Наставник. Учитель Цесаревича Алексея Романова. Дневники и воспоминания Чарльза Гиббса

Джон Тревин

В данном издании рассказывается о жизни англичанина Чарльза Сиднея Гиббса (1876–1963) – учителя английского языка детей Императора Николая II и наставника Цесаревича Алексея. За десять лет служения при дворе русского Императора Гиббс превратился в доверенное лицо семьи Николая II. Впоследствии он стал православным священником и жил в Великобритании. В издание вошли две книги о Чарльзе Гиббсе, написанные английскими авторами Джоном Тревином и Френсис Уэлч и его дневники.

Глава XV

Последнее путешествие

Для остальных членов семьи и свиты эти дни стали наиболее тягостными за все пребывание в Тобольске. Из Тюмени получили телеграмму, но толком все равно ничего не было известно. Жильяр вспоминал:

«Спустя некоторое время один из кучеров, отвозивших Государя и других лиц, привез коротенькую записочку от Марии Николаевны. Она писала, что едут в очень тяжелых условиях: плохая дорога, плохие экипажи. Потом пришла на имя Кобылинского телеграмма от Набокова, извещавшего о прибытии в Тюмень.

Совершенно неожиданно для нас 20 апреля была получена Кобылинским телеграмма от Матвеева, что Государь и все другие оставлены в Екатеринбурге. Это для нас было полной неожиданностью. Все мы думали, что Государя везут в Москву.

24 апреля от Государыни пришло письмо. Она извещала в нем, что их поселили в двух комнатах Ипатьевского дома, что им тесно, что они гуляют лишь в маленьком садике, что город пыльный, что у них осматривали все вещи и даже лекарства. В этом письме в очень осторожных выражениях она давала понять, что надо взять нам с собой при отъезде из Тобольска все драгоценности, но с большими предосторожностями.

Она сама драгоценности называла условно «лекарствами». Позднее, на имя Теглевой, пришло письмо от Демидовой, писанное, несомненно, по поручению Ее Величества. В письме нас извещали, как нужно поступить с драгоценностями, причем они были названы «вещами Седнева». […]

Мы стали готовиться в дорогу. С драгоценностями мы поступили так. Часть их положили в чемодан. Часть княжны надели на себя. Часть использовали вместо пуговиц. Это было сделано таким образом. Отпороли на некоторых костюмах княжон пуговицы и драгоценные предметы, обернутые ватой и обшитые затем шелком, пришили к костюмам вместо пуговиц» (Росс Н. Гибель Царской Семьи. Ф/М., 1987. С. 233).

В начале апреля 1918 г. в Тобольск неожиданно для «чрезвычайного» комиссара Демьянова²⁰¹ — начальника омского отряда Красной гвардии — прибыл екатеринбургский отряд красногвардейцев численностью 150 человек²⁰². Вместе с этим отрядом прибыли Хохряков²⁰³ и Заславский. Хохряков был назначен комиссаром вместо Яковлева после того, как в отрядный комитет пришла телеграмма из Москвы. Между Демьяновым и Заславским произошли крупные трения по вопросу о судьбе Царской Семьи. Вскоре Демьянов был отозван в Омск, а омский отряд возглавил его помощник Перминов²⁰⁴. На своих местах остались комиссар Дуцман, латыши и екатеринбургский отряд.

Большевики отстранили Кобылинского от командования. Полковник Кобылинский вспоминал:

