Наставник. Учитель Цесаревича Алексея Романова. Дневники и воспоминания Чарльза Гиббса

Джон Тревин

В данном издании рассказывается о жизни англичанина Чарльза Сиднея Гиббса (1876–1963) – учителя английского языка детей Императора Николая II и наставника Цесаревича Алексея. За десять лет служения при дворе русского Императора Гиббс превратился в доверенное лицо семьи Николая II. Впоследствии он стал православным священником и жил в Великобритании. В издание вошли две книги о Чарльзе Гиббсе, написанные английскими авторами Джоном Тревином и Френсис Уэлч и его дневники.

Глава IX

В Сибирь

Гиббс не мог находиться вместе с Царской Семьей, но он по-прежнему жил в своих комнатах в Екатерининском дворце. Англичанин брался за любую работу в Петрограде и время от времени обращался к чиновникам в слабой надежде на то, что ему позволят вернуться к семье Императора. Он поздно узнал о смерти своего отца в Нормантоне весной 1917 года. 21 апреля / 4 мая он написал своей тете Хэтти¹⁰⁰ из комнаты №4 Большого дворца Царского Села. Среди его бумаг был исправленный черновик:

«4, Полукруглый зал, Большой дворец, Царское Село.

21 апреля 1917.

Моя дорогая тетя Хэтти,

Тетя Кейт¹⁰¹ сообщила мне печальное известие о смерти моего бедного отца. Письмо было написано на 11-ый день после его смерти, и оно очень долго находилось в пути, почти два месяца. И хотя прошло уже столько времени, я узнал об этом только сейчас. Я уверен, что первое, что мы должны сделать, — это поблагодарить Вас за ту любовь и заботу, которыми Вы окружили отца в последние годы его жизни. Трудно себе представить, что бы он делал без Вас. Если бы не Вы, он не прожил бы столько и не был бы так счастлив. В 1914 году, уезжая из дома, я оставлял его счастливым. Из-за того, что меня не было рядом с ним в последние годы, у меня остались самые светлые воспоминания о закате его дней. Было бы хорошо, если бы я смог побывать дома еще раз до того, как это все случилось. Вопрос о разрешении на выезд до сих пор не решен. Без сомнения, Вы уже знаете о том положении, в котором мы оказались из-за политических событий. Само собой разумеется, никто пока не знает, что будет дальше, и мой долг, равно как и мои интересы, призывают меня находиться здесь. Наши судьбы совершенно поломаны, и велика вероятность того, что я вскоре покину Россию и вернусь в Англию с моим «учеником». Но я не могу сказать, когда это случится, потому что в настоящее время им не разрешено выезжать [изменено на «в настоящее время мы не можем уехать»]».

21 апреля 1917.

У меня не было возможности закончить это письмо раньше. Почти все время я провел в городе в комитетах и исполнительных комиссиях из-за своего коллеги. Он не может являться туда сам. Я снова получил известие от тети К [ейт] (очевидно, письмо было написано три недели спустя после первого; все письма между ними утеряны), и это письмо пришло действительно быстро, примерно за четыре недели. У меня также есть письмо от Нетти¹⁰², в котором она сообщает, что Вы уезжаете из Нормантона. Думаю, к настоящему моменту Вы уже уехали. Нетти пишет, что Вы собираетесь продать большую часть вещей в Нормантоне. И я хотел спросить позволите ли Вы мне взять из дома несколько вещей на память, и можем ли мы приехать туда в изгнание. Разумеется, Вы оцените вещи и напишете мне, сколько это стоит. Я пошлю Вам список вещей (но не с этим письмом) завтра или через день. Если среди этих вещей окажутся те, которые Вы не станете оставлять себе, я был бы благодарен Вам, если бы Вы отказались от них в мою пользу. И конечно, я думаю, это понятно, что я не хочу просить Вас отдать мне, что Вы считаете своим. Расстояние и то продолжительное время, которое требуется на доставку письма, — все это очень затрудняет общение, поэтому я вынужден отослать Вам список немедленно. Если бы не эти обстоятельства, я бы никогда не поступил так без Вашего согласия. В список я включил некоторые предметы мебели и картины, которые всегда ассоциировались у меня с нашим домом. Мне жаль, что отец не успел получить мое последнее письмо, но, я думаю, он, тем не менее, знал о нем. Не будете ли Вы так добры прислать мне «Ротерхэм адвертайзер» [«The Rotherham Advertiser», местная газета] с хронологом? Я думаю, там должно быть полное описание похорон. Пожалуйста, передавайте сердечный привет А. К., я надеюсь, она это вынесет, но я убежден, смерть отца станет для нее большим ударом. Она всегда любила и обожала его. Отец был для нее опорой, и я со страхом думаю о том, как она воспримет известие о его кончине. Я посылаю мое письмо в Нормантон, поскольку, если Вы уже покинули его, оно наверняка будет возвращено. С большой любовью и благодарностью за Вашу преданность дорогому отцу,

Искренне Ваш, С.»

В письме была важная фраза: «…велика вероятность того, что я… вернусь в Англию с моим „учеником“». Несколько месяцев во время либеральной интерлюдии Временное правительство продумывало планы об отправке Царской Семьи в Англию. Большевистские экстремисты требовали смерти бывшего Царя, на что Керенский, одним из первых действий которого на посту министра юстиции была отмена смертной казни, твердо ответил: «Русская революция не мстит». Совет рабочих депутатов не хотел мстить, но ни одна из сторон не могла действовать решительно. Экстремисты были недостаточно сильны, чтобы штурмовать Александровский дворец, а правительство не контролировало железные дороги. Англия, несмотря на неодобрение премьер-министра Дэвида Ллойд Джорджа¹⁰³, осторожно заявила о готовности предоставить убежище Царской Семье, если Россия возьмет на себя расходы. Почти одновременно в Петрограде Временное правительство с той же осторожностью сообщило Совету, который оказывал на него давление, что Император Николай II и Императрица Александра Федоровна останутся в России. За три месяца (в течение которых Гиббс вел переписку с Нормантоном) этот вопрос, казалось, утратил важность. Но в середине лета он был поднят снова. Теперь, судя по всему, Британское правительство — по неопределенным причинам — отозвало свое предложение¹⁰⁴. Вне зависимости от того, прислала бы Англия приглашение или нет, было очевидно, что Императорская Cемья должна покинуть Царское Село. Положение Временного правительства было непрочным и, в случае его свержения, Император Николай II и Императрица Александра Федоровна оказались бы в опасности.

