Охотники на мамонтов

Джин М. Ауэл, 1985

Эта захватывающая сага о жестоком и прекрасном древнем мире принесла ее автору Джин Ауэл всемирную известность и стала одним из самых читаемых литературных произведений нашего времени. Книги, входящие в серию «Дети Земли», были изданы многомиллионными тиражами во многих странах мира. Эйла и Джондалар держат путь через Европу. Они попадают в земли охотников за мамонтами, и Эйла наконец встречает столь долго разыскиваемых ею Других. Ее принимают в племя, ведь молодая женщина обладает неоценимыми достоинствами: она прекрасная охотница и целительница, а также умеет добывать огонь при помощи чудесных камней. Эйла находит здесь друзей и оставляет в прошлом мучительные воспоминания о жизни в клане. Один из ее новых родичей, темнокожий Ранек, не скрывает, что Эйла очень нравится ему, и она не отвергает его ухаживания. Ревность, вспыхнувшая в Джондаларе, пугает Эйлу. Не знакомая с обычаями Других, она приходит в смятение, ей кажется, что Джондалар разлюбил ее. А впереди их ждет долгая зима, в течение которой Эйла должна разобраться в своих чувствах и сделать выбор.

Посвящается Маршаллу, которым можно гордиться, Беверли, моей помощнице, а также Кристоферу, Брайану и Мелиссе с любовью

Jean M. Auel THE MAMMOTH HUNTERS

Copyright ©1985 by Jean M. Auel All rights reserved

Карта выполнена Юлией Каташинской

© М. Ю. Юркан, перевод, 1999

© В. И. Шубинский, перевод, 1999

© Издание на русском языке. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2021

Издательство АЗБУКА^®

* * *

Глава 1

Незнакомцы подходили все ближе, и Эйла, задрожав от страха, прижалась к высокому мужчине, стоявшему рядом. Джондалар покровительственно обнял ее, но страх молодой женщины ничуть не уменьшился.

«Какой же он здоровенный!» — подумала Эйла, изумленно глядя на возглавлявшего небольшой отряд мужчину с огненной шевелюрой и бородой. Эйла впервые видела такого высокого человека. По сравнению с ним даже обнимавший ее за плечи Джондалар казался маленьким, хотя он превосходил ростом многих людей. Рыжеволосый был не только самым высоким, он был огромным, как медведь. Его голова покоилась на могучей шее, объема грудной клетки с лихвой хватило бы на двух нормальных мужчин, а крепкие бицепсы могли сравниться по величине с мужским бедром.

Мельком взглянув на Джондалара, Эйла не заметила на его лице даже тени страха, разве что улыбка была несколько напряженной. Эти люди принадлежали к неизвестному племени, а за годы странствий он приучился настороженно относиться к незнакомцам.

— Не припомню, чтобы видел вас прежде, — без всяких предисловий заявил рыжебородый здоровяк. — С какой вы стоянки?

«Он говорит на языке мамутои», — сообразила Эйла, поскольку Джондалар научил ее не только своему родному языку.

— Наш дом далеко отсюда, — сказал Джондалар. — Мы не мамутои. — Он оставил Эйлу и, сделав шаг навстречу незнакомцу, протянул вперед обе руки ладонями вверх — этот традиционный жест дружелюбного приветствия одновременно показывал, что он не прячет никакого оружия. — Я — Джондалар из племени зеландонии.

Рыжебородый не спешил ответить на приветствие.

— Из племени зеландонии? Я не знаю… Постой-ка, однажды мне рассказывали о двух путешественниках, которые жили в западных краях, у речных людей. Похоже, я все-таки слышал о твоем племени.

— Да, мы с братом останавливались у них, — признал Джондалар.

Постояв немного в задумчивости, огненнобородый вдруг стремительно шагнул вперед и обхватил высокого светловолосого мужчину кольцом своих могучих рук; Джондалару показалось, что от этих медвежьих объятий у него сейчас хрустнут кости.

— Так, выходит, мы с тобой родственники! — продолжал мужчина густым басом, и лицо его осветилось широкой улыбкой. — Ведь Толи — дочь моей двоюродной сестры!

Слегка потрясенный Джондалар улыбнулся в ответ:

— Толи?! Женщина из племени мамутои по имени Толи была родственницей моего брата! Она научила меня вашему языку.

— Вот именно! Я же сказал, что мы родственники, — повторил здоровяк и, вспомнив, что поначалу отверг дружеское приветствие Джондалара, крепко сжал его руки, завершая ритуал знакомства. — Я — Талут, вождь Львиной стоянки.

«Все они умеют улыбаться», — заметила Эйла, ненавязчиво поглядывая на незнакомцев. Талут приветливо улыбнулся ей и, окинув молодую женщину оценивающим взглядом, явно одобряющим выбор Джондалара, сказал:

— А где же твой брат? Я вижу, что для этого путешествия ты выбрал себе новую спутницу.

Хотя Джондалар вновь обнял Эйлу за плечи, от ее внимательного взгляда не ускользнуло выражение боли, тенью промелькнувшее по его лицу.

— Ее зовут Эйла, — отогнав печальные мысли, ответил Джондалар.

— Какое странное имя. Она что, из речных людей?

Грубоватая прямота его вопроса в первый момент смутила Джондалара, но вдруг в его памяти всплыл образ Толи, и он улыбнулся при этом воспоминании. Та маленькая, коренастая женщина внешне мало походила на здоровенного бородача, стоявшего сейчас перед ним на берегу реки, и тем не менее они были похожи, как два отщепа, сколотые с одного кремня. Оба отличались открытым, общительным нравом, обоих было трудно смутить, и их прямота порой граничила с наивностью. Джондалар помедлил, не зная, как лучше ответить, а Эйла не собиралась облегчать ему эту задачу.

— Нет, она жила в долине, в нескольких днях пути отсюда, — наконец сказал он.

Талут с недоумением поднял брови:

— Я не слышал, чтобы в наших краях упоминали ее имя. Вы уверены, что она из племени мамутои?

— Нет, скорее, наоборот.

— Тогда из какого же она племени? В этих местах живем только мы, охотники на мамонтов.

— Мне неизвестно, из какого я племени, — вскинув голову, сказала Эйла с оттенком вызова.

