Охотники на мамонтов

Джин М. Ауэл, 1985

Эта захватывающая сага о жестоком и прекрасном древнем мире принесла ее автору Джин Ауэл всемирную известность и стала одним из самых читаемых литературных произведений нашего времени. Книги, входящие в серию «Дети Земли», были изданы многомиллионными тиражами во многих странах мира. Эйла и Джондалар держат путь через Европу. Они попадают в земли охотников за мамонтами, и Эйла наконец встречает столь долго разыскиваемых ею Других. Ее принимают в племя, ведь молодая женщина обладает неоценимыми достоинствами: она прекрасная охотница и целительница, а также умеет добывать огонь при помощи чудесных камней. Эйла находит здесь друзей и оставляет в прошлом мучительные воспоминания о жизни в клане. Один из ее новых родичей, темнокожий Ранек, не скрывает, что Эйла очень нравится ему, и она не отвергает его ухаживания. Ревность, вспыхнувшая в Джондаларе, пугает Эйлу. Не знакомая с обычаями Других, она приходит в смятение, ей кажется, что Джондалар разлюбил ее. А впереди их ждет долгая зима, в течение которой Эйла должна разобраться в своих чувствах и сделать выбор.

Глава 8

— Однако холодная была ночка. Даже мясо слегка подмерзло, — сказала Диги, привязывая нижнюю часть туши к заплечному мешку.

— Это как раз хорошо, — заметила Тули. — Жаль только, что нам не унести всю эту гору. Большую часть явно придется оставить здесь.

— Может быть, стоит завалить остатки камнями? Мы быстро натаскаем их из загона, — предложила Лэти.

— Может быть и скорее всего, мы так и сделаем, Лэти. Это хорошая мысль, — одобрила Тули, заканчивая увязывать свой дорожный тюк, который был таким огромным, что Эйла засомневалась, удастся ли Тули при всем своем могучем телосложении дотащить его до дома. — Правда, если погода переменится, мы не сможем вернуться за ним до будущей весны. Было бы лучше, если бы нам удалось перетащить его поближе к дому. Звери опасаются подходить близко к стоянке, и мы всегда сможем проверить его сохранность. А здесь совершенно дикие места, и если пещерный лев или даже оголодавшая росомаха действительно захочет полакомиться мясом, то никакие камни ее не остановят.

— Можно еще полить камни водой, чтобы они превратились в ледяную гору, — сказала Диги. — Возможно, это спасет мясо от хищников. Довольно трудно развалить замороженную пирамиду даже с помощью кайла или кирки.

— Конечно, это убережет мясо от животных, но есть еще солнце, Диги. Ведь лед может растаять, — возразил Торнек. — Никто не знает, когда окончательно установятся морозы. Ведь зимний сезон еще не начался.

Прислушиваясь к разговору, Эйла посмотрела на мясную кучу, заметно уменьшившуюся после того, как каждый взял оттуда часть добычи. Она не привыкла к излишкам мяса, располагая лишь тем, что могла дотащить самостоятельно, поэтому выбирала обычно только самые лучшие куски. Когда Эйла жила в клане, то еды там было всегда много и более чем достаточно шкур для одежды, покрывал и прочих изделий. Ей было неизвестно, сколько мяса мамутои обычно забирают с собой, однако куча отбросов была слишком большой. И Эйла расстроенно подумала, что ее придется изрядно пополнить, кроме того, она поняла, что все охотники тоже сожалеют об этом.

Дануг взял большой топор Тули и, взмахнув им с такой же легкостью, как она, разрубил деревянный чурбан надвое и подбросил его в последний догоравший костер. Заметив, как ловко он орудует топором, Эйла подошла к юноше.

— Дануг, — тихо сказала она, — ты можешь помочь мне?

— Что?.. Гм… Ну да, — смущенно запинаясь, пробормотал он, чувствуя, что краснеет.

Ее голос был довольно низким и звучным, а выговор на редкость странным. Она застала его врасплох; юноша не заметил ее приближения и сейчас робко топтался рядом с этой удивительно красивой женщиной, которая вызывала у него совершенно необъяснимые чувства.

— Мне нужны… две длинные жерди, — сказала Эйла, показывая два пальца. — Чуть ниже по течению растут молодые деревца. Ты срежешь их для меня?

— Что?.. А, да, конечно. Я могу срубить пару деревьев для тебя.

Когда они приблизились к повороту узкой реки, Дануг успел немного успокоиться, но по-прежнему не сводил взгляда с этой светловолосой женщины, которая шла рядом, всего на полшага впереди него. Эйла выбрала две прямоствольные молодые ольхи примерно одной толщины и, после того как Дануг повалил их, попросила обрубить ветви и верхушки, чтобы жерди получились равной длины. К тому времени робость этого рослого и плечистого молодого парня заметно поубавилась.

— Что ты собираешься делать с ними? — спросил Дануг.

— Сейчас увидишь, — сказала она и громким призывным свистом позвала Уинни.

Кобыла тут же прискакала к ней. Готовясь к отправлению, Эйла уже нагрузила животное обычными вьючными корзинами. По мнению Дануга, лошадь выглядела довольно нелепо; на ее спине лежала кожаная попона с ремнями, на которых держались две большие корзины. Однако он заметил, что это не беспокоит кобылу и даже не замедляет ее хода.

— Как ты приучила ее к этому? — спросил Дануг.

— Приучила к чему?

— Ну, почему она идет на твой свист?

Эйла задумалась.

— Понимаешь, Дануг, я и сама толком не знаю. Пока я не подобрала Вэбхья, мы с Уинни жили одни в долине. Она была моим единственным другом. Она росла на моих глазах, и мы учили… учились друг у друга.

— А правда, что ты умеешь разговаривать с ней?

— Мы учились друг у друга, Дануг. Уинни не могла говорить, как люди. Я учила… ее привычки… ее знаки. Она учила мои.

— Ты имеешь в виду ручной язык, которым говорит Ридаг?

— Отчасти. И животные, и люди — все имеют свои знаки. Даже ты, Дануг, ты произносишь слова, но знаками можешь сказать больше. Ну… то есть ты говоришь, даже когда не говоришь.

Дануг озадаченно нахмурился. Ему не особенно понравилось странное направление, которое принял их разговор.

