Гарпия с пропеллером

Дарья Донцова, 2003

В одно отнюдь не прекрасное утро к любительнице частного сыска Даше Васильевой приехала подруга Лена Гладышева и обвинила в том, что та тайно подсунула в почтовый ящик двадцать тысяч долларов. Но это была не Даша! Муж Лены Олег исчез год назад при загадочных обстоятельствах. Лена вначале бедствовала, но от помощи гордо отказалась... Только все стало налаживаться, и бац! Кто-то подбросил ей якобы от имени Олега деньги. Подруги решили выяснить у консьержки, кто подложил конверт. Та сказала, что это была почтальонша Соня. Пока Даша беседовала с Соней, какие-то отморозки убили консьержку и тяжело ранили Лену. Почтальонша описала мужика, передавшего ей деньги. Похоже, это был... Олег. Неужели он сбежал от жены и сына? Почему?.. Менты мышей не ловят, считают происшедшее простым совпадением. Ну ничего, Дашутка всех их умоет, особенно полковника Дегтярева! Она отыщет Олега – живого или мертвого!..

Глава 6

«Скорая помощь» приехала на удивление быстро, не задержался и Дегтярев. Хмурый Александр Михайлович быстро переговорил с врачами и велел мне:

— Хочешь курить, ступай на балкон.

Я покорно шагнула к двери.

— Да не на этот! — взвился полковник. — Не смей затаптывать место происшествия, иди на другую лоджию.

Я повиновалась. Ленкина квартира угловая, и в ней два балкона. На один можно попасть из кухни, на другой — из большой комнаты. Впрочем, кухонный больше похож на веранду. Олег в свое время застеклил его, но не так, как у всех, а очень красиво. Бока и крыша сделаны из разноцветных кусочков стекла, а спереди он не застеклен. Ленка очень любит этот балкон, весной и летом частенько пьет там кофе. Вторая же лоджия просто превращена в склад, где хранится всякая чепуха. Я пробралась между коробками, лыжами, запасным колесом от «Жигулей» и, опершись на парапет, стала бездумно смотреть вниз. У дома отчего-то стояли две «Скорые помощи». Естественно, там толпилась куча зевак. Из подъезда показались санитары. Мое сердце тревожно сжалось. Двое крепких парней в коротких темно-голубых халатах легко тащили носилки, на которых лежал… черный, наглухо закрытый пластиковый мешок. Я уронила недокуренную сигарету и заорала:

— Дегтярев!

— Ну что еще? — высунулся на лоджию недовольный полковник. — Только не говори, что тут еще кто-то лежит с простреленной головой!

Но я, не обращая внимания на его идиотскую шутку, ткнула пальцем вниз:

— Лена умерла!

— С чего это тебе пришло в голову? — изумился Александр Михайлович, глядя, как грузят в машину носилки.

— Так тело в мешок положили!

— Это не Лена.

— А кто? — подскочила я. — Больше никого в квартире не было!

— Дежурная из подъезда, — пояснил Дегтярев.

Я попятилась:

— Баба Клава?

— Да, лифтерша, — продолжал Александр Михайлович, — ее нашли на полу, около столика. Очевидно, она не хотела пускать в подъезд этих отморозков, а они в нее выстрелили. Точно в глаз попали, так что скончалась она мигом, наверное, и вскрикнуть не успела.

Ноги мои подкосились, я рухнула на коробку, набитую ненужным шмотьем. Вот почему бабы Клавы не было на посту, когда я вошла в подъезд. Она вовсе не бегала в туалет, а лежала под столом мертвая.

В Ложкино я приехала в состоянии, близком к истерическому. Мало того что я узнала про «воскрешение» Олега, смерть бабы Клавы и ранение Ленки, так еще Дегтярев заставил меня чуть ли не сто раз повторить историю с конвертом и деньгами. Долларов в квартире не нашли, и мне стало понятно, что бедная Ленка — жертва грабителей, которые зашли в открытую квартиру.