Талут посмотрел на нее проницательным, испытующим взглядом. Женщина произнесла эти слова на его языке, но ее голос и издаваемые ею гортанные звуки были очень странными. Не неприятными, а скорее непривычными. Джондалар тоже говорил с акцентом, обусловленным особенностями его родного языка; но ее необычный говор включал в себя нечто большее, чем акцент. Интерес Талута к этой женщине заметно усилился.

— Что ж, все понятно, однако это не лучшее место для беседы, — подвел итог Талут. — Неззи обрушит на мою голову гнев Великой Матери, если я не приглашу вас к нашему очагу. Гости вносят приятное разнообразие в нашу жизнь, а к нам давненько никто не заглядывал. Львиная стоянка будет рада принять вас, Джондалар из зеландонии и Эйла из Неведомого племени. Так как же, вы принимаете мое приглашение?

— Что скажешь, Эйла? Ты не против погостить у них? — спросил Джондалар, перейдя на язык зеландонии, чтобы она могла ответить искренне, не боясь обидеть Талута отказом. — Не пора ли тебе поближе познакомиться с людьми? Вспомни, разве не об этом говорила тебе Иза? Ведь тебе нужно отыскать людей своего племени. — Ему не хотелось показаться слишком нетерпеливым, но он очень обрадовался приглашению Талута, поскольку за все лето не беседовал ни с кем, кроме Эйлы.

— Я не знаю, — нерешительно сказала она, хмуря брови. — Как они отнесутся ко мне? Он хотел узнать, из какого я племени. Но что я могу ответить? Ведь я и правда не знаю, кто я и откуда. Вдруг я им не понравлюсь?

— Ты понравишься им, Эйла, поверь мне. Я убежден, что все будет в порядке. Талут же пригласил тебя, разве ты не поняла? То есть ему не важно, что ты не помнишь своего племени. И, кроме того, нельзя упускать такой шанс. Как иначе ты сможешь узнать, примут ли они тебя?.. Понравишься ты им или нет? В сущности, ты ничем не отличаешься от этих людей и вполне могла бы родиться и вырасти в этом племени. К тому же не обязательно задерживаться у них надолго. Мы сможем уйти в любое время.

— Мы сможем уйти в любое время? — задумчиво переспросила она.

— Конечно.

Опустив глаза в землю, Эйла старалась привести в порядок свои мысли и чувства. Ей хотелось принять приглашение; она испытывала симпатию к этим людям и с радостью познакомилась бы с ними поближе. Но в то же время она чувствовала страх, и этот страх, свернувшийся в тугой узел где-то внизу живота, терзал и мучил ее. Подняв голову, молодая женщина взглянула в сторону двух лохматых степных лошадей, пощипывающих сочную траву на речном лугу, и ее страх стал еще сильнее.

— А как же быть с Уинни?! Что будет с ней? Они могут обидеть или даже убить ее! Я не могу позволить этого.

Джондалар совершенно забыл о лошадях. «Что эти люди могут сделать с нашими животными?» — подумал он.

— Я не знаю, Эйла, как мамутои отнесутся к Уинни. Но думаю, что они не убьют ее, если мы объясним, что это особое животное, не предназначенное для еды. — Джондалар вспомнил, какое удивление и чувство благоговейного страха он испытал, впервые увидев власть Эйлы над этой лошадью. Интересно будет посмотреть на реакцию мамутои. — У меня появилась идея…

Талут не понимал, о чем разговаривают его новые знакомые, но видел, что женщина чего-то боится, а мужчина пытается уговорить ее. Он также заметил, что и на другом языке Эйла говорит с тем же необычным акцентом. «Этот язык для нее тоже чужой, — решил вождь, — наверняка они беседуют на родном языке Джондалара».

Он с явным удовольствием размышлял об этой загадочной женщине — его интересовало все новое и необычное; таинственное и необъяснимое всегда привлекало его. Но пока Талут не догадывался, сколь сложную загадку представляет собой его новая знакомая… Эйла вдруг громко и пронзительно свистнула. И, точно повинуясь этому свисту, к ней прискакали золотистая кобыла и жеребенок на редкость темной, почти гнедой масти. Животные спокойно стояли среди людей и позволяли Эйле гладить их! Рыжеволосый вождь подавил благоговейный трепет. Такого чуда он еще в жизни не видывал.

«Может, она наделена особыми сверхъестественными силами, как наш Мамут?» — с нарастающим волнением и страхом подумал рыжебородый. Обычно только избранным, только служителям Великой Матери были открыты магические знания, с помощью которых они узнавали, где скрываются животные, и направляли охотников. Но он никогда не видел, чтобы кто-то из них имел такую власть над животными. Лошади послушно явились на ее зов. Значит, она обладает поистине уникальным даром. Конечно, в этом есть нечто пугающее… Однако, подумать только, какую выгоду может принести племени такой дар. Ведь гораздо проще убить послушное животное!

Едва успев оправиться от первого потрясения, Талут вновь был повергнут в трепет. Ухватившись за жесткую золотистую гриву, молодая женщина взлетела на лошадиную спину. Открыв рот от изумления, рыжебородый великан с ужасом смотрел, как Эйла, сидя на лошади, стремительно скачет вдоль берега реки. Соплеменники в полной мере разделяли изумление и страх Талута, но особенно явно это сквозило в округлившихся глазах двенадцатилетней девочки. Она робко подошла к вождю и прижалась к нему, ища поддержки.

— Талут, почему лошади слушаются ее? — спросила девочка тихим голосом, в котором помимо удивления и страха слышались нотки восхищения. — Этот маленький жеребенок, он был так близко… Мне тоже захотелось погладить его.

Выражение лица Талута несколько смягчилось.

— Не спеши, Лэти. У тебя будет возможность спросить об этом у Эйлы. Или, может быть, мы узнаем об этом прямо сейчас, — сказал он, вопросительно взглянув на Джондалара.

— Я не уверен, что смогу хорошо объяснить вам это чудо, — ответил он. — Эйла умеет общаться с животными. Она взяла Уинни в свою пещеру, когда та была маленьким жеребенком, и сама вырастила и выкормила ее.

— Уинни?

— Да, примерно так звучит имя, которое она дала кобыле. Оно напоминает конское ржание, и сама Эйла произносит его так, что можно подумать, будто это действительно лошадиное ржание. А жеребенка зовут Удалец. Я сам придумал ему имя по ее просьбе. Так мы, зеландонии, называем тех, кто быстро бегает и одерживает победу в состязаниях. Впервые я увидел Эйлу в тот момент, когда она помогала появиться на свет этому жеребенку.