Когда после Февральской революции было создано Временное правительство, большевики в Петрограде получили бескомпромиссную телеграмму из Цюриха [направленную в Стокгольм]: «6 марта 1917. Наша тактика — полное недоверие, никакой поддержки временному правительству. Керенского особенно подозреваем. Вооружение пролетариата — единственная гарантия… Никакого сближения с другими партиями». Телеграмма была подписана Лениным. Этому профессиональному революционеру, ставшему в будущем строителем новой России, было 47 лет. Урожденный Владимир Ильич Ульянов провел детство в Симбирске на средней Волге: по странному совпадению, это был и родной город Керенского. Большую часть жизни Ленин был убежденным марксистом. С момента отъезда из России на рубеже веков он и его жена Крупская — они вместе находились в Сибирской ссылке — вели активную подпольную деятельность в различных европейских городах, в том числе и в Лондоне. В январе 1917 года Ленин с горечью писал: «Мы, люди старшего поколения, можем не увидеть решающих сражений грядущей революции». На самом деле революция была зажжена, и очень скоро. Во-первых, он и его партия должны были избавиться от слишком либерального и буржуазного правительства Керенского. Проблема заключалась в том, как добраться до России. Здесь помогли немцы. Обрадованные идеей создания волдыря уже внутри Великой России, они подготовили Ленина к переезду через Германию в опечатанном вагоне и въезду в Россию через Швецию и Финляндию. По словам Уинстона Черчилля, «они транспортировали Ленина в опечатанном вагоне как бациллу чумы» (Мировой кризис: последствия. Лондон, 1929). Похоже, он прибыл слишком рано. Его призыв к Всероссийскому съезду Советов о ниспровержении правительства и прекращении войны был подвергнут злому осмеянию. Однако, поставив перед собой цель, этот малорослый лысый фанатик упорно шел к ней. Авторитет большевиков рос. В правительстве наметились расколы, и в середине лета Керенский стал одновременно министром-председателем и военным министром¹⁰⁵. Однако совсем скоро, после успеха на Галицийском фронте, дело приняло угрожающий поворот, когда войска под воздействием большевистской доктрины стали отказываться сражаться. Керенскому, впрочем, с помощью пропаганды удалось подавить восстание под лозунгом «Долой войну!», и Ленин после так называемых «июльских дней» вынужден был бежать в Финляндию, переодевшись кочегаром локомотива.

Керенский предвидел, что успех будет недолгим. Заехав как-то в Царское Село, он сказал Императору, что сейчас самое время для отъезда. Не в Ливадию, которая стала призрачной мечтой, а в Тобольск¹⁰⁶. Это был город с двадцатью тысячами населения в западной Сибири, «полное захолустье», неподалеку от слияния рек Тобола и Иртыша, в 200 милях севернее Транссибирской железной дороги. Царская Семья должна была отправиться туда в начале августа. Большинство придворных, число которых значительно сократилось, также собирались ехать, за исключением графа Бенкендорфа, поскольку его жена лежала в постели с острым бронхитом. Вместо него поехал генерал-адъютант, граф Татищев¹⁰⁷. В холодную ночь 1/14 августа, на следующий день после тринадцатилетия Царевича, путешественники собрались и ожидали отъезда. Никто не предполагал, как долго может продлиться ссылка в Тобольск. Керенский полагал, что она закончится, когда зимой соберется Учредительное собрание.

Ожидание было напряженным. Вечером накануне отъезда в Царское Село приехал бывший Великий Князь Михаил Александрович, которому разрешили ненадолго увидеться с Императором. Керенский при этом присутствовал. Он находился в одной комнате с ними, листая альбомы с фотографиями, чем всех смущал¹⁰⁸. Поезда, отправившиеся из Петрограда в первые часы после полуночи, задерживались из-за непримиримости со стороны железнодорожных рабочих. Все более утомлявшиеся придворные сидели на сундуках и чемоданах в Полукруглом зале. Напряжение нарастало. Начало светать, но никаких новостей не было. Наконец, между пятью и шестью часами утра дали сигнал к отъезду. Провожали немногочисленные солдаты и приближенные. Царскую Семью и придворных быстро провезли через парк и еще безлюдные деревенские улицы к паре поездов, украшенных японскими флагами. На поездах виднелась ироническая надпись «Японская Миссия Красного Креста». Лукомский¹⁰⁹, чиновник, которому было приказано проследить за вывозом ценностей из дворца, наблюдал за отъезжающей группой. Император в то утро выглядел мрачным. Высокий для своего возраста Алексей был бледен, но пытался шутить. Его сестры, также бледные и худые, с коротко подстриженными после болезни волосами очень походили друг на друга. Императрица Александра Федоровна, казалось, плакала. Во дворце Лукомский должен был опечатать целых сорок дверей. Обнаружив наверху горничную Императрицы, убиравшую вещи в ящики и коробки, он предупредил ее, что теперь это национальная собственность, и все это станет музейными экспонатами. Даже календарь и цветы в вазах должны оставаться нетронутыми. Все комнаты были сфотографированы, а ящики и буфеты опечатаны¹¹⁰. Александра Федоровна взяла с собой намного больше вещей, чем Император, который оставил практически все личные вещи. Многие из любимых вещей, принадлежавших Царской Семье, уже погрузили в поезд. Императрица и Великие Княжны везли с собой драгоценности, стоившие около миллиона рублей. Такие незначительные вещи, как ковер, лампы, граммофон, фотографии, а также три или четыре акварели и пастели, были впоследствии высланы в Тобольск¹¹¹. Полковник Кобылинский вспоминал:

«Выехала Семья, приблизительно, часов в 5 утра на вокзал и села в поезда. Поездов было два. В первом следовала Семья, свита, часть прислуги и рота 1-го полка. Во втором поезде — остальная прислуга и остальные роты. Багаж был распределен в обоих поездах. В первом же поезде ехали член Государственной Думы Вершинин¹¹², инженер Макаров¹¹³ и председатель военной секции прапорщик Ефимов, отправленный в поездку по желанию Керенского для того, чтобы он, по возвращении из Тобольска, мог бы доложить совдепу о перевозе Царской Семьи. Размещение в поезде происходило так: в первом вагоне международного общества, очень удобном, ехали Государь в отдельном купе, Государыня в отдельном купе, княжны в отдельном купе, Алексей Николаевич с Нагорным¹¹⁴ в купе, Демидова¹¹⁵, Теглева и Эрсберг¹¹⁶ в купе, Чемодуров¹¹⁷ и Волков¹¹⁸ в купе. Во втором вагоне ехали: Татищев и Долгоруков в одном купе, Боткин один в маленьком купе, Шнейдер со своей прислугой Катей и Машей в одном купе, Жильяр в отдельном купе, Гендрикова со своей прислугой Межанц¹¹⁹. В третьем вагоне ехали: Вершинин, Макаров, я, мой адъютант подпоручик Николай Александрович Мундель¹²⁰, командир роты 1-го полка прапорщик Иван Трофимович Зима¹²¹, прапорщик Владимир Александрович (точно не уверен, так ли его зовут) Меснянкин¹²² и в отдельном маленьком купе помещался прапорщик Ефимов, с которым никто не изъявлял желания ехать вместе. В четвертом вагоне помещалась столовая, где обедала Царская Семья, кроме Государыни и Алексея Николаевича, обедавших вместе в купе Государыни. В трех, кажется, вагонах 3 класса ехали солдаты. Кроме того, были еще багажные вагоны» (Росс Н. Гибель Царской Семьи. Ф/М., 1987. С. 292—293).