— Я ничего не понял, — сказал он, отводя глаза.

— Ну, понимаешь, — продолжала Эйла, — словами не передашь того, что можно передать знаками… Ты ведь хочешь сесть на лошадь, верно?

— Гм… да, конечно. Я хотел бы.

— Хорошо… Сейчас ты поедешь на ней.

— Ты не шутишь? Я действительно смогу прокатиться на ней, как Лэти и Друвец?

Эйла улыбнулась:

— Пойдем, надо найти большой камень, это поможет тебе сесть на лошадь первый раз.

Поглаживая и почесывая кобылу, Эйла разговаривала с ней на том особом языке, который совершенно естественным образом выработался у нее за время общения с животными; этот язык включал в себя знаки и слова клана, какие-то странные звукосочетания, которые Эйла когда-то сама придумала для своего маленького сына, а также звуки, издаваемые животными, которым она научилась отлично подражать. Она сообщила Уинни, что Дануг хочет проехаться верхом и что эта поездка должна быть волнующей, но не опасной. Юноша узнал несколько ручных сигналов, которым Эйла научила Ридага и остальных обитателей стоянки. Он очень удивился, осознав, что немного понимает, о чем Эйла говорит с лошадью, однако это нагнало на него еще больше страха. Она разговаривала с лошадью, но, подобно Мамуту, общавшемуся с миром духов, использовала при этом и какой-то магический язык, известный только посвященным.

Трудно сказать, понятен ли был этот язык лошади, но по действиям своей хозяйки, помогавшей высокому молодому парню сесть верхом, она поняла, что ее ждет нечто особенное. Уинни уже воспринимала Дануга как знакомого и заслуживающего доверия человека. Его длинные ноги почти доставали до земли, и пока он не давал кобыле никаких ощутимых указаний относительно предстоявшей поездки.

— Держись за гриву, — инструктировала Дануга Эйла. — Для того чтобы тронуться с места, чуть наклонись вперед. Если хочешь замедлить ход или остановиться, то сядь прямо.

— А разве ты не собираешься ехать со мной? — слегка дрогнувшим голосом спросил Дануг.

— В этом нет необходимости, — сказала она и послала Уинни вперед, шлепнув ее по боку.

Кобыла тронулась с места и неожиданно понеслась резвым галопом. Дануга слегка отбросило назад, и он, перепугавшись, схватился за жесткую гриву, подался вперед и обхватил руками изогнутую шею. Обычно, когда Эйла наклонялась вперед, это было для Уинни сигналом ехать быстрее. Крепкая лошадка, привыкшая бегать по холодным степным просторам, уже успела изучить этот берег и поэтому послушно помчалась вниз по течению, ловко перепрыгивая через кусты и валежники и огибая острые выступающие скалы и группы деревьев.

Поначалу Дануг просто оцепенел от страха и сидел, плотно припав к шее лошади и крепко зажмурившись. Потом, осознав, что он все еще не свалился на землю, а по-прежнему подпрыгивает на спине скачущей лошади, юноша начал ощущать под собой мощные мускулы животного и даже осмелился приоткрыть глаза. Сердце его отчаянно забилось, когда он увидел проносившиеся мимо него размытые очертания деревьев и кустов и мелькавшую под ногами землю. Крепко держась за шею Уинни, он приподнял голову и огляделся повнимательнее.

С трудом веря собственным глазам, Дануг обнаружил, что они долетели уже почти до самой развилки. Впереди маячили гранитные скалы, вздымавшиеся по обеим сторонам речной долины! Ему вдруг послышался чей-то далекий свист, и он заметил мгновенную перемену в беге лошади. Выскочив за гранитные скалы, Уинни слегка замедлила шаг и, описав широкую дугу, побежала обратно, вверх по течению. Страх юноши уже заметно поубавился, но он по-прежнему крепко держался за лохматую гриву. Решив посмотреть, где они будут проезжать, он слегка отклонился назад, и лошадь восприняла это как сигнал уменьшения скорости.

Вскоре лошадь приблизилась к месту временной стоянки охотников, и Эйла, заметив улыбку на лице Дануга, подумала о Талуте: именно так улыбался рыжебородый вождь, когда бывал доволен собой. В юном Дануге она видела черты этого мужчины. Уинни резко остановилась возле своей хозяйки, Эйла подвела ее к валуну, чтобы Дануг мог спуститься на землю. Он был так потрясен, что не сумел вымолвить ни слова, однако улыбка не сходила с его лица. Он никогда не задумывался над тем, как быстро скачут лошади, — просто не мог себе этого представить, — и поездка на спине Уинни превзошла все его самые невероятные ожидания. Впечатление от этой первой скачки останется у него на всю жизнь.

Поглядывая время от времени на его улыбающееся лицо, Эйла сама не могла сдержать улыбку. Она успела уже привязать жерди к упряжи лошади, потом они все вместе вернулись к охотничьему лагерю, а Дануг все еще улыбался.

— Что с тобой? — спросила Лэти. — Почему ты так странно улыбаешься?

— Я ездил на лошади, — тихо ответил Дануг.

Лэти усмехнулась и понимающе кивнула.

Почти все, что можно было унести с собой к Львиной стоянке, охотники уже привязали к своим заплечным мешкам или сложили на шкуры, закрепленные на двух крепких жердях, соорудив нечто напоминавшее носилки, которые должны были нести на плечах два человека. В центре походной стоянки еще оставались рулоны шкур и несколько задних частей бизоньих туш, однако Эйла думала, что остатков будет значительно больше. В этой охоте и разделке добычи участвовал весь отряд, и точно так же сейчас каждый взял себе посильную ношу, чтобы доставить на зимнюю стоянку запасы мяса и шкур.

Некоторые охотники заметили, что Эйла не позаботилась о том, чтобы соорудить для себя дорожную поклажу, а вместо этого ушла куда-то с Данугом. Один лишь Джондалар понял, что она задумала, увидев, как Уинни тащит за собой длинные жерди. Она расположила эти жерди так, что толстые концы доходили до лошадиного загривка, средние части прошли под свисавшими на боках корзинами и были закреплены ремнями, а тонкие нижние концы жердей просто лежали на земле. Затем, взяв несколько дополнительных веток, Эйла привязала к нижним концам жердей полсть палатки, соорудив свою обычную волокушу. Мамутои побросали все дела и внимательно следили за действиями молодой женщины, но догадались они о назначении этого странного сооружения только тогда, когда она начала перетаскивать оставшееся мясо на эту волокушу. Доверху заполнив волокушу и вьючные корзины Уинни, Эйла привязала последнюю часть туши к своему заплечному мешку. Когда она закончила свои сборы, охотники с изумлением обнаружили, что от мясной кучи ровным счетом ничего не осталось.