— Должно быть, зрелище было потрясающим. Вот уж не предполагал, что кобыла может подпустить к себе кого-то в такой момент, — заметил один из стоявших рядом с Талутом мужчин.

Демонстрация верховой езды возымела желаемый эффект, и Джондалар решил, что настал подходящий момент, для того чтобы высказать опасения Эйлы.

— Мне кажется, Талут, что Эйла с радостью приняла бы твое приглашение, если бы не опасалась за своих питомцев. Ведь вы привыкли охотиться на лошадей, и поскольку Уинни и Удалец не боятся людей, то их можно легко убить.

— Да, правда. Ты словно проник в мои мысли, но это же вполне естественно!

Талут наблюдал за Эйлой, появившейся из-за холма: казалось, навстречу ему скачет некое диковинное создание — получеловек-полулошадь. И он порадовался тому, что не встречал ее на лошади прежде, до их непосредственного знакомства. Такое чудовище могло лишить мужества кого угодно. Талут вдруг подумал о том, какие ощущения может испытывать человек, сидящий на спине лошади. Очень возможно, что подобная поездка окажется не такой уж страшной. И затем он вдруг разразился громким смехом, мысленно представив себе, как сам усаживается на одну из довольно низкорослых, хотя и крепких степных лошадок.

— Пожалуй, мне легче будет скакать с лошадью на плечах, чем ей со мной! — воскликнул он.

Джондалар усмехнулся. Ход мыслей Талута был вполне понятен. На лицах мамутои заиграли улыбки, и Джондалар понял, что все они представили, как скачут на лошади. Ничего удивительного, ведь то же самое представилось и ему, когда он впервые увидел Эйлу, сидевшую на спине Уинни.

* * *

Эйла видела глубоко потрясенные лица мамутои, и если бы Джондалар не ждал ее возвращения, то она не колеблясь отправилась бы прямиком домой, в свою долину. Она вспомнила детские годы: сколько упреков и порицаний вызывали у окружающих ее поступки и действия. Но, прожив три года в одиночестве, она наконец почувствовала вкус свободы и не хотела, чтобы кто-то опять ругал ее только за то, что она следует наклонностям собственной натуры. Сейчас Эйла уже готова была сказать Джондалару, что если у него есть такое желание, то он может один погостить у этих людей; она же собирается ехать домой.

Однако, приблизившись к стоявшим на берегу людям, она увидела, что Талут все еще хохочет, воображая, как бедная лошадь сгибается под его тяжестью. И именно его смех побудил ее изменить принятое решение. Смех стал для нее драгоценным духовным приобретением. Когда она жила у людей клана, ей не разрешали даже улыбаться, а ее смешки вызывали у них страшное беспокойство и тревогу. Только оставаясь наедине с Дарком, она позволяла себе немного посмеяться. Потом Вэбхья и Уинни вновь научили ее радоваться жизни, с ними она жила свободно, не скрывая своих чувств. А Джондалар стал первым человеком, который открыто смеялся одновременно с ней.

Эйла невольно улыбнулась, видя, как заразительно смеется вместе с Талутом этот высокий красивый мужчина. Джондалар поднял голову и встретился с ней взглядом, его невероятно выразительные синие глаза, казалось, излучали магические лучи радости: проникнув в самую глубину ее существа, они разожгли там огонь, воспламенивший каждую клеточку ее тела; живительная, мощная волна любви захлестнула Эйлу, и она поняла, как сильно любит этого человека. Нет, она не сможет одна вернуться в свою долину. Даже сама мысль о том, что они могут расстаться, была настолько нестерпимой, что Эйла почувствовала, как к горлу подступил комок, и ей едва удалось сдержать жгучие слезы.

Возвращаясь со своей короткой верховой прогулки, она подумала, что Джондалар был почти одного роста с рыжебородым, хотя, конечно, не мог похвастать таким могучим телосложением, зато остальные трое мужчин из племени мамутои уступали ее другу. «Нет, один из них совсем мальчик, — поправила себя Эйла. — А за спиной Талута, похоже, прячется еще и девочка». Она поймала себя на том, что исподволь внимательно рассматривает и оценивает этих людей.

Привычным жестом молодая женщина приказала Уинни остановиться и, перекинув ногу через круп лошади, легко соскользнула на землю. Талут направился в ее сторону, чем вызвал некоторое беспокойство животных, и Эйла, стоя между ними, успокаивающе погладила Уинни и обняла за шею пофыркивающего Удальца. Знакомое прикосновение успокоило лошадей, а их близость, в свою очередь, помогала Эйле обрести уверенность, и трудно сказать, кто из них троих сейчас больше нуждался в дружеской поддержке.

— Эйла из Неведомого племени, — начал Талут, не слишком уверенный в правильности своего обращения, хотя, впрочем, оно вполне могло подойти для женщины, наделенной таким необыкновенным даром, — Джондалар объяснил мне, что ты боишься, не обидят ли мои люди этих лошадей, пока вы будете нашими гостями. Я, Талут, говорю тебе, что никто не причинит вреда ни кобыле, ни ее приплоду. И будет так всегда, пока я, Талут, буду вождем Львиной стоянки. Я приглашаю тебя вместе с лошадьми погостить у нас. — Широкая улыбка осветила его лицо, и он, усмехнувшись, добавил: — Иначе никто не поверит нашему рассказу.

Слова вождя немного успокоили Эйлу, кроме того, она чувствовала, что Джондалару хочется принять приглашение. Никакой существенной причины для отказа у нее не было, к тому же ее сговорчивости в немалой степени способствовал дружелюбный смех этого огромного рыжеволосого бородача.

— Да, я согласна, — сказала Эйла.

Талут улыбнулся и удовлетворенно кивнул ей, в который раз удивляясь странности этой женщины, ее загадочному акценту, ее сверхъестественной власти над лошадьми. Кто же она, Эйла из Неведомого племени?