Солдаты (всего более трехсот человек) под командованием полковника Кобылинского будут нести караульную службу в Тобольске.

В то время как Царская Семья находилась в поезде, следовавшем на восток в Сибирь, Чарльз Сидней Гиббс, или, как его назвали на русский манер, Сидней Иванович Гиббс, получил пропуск во дворец. В этом документе за №13 имелся текст:

«Начальнику Караула Александровского Дворца.

На основании доверенности, полученной от Министра-Президента 31 июля 1917 г. за №5326, разрешаю Г-ну Гиббс допускать на 2-ое Августа в Александровский Дворец.

Уполномоченный КомиссараВр. Правительствапо Царскому Селу:Барон Штейнгель¹²³1 Августа 1917 г.».

С этим пропуском Гиббс смог войти в Александровский дворец и забрать оставленные им вещи. Гиббс был полон решимости последовать за Царской Семьей, как только ему это будет позволено. В ответ на его просьбу чиновник, теперь настроенный крайне доброжелательно, заявил, что нет причины, которая бы помешала ему отправиться в Тобольск. Гиббс закончил дела в Петрограде, распорядился своими капиталовложениями и приготовился к отъезду, но из-за забастовки рабочих железнодорожное сообщение оказалось парализовано. Впрочем, никого это не беспокоило, и никто не хотел ничего предпринимать. Недели тянулись за неделями.

Гиббс продолжал вести свой дневник, занося туда все события, которые оставляли след в его душе:

«27 сентября 1917 г.

Я только что получил очень интересное письмо от знакомой (друга)¹²⁴, которая собирается за границу. Она пишет: «Если бы Вы знали, с каким тяжелым сердцем я уезжаю. Пытаюсь поверить, что это Божья воля и что, возможно, Он спасает меня от бóльших неприятностей. Но уезжать так далеко от тех, для кого я жила и живу, и кого я люблю больше своей жизни и всего мира. Сердце разрывается — я страдаю пять месяцев без перерыва, и я так устала; иногда я удивляюсь, что еще жива. Мне причиняет такую боль чувство, что я изгнана своим народом, но я все равно счастлива, знать, что я страдаю ради Них, любимых; возможно, Они будут страдать меньше, если я пострадаю больше. Сегодня я наконец получила документ из Комиссии о моей полной невиновности. Как я говорила вам, они так добры ко мне, все члены этой Комиссии (многие из них социалисты), теперь они понимают, насколько ложной была клевета в мой адрес все эти годы. Все эти допросы были такой пыткой; у меня их было 15, и каждый продолжался не меньше 4 часов. Я так счастлива, что смогла опровергнуть все эти грязные истории, и, в целом, я навсегда доказала величие и полную невиновность того, кто для меня дороже всего мира: H. M. (Her Majesty) — Ее Величество.

Сегодня они приходили с документом и сказали, как они страдают из-за меня, но все-таки думают, что для меня, возможно, действительно лучше уехать. Мои бедные старики-родители продолжают оставаться в Финляндии, на даче Михайлова, в Териоках. Доктор Манухин спас мне жизнь, он святой человек, хотя и социалист — зная правду обо мне, страдал вместе со мной. Бог послал мне его в тюрьму, когда я практически умирала, они давали мне 3 дня жизни (первый доктор бил меня по щекам, заставил раздеться перед солдатами и мучил меня, когда я умирала). Манухин поговорил с солдатами, которые подняли мятеж и хотели убить нас всех и его тоже. Я склоняю голову и преклоняюсь перед ним… (он уехал, Бог знает, увидимся ли мы вновь). Какую боль приносят все эти расставания, они подобны смерти. Скажите Им, что я живу только ради Них, что каждую минуту я молюсь, думаю, бесконечно страдаю и пытаюсь верить, что когда-нибудь мы все равно будем вместе. У меня болит сердце, я очень устала и должна попробовать поспать несколько часов; мы уезжаем в 7 часов утра прямым поездом в Торнео и Швецию. Я всем моим сердцем с Ними, каждая моя молитва — о Них. Я получила две открытки через мой госпиталь. Да благословит Вас Бог, и большое спасибо за вашу доброту!

Не смейтесь над фотографиями!

Я видела С [ергея]¹²⁵. 4 раза, мы хорошо поговорили, он шлет работы; многие были очень добры, а некоторые друзья заставили меня страдать. В тюрьме мне снились прекрасные сны, они поддерживали меня, потому что мне часто казалось, что Бог меня оставил. Читала совсем немного: почти не было света, работать и писать было запрещено. Я твердо верю в то, что придут хорошие времена для Них! Я знаю, что Она молилась за меня, иначе я давно умерла бы! Часто, часто я вижу Их во сне».

Прошел месяц, прежде чем Гиббс наконец смог сесть в поезд и услышать перестук колес. Позади осталась неопределенность, политическая софистика, дворцы, широкая и быстрая Нева, и игловидный шпиль Трезини¹²⁶ на соборе Святых Петра и Павла. Впереди было долгое изнурительное путешествие по земле и воде в сердце Сибири, в другую, забытую Россию.

Примечания

100

Фишер, Хэрриет Каролин Инскип («тетя Хэтти») (1857—?), младшая дочь печатника Уолтера Фишера и Мэри Инглиш. Родилась в Валворте, графство Суррей. Ее старшая сестра Мэри Энн Элизабет (1841—1906) была замужем за Джоном Гиббсом (1841—1917). После смерти сестры, которая заболела пневмонией и скончалась по прошествии 12 дней после начала болезни, она долго ухаживала за ее мужем. Первый раз была замужем за Георгием Готцем, имела от него сына. Изменила свою фамилию обратно на Фишер, после того как разразилась Первая мировая война. Оставшись вдовой, в возрасте 59 лет вышла второй раз замуж 26 сентября 1916 г. за Джона Гиббса — мужа ее сестры. После смерти второго супруга проживала некоторое время в их семейном доме в Нормантоне.

101

Уилдан Ноувел, Кэтрин («тетя Кейт») (1849—?), дочь Нотэджа Ноувела (1824—?) и Элизабет Уилдан (1821—?) — бабушки Чарльза Сиднея Гиббса (1875—1963). Элизабет Уилдан вышла первый раз замуж за Джона Гиббса (1818—1881) 19 ноября 1840 г. в Таучэстере. От этого брака родился Джон Гиббс (1841—1917) — отец Чарльза Сиднея Гиббса. Второй раз вышла замуж за Нотэджа Ноувела. От этого брака родились дети: Гарри Ноувел (1844—?) и Кэтрин Уилдан Ноувел (1849—?).

102

Неилл, Жанет («Нетти») (1873—?), родилась в Ротерхэме, графство Йоркшир. В 1899 г. вышла замуж за Перси (1871—?) — родного брата Чарльза Сиднея Гиббса.