«…Хохряков выписал из Екатеринбурга какого-то Родионова²⁰⁵. Родионов и стал у латышей начальником отряда. Спустя некоторое время после назначения Хохрякова нашим комиссаром вместо Яковлева он получил от кого-то из Москвы телеграмму, в которой говорилось, что ему поручается перевезти всю остальную семью в Екатеринбург²⁰⁶. […] Он уже распоряжался не как председатель совдепа, а как чрезвычайный комиссар по охране Семьи. Некоторое время после назначения его комиссаром, но еще до замены нашего отряда латышами, когда караул несли еще наши солдаты, я однажды хотел пройти в дом. Солдаты меня не пропустили, сославшись на приказ Хохрякова. Я обратился к Хохрякову. Он мне сказал: „Они меня не поняли“. Я продолжал после этого в течение нескольких дней ходить в дом. Но скоро прибыл Родионов, и состоялась замена нашего караула латышским отрядом. Латыши как-то сразу заняли все посты и не пропустили меня в дом. Это было за несколько дней до отъезда Семьи. […] Родионов еще при мне, как только появился у нас, пришел в дом и устроил всем форменную перекличку. Это поразило меня и всех других. Хам, грубый зверь, сразу же показал себя. После этого как-то сразу латыши заняли посты неожиданно для меня, и я уже не мог попасть в дом. Николаева же и Карпов говорили мне, что латыши держали себя таким образом. Была в доме в это время одна, всего-навсего, кажется, служба. Латыши обыскали священника, обыскали, грубо „ощупывая“, монашенок, перерыли все на престоле. Во время самого богослужения Родионов поставил латыша около престола следить за священником. Это так всех угнетало, на всех так подействовало, что Ольга Николаевна плакала и говорила, что если бы она знала, что так будет, то она и не стала бы просить о богослужении. Когда меня не впустили больше в дом, я и сам не выдержал и заболел: слег в постель» (Росс Н. Гибель Царской Семьи. Ф/ М., 1987. С. 305—306).

Перевезти в Екатеринбург других членов семьи — Алексея Николаевича и Великих княжон Ольгу Николаевну, Татьяну Николаевну и Анастасию Николаевну — было поручено комиссарам Хохрякову и Родионову. Причем последний был назначен начальником всего конвоя.

Родионову «…было лет 28—30, роста ниже среднего, светлый шатен, не представляю хорошо его прически. Усы подстригал, бороду брил. Глаза, кажется, голубые. Носа, рта, лба не представляю. Человек он неинтеллигентный и производил отталкивающее впечатление. Морда у него какая-то „бабская“, с ехидной улыбочкой. В нем чувствовался жестокий зверь, но зверь хитрый. Буксгевден уверяла, что во время одной своей заграничной поездки она видела его на одной из пограничных станций в форме русского жандарма. Я бы сказал, что в нем действительно чувствовался „жандарм“, но не хороший, дисциплинированный солдат-жандарм, а кровожадный, жестокий человек с некоторыми приемами и манерами жандармского сыщика» (Там же. С. 306).

Алексей Николаевич, которого нельзя было переносить, лежал в кровати в кабинете своего отца, а Гиббс и Жильяр по очереди читали ему вслух. Гиббс начал читать «Следопыта». Он вспоминал:

«Следопыт» Джона Фенимора Купера: на титульном листе дарственная надпись на русском языке «Ольге от бабушки на Рождество, Гатчина, 1907 год», сделанная Вдовствующей Императрицей Марией Федоровной. Это последнее произведение, которое я читал с Алексеем Николаевичем. Книга взята из библиотеки детей в Царском Селе. Она издана в 1903 г. издательством «Блэки энд сан, Лимитед», заложена тесемчатой закладкой на страницах 54—55, второй конец которой на страницах 98—99. Иллюстрации Альфреда Пирса. На внутренней стороне обложки карандашом проставлена цена: 3/-. Сохранилось несколько моих набросков на листе грубого картона, или скорее плотной бумаги для рисования, которые я сделал, чтобы пояснить подробности истории. Лучше всего вышло индейское каноэ. Я читал эту книгу Цесаревичу в Тобольске, когда он болел. Это было после отъезда Императора и Императрицы в Екатеринбург. Я рисовал, а он лежал в постели в рабочем кабинете Императора. Если не ошибаюсь, этот лист бумаги я взял в коробке из-под конфет, где хранились карты и некогда любимая настольная игра Его Высочества «Тише едешь — дальше будешь».

Гиббс сохранил эти рисунки. Он сохранил также несколько меню, которые составлялись официально и изо дня в день записывались искусным почерком на бумаге, увенчанной Императорским двуглавым орлом. После того как Николай Александрович, Александра Федоровна и Мария Николаевна покинули Тобольск, узникам подавали следующие блюда (следует помнить, что блюдо в действительности могло отличаться от описанного в меню):

«22 апреля 1918 года:

Завтрак:

Суп бульон с кореньями

Холодное мясное блюдо

Обед:

Ветчина холодная

Жаркое индейка

Салат

23 апреля 1918 года:

Завтрак:

Щи свежие

Эскалоп телячий с гарниром

Обед:

Галантин из индейки холодный

Жаркое утки дикия

28 апреля 1918 года:

Завтрак:

Суп русский с перлов. [ой] круп. [ой]

Рябчики с рисом

Обед:

Жаркое дикия утки

Салат

Каша рисовая на молоке

29 апреля 1918 года:

Завтрак: Борщ

Котлеты телячьи рубленые с гарн. [иром]

Обед: Ростбиф с гарниром

Макароны запеченные»

Наконец, к 6/19 мая самочувствие Алексея улучшилось. После перенесенной болезни мальчик больше не мог ходить, но он достаточно окреп для путешествия, поэтому ехать решили на следующий же день.