* * *

Переносная палатка Эйлы и Джондалара стояла на берегу стремительно бегущей реки, и сегодня утром, до встречи с обитателями Львиной стоянки, они хотели сложить ее и отправиться в обратный путь. Сейчас речной поток был слишком полноводным, чтобы они могли без трудностей переправиться через него. А поскольку вскоре им все равно предстояло повернуть назад и повторить весь пройденный путь, то такая переправа вообще имела мало смысла. Простирающаяся на восток степная долина, в которой Эйла в одиночестве прожила целых три года, была вполне пригодна для жилья, и поскольку молодая женщина не слишком охотно покидала свою пещеру ради трудных и опасных походов в западные степи, то эти края оставались для нее практически неизведанными. И, отправляясь в нынешний поход, путешественники не имели определенной цели, сначала они направились на запад, потом на север и в итоге повернули к востоку, однако это было долгое странствие, не идущее ни в какое сравнение с кратковременными охотничьими вылазками Эйлы.

Джондалар убедил ее в необходимости такого пробного похода для приобретения опыта кочевой жизни. Ему хотелось вернуться домой вместе с Эйлой, но его племя жило очень далеко на западе. Однако перспектива жизни с незнакомыми людьми в незнакомом месте совсем не привлекала молодую женщину, она боялась покидать свой маленький надежный мир. Джондалар путешествовал уже много лет, и, хотя ему не терпелось попасть в родные края, он смирился и решил провести зиму вместе с ней в этой восточной долине. Предстоящее путешествие будет очень долгим — вероятно, оно займет целый год, — и в любом случае лучше всего отправиться в дорогу поздней весной. К тому же он был уверен, что сможет уговорить свою подругу пойти вместе с ним, и даже думать не хотел ни о каких других вариантах.

Эйла нашла его, сильно покалеченного, почти полумертвого, в начале теплого сезона, последние дни которого уже заканчивались, и она знала, какое горе пришлось пережить Джондалару. Раны его заживали медленно, и, пока она ухаживала за ним, молодые люди успели полюбить друг друга, хотя их любовь преодолела множество препятствий, источником которых были существенные различия их прежних жизней и мировоззрений. И по сей день они еще продолжали взаимное познание, открывая друг в друге новые черты характера, особенности и привычки.

Эйла и Джондалар закончили разбирать палатку и, к немалому удивлению и интересу наблюдавших за ними людей, погрузили все свои припасы, пожитки и походное снаряжение на лошадь, хотя мамутои, конечно, ожидали, что их новые знакомые потащат тяжелые заплечные мешки и корзины на своем горбу. Уинни была выносливой и крепкой кобылой, так что порой Эйла и Джондалар ездили на ней вдвоем, но сейчас Эйла решила пойти пешком, чтобы животные видели ее и не боялись присутствия чужих людей. Мамутои двигались впереди, Джондалар вел жеребенка, держа в руке веревку, привязанную к своеобразному подобию уздечки, которую он сам недавно придумал для Удальца, а Уинни послушно следовала за своей хозяйкой.

Вначале тропа шла вдоль реки по широкой долине, отлого поднимающейся к окрестным лугам. Богатые запасы будущего сена — высокие зрелые травы — клонили свои тяжелые семенные головки; сухой порывистый ветер, приносивший с обширных северных ледников массы морозного воздуха, вздымал золотистые волны этого степного моря. Деревья с трудом выживали в открытых степях, редкие рощицы искривленных шишковатых берез и сосен жались к речному руслу, где их корни находили живительную влагу, — только здесь они могли противостоять иссушающим ветрам. Речные берега прятались в зарослях все еще зеленых камышей и осоки, хотя сильные порывы ветра уже успели обломать их остроконечные листья.

Лэти всю дорогу шла, чуть отстав от группы своих соплеменников, и то и дело оглядывалась на лошадей и загадочную женщину. Но когда путники достигли речной излучины, то девочка, увидев сородичей, побежала вперед: ей хотелось первой сообщить о прибытии гостей. Услышав ее крики, мамутои оторвались от своих дел и изумленно воззрились на приближающихся незнакомцев.

Вскоре к наблюдавшим присоединились и остальные обитатели стоянки. Эйла заметила, что они появляются из большой дыры, черневшей на склоне речного берега. «Вероятно, там находится пещера», — подумала она, хотя таких странных пещер ей еще не доводилось видеть. Входное отверстие было обращено в сторону реки, но возвышение над ним совсем не походило на прихотливо выветренные формы скалистых или земляных берегов. Холмистая поверхность этой необычной пещеры поросла травой, но очертания входа были слишком правильными; вряд ли этот строго симметричный свод мог быть творением самой природы.

Вдруг Эйлу точно осенило — понимание пришло на каком-то глубинном интуитивном уровне: это была не пещера, ведь эти люди не принадлежали к клану! Они не походили на Изу, которую она считала своей единственной матерью, поскольку ничего не помнила о том, как жила до пятилетнего возраста. Они не похожи и на Креба и Брана — низкорослых, крепких мужчин с большими, глубоко посаженными глазами, затененными тяжелыми надбровными дугами; у всех членов клана были покатые, скошенные назад лбы, срезанные подбородки и сильно выступающие вперед челюсти. А эти люди выглядели как она. Должно быть, они похожи на тех людей, у которых она родилась. И ее настоящая мать, вероятно, похожа на одну из этих женщин. Значит, судьба наконец привела ее к Другим! И они живут здесь, в этом удивительном жилище! Осознав важность происходящего, Эйла сквозь сильнейшее волнение почувствовала укол страха.

Оглушительная тишина встретила двух странных чужеземцев и их не менее странных лошадей, когда они приблизились к постоянному зимнему жилищу племени мамутои — Львиной стоянке. Но через мгновение начался настоящий галдеж, казалось, все мамутои вдруг заговорили разом:

— Талут! Кого ты привел на этот раз? Где ты раздобыл таких лошадей? Что ты собираешься делать с ними?.. Откуда они, Талут?..

Кто-то спросил у Эйлы:

— Почему они не убегают?..

Говорливые, общительные мамутои тесной толпой обступили вновь прибывших; всем хотелось получше разглядеть их, а стоявшим в первом ряду удалось даже потрогать странных чужаков и их лошадей. Эйла была потрясена и смущена. Она не привыкла к такому множеству людей, говорящих одновременно. Она вообще еще не привыкла к говорящим людям. Уинни, двигаясь бочком, пыталась отогнать самых любопытных и защитить своего испуганного жеребенка. Она выгибала шею, вскидывала голову и нервно поводила ушами.