Дома было тихо, Аркадий и Зайка, естественно, на работе, Машка возвращается около девяти вечера, а Аньку и Ваньку, моих внуков, няня повела на занятия. Близнецам только-только исполнилось два года, но Зайка нашла учебный центр «Грамотей», где таких крошечных детей обучают математике, рисованию, чтению и пению. Честно говоря, мне, педагогу с многолетним стажем, непонятно, каким образом можно объяснить малышам нотную грамоту и о каком чтении идет речь, если Ванька еще плохо говорит. Но спорить с Зайкой — дело бесполезное. Если Ольге что-то взбредет в голову, отговорить ее от этого шага не способен никто, а уж тем более я.

Чувствуя огромную усталость, я вошла в столовую в надежде хлебнуть кофейку в одиночестве и тут же узрела тщедушную фигуру Генри. Вот черт, совсем забыла, что к нам заявился Генка вместе с профессором-орнитологом. Ну почему вчера я не послушалась Зайку? В Москве и впрямь полно гостиниц, куда можно отвезти незваных гостей. Правда, номера в них невероятно дороги, но у нас-то есть деньги!

— Чудесная стоит погода на дворе, — приветливо улыбнулся Генри, — вроде еще зима, но все уже свидетельствует о приближении карнавала.

— Какого карнавала? — испугалась я.

Нам сейчас только не хватает толпы людей, одетых в костюмы пиратов, гномов и разбойников. Надеюсь, Генри не думает, что в его честь мы собираемся дать костюмированный бал!

— Извините, — мягко усмехнулся Малкович, — иногда я могу употребить не то слово. Мы, этнические русские, дома всегда говорим на родном языке, но, поскольку последним человеком, который посетил Москву, была моя бабушка, то, естественно, я иногда ошибаюсь. Карнавал — это такое веселое мероприятие, которое устраивают в России, провожая зиму. Одеваются в чудные наряды, жгут костры, поедают блины с икрой.

— Вы имеете в виду Масленицу, — сообразила я. — Но ряженые по улицам у нас не ходят.

— Да? — вежливо удивился Генри. — А вот бабушка утверждала наоборот. Рано утром слуги входят в спальню хозяев, без приглашения, в обычные дни они себе подобного, естественно, не позволяют, но в Масленицу можно. Девушки одеты в красные сарафаны…

— Простите, Генри, — не утерпела я, — а когда ваша бабушка последний раз посещала Россию?

— Она уехала из Москвы в тысяча девятьсот восемнадцатом году, — пояснил орнитолог, — убежала от Гражданской войны, голода и репрессий. Больше ей не довелось побывать в родимых краях, и бабушка очень тосковала, вспоминая, какая была интересная жизнь: балы, концерты.

— С того времени у нас много чего изменилось, — пробормотала я, — война была с сорок первого по сорок пятый. Потом социализм строили, затем вновь произошла революция… Вашей бабушке небось не очень бы понравилось в Москве в тридцать седьмом году. А вы сами зачем приехали?

Генри откашлялся:

— Я изучаю оранжевого гуся.

— Кого?

— Неужели вы никогда не слышали о нем? — изумился, в свою очередь, он.

— Нет.

— Позвольте, я объясню.

Я кивнула и откусила от яблочного пирога. Похоже, покоя не будет, так хоть узнаю, что это за гусь.

— Возле городка Юм, о, это маленькое местечко, тихое, провинциальное, — начал лекцию Генри, — есть уникальное место, озеро Так. Собственно говоря, оно представляет собой небольшое водяное пространство, ничем не примечательное, кроме одного. Озеро избрали для обитания гуси очень редкой породы…

Я слушала вполуха. Как все люди науки, Генри был излишне говорлив, его рассказ изобиловал ненужными деталями с заумными подробностями. Чтобы не утомлять вас, просто сообщу суть дела.

