Ирэн недолюбливала собственную дочь. Причины этого весьма понятны и просты обывателям. Здесь виновата зависть. Именно так, обычная зависть матери, что ее дочь более любима, чем она сама. С одной стороны, это может показаться смешным и абсурдным, но тут не потребуется искать разделение на стороны «плохую» и «хорошую». Ирэн завидовала, когда Марин получала от отца сверхдорогие подарки. Потом та же Ирэн рвала на голове волосы от непонимания того, почему же Марин совершенно не носит эти драгоценности, либо не пользуется косметикой. Из подарков Марин носила только предметы одежды, и то, с большими исключениями. Чего нельзя было сказать о ее матери, которая то и дело выпрашивала у Пьера Сеньера очередную шубу или платье, когда цирк стоял в каком-нибудь крупном городе.

Более не будем задерживаться на этих деталях и будем двигать сюжет далее.