Джондалар видел смущение Эйлы и взбудораженное состояние лошадей, но не знал, как объяснить Талуту и его людям, что гостям пока лучше побыть одним. Покрывшись испариной, золотистая кобыла приплясывала в тесном кругу, взмахивая длинным хвостом. Наконец она не выдержала и взвилась на дыбы. Молотя копытами воздух, Уинни громко и испуганно заржала, заставляя людей отступить на почтительное расстояние.

Отчаянная тревога Уинни привлекла внимание Эйлы и помогла ей прийти в себя. Она произнесла имя лошади, напоминавшее по звучанию успокаивающее ржание, и добавила к этому соответствующий жест, который использовала еще до того, как Джондалар научил ее говорить.

— Талут, — решился наконец Джондалар, — никто не должен трогать этих лошадей без разрешения Эйлы! Только она имеет власть над ними. У них добрый нрав, но кобыла может стать опасной, если ее вынудят к этому или если она почувствует, что ее детенышу что-то угрожает. Кто-нибудь может пострадать.

— Отойдите-ка подальше! Вы слышали его? — повелительно крикнул Талут, его рокочущий бас мгновенно утихомирил всех. Как только и люди, и животные успокоились, Талут продолжал уже более мирным тоном: — Эту женщину зовут Эйла. Я обещал ей, что никто не причинит вреда этим лошадям, пока она будет гостить у нас. Я обещал это как вождь Львиной стоянки. А этот мужчина — Джондалар из племени зеландонии — наш родственник, его брат стал мужем женщины из племени шарамудои, в котором живет теперь наша Толи. — Затем, самодовольно усмехнувшись, добавил: — Талут привел гостей!

Мамутои понимающе закивали, выражая одобрение. Они по-прежнему толпились вокруг, разглядывая гостей с нескрываемым любопытством, хотя и отступили чуть подальше, не желая попасть под удары лошадиных копыт. Даже если эти чужаки уйдут тотчас, они уже вызвали достаточно интереса, чтобы вспоминать о такой встрече долгие годы. На последнем Летнем сходе рассказывали о двух появившихся в этих местах чужаках, которые жили на юго-востоке, у речных людей. Мамутои и шарамудои издавна торговали друг с другом, но обитатели Львиной стоянки стали проявлять к этому племени гораздо больше интереса с тех пор, как Толи, их родственница, нашла себе мужа среди речных людей. Однако они даже не надеялись, что один из этих странников не только окажется среди них, но еще приведет с собой женщину, имеющую магическую власть над лошадьми.

— Все в порядке? — спросил Джондалар, обращаясь к Эйле.

— Они напугали Уинни, да и Удальца тоже. Неужели люди всегда говорят все разом, как сейчас? И почему они все так кричат? Как ты умудряешься определить, кто о чем спрашивает? Полная неразбериха! Может, нам лучше распрощаться с ними и отправиться в нашу долину? — Обняв лошадиную шею, Эйла прижалась к Уинни, успокаивая ее и в то же самое время восстанавливая собственное спокойствие.

Джондалар понимал, что Эйла была встревожена не меньше животных. Шумная людская толпа поразила ее до глубины души. Возможно, им не следует задерживаться здесь надолго. Для начала лучше бы ограничиться общением с двумя-тремя людьми, ведь Эйле надо заново привыкать к людям такого вида, поскольку она всю жизнь прожила среди плоскоголовых. Ему вдруг подумалось о том, что он будет делать, если она не сможет привыкнуть к ним. «Хорошо еще, что она приняла приглашение Талута. Нечего попусту беспокоиться, — решил Джондалар, — поживем — увидим».

— Да, люди иногда кричат и говорят все разом, но обычно говорит кто-то один. И я считаю, Эйла, что они теперь поняли, как надо вести себя с лошадьми, — сказал Джондалар, когда она начала распаковывать висевшие на боках лошади корзины, стянутые вместе широкими кожаными ремнями.

Пока она выгружала их пожитки, Джондалар отвел Талута в сторонку и тихо сказал ему, что лошади да и сама Эйла еще немного нервничают и им нужно время, чтобы привыкнуть к новой обстановке и новым людям.

— Возможно, будет лучше, если ваши сородичи пока оставят их в покое.

Талут все понял и, подойдя к обитателям стоянки, переговорил с каждым, объясняя некоторую сложность положения. Люди понемногу разбрелись, вернувшись к своим обычным делам — приготовлению еды, выделке шкур и обработке кремня, — хотя при этом все продолжали тайком наблюдать за нежданными гостями, которые, кстати, тоже нарушили их душевный покой. Новые люди всегда возбуждали интерес, однако от женщины, обладающей столь уникальным даром, можно было ожидать чего угодно.

Только горстка детей по-прежнему с откровенным любопытством следила за тем, как мужчина и женщина разгружают корзины, но их присутствие не смущало Эйлу. Она давно не видела детей, с тех пор как покинула клан, и поэтому поглядывала на них с неменьшей заинтересованностью. Она сняла с кобылы нехитрую упряжь, погладила и приласкала Уинни и подошла к Удальцу, чтобы почесать его лохматую гриву. Ласково обняв жеребенка, она взглянула на Лэти, которая следила за ней восторженными глазами.

— Ты хочешь погладить жеребенка? — спросила Эйла.

— А можно?

— Подойди ко мне. Дай руку. Я должна познакомить тебя с ним.

Она взяла руку Лэти и приложила ее к мохнатой шкуре жеребенка. Удалец повернул голову и, пофыркивая, обнюхал девочку.

Лэти одарила Эйлу счастливой, благодарной улыбкой:

— Я ему понравилась!

— Он любит, когда ему чешут вот здесь. Смотри, — сказала Эйла, показывая девочке особо чувствительные места, которые сама обычно почесывала, лаская животное.

Удалец был в восторге от такого внимания и не скрывал этого, и Лэти тоже была вне себя от радости. Жеребенок понравился ей с первого взгляда. Эйла отвернулась от этой счастливой парочки, чтобы помочь Джондалару, и не заметила приближения еще одного малыша. Когда она вновь поглядела в их сторону, то едва не задохнулась от неожиданности, кровь мгновенно отхлынула от ее лица.

— А можно Ридаг тоже погладит лошадку? — спросила Лэти. — Он не умеет говорить, но я знаю, что он очень хочет.

Ридаг всегда вызывал у людей изумление. Лэти привыкла к этому.

— Джондалар! — срывающимся шепотом воскликнула Эйла. — Этот ребенок… Он мог бы быть моим сыном! Он так похож на Дарка!