Вид лошади с волокушей и корзинами произвел сильное впечатление на Тули, и она сказала, взглянув на Эйлу:

— Надо же, мне не приходило в голову, что лошадь можно использовать для перевозки больших грузов. По правде говоря, раньше мы считали, что эти животные пригодны только для еды.

Талут засыпал влажной землей тлеющие угли костра; разбросав их, он убедился, что все огоньки погасли. Затем, закинув свою тяжеленную ношу за спину и продев левую руку в петлю заплечного мешка, он взял в правую руку копье и двинулся в сторону дома. Остальные охотники потянулись вслед за ним. Общаясь уже довольно долго с мамутои, Джондалар пока не мог понять, почему они носят свои кожаные мешки на одном плече. Но сейчас, пытаясь поудобнее устроить на спине громоздкий и тяжелый груз, он внезапно обо всем догадался. Такой способ переноски позволял охотникам тащить значительно более объемистые и неудобные грузы. «Видимо, им часто приходится переносить большие тяжести», — подумал он.

Уинни следовала за Эйлой, почти касаясь своей мордой плеча женщины. Джондалар шел рядом, ведя на поводке Удальца. Пропустив вперед несколько человек, Талут пристроился перед ними и подбодрил их парой веселых замечаний. Охотники с трудом переставляли ноги, сгибаясь под тяжелой ношей, однако Эйла заметила, что они порой оглядываются, чтобы посмотреть на нее и Уинни.

Немного погодя Талут тихо запел в такт своему шагу и вскоре обогатил мелодию странно звучащими словами, которые, похоже, просто определяли размер куплета:

Бум-па, дум-па, трам-па, пам-па.

Век-ла, пек-ла, ха-лу-ла!

Бум-па, дум-па, трам-па, пам-па.

Век-ла, пек-ла, ха-лу-ла!

Остальные мамутои быстро начали подпевать ему, повторяя эти непонятные слова и мелодию. Потом, вдруг озорно улыбнувшись, Талут глянул на Диги и, сохраняя ритм и мелодию припева, пропел шуточный куплет:

Милой Диги сон приснился —

Бранаг ночью к ней явился.

Но лишь глазки открывает,

Милый сразу исчезает.

Все понимающе посмеивались, а Диги смущенно улыбнулась. Талут повторил первую строчку, а отряд подхватил вторую, и точно так же, закончив вторую часть куплета, они хором пропели припев:

Бум-па, дум-па, трам-па, пам-па.

Век-ла, пек-ла, ха-лу-ла!

За несколько повторов Талут успел придумать очередной стишок:

Как проводит зиму Уимез?

Колет кремень он в тоске.

Как проводит лето Уимез?

В жарких ласках и гульбе!

На сей раз засмеялись все, исключая Ранека. Он издал негодующий возглас. Когда этот добродушный поддразнивающий куплет повторил весь отряд, обычно невозмутимый Уимез покраснел как вареный рак. Всем было хорошо известно, что, стосковавшись по женской ласке за время своей холостяцкой зимней жизни, Уимез старается наверстать упущенное, используя все преимущества Летних сходов.

Джондалар вместе с остальными пел эти веселые шуточные куплеты. Люди его племени тоже любили развлекаться подобным образом. Но Эйла сначала не совсем поняла, в чем суть такого занятия. Тем более что она заметила смущение Диги. Однако чуть погодя, оценив добродушные улыбки и веселый смех, она осознала, что все охотно воспринимают эти насмешки и никто не обижается. Видя, как заразительно смеются эти люди, Эйла начала постигать суть словесного юмора и тоже улыбнулась четверостишию, касавшемуся похождений Уимеза.

Когда все угомонились, Талут вновь забубнил припев, и остальные весело подпевали ему в ожидании следующей шутки:

Бум-па, дум-па, трам-па, пам-па.

Век-ла, пек-ла, ха-лу-ла!

Взглянув на Эйлу, Талут самодовольно ухмыльнулся и запел очередной куплет:

Эйла в плен взяла сердца,

Как ей выбрать молодца?

Белый, да и черный тоже —

Оба редкостно пригожи.

Эйле было приятно, что Талут не обошел ее своим вниманием, и на лице ее вспыхнула счастливая улыбка, хотя она и не до конца поняла смысл куплета. Припомнив разговоры вчерашнего вечера, она догадалась, что пригожими молодцами являются, соответственно, черный Ранек и белый Джондалар. Восторженный хохот Ранека подтвердил ее догадку, а натянутая улыбка Джондалара обеспокоила молодую женщину. Последняя шутка определенно ему не понравилась.

После припева Барзек подхватил и развил эту тему, и даже неискушенное ухо Эйлы отметило, какой у него богатый и красивый голос. Барзек тоже улыбнулся Эйле, показывая тем самым, о ком сейчас пойдет речь.

Трудно Эйле выбрать цвет.

Белый — редкость, черный — тоже.

Может, лучше взять обоих,

Чтобы ночью грели ложе?

Пока охотники повторяли куплет, Барзек взглянул на Тули, и она подарила ему взгляд, полный нежности и любви. Однако Джондалар совсем скис, он уже не мог притворяться, что его радует тематика последних шуточных стишков. Ему явно пришлась не по душе идея Барзека, он не хотел делить любовь Эйлы ни с кем, а особенно с этим обаятельным резчиком.

Дальше инициативу взял на себя Ранек, а остальные с готовностью поддержали его, подхватив, как обычно, мелодию припева:

Бум-па, дум-па, трам-па, пам-па.

Век-ла, пек-ла, ха-лу-ла!