103

Ллойд Джордж, Дэвид (1863—1945), из валлийской семьи. Изучал право и работал адвокатом в Лондоне. Вступив в Либеральную партию, был избран депутатом парламента в 1890 г. С 1905 г. — член правительства, в 1916—1922 гг. — премьер-министр Великобритании от Либеральной партии. «Это недовольство разделялось многими английскими либералами. Получив новости о Февральской революции, C. P. Scott* и сотрудники „Manchester Guardian“ отправили „приветственные“ телеграммы председателю Государственной Думы». — Прим. автора. * Чарльз Присвич Скотт (1846—1932) — британский журналист, издатель, политик с весьма либеральными взглядами. Родился в г. Басе, графство Сомерсет. С 1872 по 1929 г. — редактор «Манчестер Гардиан», а с 1907 г. являлся и владельцем, и редактором издания. «Манчестер Гардиан» — это ежедневная газета в Великобритании, основана в Манчестере в 1821 г. В 1959 г. сменила название на «Гардиан», а в 1964 г. редакция переехала в Лондон.

104

«…Английский премьер Ллойд Джордж убеждает короля не давать убежища Царской Семье. Некоторые подробности принятия этого решения сообщает дочь посла Бьюкенена [Мериел Бьюкенен] в своей книге „Развал империи“. 10 апреля ее отец вернулся домой сильно опечаленный. „У меня дурные вести из Англии, — сказал он. — Теперь там отказываются принять Императора. Мне пишут, что там находят предпочтительным отговорить Императорскую Семью приехать в Англию. Правительство опасается, как бы это не вызвало внутренних волнений. Идут какие-то революционные разговоры в Гайд-Парке, рабочая партия заявляет, что она заставит рабочих бросить работу, если Императору будет разрешен въезд. Мне предписано отменить соглашение с Временным правительством. Они перепуганы, вот в чем дело“. В этот день имя Ллойд Джорджа не было названо, но впоследствии отец рассказал мне, что весь план был разрушен, потому что Ллойд Джордж сообщил королю, будто в стране крайне враждебно настроены по отношению к русской Императорской Семье. Он в то же время убедил короля, будто опасность для Императорской Семьи крайне преувеличивается и будто британское посольство в Петербурге излишне склонно прислушиваться к болтовне старых придворных» (Платонов О. А. История цареубийства. М., 2001. С. 219). Вследствие чего от Короля Георга V было направлено письмо министру иностранных дел М. И. Терещенко через его секретаря, в котором «Его Величество со своей стороны выражал сомнение, благоразумно ли было бы в настоящее время направлять в Англию Царскую Семью, учитывая не только рискованность в военное время путешествия, которое Ей предстоит совершить, но и в не меньшей степени — из более широких соображений национальной безопасности» (Жук Ю. А. Гибель Романовых. М., 2009. С. 237). «Д. Ллойд Джордж, МИД Англии, да и лично сам Д. Бьюкенен, спустя совсем короткое время, минувшее после произошедшей трагедии, в своих мемуарах всячески отрицали тот факт, что британское правительство и Король Георг V изменили своему первоначальному обещанию. Но в 1932 году дочь Д. Бьюкенена рассказала, что ее отец сфальсифицировал свои воспоминания для того, чтобы сохранить тайну того, что произошло в реальной действительности. А причина была проста: МИД Англии угрожало лишить его пансиона в том случае, если он расскажет правду о том, каким образом британское правительство предало Русского Царя и Его Семью. Вслед за ней в 1935 году проговорился и личный секретарь Короля Георга V Гарольд Николсон, который рассказал, что в связи с этим делом король получал так много угроз, что, в конце концов, потерял мужество и предал своего кузена. А главное, что все это с недавнего времени подтверждается рассекреченными архивами МИД Великобритании» (Жук Ю. А. Гибель Романовых. М., 2009. С. 236).

105

7 (20) июля 1917 г. министр-председатель Г. Е. Львов подал в отставку, и его место занял А. Ф. Керенский, сохранив пост военного и морского министра и взяв в управление еще Министерство Торговли и Промышленности.

106

Царская Семья обращалась к Временному правительству с просьбой перевести их на жительство в Крым, в Ливадию. Вот как об этом эпизоде вспоминает граф Бенкендорф: «25 апреля (или 12 апреля по старому стилю. — Сост.) новый визит Керенского. Государь был на прогулке. Министр дал знать Императрице, что ему необходимо с ней переговорить наедине и что он Ее просит прийти в кабинет Императора. Государыня приказала ему ответить, что Она занята своим туалетом и примет его несколько позже в своем салоне. В то же время Она вызвала госпожу Нарышкину, чтобы она присутствовала при разговоре. В ожидании выхода Государыни доктор Боткин имел довольно продолжительный разговор с Керенским. Как домашний врач Царской Семьи, он считал своею обязанностью заявить министру, что здоровье Их Величеств и Детей требует продолжительного пребывания в лучшем климате, в спокойном месте. […] Министр согласился вполне с этими соображениями и дал понять, что пребывание в Крыму могло бы быть вскоре устроено» (Последние дневники Императрицы Александры Федоровны Романовой. Февраль 1917 г. — 16 июля 1918 г. Н., 1999. С. 50). «7 июля 1917 года английский посол Бьюкенен направил телеграмму [министру иностранных дел Англии] лорду Бальфуру, в которой сообщал о своей встрече с министром иностранных дел Временного правительства П. Н. Милюковым. Суть этой встречи была следующей: «Министр иноcтранных дел сообщил мне сегодня конфиденциально, что Императора хотят отправить в Сибирь, по всей вероятности в Тобольск или в…ск, где Они будут жить и будут пользоваться большей личной свободой. Причиной, побудившей правительство сделать этот шаг, было опасение, что в случае немецкого наступления или какой-нибудь контрреволюционной попытки Их жизнь может подвергнуться опасности. […] Но уже в своих воспоминаниях, написанных после большевистского переворота, Бьюкенен пишет совсем другое: «Перевод Его Величества в Тобольск был, главным образом, вызван желанием защиты Их от опасности, которой Они могли подвергнуться в случае успешности большевистского восстания, и, конечно, нет никакого сомнения, что если бы Они остались в Царском, Они не намного пережили бы Октябрьскую революцию» (Мультатули П. В. Свидетельствуя о Христе до смерти… М.; Е., 2008. С. 122). Много позже в одной из своих книг А. Ф. Керенский писал: «Наконец, когда приблизительная дата отъезда была назначена, я поговорил с Императором в ходе одного из своих регулярных визитов в Царское Село, описал нелегкую ситуацию в Санкт-Петербурге, предложил готовиться к отъезду. Конечно, сообщил об отказе британского правительства, только не уточнил, куда Их повезут, посоветовав лишь сполна запастись теплой одеждой» (Керенский А. Ф. Трагедия династии Романовых. М., 1993. С. 130). Только 28 июля Царской Семье было сообщено о дате отъезда. С горечью записал в дневнике Николай II: «После завтрака узнали от графа Бенкендорфа, что Нас отправят не в Крым, а в один из дальних губернских городов в трех или четырех днях пути на восток! Но куда именно, не говорят, — даже комендант не знает. А Мы-то все так рассчитывали на долгое пребывание в Ливадии!!» А. Ф. Керенский позднее объяснял эту ситуацию так: «Первоначально я предполагал увезти Их куда-нибудь в Центр России; останавливался на имениях Михаила Александровича и Николая Михайловича. Выяснилась абсолютная невозможность сделать это… Немыслимо было увезти Их на юг. Там уже проживали некоторые из Великих Князей и Мария Федоровна, и по этому поводу там уже шли недоразумения. В конце концов, я остановился на Тобольске…» Вопрос об отправке Царской Семьи в Тобольск был решен окончательно на совещании четырех министров: князя Г. Е. Львова, М. И. Терещенко, Н. В. Некрасова и А. Ф. Керенского. Остальные члены Временного правительства, по утверждению Керенского, не знали «ни о сроке, ни о направлении» (Последние дневники Императрицы Александры Федоровны Романовой. Февраль 1917 г. — 16 июля 1918 г. Н., 1999. С. 63). В своем сборнике статей, изданном в Париже в 1922 году… Керенский яростно доказывает, что он сделал все от него зависящее, чтобы отправить Царскую Семью за границу, но этого ему не дали сделать англичане. Он на 6 страницах защищается от нападок «реакционеров» и обвинителей его в гибели Царской Семьи. И вдруг на самой последней странице он пишет загадочную фразу, которая выделена у него иным, чем весь остальной текст, шрифтом: «Летом 1917 года б. Император и Его Семья остались в пределах России по обстоятельствам от воли Вр. Пр. не зависевшим». Что это были за причины, которые не зависели от Временного правительства? В чем была причина той конспиративности, с какой было принято решение об отправке Царской Семьи в Тобольск? Кн. Щербатов приводит следующие слова Керенского, объясняющие эту причину: «Керенский сказал, что Тобольск тоже был выбран Ложей». Итак, причина снова была в масонском факторе. Именно этот фактор делает понятными и несуразные объяснения Керенского по поводу «недоразумений» в Крыму и по поводу бурлящей «рабоче-крестьянской» России, и ту конспиративность, с какой принималось решение о высылке в Тобольск, и то, что, согласившись с просьбой Государя отправить их в Крым, Керенский внезапно изменил свое решение в пользу Тобольска. Вспомним также, что практически все руководители декабризма были масонами, точно так же, как и члены Временного правительства. Масонско-старообрядческая месть Русскому Царю — вот главная причина ссылки Царской Семьи в далекий сибирский город» (Мультатули П. В. Свидетельствуя о Христе до смерти… М.; Е., 2008. С. 126—127).