Джондалар повернул голову и изумленно вытаращил глаза. Перед ним стоял ребенок, в котором смешались два духа.

По общепринятому мнению, плоскоголовые — те, которых Эйла называла членами клана, — были животными, и подавляющее большинство людей относилось к подобным детям как к отвратительным уродцам — полуживотным-полулюдям. Он сам пережил большое потрясение, когда впервые услышал от Эйлы, что она родила сына смешанных духов. Мать такого ребенка обычно считали парией и изгоняли из племени, боясь, что она, став вместилищем злосчастного животного духа, распространит его на других женщин и у них тоже будут рождаться такие уродцы. Некоторые люди считали недопустимым уже само их существование, а то, что один из них живет среди людей, казалось совсем невероятным. Это было страшное потрясение. Откуда мог появиться у них этот мальчик?

Эйла и малыш внимательно разглядывали друг друга, забыв обо всем на свете. «Он слишком хилый для ребенка смешанных тотемов, — подумала Эйла. — Они обычно бывают ширококостными крепышами. Даже Дарк был не таким хрупким. Скорее всего, его худоба связана с какой-то болезнью… — У Эйлы, с детства приобщенной к тайнам врачевания, был наметанный глаз. — Вероятно, у него врожденный недуг той мышцы, что пульсирует и бьется в груди, заставляя кровь бежать по жилам». Но эти предположения она сделала машинально; сейчас все ее мысли занимала внешность мальчика, она пристально разглядывала его лицо, голову, ища сходство и различие между ним и ее собственным сыном.

Как и у Дарка, у него были большие и смышленые карие глаза и совсем не детский взгляд, исполненный знания некой древней мудрости. Эйлу вдруг охватила такая жуткая тоска, что ей стало трудно дышать, — в его взгляде таилось столько боли и страданий, в большей степени душевных, чем физических, от которых ей удалось уберечь Дарка. Волна жалости захлестнула молодую женщину. Внимательно рассмотрев лицо мальчика, она решила, что он не особенно похож на ее сына. Уже в трехлетнем возрасте — когда она последний раз видела Дарка — у него были гораздо более ярко выражены надбровные дуги, типичные для клана, но его лоб был таким же высоким и выпуклым, как у этого ребенка и у нее самой. А одной из особенностей людей клана являлся как раз скошенный, резко отступающий назад лоб.

Углубившись в воспоминания, Эйла подумала, что ее шестилетний сын уже достаточно взрослый, и, вероятно, мужчины клана теперь берут его с собой на охотничьи тренировки, чтобы он привыкал держать в руках оружие. Но охотиться его будет учить Бран, а не Бруд. При мысли о Бруде, наследнике очага Брана, она вспыхнула от гнева. Разве можно забыть, с какой ненавистью и злобой относился к ней этот человек?! Он вынашивал свои злобные замыслы до тех пор, пока ему не удалось наконец отнять у нее ребенка и изгнать из пещеры. Эйла зажмурила глаза; острые как нож воспоминания всколыхнули незаживающую душевную рану. Ей не хотелось верить, что она больше никогда не увидит своего сына.

Открыв глаза, она посмотрела на Ридага и глубоко вздохнула.

«Интересно, сколько лет этому мальчику? Конечно, ростом он не вышел, но по возрасту, должно быть, близок к Дарку, — размышляла Эйла, вновь начиная сравнивать их. — Ридага явно не назовешь смуглым, и его темно-русые волосы — светлее и мягче, чем жесткие каштановые, типичные для людей клана. А вот подбородок и шея, — решила Эйла, — пожалуй, более всего отличают этого малыша от Дарка». У ее сына была такая же, как у нее, длинная шея — он даже давился иногда, проглатывая пищу, чего никогда не случалось с другими детьми в пещере, и, кроме того, у него был срезанный, но четко очерченный подбородок. Да, сходство этого ребенка с людьми клана больше всего выражалось в короткой шее и резко выступающей вперед нижней челюсти. И к тому же, вспомнила Эйла, Лэти сказала, что он не умеет разговаривать.

Неожиданно ход ее мыслей резко изменил свое направление, она осознала, насколько трудна, должно быть, жизнь этого малыша. Одно дело, когда пятилетняя девочка, потерявшаяся во время землетрясения, попадает в среду людей, неспособных к четкой артикуляции речи, и они учат ее языку жестов, который сами используют для общения. И совсем другое дело — жить с говорящими людьми и не иметь дара речи. Ей вспомнилось, как в детстве она огорчалась из-за того, что не могла общаться с приютившими ее людьми. Но встреча с Джондаларом принесла ей куда большее огорчение, ведь им было ужасно трудно понимать друг друга, прежде чем она вновь научилась говорить. А что бы она делала, если бы не смогла научиться?

Эйла сделала мальчику знак, означавший простое приветствие, — один из первых жестов, который ей показали много лет назад. В глазах Ридага отразилось волнение, он тряхнул головой и озадаченно посмотрел на молодую женщину. «Никто еще не разговаривал с ним на молчаливом языке клана, — поняла она, — но он должен обладать врожденной памятью, присущей всему клану». Мальчик мгновенно воспринял ее жест, Эйла не сомневалась в этом.

— Можно Ридаг погладит маленькую лошадку? — вновь спросила Лэти.

— Да, — ответила Эйла, беря его за руку.

«Какой же он хрупкий и болезненный», — подумала она и тут же осознала все последствия такого состояния. Мальчик не мог бегать, как другие дети. Не мог участвовать в обычных детских играх и потасовках. Ему оставалось лишь наблюдать за ними глазами, полными неутоленного желания.

Джондалар и не предполагал прежде, что лицо Эйлы может быть таким нежным и ласковым, как сейчас, когда она подняла мальчика и посадила его на спину Уинни. Привычным жестом молодая женщина направила животное вперед, и вся троица медленно обошла вокруг стоянки. Гул разговоров мгновенно утих, все люди, затаив дыхание, смотрели на восседавшего на лошади Ридага. Конечно, мамутои, встретившие незнакомцев у реки, уже успели рассказать о верховой езде загадочной женщины, но остальные никогда еще не видели столь диковинного зрелища. Никто даже и представить себе не мог подобную картину.

