Трудности перевода

Джо Смит (2024)

Они — две невозможности в разных концах невозможной вселенной. Его маски, не поддающиеся пониманию. Ее культурные коды, плохо поддающиеся переводу. Они встретились случайно. И, словно строки из разных книг, оказались на одной странице. Ия — преподавательница английского из Москвы, для которой язык — мост между мирами. Эдриан Фолкнер — британский актёр, мастер игры и иллюзий. Их встреча становится столкновением менталитетов, иронии и искренности, где разница между "быть" и "казаться" имеет значение. Когда Эдриан предлагает провести Рождество в Лондоне, Ия оказывается перед выбором: рискнуть всем ради того, чтобы узнать, кто он без масок, или остаться в своей безопасной реальности. Это история о любви, которая рушит границы. Это история о языке, который не всегда нужен для понимания. И о смелости принять другого, оставаясь собой.

Эпизод 4

— Что такое Present Perfect Continuous? — с эффектным жестом указываю на доску, словно актриса, выходящая на сцену. — Настоящее длительное совершенное время. Оно используется для выражения действий, начавшихся в прошлом и продолжающихся до настоящего момента. Это время редко встречается в речи, но в определённых случаях без него просто не обойтись.

Слова звучат уверенно, а мел прочно ложится на доску, но мысли мои блуждают совсем не здесь. Всё, что я делаю, — это механика. Пишу правила, раздаю задания. Но настоящая я где-то далеко, в мире, где моё имя написано в строке «Кому» в мессенджере.

Эдриан Уильям Фолкнер. Во всей красе своего британского обаяния и эпистолярного таланта. Его сообщения — как выверенные пьесы, каждое слово на своём месте, каждый оборот полон элегантности. Иногда я даже жалею, что формат мессенджера не позволяет ему писать настоящие письма: перо, бумага, старый добрый конверт — всё это так бы ему шло.

Я почти горжусь собой, когда пишу ему. В начале всегда короткий спич — ни о чём, как того требует английский small talk. Потом немного о себе, не слишком подробно, чтобы не показаться навязчивой, но достаточно, чтобы поддержать разговор. И обязательно вопрос о нём. Его дела, его работа, его жизнь. В конце — лёгкий, почти мимолётный намёк на надежду получить ответ.

Сегодняшнее его сообщение заставляет меня сбиться с мысли даже быстрее обычного.

«Милая, — пишет он. — Я бы с радостью увидел тебя на рождественских каникулах. Если, конечно, ты не против».

Как всегда, его стиль безупречен. Изящные фразы, утончённые обороты: «If you would be so kind», «если будет на то твоё желание», «если ты не возражаешь». Я читаю и едва не смеюсь: это как-то слишком для обычного приглашения.

Всё же это сообщение на мгновение выбивает меня из реальности. Я оглядываюсь на кабинет, серые стены, склонённые над тетрадями головы учеников. Простая зона комфорта, привычная и бесконечно предсказуемая.

За окном дождь. Монотонный, серый, как и всё вокруг. Я встаю из-за стола, делаю пару шагов по классу, и звук моих шагов кажется слишком громким, хотя на мне обычные конверсы. Мама бы обязательно заметила: «В твоём возрасте приличнее носить что-нибудь женственное».

Мысленно отмахиваюсь. Женственная или нет, я вдруг понимаю, что, если решусь принять его приглашение, у меня и одежды подходящей нет.

Эта мысль коротко вспыхивает и гаснет. Урок продолжается, но письмо жжёт карман, требуя ответа.

Вечер. Суббота. Я гуляю по городу, пытаясь убедить себя, что это всё просто игра воображения.

Но если я соглашусь… Лондон. Рождество. Его мир. Гардероб, который совершенно не подходит для таких событий. Эти мысли смешиваются в голове, пока я прохожу мимо витрин.

И вдруг я вижу платье.

Глубокий синий цвет, идеальный крой, лёгкость ткани, которая льётся мягкими линиями. Оно кажется почти нереальным, словно созданным специально для меня.

Я кидаю взгляд на ценник. Конечно, стоит как полторы мои зарплаты. Конечно, из летней коллекции.

Но я захожу в магазин.

Парень-продавец, молодой и вихрастый, улыбается мне так искренне, что я на секунду забываю, зачем здесь.

— Вам помочь? — спрашивает он.

— Да, — я киваю, чувствуя, как голос слегка дрожит. — Я хочу примерить это платье.

— Конечно, — он жестом указывает на примерочную.

Платье садится идеально. Это словно магия. Никогда ещё одежда не ощущалась так… правильно. Я подхожу к кассе, не видя ничего, кроме платья в руках.

— На него скидка, — говорит девушка на кассе, улыбаясь. — Оно из прошлой коллекции.

Я улыбаюсь в ответ. Вселенная как будто намекает: «Возьми его. Это твоё».

Под дождём я стою с пакетом в руках и впервые за долгие недели дышу свободно. Телефон вибрирует, и я быстро набираю ответ:

«Да».

Я впервые за долгое время делаю что-то для себя.

Недели подготовки пролетают, как в тумане. Егор, как всегда, равнодушен. Лишь однажды он спрашивает с насмешкой:

— Ты чего это, как кобыла перед смотром, наряжаешься?

— Лечу в Лондон на католическое Рождество, — отвечаю спокойно, проверяя список дел.

Он замолкает. Моя фраза звучит настолько просто, что он даже не пытается уточнять.

— Путёвку выиграла, — добавляю я.

И через мгновение бросаю через плечо:

— Со мной поедет Глеб.

На лице Егора мелькает растерянность, но он быстро прячет её за очередной насмешкой. А я, спускаясь по лестнице, улыбаюсь.

Мне впервые за много лет хочется выглядеть лучше, чувствовать себя красивой. Скрытые в повседневной рутине желания вдруг всплывают на поверхность.

«Я падаю уже давно, — думаю я, выходя под серое декабрьское небо. — Не пора ли свету наконец согреть меня?»