107

Татищев Илья Леонидович (1859—1918), граф из древнего дворянского рода, второй сын генерал-лейтенанта Леонида Александровича Татищева (1827—1881) от брака с Екатериной Ильиничной Бибиковой (1836—1917). Образование получил в Пажеском корпусе, по окончании которого в августе 1879 г. зачислен корнетом в Лейб-Гвардии Гусарский Его Величества полк. С 1885 г. — адъютант командира Гвардейского корпуса, с апреля 1890 г. по октябрь 1905 г. — адъютант главнокомандующего войсками гвардии и Петербургского военного округа Великого Князя Владимира Александровича. В декабре 1895 г. произведен в полковники, в ноябре 1905 г. — в генерал-майоры с зачислением в Свиту Е. И. В. С декабря 1905 г. по июль 1914 г. состоял в качестве личного представителя Императора Николая II при германском Императоре Вильгельме II. Перед войной был назначен военным атташе при посольстве России в Берлине. В 1915 г. произведен в генерал-лейтенанты с зачислением по гвардейской кавалерии и пожалован в генерал-адъютанты. Охотно согласился сопровождать Царскую Семью вместо престарелого графа Бенкендорфа, жена которого тяжело заболела. Из воспоминаний Е. С. Кобылинского: «Татищев заявил мне, что ему предложено Государем через Керенского и Макарова разделить судьбу Семьи. Он сказал тогда же: «Меня это удивило: ведь я не придворный. Но раз Государь желает этого, я ни на минуту не сомневаюсь, что мой долг исполнить волю моего Государя» (Историк и современник. №5. Берлин, 1924. С. 180). Отбыл с Царской Семьей в Тобольск. Там он сказал однажды П. Жильяру: «Я знаю, что я не выйду из этого живым. Я молю только об одном — чтобы меня не разлучали с Государем и дали умереть вместе с Ним». После увоза Их Величеств остался с Августейшими детьми в Тобольске, а затем сопровождал их в Екатеринбург, город, основанный в 1721 г. его предком Василием Никитичем Татищевым (1686—1750) и называвшийся тогда Екатерининск. Сразу же по прибытии туда, 23 мая 1918 г. (н. ст.), взят чекистами в тюрьму. Его поместили в отдельной камере вместе с камердинером Императрицы А. А. Волковым и камердинером Императора Т. И. Чемодуровым. Расстрелян 27 июня / 10 июля 1918 г. Незарытые тела И. Л. Татищева и В. А. Долгорукова были найдены за Ивановским кладбищем. Канонизирован Русской Православной Церковью Заграницей в ноябре 1981 г. как святой мученик воин Илия.

108

Граф П. К. Бенкендорф в своих воспоминаниях рассказал об этой встрече: «Примерно в 11.30 Керенский приехал во Дворец. Он сказал мне, что сейчас приедет Великий Князь Михаил Александрович. Министр устроил это свидание, чтобы братья могли проститься. Я информировал об Императора, который был тронут и удивлен. В коридоре я встретил Великого Князя. Он обнял меня по-братски. Керенский первый вошел в кабинет Его Величества, за ним проследовал Великий Князь и дежурный офицер. Министр сел за стол и рассматривал альбомы. Офицер оставался у двери. Свидание длилось 10 минут. Братья были так взволнованы и смущены тем, что приходится говорить при свидетелях, что почти не находили слов. Великий Князь, весь в слезах, сказал мне, что он не рассмотрел даже как следует лица Царя. Керенский оставался в приемной и разговаривал о разных вещах. Так как он сказал мне несколько раз, что отсутствие Их Величеств продлится не больше нескольких месяцев, то я спросил его при свидетелях, когда можно рассчитывать на возвращение Семьи в Царское Село. Он проинформировал меня, что в ноябре месяце после Учредительного собрания ничто не помешает Их Величествам вернуться в Царское Село или уехать, куда они пожелают. Я знал достаточно хорошо, что он не сказал все, что думал, и я понял после, что он был далек от того, чтобы думать об этом, но я достаточно хорошо понял из сказанного, что следовало бы закрыть Царские апартаменты, чтобы предотвратить разграбление» (Benckendorff P. Last Days at Tsarskoe Selo. London, 1927. P. 106—108).