На пороге странного земляного жилища появилась высокая крупная женщина; она увидела сидевшего на лошади Ридага, и первым ее побуждением было броситься ему на помощь. Ведь всего несколько минут назад эта норовистая кобыла вставала на дыбы, молотя копытами воздух. Но, подойдя поближе, она осознала безмолвную значительность этого события.

Лицо ребенка было исполнено изумления и восторга. Как часто, с тоской следя за играми своих сверстников, он молча сидел в отдалении, переживая из-за собственной слабости или из-за того, что он так не похож на них. Как часто ему хотелось сделать нечто такое, что вызвало бы восхищение или зависть окружающих. И вот наконец это случилось: он ехал на лошади, а все дети стоянки и все взрослые следили за ним восхищенными глазами.

Вышедшая из дома женщина обратила внимание, с какой любовью и пониманием Эйла смотрит на Ридага. «Как могла эта незнакомка так быстро понять внутреннюю боль мальчика? И почему она приняла его с такой легкостью?»

Эйла заметила изучающий взгляд женщины и улыбнулась ей.

— Ты подарила Ридагу огромную радость, — подойдя ближе, с улыбкой сказала женщина и обняла мальчика, которого Эйла только что сняла с лошади.

— Это было так просто, — ответила Эйла.

Женщина кивнула.

— Мое имя — Неззи, — сказала она.

— А меня зовут Эйла.

Обе женщины внимательно и изучающе смотрели друг на друга, в их взглядах не было враждебности; напротив, похоже, они прощупывали почву для будущей дружбы.

В голове Эйлы теснилась масса вопросов, касавшихся Ридага, но она не осмеливалась задать их, боясь показаться невежливой. Была ли Неззи матерью этого мальчика? И если так, то как вышло, что она дала жизнь ребенку смешанных духов? Эйла вновь задалась вопросом, который не давал ей покоя с тех пор, как родился Дарк. Каким образом зарождается новая жизнь? Ясно было только одно: определенные изменения женского тела говорят о том, что в нем растет ребенок. Но как он попадает внутрь женщины?

Креб и Иза полагали, что зарождение новой жизни происходит тогда, когда женщина проглатывает дух тотема мужчины. Джондалар считает, что Великая Мать соединяет вместе дух мужчины и дух женщины, и когда Она помещает такой соединенный дух внутрь женского тела, то женщина становится беременной. Однако у Эйлы сложилось свое особое мнение. Заметив, что помимо сходства с ней самой ее ребенок обладает чертами, присущими клану, она поняла, что новая жизнь зародилась в ней только после того, как Бруд силой овладел ею.

Эйла содрогнулась от мучительных воспоминаний, но именно испытанные мучения и боль не давали ей забыть об этом, и постепенно она пришла к выводу, что, возможно, зарождение жизни происходит в тот момент, когда мужской орган проникает в сокровенное место женщины, откуда потом и появляется на свет ребенок. Джондалару ее мысли показались очень странными, и он постарался убедить ее, что только по воле Великой Матери может произойти сотворение новой жизни. И сейчас молодая женщина с удивлением поняла, что не разделяет его мнения. Эйла выросла среди людей клана, она стала одной из них, несмотря на то что резко выделялась своей внешностью. И хотя она испытывала отвращение, когда Бруд овладел ею, но понимала, что он просто воспользовался своим правом, а она была обязана подчиниться ему. Однако совсем непонятно, как мог мужчина клана овладеть Неззи против ее воли?

Размышления Эйлы были прерваны волнением, вызванным прибытием еще одной группы охотников. Шедший впереди мужчина откинул назад капюшон, и Эйла с Джондаларом изумленно ахнули. Мужчина казался почти черным! Его кожа была насыщенного темно-коричневого цвета. Он был, возможно, чуть светлее Удальца, чья темно-гнедая масть тоже редко встречалась у степных лошадей. Никогда еще они не видели человека с такой кожей.

Его голову покрывала курчавая шапка жестких черных волос, напоминавших мех муфлона. Глаза его тоже были черными, и в них зажглись насмешливые огоньки, когда он широко улыбнулся, обнажив сверкающие белые зубы, за которыми виднелся розовый язык; такое контрастное сочетание темной кожи и белоснежных зубов было на редкость необычным. Он знал, какое сильное впечатление всегда производит на незнакомцев его внешность, и даже наслаждался их изумлением.

Во всех остальных отношениях этот человек совершенно не отличался от нормального мужчины среднего телосложения. Он был почти одного роста с Эйлой, может быть, на два пальца выше. Однако от него исходила какая-то удивительная жизненная сила, и благодаря некоторой сдержанности движений и легкой самоуверенности он производил впечатление человека, который точно знает, чего хочет, и, не тратя попусту времени, добивается своего. При виде Эйлы огоньки в его глазах вспыхнули ярче.

Джондалар оценил живую, магнетическую силу этого взгляда и сердито нахмурил брови. Но светловолосая женщина и темнокожий мужчина ничего не замечали. Ее настолько поразил цвет темной мужской кожи, что она взирала на него с беззастенчивым любопытством и удивлением ребенка. А его привлекли как простодушие и невинность реакции Эйлы, так и ее красота.

Вдруг, точно очнувшись и осознав, что она в упор разглядывает незнакомого мужчину, Эйла густо покраснела и опустила глаза в землю. Джондалар, конечно, объяснял ей, что женщины и мужчины могут сколько угодно разглядывать друг друга и что это вполне естественно, однако у людей клана это считалось проявлением невоспитанности и даже оскорблением, особенно со стороны женщины. Креб и Иза хотели, чтобы клан полностью признал Эйлу, и поэтому они неутомимо заставляли ее следовать своим обычаям; именно полученное в клане воспитание и стало причиной ее замешательства.

Однако ее явное смущение только подогрело интерес темнокожего мужчины. Он привык быть объектом особого женского внимания. Первоначально удивленные его внешностью женщины с удвоенным любопытством стремились узнать, какие еще особенности скрыты от их взоров. Его порой забавляло, что во время Летних сходов едва ли не каждая женщина страстно желала лично убедиться в том, что его мужские достоинства были такими же, как у других мужчин. В сущности, он спокойно воспринимал все это, но реакция Эйлы была не менее удивительной для него, чем для нее — его цвет. Ему редко случалось видеть, чтобы поразительно красивая взрослая женщина вдруг залилась румянцем, как смущенная юная девушка.

— Ранек, ты уже познакомился с нашими гостями? — крикнул Талут, направляясь в их сторону.