Намеренно усиливая томительное ожидание, он до последнего момента не поднимал глаз. Затем вдруг лицо его расплылось в широкой белозубой улыбке, и он стрельнул озорным взглядом в Талута, инициатора этих поддразнивающих куплетов, а люди заранее рассмеялись, ожидая, когда Ранек вонзит свое словесное копье в того, кто первым заставил других смущенно краснеть и поеживаться.

Крепок и могуч, как дуб,

Наш мудрейший вождь Талут.

У него копье большое

И всегда готово к бою.

Рыжебородый вождь встретил этот намек возмущенным восклицанием и, когда охотники громко пропели куплет второй раз, быстро начал новый стишок, меняя тему. Всю дорогу до Львиной стоянки отряд распевал разные веселые куплеты, ритмичная песня помогала им бодрее шагать, а смех облегчал тяжесть добычи, которую они тащили домой с охоты.

* * *

Неззи вышла из длинного холмообразного строения, и тяжелый занавес опустился за ней, плотно закрыв сводчатый вход. Она бросила пристальный взгляд на реку. Низкое солнце уже готово было спрятаться за высокой облачной грядой, розовевшей на западе. Затем, сама не зная толком зачем, она рассеянно посмотрела на тропу, поднимавшуюся по склону. По ее расчетам, сегодня охотники вряд ли должны были вернуться; они ушли со стоянки только вчера утром и в лучшем случае появятся только завтра к вечеру… Однако что-то вдруг заставило ее повнимательнее приглядеться к вершине холма. Неужели по той степной тропе действительно кто-то идет?

— Да это же Талут! — воскликнула она, узнав очертания знакомой фигуры, темневшей на фоне закатного неба. Приподняв край входного занавеса, она заглянула в дом и крикнула: — Скорее выходите! Они возвращаются! — и бросилась бежать вверх по склону к ним навстречу.

Мамутои высыпали из земляного жилища, чтобы приветствовать вернувшихся сородичей и помочь им снять заплечные мешки. Все понимали, что охотники очень устали, ведь после удачной охоты им пришлось еще и нести эту богатую добычу домой. Однако самое большое впечатление на встречающих произвел вид лошади, тащившей за собой такую поклажу, которую не подняли бы даже трое здоровых мужчин. Люди обступили Эйлу, разгружавшую корзины, тоже заполненные охотничьими трофеями. Рулоны шкур, рога и прочие части бизоньих туш передавались из рук в руки по цепочке; их быстро уносили в дом и закладывали на хранение в подземную кладовую.

Вскоре разгрузка закончилась, и все мамутои скрылись в доме. Немного задержавшись, Эйла сняла упряжь с Уинни и Удальца и отвела лошадей в удобное для ночлега место. Каждый вечер, уходя спать в теплое жилище, она тревожилась из-за того, что питомцам приходится ночевать под открытым небом. Конечно, сейчас, пока погода стоит сухая и не слишком холодная, в таких ночевках нет ничего страшного. И не холод больше всего беспокоил Эйлу, а то, что начинался сезон непредсказуемых изменений. Что, если ночью поднимется ураганный ветер или начнется буран? Где тогда смогут спрятаться несчастные животные?

Она в тревоге посмотрела на небо. Сквозь легкую дымку высоких, быстро летящих облаков просвечивала темная сумеречная синева. Солнце только что село, оставив за собой великолепный ореол яркого света. Эйла заметила, как быстро тускнеют живые краски освещенной синевы, сменяясь темно-серой палитрой надвигающейся ночи.

Войдя в прихожую, Эйла невольно прислушалась к громким голосам, доносившимся из-за внутреннего занавеса, закрывавшего вход в кухонный очаг, — там явно шло обсуждение ее охотничьих подвигов, совершенных с помощью лошади. Сидя вокруг костров за вечерней трапезой, люди отдыхали и делились впечатлениями, однако, увидев вошедшую Эйлу, они тут же умолкли. Чувствуя, что все взоры направлены на нее, молодая женщина смущенно остановилась. Когда Неззи, поднявшись с циновки, протянула Эйле костяную тарелку и пригласила к костру, прерванные разговоры возобновились. Приступив к еде, Эйла внимательно огляделась вокруг. Куда же подевались бизоньи туши, которые мамутои только что занесли в дом? В кухонном помещении не было даже следа их охотничьих трофеев. Она поняла, что все эти запасы куда-то спрятаны. Но куда?..

* * *

Откинув тяжелую мамонтовую шкуру, Эйла вышла из дома и первым делом отправилась навестить лошадей. Убедившись, что с ними все в порядке, она поискала глазами Диги и с улыбкой пошла навстречу своей новой подруге. Диги обещала показать ей, как мамутои дубят и выделывают свежие бизоньи шкуры. Кроме того, Эйла часто вспоминала праздничную красную тунику Диги и очень хотела узнать, как они красят кожу. Джондалар говорил, что зеландонии считают священным белый цвет, а красный был священным для Эйлы, поскольку так считали члены клана. Красная кожа использовалась только в исключительных случаях, например во время именных ритуалов. Ее окрашивали настоем, в состав которого входили красная охра и жир, причем клан Брана предпочитал брать жир пещерного медведя. Когда выяснялось, каким тотемом избран человек, ему вручали мешочек с амулетом — кусочком красной охры. Все важные этапы жизни клана отмечались ритуалами, в которых использовалась охра, включая последний погребальный обряд. Единственной красной вещицей, имевшейся у Эйлы, был кожаный мешочек, где хранились корешки для изготовления священного напитка, и она считала его почти таким же ценным, как амулет.

Выйдя из дома с большим куском потемневшей от употребления кожи, Неззи огляделась и, заметив Эйлу и Диги, направилась прямо к ним.

— О Диги! Ты не могла бы помочь мне? — сказала она. — Я задумала приготовить тушеное мясо. Бизонья охота была настолько успешной, что Талут решил устроить большой праздник. Может, ты отложишь свои дела и поможешь мне с готовкой? Я уже запасла горячих углей в яме большого очага и подготовила место. Нужно притащить мешок сушеного мамонтового навоза, чтобы высыпать его на угли. А Дануга и Лэти я послала за водой.

— Не волнуйся, Неззи, я охотно помогу тебе в этом деле.

— Может, я тоже смогу помочь? — спросила Эйла.

— И я, — добавил Джондалар. Он только что подошел, чтобы поговорить с Эйлой, и услышал конец разговора.