Гусей этих в природе осталось мало, и Генри с коллегами очень хотят сохранить популяцию. Беда в том, что глупая птица совершенно не понимает своего счастья и ведет себя просто по-идиотски. Вместо того чтобы спокойно плодиться на берегах живописного озера и трескать заботливо приносимую орнитологами еду, птицы устраивают перелеты. Осенью оранжевые гуси косяком тянутся в Африку. Зачем им мучиться и отправляться на Черный континент, когда можно преспокойно перезимовать в комфортных условиях возле городка Юм, я не поняла. Но факт в том, что гуси осенью улетают, а весной возвращаются. И с каждым годом птиц становилось все меньше и меньше. Когда их число достигло пятнадцати штук, ученые всполошились и решили исследовать путь миграции.

Америка — богатая страна, поэтому дело было поставлено с размахом. Закупили дорогостоящую аппаратуру, а на всех гусаков нацепили специальные ярко-оранжевые браслеты. Генри на экране компьютера мог увидеть, куда летит стая. Сначала все шло нормально. Особи достигли Египта и осели в одном из его районов. Малкович уточнил, что это берег Нила, и продолжал наблюдения. Весь осенний период гуси смирно паслись в Египте, но в декабре случилось непредвиденное. Четырнадцать гусей мирно сидели у реки, а вот пятнадцатый! С ним произошла натуральная чертовщина.

Во-первых, этот сумасшедший гусак отбился от своих собратьев, во-вторых, он улетел из Египта, но направился в сторону Европы. Страшно удивленный Генри просто обалдел, когда гусь прибыл в Париж. Там он, судя по информации, которую выдавал компьютер, свил гнездо в предместье, и, что самое странное, совсем не у воды. Затем гусак принялся сновать по Франции. Семь дней провел в Нормандии, пять — в Бретани, неделю в провинции Коньяк и благополучно вернулся в окрестности столицы, где задержался на некоторое время. Но если вы думаете, что гусь утихомирился, то ошибаетесь. Каждый божий день он летал над Парижем, причем над самым центром, успокаиваясь лишь к вечеру. Спать противный гусь всегда возвращался в предместье.

Генри не знал, что и подумать, с таким поведением пернатых исследователь столкнулся впервые. Дальше — больше. Утром двадцать пятого января, спокойно позавтракав, орнитолог уселся перед экраном и увидел, что мерзкая птица непостижимым образом за одну ночь переместилась из Парижа… в Москву. Было от чего сойти с ума! Конечно, гуси летают достаточно быстро, но преодолеть огромное расстояние за такое короткое время! Добравшись до главного города России, птичка взялась за старое, принялась мотаться каждый день по разным кварталам, возвращаясь на ночь в пригород столицы.

Окончательно обалдевший Генри рассказал эту историю своему приятелю Геннадию, ткнув карандашом в карту:

— Вот тут он поселился, в какой-то деревне или городе под названием Ложкино. Мне бы найти этого сумасшедшего гуся! Дело пахнет научным открытием!

Геннадий поглядел на карту и воскликнул:

— Ложкино! Да у меня там бывшая жена живет!

Тут же родился план поехать в Россию и на месте разобраться, что к чему.

Я внимательно слушала Генри. Так, по крайней мере, кое-что становится ясно. Один явился сюда, чтобы получить всемирную славу. Интересно, зачем приехал Генка?

— Неужели так точно известно, где поселился гусь? — поинтересовалась я, когда орнитолог замолк.

— О, это очень интересно, хотите, покажу? — подскочил Генри, схватил меня за руку и поволок в свою комнату.

Понимая, что сопротивление бесполезно, я покорно пошла за ним.

— Вот, — воскликнул он, открывая ноутбук, — все крайне просто, видите?

Я взглянула на экран и не удержалась от восхищенного возгласа:

— Ну надо же! Это же наше Ложкино!

— Это что! — воодушевленно воскликнул ученый. — Мне сейчас перешлют из Юма другую, еще лучшую программу, и я покажу вам с точностью до сантиметра, где прячется гусь. Хотя, думается, я и так знаю место его обитания. Тут есть где-нибудь поблизости озеро?