109

Лукомский Георгий Крескентьевич (1884—1952), график, акварелист, историк архитектуры, занимался изучением памятников исторического прошлого. Родился в Калуге в семье инженера-путейца. С 1903 г. учился в частных художественных школах Казани, а в 1903—1915 гг. (с перерывами) на архитектурном отделении Академии художеств. В 1907—1913 гг. занимался в московской студии К. Ф. Юона. Много путешествовал по Западной Европе, России и Украине, изучая старинную архитектуру. Был близок к «Миру искусства». Его романтичная графика сопровождала первую публикацию стихов об Италии А. А. Блока (Аполлон. 1910. №4). После февральской революции стал сотрудником Особого совещания по делам искусств при комиссаре над бывшим Министерством двора и уделов Ф. А. Головине и возглавил работы по описи и реставрации памятников Царского Села, был избран председателем Художественно-исторической комиссии (ХИК). Эта комиссия работала при Управлении царскосельскими дворцами на правах автономии и подчинялась комиссариату имуществ Республики, заменившему Министерство двора. В январе 1918 г. была создана Коллегия по делам музеев и по охране памятников искусства и старины при Народном комиссариате имуществ, в ведении которой находилось имущество и ценности царскосельских дворцов. Главной задачей ХИК на всех этапах работы являлось составление новых описей, которые в отличие от дореволюционных выполняли задачу музейных инвентарных книг и каталогов. До конца 1930-х гг. они являлись официальными документами. За полтора года комиссия завершила описание имущества царскосельских дворцов, организовала их охрану, начала реставрацию парковых павильонов, интерьеров дворца. Составил два каталога под общим названием «Дворцы-музеи Царского Села». В конце 1918 г. изменилась система управления. Художественные комиссии были преобразованы в Художественные отделы при Управлениях дворцов-музеев. Передал дела и уехал в отпуск в Киев, где в 1918 г. стал председателем архитектурного отдела при Всеукраинском комитете охраны памятников истории и старины. Позже через Крым выехал в Константинополь. В 1921—1924 гг. жил в Берлине, с 1925 г. — в Париже. Работал как художник, архитектуровед и критик. Помещал статьи в эмигрантских изданиях («Жар-птица», «Накануне», «Последние новости»), западных журналах по искусству («Apollo», «The Studio», «Emporium» и др.). Автор книги о художественных древностях европейских синагог (1947). С 1940 г. жил в Лондоне. Последние годы его жизни неизвестны, как неизвестна судьба огромного архива Лукомского, оставшегося за границей, в том числе цветных автохромов и черно-белых фотографий, вывезенных из Царского Села. Скончался в Ницце.

110

Граф Бенкендорф вспоминал: «Барон Штейнгель — уполномоченный комиссара Временного правительства по Царскому Селу — проинформировал меня, что в 6 часов [3 июля 1917 г.] г-н. Ф. А. Головин — комиссар над бывшим Министерством двора и уделов — прибудет в Александровский дворец, чтобы принять имущество. Несколькими днями ранее я написал ему, прося его предпринять необходимые шаги для безопасности дворца и многочисленных предметов, которые представляют собой ценность и которые Их Величества оставили там. В ночь, сразу после отъезда Их Величеств из дворца, некий г-н Лукомский, служащий Царских конюшен, Измайлов и некоторые другие не известные мне люди вошли во дворец и немедленно потребовали, что они должны посмотреть все личные апартаменты. А утром я узнал, что они также настаивали на том, что все имущество Их Величеств, которое было закрыто в шкафах и ящиках, должно быть показано им. Но слуги решительно отказались показывать им что-либо; все было заперто или запечатано лично Их Величествами. Я пожаловался г-ну Головину на недостойное поведение этих джентельменов и сказал ему, что премьер-министр Керенский уверял меня несколько раз и даже прошлой ночью перед свидетелями, что в ноябре, как только Учредительное собрание будет распущено, Император сможет вернуться в Царское Село и забрать все имущество из своих комнат. Я сообщил ему также, что эти комнаты вверены попечительству старых слуг, и они присматривают за ними до настоящего времени. Все, что я просил, — это чтобы дворец охранялся corps de garde (караулом — фр.) для того, чтобы защитить от неожиданных действий воров, которыми кишит Царское Село и С.-Петербург. Головин полностью одобрил все, что я сказал. Его жена, которая сопровождала его, отказалась даже войти в личные комнаты Их Величеств. Головин сказал мне, что Лукомский и его комиссия, которая была назначена им, служит для того, чтобы сделать список произведений искусства, которые находились во дворце в Царском и далее присматривать за ними. А вот тем джентельменам нечего делать в личных апартаментах. Позже эти джентельмены преуспели в охране дворца от его полного разграбления. Надо отдать им должное. Мы согласились, что предметы, имеющие ценность, которые лично принадлежали Императору и Императрице, должны быть собраны на несколько дней в комнате на втором этаже, а чуть позже они должны быть переведены в распоряжение Императорской канцелярии Аничкова дворца. Впоследствии их следовало бы отправить в Москву, если сохранится угроза оккупации С.-Петербурга германской армией, вместе с произведениями искусства из Эрмитажа, Коронационной Чаши и другими ценностями из дворца. Две недели спустя восемь чемоданов, наполненные ценными предметами, были в моем присутствии перевезены из Царского Села в С.-Петербург, и я лично подписал документ в императорской канцелярии. Г-н Головин произвел на меня очень приятное впечатление, которое впоследствии только усилилось, когда мне пришлось иметь с ним дело позже» (Benckendorff P. Last Days at Tsarskoe Selo. London, 1927. Р. 117—119).

111

«Некоторые личные вещи: ковры, любимые картины и т. д. были посланы из Царского по распоряжению [инженера] Макарова» (Баронесса Софья Буксгевден. Жизнь и трагедия Александры Федоровны, Императрицы России. М., 2012. С. 309).

112

Вершинин Василий Михайлович (1874—1944), родился в Вятской губернии в крестьянской семье. Его отец, Михаил Васильевич Вершинин, в 1880 г. переехал в г. Барнаул, где занялся торговлей и стал купцом 2-й гильдии. После окончания городского четырехклассного училища в г. Барнауле начал участвовать в торговых делах отца. С 1910 г. издавал в Барнауле газету «Жизнь Алтая», в 1911 г. открыл собственную типографию «Алтайское печатное дело». С 20 октября 1912 г. был избран депутатом IV Государственной думы от Томской губернии. Входил в состав трудовой фракции. С 1915 г. — член Барнаульского и Западно-Сибирского Комитетов Всероссийского Союза городов. Эсер, масон, ближайший соратник А. Ф. Керенского. После февральской революции 1917 г. входил в Исполнительный Комитет Государственной думы по созданию Временного правительства. Принимал участие в аресте Николая II. По поручению Керенского в августе 1917 г. конвоировал Царскую Семью до Тобольска и вернулся обратно с комиссаром Макаровым в Петроград с докладом Временному правительству. Позже был направлен Временным правительством в Крым для опеки бывших Великих Князей и прочих особ императорской фамилии. В начале 1920-х гг. эмигрировал во Францию, где сотрудничал с газетой А. Ф. Керенского «Дни». С января 1926 г. по декабрь 1934 г. был членом масонской ложи «Северная звезда» в Париже. Умер в Праге.