— Для начала вы можете помочь мне вытащить мясо, — сказала Неззи, направляясь к дому.

Они последовали за ней к одному из боковых сводчатых проемов внутри жилища — так же как и входные, они были ограничены мамонтовыми бивнями. Неззи приподняла край довольно жесткого и тяжелого кожаного занавеса, покрытого густой мамонтовой шерстью. Изнутри дома этот занавес казался обычной, гладко выделанной кожей, но на другой стороне сохранился двойной меховой слой, состоявший из длинного волосяного покрова и более мягкого и пушистого подшерстка. Сразу за этой шкурой висел второй толстый занавес, а за ним оказалось очень холодное, тускло освещенное помещение. Земляные стены уходили вглубь более чем на три фута, и все это подполье было почти доверху заполнено замороженной дичью, среди которой находилась большая часть вчерашних охотничьих трофеев.

— Отличное хранилище! — воскликнул Джондалар, поддерживая тяжелый занавес при входе, чтобы Неззи удобнее было спуститься вниз. — Мы тоже замораживаем мясо на зиму, только у нас такие кладовые находятся за пределами дома. Наши жилища обычно расположены под нависающими утесами или в передней части больших пещер, но там трудно сохранить мясо в замороженном виде, поэтому мы копаем ямы довольно далеко от жилья.

— Клан тоже замораживает мясо на зимний сезон, а сверху его заваливают большим слоем камней, — сказала Эйла.

Наконец-то она удовлетворила свое любопытство, узнав, куда делись принесенные с охоты бизоньи туши.

Неззи и Джондалар с удивлением посмотрели на нее. Их по-прежнему поражали ее рассказы о мудрых и разумных действиях людей клана. Ведь до встречи с ней им и в голову не приходило, что плоскоголовые могут делать зимние запасы. А Эйлу, в свою очередь, удивили слова Джондалара, упомянувшего о том, где живут зеландонии. Она уже было решила, что все племена Других строят себе земляные жилища, и не догадывалась, что дом мамутои показался необычным не только ей, но и Джондалару.

— В нашей округе не так много камней для такого способа хранения, — густым басом пророкотал Талут, появляясь на пороге хранилища. Все трое оглянулись на рыжеволосого гиганта. Он перехватил у Джондалара тяжелый полог и сказал, обращаясь к Неззи: — Диги сообщила мне, что ты решила приготовить тушеное мясо. — На лице его блуждала одобрительная улыбка. — И я подумал, что моя помощь будет не лишней.

— Знаю, знаю, ты чуешь запах еды до того, как ее начали готовить! — со смехом заметила Неззи; она по-прежнему стояла в подполье, выбирая нужные куски дичи.

Джондалар не совсем разобрался, как устроено это хранилище.

— Почему мясо в яме остается замороженным? Ведь рядом такой теплый дом, — сказал Джондалар.

— Зимой земля здесь промерзает и становится твердой как скала, но летом она немного оттаивает и в ней можно выкопать такую яму. Строя это жилище, мы планировали сделать такое хранилище, поэтому докопались до слоя земли, который всегда остается мерзлым. Даже летом в нем очень холодно, и наши запасы хорошо сохраняются, хотя и не всегда остаются замороженными. Осенью, как только начинает холодать, земля постепенно промерзает. И когда мясо в подвале застывает, мы начинаем делать запасы на зиму. Эти мамонтовые шкуры помогают сохранить тепло внутри и холод снаружи, — пояснил Талут. — Точно так же они раньше служили самому мамонту, — с усмешкой добавил он.

— Вот, Талут, прими-ка этот кусочек, — сказала Неззи, поднимая сильно замороженный красновато-коричневый мясной кусок с толстым слоем желтоватого жира на боку.

— Давай я возьму, — предложила Эйла, протягивая руки.

Талут нагнулся к Неззи, и, хотя ее отнюдь нельзя было назвать миниатюрной женщиной, этот редкостный силач вытащил ее из ямы с такой легкостью, словно она была ребенком.

— Ты замерзла, дорогая. Я быстро согрею тебя, — сказал он и, подняв ее на руки, прижал к своей могучей груди и уткнулся носом в ее шею.

— Перестань, Талут. Отпусти же меня! — ворчливо отбивалась она, хотя лицо ее светилось радостью. — Сейчас у меня полно дел. Неподходящий момент ты выбрал для…

— А вот скажи мне, когда наступит подходящий момент, тогда я и отпущу тебя.

— У нас же гости… — запротестовала она, но все-таки обвила его шею руками и прошептала что-то на ухо.

— Это обнадеживает! — воскликнул Талут. Поставив Неззи на землю, он продолжал игриво поглаживать ее объемистые ягодицы, пока покрасневшая от волнения женщина оправляла свои одежды, пытаясь восстановить собственное достоинство.

Джондалар усмехнулся и обнял Эйлу за талию.

«Опять они начали свои игры, — подумала Эйла, — их слова выражают одно, а действия — совсем другое». Правда, на сей раз она сумела сообразить, что к чему, и поняла, насколько сильна взаимная любовь Талута и Неззи. Вдруг ей пришло в голову, что мамутои, подобно женщинам клана, не слишком явно выражают свою любовь, поскольку говорят одно, а подразумевают нечто другое. Эйла обрадовалась своему открытию: теперь многие вопросы, которые прежде беспокоили ее, разъяснились вполне естественным образом, и это помогло ей лучше оценить веселый нрав и шутки этих людей.

— Довольно, Талут! — сказала Неззи, пытаясь придать голосу суровый оттенок, которому, однако, противоречила довольная улыбка. — Если тебе больше нечем заняться, то лучше уж помоги нам достать коренья, — предложила она и добавила, оборачиваясь к молодой женщине: — Пойдем с нами, Эйла, посмотришь, где мы храним их. Великая Мут была на редкость щедрой в этом году, лето простояло жаркое, и мы смогли накопать множество разных корнеплодов.

Обойдя одну из лежанок, они подошли к следующему занавешенному сводчатому проему.