«Только один раз после отъезда Императора и Императрицы произошел вечер, — писал Гиббс [это был последний вечер перед отъездом], — когда нас пригласили и подали последнюю оставшуюся бутылку хорошего старого вина, которое уничтожили люди партии. Когда это происходило, мы услышали коменданта,²⁰⁷ шпионившего в коридоре. Времени хватило только на то, чтобы спрятать бутылку и наши стаканы под стол, покрытый длинной скатертью, когда он вошел. Комендант загадочно осмотрел комнату. При этом он выглядел очень комично. И мы немедленно почувствовали себя мальчишками, которых застали за шалостью в гимназии. Ситуация была настолько смехотворная, что, когда мы встретились глазами друг с другом, не могли более сдерживаться и разразились диким приступом неконтролируемого смеха. Комендант стал еще более таинственным, чем обычно, и не знал, что ему делать. Но поскольку смех редко сопутствует заговору, он покинул комнату и ушел».

На следующий день в полдень все стояли на пристани, чтобы подняться на борт парохода «Русь», запомнившийся всем с прошлого лета. Матрос Нагорный — дядька Цесаревича, ранее служивший на яхте «Штандарт» вместе с вероломным боцманом Деревенько, нес на руках Алексея Николаевича. Теглева вспоминала:

«До Тюмени мы ехали на пароходе, том же самом, на котором мы ехали до Тобольска. Родионов запретил Княжнам запирать на ночь Их каюты, а Алексея Николаевича с Нагорным он запер снаружи замком. Нагорный устроил ему скандал и ругался: „Какое нахальство! Больной Мальчик! Нельзя в уборную выйти!“ Он вообще держал смело себя с Родионовым, и свою будущую судьбу Нагорный предсказал сам себе» (Российский архив. VIII. Н. А. Соколов. Предварительное следствие 1919—1920 гг. М., 1998. С. 128—129).

Гиббс плыл на пароходе вместе с Августейшими детьми. Баронессе Буксгевден также было позволено присоединиться к ним. По прибытии в Тюмень «Русь» была пришвартована к берегу, куда уже был подан поезд. Пассажиры в пальто и шляпах ждали распоряжений в главном салоне парохода. Вошел товарищ Родионов со списком пассажиров. Сначала он назвал имена членов императорской свиты и некоторых слуг, они встали и вышли. Августейшие дети, вызванные следом, также стали неспеша выходить на берег. Нагорный нес Алексея Николаевича. Затем Родионов вернулся. «Остальные!» — сказал он коротко. Когда Гиббс, Жильяр и другие сопровождающие подошли к поезду, некоторых из них попросили пройти в вагон четвертого класса²⁰⁸. Это был простой отапливаемый грузовой вагон (теплушка). Великие Княжны и Цесаревич разместились в обыкновенном пассажирском вагоне. Позже Гиббс вспоминал, что они так и не попрощались.

После полуночи 10/23 мая поезд достиг окрестностей Екатеринбурга. На главном вокзале сделали небольшую остановку, чтобы комиссар Родионов мог обо всем доложил начальству.

«Затем, — рассказывал Гиббс, — мы продолжали ехать всю ночь вперед и назад, останавливаясь ненадолго в каких-то недоступных местах, чтобы поменять направление. Наконец, в 7 часов утра мне показалось, что наша стоянка продолжалась дольше, чем обычно, и я выглянул в окно. Я увидел, что мы стояли на обособленном участке дороги, рядом с путями, где ожидали местные дрожки²⁰⁹. Вскоре я увидел, как три Великих Княжны спускаются с поезда и забираются в них. Наконец, из поезда вынесли больного Цесаревича и отнесли к ним. Как только все Они оказались на дрожках, был отдан приказ, и лошади со своим эскортом пошли рысью».