Я кивнула:

— Да, буквально в двух шагах от нашего дома, надо пройти через лес, за ним сразу озеро.

— Я абсолютно уверен, что гусь там! — радостно воскликнул Генри и уставился на экран. — Хотя сейчас он вновь улетел в Москву. Вот неутомимый, зачем он облетает город?

Лицо орнитолога приобрело странное, застывшее выражение.

— А вы не знаете, какие дела привели в Москву Гену? — осторожно спросила я.

— Нет, — ответил ученый, — что-то связанное с бизнесом.

— Разве он не преподаватель? — удивилась я.

— Да-да, — буркнул Генри, щелкая мышкой, — именно так, о! Смотрите-ка, уже пришла программа!

Он уткнулся в ноутбук. Я постояла пару секунд около него и вышла.

Дегтярев приехал поздно. Александр Михайлович не умеет водить автомобиль, и ему приходится договариваться, чтобы кто-нибудь из нас подвез его в Ложкино. Честно говоря, каждый раз возникают неудобные ситуации. Однажды, проведя часа два в машине перед входом в здание, где служит полковник, я обозлилась и, когда толстяк наконец соизволил явиться, сердито сказала:

— В Ложкино очень удобно ехать на такси, дорога, сам знаешь, идеальная.

— Какую глупость ты говоришь! — возмутился приятель. — Да с меня сдерут жуткие деньги!

Впрочем, до нашего коттеджного поселка можно добраться и на электричке, только отчего-то такое простое решение не приходит в голову Дегтяреву. К слову сказать, чаще всего доставлять полковника домой доводится мне, но сегодня его привез Кеша.

Я вышла из комнаты, глянула со второго этажа вниз и крикнула:

— Эй, Дегтярев, как там Лена?

Хмурый полковник поднялся наверх и коротко ответил:

— Пока жива, хотя прогноз в таких случаях неутешителен. Огнестрельное ранение головы — вещь непредсказуемая.

— Я думала, ее ударили…

— Нет, выстрелили, — сухо ответил приятель.

— Скажи…

— Нет, — оборвал меня Александр Михайлович.

— Что — нет? — удивилась я.

— Все нет!

— Это как понять?

Дегтярев медленно порозовел и стал похож на фруктовый зефир.

— Дарья, — сурово заявил он, — тебя это дело не должно касаться никак!

— Ну ничего себе! Ленка — моя подруга, Олега я знаю с детства и обязана…

— Ничего ты не обязана, — прервал меня полковник. — Тебе нужно заняться домашним хозяйством, следить за тем, чтобы Маша хорошо училась, воспитывать Аньку и Ваньку… Ну что ты каждый раз лезешь не в свое дело! Ведь дрянь получается!

От негодования у меня пропал голос. Да я распутываю любые хитроумные узлы лучше профессионалов, и кому-кому, а полковнику это известно очень хорошо.

Дегтярев повернулся и пошел вниз, кипя от негодования, я наблюдала за ним. Примерно на середине лестницы полковник поскользнулся и чуть не упал, но сумел устоять на ногах, уцепившись за перила. В полной тишине Александр Михайлович наклонился, оглядел ступеньку, потом выпрямился, повернулся ко мне, указал пальцем вниз и с пафосом заявил:

— Вот! Ты обязана следить, чтобы все прутья, придерживающие ковер, находились на месте! И незачем изображать из себя Шерлока Холмса и мисс Марпл в одном флаконе. Ты вечно попадаешь впросак, а мне потом отдуваться.

Закончив сентенцию, Дегтярев невозмутимо достиг первого этажа и вошел в столовую. Я от гнева потеряла дар речи. Ну, толстяк, погоди! Можешь быть уверен, я обязательно отыщу Олега, причем сделаю это намного быстрее и лучше, чем правоохранительные органы. Вот тогда и посмотрим, кто из нас в каком флаконе!