— Съедобные коренья, плоды и ягоды мы храним не так глубоко, — сказал Талут гостям, поднимая очередной кожаный занавес и пропуская их в кладовую, где стояли корзины, заполненные шишковатыми, мучнистыми на вкус земляными орехами, покрытыми коричневой кожицей; в этой кладовой хранились также запасы бледно-желтой дикой моркови, мясистые нижние части стеблей рогоза и тростника и прочие дары земли, корзины с которыми стояли на земле вокруг глубокой ямы. — Они могут долго храниться здесь, на холоде, но если подмерзнут, то станут мягкими. В таких ямах мы держим также шкуры, пока кто-нибудь не возьмется за их выделку, а также кости для изготовления орудий и куски бивней для Ранека. Он говорит, что на морозе они лучше сохраняются и потом с ними легче работать. Излишки бивней и костей для топки очагов хранятся во входном помещении и в ямах, выкопанных вокруг жилой площадки.

— Да, кстати, о костях. Я вспомнила, что хотела добавить в наше варево голяшку мамонта, она придает соусу особый вкус и запах, — сказала Неззи, наполняя большую корзину различными овощами. — Вот незадача, никак не найду, куда я положила сушеные побеги лука…

— Мне всегда казалось, что от зимних ветров и бурь могут защитить только скалистые стены, — сказал Джондалар с оттенком восхищения в голосе. — Потому-то мы и устанавливаем наши жилища в пещерах, но в ваших краях нет больших пещер. Здесь нет даже лесов, чтобы построить крепкие деревянные укрытия. Но вы нашли отличный выход из положения, используя кости мамонтов!

— Да, именно поэтому мы так почитаем очаг Мамонта. Мамутои охотятся на разных животных, но наша жизнь зависит от этих гигантов, — сказал Талут.

— Как-то мне довелось побывать у Бреси на Ивовой стоянке, что расположена к югу отсюда. Но я не видел там подобных сооружений.

— Значит, ты знаком с Бреси? — прервал его Талут.

— Да, Бреси и несколько людей с ее стоянки вызволили нас с братом из зыбучих песков.

— Надо же, Бреси и моя сестра — давние подруги, — сказал Талут. — Они даже породнились благодаря первому избраннику Тули. Мы выросли вместе. Их летнее жилье действительно называется Ивовой стоянкой, но остальную часть года они живут на Лосиной стоянке. Летние жилища обычно более легкие, не такие, как наше. Львиная стоянка — постоянный зимний дом. В летний период Бреси со своими людьми, как правило, обосновываются у моря Беран, чтобы наловить рыбы, улиток и прочих морских тварей. А кроме того, они добывают соль, чтобы торговать с другими племенами. Как же вы оказались в тех краях?

— Мы с Тоноланом блуждали в дельте реки Великой Матери. Бреси спасла нам жизнь…

— Ладно, потом ты расскажешь нам об этом подробнее. Всем нам интересно будет послушать историю, связанную с Бреси.

Так уж случилось, что Тонолан участвовал в большинстве приключений Джондалара. Волей-неволей ему приходилось упоминать о брате. Это вызывало горькие воспоминания, но надо было привыкать, ведь ему еще не раз придется рассказывать об их путешествии.

Поднявшись из кладовой, они вошли в просторное помещение очага Мамонта, сводчатые стены которого ограничивались мамонтовыми костями, а спальные места закрывались кожаными пологами, как в остальных жилых помещениях. Взгляд Талута упал на копьеметалку Джондалара.

— Кстати, вы оба прекрасно продемонстрировали возможности этого приспособления, — сказал Талут. — Огромный бизон свалился как подкошенный.

— Ты мог оценить далеко не все преимущества этого оружия, — возразил Джондалар. — С помощью копьеметалки можно бросить копье гораздо сильнее и дальше.

— Правда? Может, ты докажешь это на деле? — предложил Талут.

— С удовольствием, только для этого лучше подняться в степь, там легче оценить расстояние. Думаю, ты будешь очень удивлен, — сказал Джондалар и повернулся к Эйле: — Может быть, ты тоже продемонстрируешь свое искусство?

Когда они вышли из дома, Талут заметил Тули, и поскольку они как брат и сестра были равноправными вождями Львиной стоянки, то он решил, что ей тоже не помешает присутствовать на столь важной демонстрации нового оружия. Тули шла к реке, но Талут окликнул ее и пригласил присоединиться к ним, чтобы оценить изобретение Джондалара. Все вчетвером они начали подниматься по склону, и когда вышли в открытую степь, то к ним уже присоединилось большинство обитателей стоянки.

Вскоре они расчистили подходящее место, и Джондалар спросил:

— Талут, как далеко ты можешь бросить копье? Можешь ты показать мне свой самый дальний бросок?

— Конечно, а зачем?

— Затем что я хочу доказать тебе, что смогу бросить свое копье дальше! — решительно заявил Джондалар.

Общий хохот послужил ответом на его заявление.

— Ты, конечно, здоровый мужчина, Джондалар, и наверняка сильный, но никто еще не мог бросить копье дальше Талута. Лучше бы тебе выбрать другого соперника, — посоветовал Барзек. — Талут, почему бы тебе для начала просто не показать ему, на что ты способен. Надо дать ему возможность увидеть, кому он бросает вызов. Тогда, возможно, правильно оценив свои силы, он выберет другого соперника. Я мог бы участвовать в таком состязании, да и Дануг, вероятно, тоже.

— Нет, — сказал Джондалар, сверкнув глазами. Похоже, ему понравилась идея такого состязания. — Если Талут бросает копье дальше всех вас, то я выбираю именно Талута. И я готов биться об заклад, что брошу свое копье еще дальше… Правда, мне нечего предложить в качестве заклада. В сущности, я готов поспорить, что даже Эйла с помощью этого приспособления, — Джондалар поднял вверх плоскую дощечку, — сможет бросить копье дальше, сильнее и значительно точнее Талута.

Утверждение Джондалара обитатели стоянки встретили удивленным и насмешливым гулом. Тули оценивающе посмотрела на Эйлу и Джондалара. Оба они выглядели слишком спокойными, вполне уверенными в собственных силах. Ей казалось очевидным, что они не смогут победить ее брата. Она была почти уверена, что и сама вышла бы победительницей в таком состязании. Тули была почти одного роста с этим светловолосым гостем и, возможно, даже сильнее его, хотя размах рук Джондалара был немного больше и это могло дать ему определенное преимущество.