Жильяр вспоминал:

«Приблизительно часов в 9 утра поезд остановился между вокзалами. Шел мелкий дождь. Было грязно. Подано было 5 извозчиков²¹⁰. К вагону, в котором находились дети, подошел с каким-то комиссаром²¹¹ Родионов. Вышли княжны. Татьяна Николаевна имела на одной своей руке любимую собаку²¹². Другой рукой она тащила чемодан, с трудом волоча его. К ней подошел Нагорный и хотел ей помочь. Его грубо оттолкнули. Я видел, что с Алексеем Николаевичем сел Нагорный. Как разместились остальные, не помню. Помню только, что в каждом экипаже был комиссар, вообще, кто-то из большевистских деятелей.

Я хотел выйти из вагона и проститься с ними в последний раз, и даже не думал, что буду отстранен от них» (Росс Н. Гибель Царской Семьи. Ф/М., 1987. С. 234).

Некоторое время спустя в сплошной серой пелене дождя состав перевели обратно на запасной путь главного вокзала Екатеринбурга. Прибывшая охрана увезла Татищева, графиню Гендрикову и мадмуазель Шнейдер в городскую тюрьму. А четверых слуг, среди которых были повар и лакей, забрали в дом Ипатьева²¹³.

Гиббс вспоминал, что «потом приходил Нагорный и брал и увозил с собой вещи и кровати для Детей. Когда уезжал Государь, тоже были взяты несколько кроватей. Все кровати были одинаковые: походные, никелированные, образца кровати Александра II во время турецкой кампании, удобные, но тяжелые» (Российский архив VIII. Н. А. Соколов. Предварительное следствие 1919—1920 гг. М., 1998. С. 111).

Наконец, в пять часов к остальным сопровождающим — учителям и домашним слугам — пришел комиссар Родионов и, к их огромному удивлению, сказал: «Господа, вы свободны. Можете ехать, куда угодно» (Там же. С. 111). Баронессу Буксгевден пересадили в их вагон. В городе же тем временем лил проливной дождь.

Примечания

201

Демьянов Авраамий Федорович (1893—1952), в партии большевиков с 1917 г. Участник революционного движения в городах Западной Сибири. Начальник отряда Красной гвардии Омска. В связи со слухами о подготовке побега Царской Семьи был направлен в Тобольск для взятия ее под охрану в свои руки. Это была попытка западносибирских большевиков завладеть Царской Семьей. 26 марта 1918 г. с отрядом красногвардейцев в 100 человек прибыл в Тобольск. Как комиссар Западносибирского совета он имел обширные полномочия в Тобольском уезде, однако миссию выполнить не смог, так как с помощью центра положением в городе овладели уральские большевики.

202

Нигде не сообщается подлинная фамилия командира этого отряда — Шидтеня. (В материалах Н. А. Соколова он фигурирует как Шиндер.) «На самом же деле подобный отряд действительно существовал, но посылался из Екатеринбурга в Тобольск значительно ранее — 10 апреля 1918 года, и даже не под командой Родионова (который прибыл в Тобольск немногим позднее), а под командой упоминаемого выше Шидтеня. Подтверждением же сему является документ, находящийся в личном деле одного из фигурантов Предварительного Следствия С. С. Заславского: «Областной Исполнительный комитет Совета рабочих, крестьянских, солдатских депутатов Урала / 10 апреля 1918 года / УДОСТОВЕРЕНИЕ / тт. Хохрякову, Заславскому, Авдееву. Тобольск. В Ваше распоряжение поступает наш отряд около 80 человек, под командой тов. Шидтень. / №1899/1 / Замест. Пред. Обл. Совета / Дидковский» (Жук Ю. А. Гибель Романовых. М., 2009. С. 198—199).