113

Макаров Павел Михайлович (1883—1922), происходил из дворян. Инженер, архитектор, знаток истории искусств. Масон (с 1906 г.). Был близок к эсерам. За свидание с Б. В. Савинковым в Париже в 1911 г. по возвращении в Россию был заключен в Петропавловскую крепость, а затем выслан в Ригу. Гласный Санкт-Петербургской городской думы (1912). Редактор «Известий» и «Архитектурного ежегодника» ОГИ. Член правления ОГИ. Директор правления Петроградского строительного товарищества на паях (1916). С марта 1917 г. — помощник комиссара Временного правительства Ф. А. Головина по бывшему Министерству Императорского Двора и Главному управлению уделов при приеме художественных хранилищ Министерства Двора. По приказу Керенского отправлен в Тобольск при Царской Семье в качестве комиссара по гражданской части. В сентябре 1917 г. отозван и назначен помощником дворцового комиссара в Царском Селе. Из письма Императрицы от 9 декабря 1917 г. А. А. Вырубовой: «…подумай, добрый Макаров (комиссар) послал мне два месяца тому назад Святого Симеона Верхотурского, Благовещение из «mauve» комнаты и из спальни над умывальником Мадонну; 4 маленькие гравюры над «mauve» кушеткой, 5 пастелей Каульбаха из большой гостиной, сам все собрал и взял — мою голову (Каульбаха). Твой увеличенный снимок из Ливадии, Татьяна и я, Алексей около будки с часовым, акварели А. III и Ник. I…». Валентина Ивановна Чеботарева — старшая сестра Дворцового лазарета в Царском Селе — получила поручение из Тобольска от доктора Боткина переговорить с Макаровым о посылке некоторых личных вещей Царской Семьи. Она вспоминала: «Вышел очень симпатичный, худой, нервный господин в темных очках, прочел письмо: «Что я могу сделать? Я вышел в отставку, я не у дел, не желаю даже соприкасаться с этими хамами и негодяями, но, пользуясь старыми связями, может, кое-что смогу устроить, завтра же переговорю. Я милым барышням рад служить. Милые они, положения только своего не понимают, а он, Николай Александрович, еще меньше» (Чеботарева В. В Дворцовом лазарете в Царском Селе. Дневник: 14 июля 1915 — 5 января 1918. Новый журнал. №180. 1990. С 261). Позже был заключен большевиками в Петропавловскую крепость, затем в ноябре 1917 г. освобожден, вышел в отставку. Сражался в рядах Добровольческой армии во время Гражданской войны. Эмигрировал в Константинополь, затем переехал в Чехословакию. Преподавал немецкий язык в русской школе в г. Моравска Тршебова. Скоропостижно скончался в Берлине.

114

Нагорный Климент Григорьевич (1887—1918), из крестьянской семьи с. Пустоваровка Антоновской волости Свирского уезда Киевской губ. Бывший помощник боцмана Деревенько, матрос Гвардейского экипажа, плававший на императорской яхте «Штандарт», второй дядька при наследнике Цесаревиче Алексее. «…Был высокого роста, худощавый, лет 35, светло-русый, коротко стриженный, бороду брил, усы подстригал. Нос средней величины, прямой… лицо у него было чистое, как у женщины… носил черную тужурку, брюки и ботинки» (Росс Н. Гибель Царской Семьи. Ф/М., 1987. С. 274). Заменил Деревенько после ареста Царской Семьи. Добровольно отбыл в Тобольск, сопровождал Августейших детей в Екатеринбург, где 27 мая был взят вместе с И. Д. Седневым из Ипатьевского дома, отправлен в тюрьму и 1 июня 1918 г. расстрелян чекистами в окрестностях Екатеринбурга. Причислен к лику святых Русской Православной Церковью Заграницей в 1981 г. как святой мученик Климент. «…Этот простой матрос, — писала М. Старк, — был до последней минуты своей жизни верный в своей любви к Царской Семье. Ничто его не поколебало: и в Екатеринбурге он был все таким же, все так же презрительно, резко отвечал красноармейцам и советским комиссарам, и не раз его простые слова заставляли замолкать советчиков. Они чувствовали, что этот матрос как-то выше, чем-то сильнее их, и они боялись и ненавидели его. Не случайно он был расстрелян одним из первых» (Фомин С. В. Скорбный ангел. М., 2005. С. 790).

115

Демидова Анна Степановна — «Нюта» — (1878—1918), комнатная девушка Императрицы Александры Федоровны. Родилась в г. Череповце. Отец — череповецкий мещанин Степан Александрович, состоял гласным Череповецкой городской думы и уездного земского собрания членов городской управы. Мать рано умерла. Училась в Леушинской школе. По семейному преданию, Императрица Александра Федоровна заинтересовалась ее рукоделием на выставке рукодельных работ Леушинского монастыря в Ярославле, и таким образом Анна попала на службу по Придворному ведомству в 1901 г. Элегантная, образованная Демидова поселилась в Царском Селе. Знала несколько иностранных языков, играла на фортепиано. Служили комнатными девушками только девицы — выходившие замуж получали расчет. В Царском Селе жила несколько лет со своей младшей сестрой Елизаветой, которой «Нюта» заменяла мать. Была чрезвычайно предана Императорскому дому. Одной из ее обязанностей являлось обучение шитью, вышиванию, вязанию и прочему рукодельному мастерству Великих Княжон. За службу ей и ее родственникам было пожаловано потомственное дворянство. Отказалась от личной жизни. Не имея собственных детей, питала материнские чувства к Великой Княжне Анастасии, которую воспитывала с малых лет. После февральской революции отказалась оставить Царскую Семью. Императрица была тронута верностью Демидовой. Отбыла с Царской Семьей в Тобольск в качестве личной горничной Александры Федоровны, сопровождала Их Величеств в Екатеринбург. Расстреляна вместе с Царственными Мучениками в подвале Ипатьевского дома, получив более 30 огнестрельных и штыковых ран. В 1981 г. причислена к лику святых Русской Православной Церковью Заграницей. 17 июля 1998 г. ее внучатая племянница Наталия Демидова присутствовала на церемонии захоронения предполагаемых царских останков в Санкт-Петербурге.

116

Эрсберг Елизавета Николаевна — «Лиза» — (1879—1942), с 1902 г. состояла на службе при Августейшей семье в качестве помощницы няни А. А. Теглевой. Добровольно последовала за Царской Семьей в сибирскую ссылку. В Тобольске служила горничной у Великих Княжон. Сопровождала Царских детей при переезде их из Тобольска в Екатеринбург, где 23 мая 1918 г. была отделена от них и позже отправлена в Тюмень. Привлекалась в качестве свидетеля Н. А. Соколовым по делу об убийстве Царской Семьи. После убийства Царской Семьи покинула Россию и жила в эмиграции в Европе. По некоторым данным, вернулась через Швейцарию и Чехословакию в СССР в 1928 г., дав подписку о неразглашении информации о жизни Царской Семьи. Умерла от голода в блокадном Ленинграде в марте 1942 г.