— Я готова заключить с тобой пари, — сказала она. — Если ты выиграешь, то я предоставлю тебе право просить, чего пожелаешь. И я исполню твое требование, если оно будет в пределах моих возможностей.

— А если я проиграю?

— То ты исполнишь мое желание.

— Тули, ты уверена, что хочешь спорить на неизвестное желание? — спросил Барзек свою жену, обеспокоенно нахмурив брови. Такие неопределенные условия считались высокой ставкой и вполне могли стать причиной малоприятной неожиданности. Не столько потому, что победитель мог предъявить слишком высокое требование — хотя и такое случалось, — а потому, что проигравший не мог быть уверен в том, что сможет сразу исполнить требование победителя и что расплата не затянется на долгие годы. Кто знает, что может попросить этот чужеземец?

— Да, я спорю именно на неизвестное желание, — решительно ответила Тули.

Она не стала объяснять, что ее выигрыш в любом случае будет очень высок. Поскольку если Джондалар действительно бросит копье дальше, если он выиграет пари, то мамутои получат новое ценное оружие. А если же он проиграет, то уж она-то знает, о чем попросить его.

— Итак, что скажешь, Джондалар?

Практичная Тули хитро посмотрела на Джондалара, однако он спокойно улыбнулся ей в ответ. Ему уже приходилось держать пари на таких условиях; неизвестная ставка придавала состязанию особую остроту и повышала заинтересованность зрителей. Кроме того, ему хотелось поделиться секретом своего изобретения. Хотелось посмотреть, как оно будет принято и как будет действовать в случае большой загонной охоты. Это следующий логичный шаг в испытании нового охотничьего оружия. Немного попрактиковавшись, любой человек сможет сделать такую копьеметалку. Именно это и привлекало изобретателя. Естественно, чтобы овладеть этим новым оружием, понадобятся время и терпение, а для этого необходимо разжечь интерес охотников. И в этом ему поможет такое пари… Он знает, о чем стоит попросить Тули. Сомнений на этот счет у него не было.

— Согласен! — ответил Джондалар.

Эйла внимательно следила за этими переговорами. Она поняла, что ей придется участвовать в состязании, и почувствовала, что каждая из договаривающихся сторон имеет в этом деле свой интерес, хотя условия пари остались для нее не совсем ясными.

— Тогда давайте установим заметные мишени и хорошенько обозначим поле, — сказал Барзек, беря на себя заботу о проведении состязаний. — Друвец, принеси с Данугом несколько длинных костей для установки мишеней.

Подростки тут же помчались по тропе к дому. Он с улыбкой посмотрел вслед. Дануг, во всем походивший на Талута, сильно обогнал ростом второго юношу, хотя был всего лишь на год старше его. Однако тринадцатилетний Дануг уже стал крепким и мускулистым парнем, и его телосложение было таким же, как у Барзека.

Барзек точно знал, что этот парень и малышка Тузи были потомством его духа, точно так же как дух Дарнева, скорее всего, был избран для того, чтобы дать жизнь Диги и Тарнегу. Относительно Бринана у него пока не было такой уверенности. Младший мальчик родился восемь лет тому назад, но пока было непонятно, на кого он похож. В очаге Зубра раньше жили двое взрослых мужчин, с которыми Тули делила дары Радости, однако Великая Мут, должно быть, избрала для Бринана дух какого-то незнакомца. Мальчик имел своеобразную внешность, хотя немного походил на Тули и волосы у него были рыжими, как у ее брата. Барзек вдруг остро осознал отсутствие Дарнева, и к его горлу подступил комок. «Как хорошо нам жилось всем вместе», — печально подумал Барзек. Уже два года они с Тули горевали о Дарневе.

Вскоре была определена максимально возможная дальность броска и установлены мишени, которые представляли собой перевернутые корзины, сплетенные из выкрашенных в разные цвета трав. Когда эти мишени, украшенные рыжими лисьими хвостами, были насажены на шесты из берцовых костей мамонта, то в воздухе уже витало ощущение праздника. От этих мишеней тянулась широкая полоса игрового поля, а его границы определял ряд связанных пучков травы, которая еще росла на этой степной равнине. Дети, приминая высокую траву, носились взад и вперед по этому незатейливому стрельбищу, и в результате игровое поле стало хорошо видно. Взрослые отправились за своими копьями, потом кому-то взбрела в голову идея набить травой и сухим мамонтовым навозом старый тюфяк и, нарисовав на нем очертания какого-нибудь зверя, использовать в качестве движущейся мишени.

Пока шли все эти приготовления, которые по не зависящим, казалось бы, от людей причинам становились все более сложными и трудоемкими, Эйла отправилась выяснить, не осталось ли какой-нибудь еды, чтобы позавтракать вместе с Джондаларом и Мамутом. Вскоре к их утренней трапезе подключился весь Львиный очаг, и Неззи занялась разделкой мяса для вечерней трапезы. Талут сказал, что ради такого события он достанет к ужину хмельной бузы, что также усилило ощущение праздника, поскольку он доставал свой напиток только по случаю приема гостей или по праздникам. Затем Ранек объявил, что собирается приготовить особое блюдо, чем очень удивил Эйлу, не подозревавшую, что он умеет готовить, и порадовал всех остальных. Торнек и Диги сказали, что раз уж затевается такое торжество, то они также приготовят нечто… Дальше было произнесено слово, которого Эйла не знала, но все восприняли это с таким воодушевлением, что кулинарные планы Ранека отступили на второй план.

После окончания утренней трапезы и мытья посуды земляное жилище быстро опустело. Эйла покидала его последней. Занавес сводчатого проема еще слабо покачивался за ее спиной; постояв немного перед домом, она вдохнула свежий полдневный воздух и посмотрела в сторону лошадей, которые уже не боялись подходить вплотную к стоянке. Заметив появление своей хозяйки, Уинни подняла голову, приветливо пофыркивая. Копья остались в степи на игровом поле, а пращу Эйла принесла обратно и сейчас держала ее в руках вместе с мешочком округлых галек, собранных на каменистом берегу у излучины реки. Если бы тяжелая парка была подпоясана, то Эйла могла бы засунуть пращу за ремень, однако и рубаха, и парка — свободная одежда, которая теперь была на ней, — не имели удобных складок или карманов, в которых можно было бы носить эти маленькие метательные снаряды.