— Нет пока, но я жду этого момента… с нетерпением.

Услышав звук его голоса, Эйла подняла голову и окунулась в блестящую черноту его глаз, полных желания и едва уловимой насмешки. Его взгляд словно раздевал ее и, проникая в сокровенные глубины ее сущности, касался тех мест, которые прежде были доступны лишь Джондалару. Ее тело откликнулось с неожиданным трепетом, большие серо-голубые глаза потемнели от возбуждения, и с губ сорвался слабый вздох. Чуть подавшись вперед, мужчина сделал традиционный приветливый жест, но не успел назвать своего имени, поскольку высокий незнакомый мужчина, явно пребывавший в дурном расположении духа, решительно встрял между ними.

— Я — Джондалар из племени зеландонии, — быстро сказал он, протягивая вперед руки, — а женщину, с которой я путешествую, зовут Эйла.

«Что-то сильно расстроило Джондалара, — безошибочно поняла Эйла, — похоже, ему чем-то не понравился этот темнокожий мужчина». Она привыкла понимать людей без слов, по выражению лица, позам или жестам, и обычно внимательно следила за Джондаларом, ожидая молчаливой подсказки, которая могла бы помочь ей выбрать правильную линию поведения. Безмолвный язык клана был очень точен, каждый жест заключал в себе строго определенную информацию, однако мимика и жесты людей, чье общение строилось на языке слов, были гораздо менее содержательными, и Эйла пока не могла доверять собственному восприятию. Конечно, легко было выучить слова, но при таком общении возникало немало сложностей. Вот сейчас, например, совершенно непонятно, почему вдруг изменилось настроение Джондалара. Она видела, что он рассердился, но не знала почему.

— Приветствую тебя, друг, — сказал темнокожий, обмениваясь с Джондаларом крепким рукопожатием. — Меня зовут Ранек, мое имя известно среди мамутои. Говорят, если не врут конечно, что я лучший резчик Львиной стоянки, — заявил он с самоуничижительной улыбкой и добавил: — Странствуя с такой прекрасной спутницей, ты должен ожидать, что она неизменно будет привлекать мужское внимание.

На сей раз уже Джондалар пришел в замешательство. Дружелюбие и чистосердечие Ранека показали ему, каким глупым было его поведение, и он с привычной болью вспомнил о брате. Как и этот резчик, Тонолан был таким же радушным и уверенным в себе, и когда они встречали во время путешествия новых людей, то именно он делал первый шаг к дружескому общению. Джондалар же вечно расстраивался из-за собственной глупости, зачастую начиная новое знакомство с враждебных выпадов. В лучшем случае это можно было отнести на счет его дурного характера или воспитания.

Однако сильная вспышка гнева была настолько удивительной, что застала его врасплох. Укол жгучей ревности поразил его новизной ощущений, вернее, неожиданно вызвал давно забытые воспоминания. Джондалар отчаянно пытался совладать с собой. Ведь, в сущности, этот высокий красивый мужчина, наделенный природным обаянием и горячим сердцем и обладавший большим опытом по части любовных игр, был более привычен к тому, что женщины ревновали его друг к другу.

«Почему же меня задело, что другой мужчина проявил внимание к Эйле? — подумал Джондалар. — Ранек прав, она действительно очень красива, и такое отношение вполне естественно. К тому же Эйла имеет право выбрать мужчину по собственному желанию…» Возможно, ее привязанность к нему объяснялась только тем, что он был первым нормальным мужчиной, которого она встретила, и это еще не значит, что она будет любить его вечно. Эйла видела, как Джондалар улыбнулся Ранеку, но, судя по напряженной спине, его раздражение не ослабло.

— Ранек всегда легкомысленно отзывается о своем мастерстве, хотя у него нет привычки приуменьшать другие свои достоинства, — сказал Талут, направляясь вместе с гостями к странной земляной пещере, возвышавшейся на речном берегу. — В этом смысле он и Уимез — одного поля ягоды, хотя среди мастеров такое встречается сплошь и рядом. Уимез принимает учеников в свою мастерскую так же неохотно, как Ранек, сын его очага, говорит о его таланте. А на самом деле Ранек — лучший резчик по кости среди всех мамутои.

— Значит, у вас есть искусный мастер по кремню? — с надеждой спросил Джондалар, тут же забыв о вспышке ревности и уже предвкушая встречу с опытным мастером, владеющим его ремеслом.

— Да, и он тоже лучший среди лучших. Львиная стоянка славится своими дарованиями. У нас лучший резчик по кости, лучший мастер по кремню и мудрейший и старейший Мамут, — гордо заявил вождь.

— И, кроме того, вождь столь внушительных размеров, что люди предпочитают не спорить с ним, вне зависимости от того, согласны они с его мнением или нет, — добавил Ранек с кривой усмешкой.

Талут молча ответил ему тем же, зная, что колкости Ранека обычно направлены на то, чтобы занизить оценку своего собственного таланта. Однако они не удерживали Талута от хвастовства. Он гордился своей стоянкой и с готовностью сообщал об этом всем и каждому.

Эйла внимательно следила за тонкостями словесной перепалки двух мужчин: старший — настоящий гигант с огненными волосами и светло-синими глазами, младший — темнокожий и узкокостный, — и поняла, что их объединяет глубокая привязанность и преданность, хотя трудно было представить себе двух более не похожих друг на друга людей. Оба они были охотниками на мамонтов, оба принадлежали к племени мамутои и преданно любили свою Львиную стоянку.

Талут вел их прямо к сводчатому проходу, который Эйла разглядела раньше. Похоже, это был вход в своеобразный холм или, возможно, гряду холмов, почти незаметных на склоне, спускавшемся к широкому речному руслу. Эйла видела, как люди входят и выходят оттуда. Понятно, что там было нечто вроде пещеры или жилого помещения, выкопанного в плотно утрамбованной земле. Нижнюю часть этой холмистой гряды окружал травяной пояс, а к вершине поднимались лишь отдельные островки растительности. Это земляное жилище так хорошо сочеталось с окружающей природой, что его можно было вообще не заметить — его выдавало только сводчатое входное отверстие.

При ближайшем рассмотрении оказалось, что на округлой вершине этого холма хранится множество любопытных приспособлений и различных предметов. И вдруг Эйла увидела нечто такое, отчего у нее перехватило дыхание.

Прямо над входом был укреплен череп пещерного льва!