Старик и река Каменка. Рассказы

Дмитрий Киселев

Сборник рассказов о людях, которые любят жену, дом, жизнь. О собаке, которая предана людям. Все рассказы вымышлены, продиктованы сюжетом, но думается, что герои имеют воплощение в реальных людях и животных. Рассказы «Оловянное кольцо» и «Страшный суд», входящие в данный сборник, были ранее опубликованы отдельными книгами.

Глава 4

До середины ноября погода, чередуясь походящими друг на друга безветренными и относительно тёплыми днями, всё глубже погружала Петра Петровича в состояние отчаяния. Ему начало казаться, что вся деревня вместе с людьми и скотиной застряла где-то между неоконченной осенью и ещё не успевшей начаться зимой. И только ветер, поднявшийся за дальними полями, смог отрезвить его, ударив по щекам студёным пробуждающим порывом.

Старик, восхищаясь тем, как быстро оледенелому инею удавалось овладевать крышей за крышей, деревом за деревом, травинкой за травинкой, ожил. И, распрямив плечи, поспешил к изгороди, предвкушая удовольствие видеть реку, начавшую облачаться в нарядное ледяное платье.

За хрустом опавших ещё в начале осени берёзовых листьев, рассыпающихся на мелкие кусочки под мягкой подошвой его валенок, слышалось многоголосье у реки, сопровождаемое всплесками воды и взмахами крыльев. Не успев подойти к изгороди и ухватиться рукой за балку, Пётр Петрович упал на спину, увидев в небе прямо перед глазами стаю диких уток, поспешно улетающих на юг.

— Прощайте, — сказал он, улыбнувшись. И в тот же миг оцепенел, различив на сером неспокойном небе очертание нависших чёрных туч.

Стал падать мелкий, колючий, а после крупный и плотный снег. И падал так до самой Калиты. Не переставая, застилая деревню непреодолимыми сугробами.

Гонимый разыгравшимся снегопадом старик, держась рукой за правый бок, точно в последний раз обернувшись на изгородь, бросил тоскливый взгляд и, опустив голову, поспешил под крышу дома. Утром следующего дня он, не сумев подняться с постели, непроизвольно вскрикнул, ощутив слабость в мышцах и колотьё в боку.

— Так легче, — прошептал Пётр Петрович дрожащими губами, вернувшись в горизонтальное положение. — Так ещё ничего. Терпимо.

Боль отступила, позволив ему выдохнуть и успеть подумать об избавлении. Но тут же с новой силой возвратилась.

— У-у-у! — простонал старик, сжав с силой веки и сморщив лицо. — Уж если начала мучить, так не отпустит. Теперь все соки выжмет.

— Петь, ты заболел, что ли? — из полумрака, сползающего по глухой стене, рассеянного утренними сумерками, раздался голос Лидии Ивановны.

— Похоже на то, — протянул он, кашляя.

— А что, меня не разбудил?

— Думал, ничего, отойду.

— Как же отойдёшь-то. Сам собой! Тебя лечить нужно.

Он слышал, как быстро жена поднялась с постели и оделась. Видел, как зажгла лампу, растопила печь и вскипятила воду. Как заварила липу. И тихонько подошла к нему.

— Пей, — она вложила горячую чашку в руки мужа и, сняв с гвоздя тулуп, накрыла им ноги. — Тебе пропотеть нужно.

Последовали долгие томительные дни, сменяемые ещё более растянутыми во времени бессонными ночами, которые старик проводил в промокшей от пота постели, укрытый одеялом и тулупом. Он с каждым часом чувствовал себя всё более и более неспособным к жизни. Точно должным скорее опорожнить занимаемое в доме, деревне и мире место. Так сильно болело внутри, и таким призрачным виделось ближайшее будущее.

Вскоре кризис миновал. Температура начала спадать. Пётр Петрович, как и всякий вставший на путь выздоровления больной, стал с жадностью голодного интересоваться жизнью. Он по-хозяйски оглядел избу, выискивая в ней недостатки, должные быть устраненными в его новом, пережившем страшную болезнь воплощении. Он, как и прежде, полюбил образ жены — спасительницы. И даже с наслаждением, которого не замечал за собой раньше, стал слушать россказни соседки Марфы, зашедшей в гости на чашку чая.

— Марфа, а правду говорят, что Микола Гвоздев из города телевизор привёз? — спросила Лидия Ивановна соседку, когда та, втягивая губами воздух, прихлёбывала малиновый чай из блюдца.

— Ой, Лида, правда. Как есть правда. Сама видела. Вот такой, — она поставила на стол блюдце и развела в стороны руки. — квадратный, чёрненький, а с боков рыженький.

— И что кажет?

— Кажет. Вот только я не успела посмотреть, сразу испугалась.

— Телевизора, что ли, испугалась? — спросил Петр Петрович, улыбнувшись.

— Диктора, — ответила Марфа вполголоса и придвинулась к Лидии Ивановне.

— Диктора! — воскликнул старик, рассмеявшись.

— Лида, не поверишь. Он точно живой. Посмотрел мне прямо в глаза. Аж до мурашек. Потом поздоровался. А я с ним. И только тогда я поняла, что на мне кофта ситцевая старая надета, да весь запон в пятнах. Стыдно мне стало перед ним. Вот я и убежала, чтоб не видал.

— Ты, Марфа, как в молодости народ небылицами потешала, так и теперь продолжаешь, — съязвил Пётр Петрович и, отвернувшись к стене, представил себе реку.