Мамутои, собравшись на поле, с нетерпением ожидали начала соревнований. Эйла направилась в ту же сторону и вскоре увидела Ридага, терпеливо поджидавшего, когда кто-нибудь заметит его и донесет наверх. Однако те, кто обычно делал это, — Талут, Дануг или Джондалар — были уже в степи.

Улыбнувшись мальчику, Эйла подошла и взяла его на руки, и тут у нее созрел план. Обернувшись назад, она свистом подозвала Уинни. Кобыла и жеребенок быстро прискакали к ней, — казалось, они очень обрадовались этому зову. Эйла вдруг поняла, что последнее время она практически целыми днями общалась с людьми и уделяла животным слишком мало внимания. И она решила, что впредь будет каждое утро совершать верховые прогулки, по крайней мере пока погода окончательно не испортится. Затем она посадила Ридага на спину лошади, и вся компания стала подниматься по крутой тропе.

— Держись за гриву, чтобы не упасть, — предупредила мальчика Эйла.

Он понимающе кивнул, ухватившись за щетку густых темных волос, торчком стоявших на изогнутой шее золотистой лошади, и издал глубокий счастливый вздох.

Когда Эйла подошла к степному стрельбищу, сам воздух, казалось, уже звенел от напряжения, и ей стало понятно, что, несмотря на праздничное веселое настроение, подобное соревнование было очень серьезным делом. Это пари заключали не только ради простой демонстрации силы и меткости. Ридаг остался сидеть на спине Уинни, откуда он мог хорошо видеть все, что происходило на поле, а Эйла стояла рядом с лошадьми, чтобы они не нервничали, присутствуя на таком шумном сборище. Конечно, животные уже попривыкли к этим людям, но Эйла знала, что кобыла ощущает это витающее в воздухе напряжение, а Удальцу всегда передаются ощущения его родительницы.

Люди толпились на поле; кто-то уже, не выдержав, метал копья, выйдя на хорошо утоптанную полосу, приготовленную для состязаний, время начала которых никто не оговаривал заранее. Однако внезапно все разговоры утихли, словно кто-то дал тайный сигнал, и люди, осознав, что настал решающий момент, расступились, давая дорогу основным участникам. Талут и Джондалар стояли между двумя столбиками, отмечавшими исходную линию броска, и пристально поглядывали на далекие мишени. Рядом с ними была и Тули. Хотя утром Джондалар готов был спорить, что даже Эйла может метнуть копье дальше Талута, это замечание показалось всем настолько невероятным, что на него никто не обратил внимания, и поэтому она с жадным интересом наблюдала за ними со стороны.

Копье Талута было более массивным и длинным, чем у всех остальных обитателей стоянки, словно его могучие мускулы требовали, чтобы этот метательный снаряд был как можно весомее и массивнее. Но Эйла вспомнила, что у мужчин клана копья были еще тяжелее и толще, хотя, возможно, немного покороче. Правда, имелись и другие отличия. Клан использовал копья для нанесения непосредственного удара, а мамутои, так же как и Джондалар, метали их на дальнее расстояние, и, кроме того, на конце древка обязательно имелось оперение; мамутои явно предпочитали оснащать тупой конец копья тремя перьями, а Джондалар обычно использовал только два. Когда Эйла жила одна в долине, то сама изготовляла копья, подобные тем, что видела в клане, закаляя их острые концы на огне. Джондалар всегда вырезал острый наконечник из кости и вставлял его в древко, а охотники на мамонтов отдавали предпочтение кремневым наконечникам.

Поглощенная сравнением копий, которые принесли с собой почти все обитатели стоянки, Эйла едва не пропустила первый бросок Талута. Вождь отступил немного от намеченной линии и, сделав несколько стремительных шагов, размахнулся и метнул копье. Оно со свистом пронеслось мимо наблюдателей и, описав дугу, приземлилось с глухим стуком, так что его наконечник почти полностью ушел в землю, а древко продолжало вибрировать от этого удара. Восхищение, написанное на лицах людей, не позволяло сомневаться в том, что они думают о мастерстве и силе рыжебородого вождя. Поражен был даже Джондалар. Он подозревал, что бросок Талута будет достаточно мощным, однако сила этого богатыря далеко превзошла все его ожидания. Понятно, почему мамутои не верили, что Джондалар выиграет пари.

Но он измерил шагами всю дистанцию, чтобы прикинуть силу этого броска, затем вернулся на исходную позицию. Держа копьеметалку горизонтально, он вложил копье в паз; на тупом конце древка имелось маленькое отверстие, которое насаживалось на штырек, находившийся в дальнем конце этой узкой метательной дощечки. От переднего конца тянулись две кожаные петли, позволявшие удерживать и копье, и копьеметалку в нужном положении. Продев в эти петли большой и указательный пальцы, Джондалар приготовился к броску. Он последний раз глянул на то место, где приземлилось копье Талута, затем отступил на шаг назад и метнул копье.

Положение, занимаемое копьем в момент броска, фактически увеличивало длину руки Джондалара на добрых пару футов, и благодаря этому появлялся дополнительный выигрыш в силе и дальности полета. Его копье просвистело мимо зрителей и, ко всеобщему удивлению, пролетело гораздо дальше торчавшего в земле копья, брошенного вождем. Плавно снизившись, легкое копье Джондалара наконец воткнулось в землю. Это приспособление, в сущности, позволило Джондалару удвоить обычную дальность его броска, и поскольку он был уверен, что Талут не настолько силен, чтобы метнуть копье в два раза дальше, чем раньше метал он сам, то, как и следовало ожидать, его легкое копье улетело значительно дальше.

Пораженные мамутои стояли затаив дыхание, никто пока даже не тронулся с места, чтобы заметить разницу между этими бросками; как вдруг в воздухе зазвенело третье копье. Удивленная Тули быстро оглянулась назад и, увидев Эйлу, стоявшую с копьеметалкой на исходной позиции, вновь повернула голову, чтобы не пропустить момента приземления третьего копья. Хотя молодая женщина не могла соперничать с Джондаларом в дальности броска, но все-таки ей тоже удалось победить могучего Талута, и на лице Тули вновь появилось выражение, явно говорившее о том, что она не в силах поверить собственным глазам.