203

Хохряков Павел Данилович (1893—1918), родился в д. Хохряки (Хохряково) Вятской губернии в крестьянской семье. Окончил три класса церковно-приходской школы. В период Первой мировой войны (с 1915 г.) — матрос Балтийского флота. Оказался на броненосце «Император Александр II», который после февральского мятежа был переименован в «Зарю Свободы». Корабль, на котором нес службу Хохряков, был старым и всю войну простоял в Кронштадте — тыловой базе Балтийского флота. Cлужил на броненосце кочегаром. В 1916 г. тайно вступил в РСДРП. Вел революционную работу. После февральской революции — председатель партийного комитета «Заря Свободы». Создает отряды Красной гвардии. «Хохряков принял активное и непосредственное участие в массовых убийствах офицеров броненосца, в частности командира корабля капитана 1-го ранга Н. И. Повалишина. Постоянно выступая на митингах, ораторствуя на собраниях, расправляясь с офицерами, Хохряков вскоре обратил на себя внимание большевистских вождей и, прежде всего, Свердлова. По личному распоряжению и рекомендации Свердлова он (в августе 1917 г.) во главе отряда матросов направляется в Екатеринбург. Хохряков встретил Октябрьский переворот, будучи председателем Петроградского ВРК и начальника Центрального штаба Красной гвардии г. Екатеринбурга. Будучи членом Облчека, он возглавлял отдел по борьбе с контрреволюцией. В Екатеринбурге Хохряков тесно сошелся с другим свердловским ставленником — Я. М. Юровским, вместе с которым совершал грабежи и насилия над мирным населением Екатеринбурга» (Мультатули П. В. Свидетельствуя о Христе до смерти… СПб., 2006. С. 244). Ш. И. Голощекиным направлен в Тобольск (весной 1918 г.) для контроля над положением в городе, губернии и для овладения Царской Семьей. Избран председателем местного совета, но заменить охрану Царской Семьи своей не смог. В апреле участвовал в подготовке перевозки первой группы Августейших узников в Екатеринбург, а в мае 1918 г. организовал перевоз остальных ее членов. С лета 1918 г. командовал Тюменской военной флотилией, после ее поражения — красногвардейскими отрядами на востоке Среднего Урала. Организатор убийства епископа Гермогена (Г. Е. Долганова) и других священнослужителей на р. Туре. 17 августа 1918 г. погиб в бою близ ст. Крутиха. Похоронен в Перми.

204

Перминов Дмитрий Васильевич (1881—1919), секретарь Алапаевского исполкома. Был расстрелян белыми войсками.

205

По наиболее распространенной версии, настоящее имя Родионова — Я. М. Свикке. Есть сведения о том, что чекист Свикке никогда не был Родионовым, а присвоил себе эту фамилию и никогда не командовал упомянутым отрядом. Эксперт-криминалист Ю. А. Жук в своем исследовании пишет: «…в первичном варианте расшифровки упомянутой выше стенограммы «Совещания старых Большевиков по вопросу пребывания Романовых на Урале» имеется стенограмма Уральского Облсовета и Комиссара жилищ Уральской области А. Н. Жилинского, который дополнил рассказ Я. М. Юровского личными воспоминаниями: «Начался момент их (Царской Семьи. — Ю. Ж.) привоза. Приехали и осмотрели дом: Филипп, Белобородов, Дидковский, Чуцкаев. Все нашли подходящим, сдали под охрану Родионову, который убит при Невьянском восстании (начавшемся 12 июня 1918 г.). […] Когда подошла машина, Родионов принимает ее на парадном крыльце, просит пройти. Начинают обыскивать ее (Государыню Императрицу. — Ю. Ж.), она начинает протестовать и говорит, что у нее здесь медикаменты, которые знает доктор Боткин и которые не подлежат осмотру со стороны мужчины. Родионов заявляет: «Я начальник караула и должен знать все, что есть у вверенных мне под охрану людей» (Жук Ю. А. Гибель Романовых. М., 2009. С. 197—198). Гиббс рассказывал, что «его Татищев знал, но он не мог припомнить хорошо, кто он такой и где он его видел. Его также знала и Буксгевден. Татищев думал, что он видел Родионова в Берлине, а Буксгевден — в Вержболове. Татищев состоял при императоре Вильгельме и думал, что он видел Родионова в русском посольстве в Берлине. Татищев его спрашивал, чем он занимался раньше. Но Родионов не желал говорить и отвечал: «Я забыл». Нам было это очень интересно. Татищев так и шутил и называл Родионова «мой знакомый». А я помню случай такой. В 1916 году я был в Петрограде у своего знакомого Дитвейлера, кажется, еврея, русского подданного, который служил в кабельном заводе. Я имел с ним разговор и спросил его, где он был. Он мне сказал, что он был у такого-то, которому фамилию я теперь забыл. Я Дитвейлера спросил, кто он такой. Он мне сказал: «Должно быть, германский шпион». При этом он мне сказал, что там же был офицер Родионов» (Российский архив. VIII. Н. А. Соколов. Предварительное следствие 1919—1920 гг. М., 1998. С. 110).