117

Чемодуров Терентий Иванович (1849—1919), камердинер Императора Николая II (с 1 декабря 1908 г.). Состоял при Государе после смерти Великого Князя Алексея Александровича (1850—1908), был его многолетним камердинером. Служил матросом в Гвардейском экипаже. Добровольно поехал с Царской Семьей в Тобольск. Из Тобольска в конце апреля 1918 г. с Императором, Императрицей и Великой Княжной Марией Николаевной приехал в Екатеринбург. Помогал членам семьи, повару в приготовлении пищи. 24 мая 1918 г. из дома Ипатьева отправлен в Екатерининскую тюрьму №2. В связи с болезнью вскоре был помещен в тюремную больницу, где его при эвакуации забыли. Таким образом, с вступлением 25 июля 1918 г. в город белых оказался на свободе. Был очень тяжело болен. Давал показания по делу об убийстве Царской Семьи следователям И. А. Сергееву и А. Ф. Кирсте. Уехал в Тюмень, затем в Тобольск. Жил с верой, что Царская Семья осталась в живых. Скончался в Тобольске, в доме буфетчика Григория Солодухина.

118

Волков Алексей Андреевич (1859—1929), родился в с. Старое Юрьево Козловского уезда Тамбовской губернии в крестьянской семье. После призыва в армию попал в лейб-гвардии Павловский полк, затем в Сводный батальон. На службу принят Великим Князем Павлом Александровичем. 1 января 1915 г. был назначен третьим камер-лакеем Императрицы Александры Федоровны. Последовал за Императорской Семьей в Тобольск и Екатеринбург. По прибытии в последний (10 / 23.05.1918) был арестован. Вместе с другими заключенными переведен (7 / 20.07.1918) из Екатеринбурга в Пермь, в тюрьму, из которой в составе 11 заложников «красного террора» выведен на расстрел (22.08 / 04.09.1918). Бежал. Чудом удалось спастись. С невероятными трудностями добрался до Тюмени, нашел баронессу С. К. Буксгевден, которая помогла ему добраться до Тобольска, где в то время оставалась его жена. Позже помогал следствию по расследованию убийства Царской Семьи. Выехал в Маньчжурию (1919). Заведовал приемкой лесных материалов на станции Китайско-Восточной железной дороги Имяньпо (200 км от г. Харбина). Супруга скончалась в июне 1922 г. Выехал в Эстонию к зятю. Получал пенсию от датского короля. Вторая супруга — Евгения Рейнгольдовна Волкова, ур. фон дер Ховен (1880—1932). Супруги похоронены в Юрьеве (Тарту) на Успенском кладбище.

119

Межанц Паулина Касперовна — личная служанка гр. А. В. Гендриковой, добровольно отбыла с Царской Семьей в Тобольск. Давала показания следователям ОГПУ в середине 20-х гг., проживая в Тобольске, и допрашивалась по делу о «Романовских ценностях» в октябре 1933 г.

120

Мундель Николай Александрович (1869—?), потомственный дворянин Петроградской губ. Лютеранин. Статский советник, до 1914 г. состоял начальником Главного управления неокладных сборов и казенной продажи питей в Министерстве финансов в Петрограде. Участник Первой мировой войны. В 1917 г. был старшим адъютантом 4-й Гвардейской стрелковой резервной бригады, полки которой несли охрану в Александровском дворце во время революции. В чине подпоручика состоял в Отряде особого назначения под командой полковника Кобылинского и конвоировал Царскую Семью в Тобольск. Позже находился в составе Военно-Административного управления района Сибирской армии.

121

Зúма Иван Трофимович — прапорщик, командир роты 1-го полка. Родился на Украине в с. Проскурове. По образованию учитель. Состоял в Отряде особого назначения под командой полковника Кобылинского и конвоировал Царскую Семью в Тобольск.

122

Меснянкин (Месянянкин) Александр Владимирович — прапорщик, студент Петроградского университета, родом из Ставрополя на Кавказе. Состоял в Отряде особого назначения под командой полковника Кобылинского и конвоировал Царскую Семью в Тобольск. В отряде находилось еще несколько офицеров, входивших в его состав, и размещавшихся во втором поезде: капитан Федор Алексеевич Аксюта, родом из Ставрополя, где жили его теща и дочь; поручик Александр (Николай) Флегонтович Каршин, студент Петроградского университета, родом из Иркутска; прапорщик Семенов, бывший фельдфебель, кавалер четырех Георгиевских крестов, родом из Самары и прапорщик Пыжов, портной по профессии.

123

Штейнгель Борис Леонгардович (р. после 1874—?), барон, сын статского советника Л. В. Штейнгеля. Бывший присяжный поверенный, соратник А. Ф. Керенского по ложе Великий Восток Франции [см. ЦХИДК. Ф. 729. Оп. 1. Д. 2. Л. 127—127 об.]. Его дед барон В. И. Штейнгель был членом масонского ордена Москвы и одним из авторов «Манифеста к русскому народу» и «приказа войскам» в день восстания декабристов 14 декабря 1825 г. С марта 1917 г. — Уполномоченный комиссар Временного правительства над бывшим Министерством Двора и Уделов по делам города Царского Села. Сменил на этом посту арестованного последнего начальника Царскосельского дворцового управления ген.-майора князя М. С. Путятина. Бароны Штейнгели — эстляндские бароны, выходцы из Саксонии, православного вероисповедания.

124

Имеется в виду близкая подруга Императрицы Александры Федоровны А. А. Вырубова.

125

Танеев Сергей Александрович (1887—1975), родной брат Анны Александровны Танеевой. Состоял в должности церемониймейстера Высочайшего Двора, был причислен к Министерству внутренних дел. Был женат с 1916 г. на княжне Татьяне Ильиничне Джорджадзе — «Тита-Тина» (? — 1990). После революции, в начале 1918 г., находился с женой сначала в Кишиневе, затем в Одессе. Позже — в эмиграции в США. Их дочь Нина умерла в возрасте 4-х лет (1918 г.) в Нью-Йорке. В начале 1920-х гг., находясь в Соединенных Штатах, Сергей помог с публикацией воспоминаний своей старшей сестры — Анны Александровны Вырубовой, которые вышли отдельной книгой: Anna Vyrubova. Memories of the Russian Court. N.Y. Macmillan. 1923.

126

Трезини, Доменико Андреа (1670—1734), архитектор и инженер, швейцарец по происхождению. С 1703 г. работал в России, стал первым архитектором Санкт-Петербурга. Трезини заложил основы европейской школы в русской архитектуре. По его проектам заложены Кронштадт (1704) и Александро-Невская лавра (1717), в 1706 г. начата перестройка Петропавловской крепости в камне, выполнена часть регулярной планировки Васильевского острова (1715) и Петропавловский собор (1712—1733) в Петропавловской крепости, здание Двенадцати коллегий (1722—1736) — теперь главное здание Петербургского университета.