206

«В марте Уральский комитет большевиков создает специальную тайную (чрезвычайную) тройку по подготовке и осуществлению перевода Царской Семьи из Тобольска. В нее входят заместитель председателя Уралоблсовета Дидковский, комиссар по снабжению Войков и комиссар по юстиции Голощекин, поддерживающий постоянный контакт со Свердловым. Конкретное выполнение операции возлагается на группу чекистов во главе с 24-летним Павлом Хохряковым» (Платонов О. А. История цареубийства. М., 2001. С. 231).

207

Татищев, служивший в российском посольстве в Берлине, припоминал, что ему доводилось видеть там Родионова. Он ничего больше не добавил, но позже подтвердил, что Родионов выведывал планы русских революционеров. — Прим. автора.

208

Августейших детей разместили в вагоне второго класса. С ними ехали: генерал-адъютант Татищев, гоф-лектриса Императрицы Шнейдер, доктор Деревенко, баронесса Буксгевден, графиня Гендрикова, дядька Наследника матрос Нагорный, помощница няни Августейших детей Эрсберг. Все остальные ехали в теплушке. — Прим. ред.

209

Легкий одноместный или двухместный открытый экипаж на рессорах. — Прим. ред.

210

«На первом ехал цесаревич Алексей, Нагорный и, вероятнее всего, Хохряков — он город знал. На втором и третьем извозчиках ехали Ольга Николаевна и Анастасия Николаевна, хотя сейчас нельзя установить порядок очередности их экипажей. С одной из них сидел комиссар Родионов. На четвертом — Татьяна Николаевна с собачкой и Заславский. На пятом извозчике ехал Белобородов и конвой» (Зайцев Г. Романовы в Екатеринбурге. Екатеринбург, 1998. С. 61).

211

Имеется в виду комиссар Уральского исполкома Семен Савельевич Заславский (1890—1953). — Прим. ред.

212

Собака по кличке «Ортипо», маленький французский бульдог, был подарен Великой Княжне Татьяне Николаевне штабс-ротмистром Лейб-Гвардии Уланского Ее Величества полка Дмитрием Яковлевичем Маламой в октябре 1914 г.

213

Представитель Екатеринбургского исполкома, а позже комендант Дома особого назначения Авдеев вспоминал: «Вместе с указанными членами Семьи в дом были допущены повар Харитонов, его помощник мальчик-поваренок, слуги Седнев и Трупп и на несколько дней матрос Нагорный» (Авдеев А. Д. Николай Романов в Тобольске и Екатеринбурге. Из воспоминаний коменданта // Красная новь. №5,1928). В августе 1919 г. на допросе у следователя Н. А. Соколова камердинер Государыни А. А. Волков сообщил: «Спустя некоторое время явился к нашим вагонам Родионов и выделил из одного вагона Гендрикову, Шнайдер и Татищева, а из другого — меня, Харитонова и Седнева Леонида. Нас повели к вокзалу, где были извозчики. У извозчиков был тот самый комиссар или еще кто, который вместе с Родионовым перевозил и детей. У меня с собой был саквояж, а в нем было: 4 000 денег, белье, сапоги, одна моя фотографическая портретная карточка и две карточки-открытки, бритвы, туфли, записная книжечка, продовольственная книжка. В отдельных местах были у меня сухари и банка с вареньем. Этот комиссар с Родионовым не позволили мне брать с собой сухарей и варенья, и эти вещи были оставлены ими у себя. Татищев сел один на извозчика. Я также сел один. Гендрикова села со Шнайдер. Родионов с неизвестным комиссаром сели также на одного извозчика и поехали сзади нас. Харитонов с Седневым также сели вместе. Подъехали мы к дому Ипатьева, где была Семья. Я видел, что дом был обнесен забором, но не могу сказать, закрывал он ворота или же нет. Тут у дома Ипатьева ссадили Харитонова и Седнева. Нас же остальных повезли дальше. Я спросил извозчика: „Далеко ли до дома?“. Я думал, что нас везут куда-либо еще. Молчит. Я опять его спросил: „Ты куда нас везешь?“. Опять молчит. И привезли нас в тюрьму» (Росс Н. Гибель Царской Семьи. Ф./ М., 1987. С. 451).