Забытые-2: Тишина взаймы

Дарья Гущина, 2021

Колдовская зима набирает силу. Тени прошлого обретают очертания и становятся всё ближе. Живее. И страшнее. Вскрываются древние кладовые, полные тёмной силы. Появляются люди, чья цель – вернуть Забытых. Сердце, центральный город Серединной равнины, уничтожен в первый день зимы. Мир призывает на помощь безлетных, чтобы выиграть время для своих помощников. Пользуясь случаем, Верна изучает останки Сердца. И находит доказательства существования третьей силы. Той, что некогда остановила Забытых и дала миру время набраться сил – время тишины. И сила эта готова вернуться вслед за Забытыми. Вторая книга цикла.

Глава 2. Мёртвое Сердце

Норов согрелся и выспался, кажется, на несколько дней вперёд и потому гнал, как одержимый. Зим несколько раз пытался пристать ко мне с вопросами или поделиться важнейшими идеями, но безрезультатно. Я замкнулась в себе, ушла, как под воду, в мрачные размышления и думала, думала, думала… И вспоминала. И билась об «островки» в памяти, ходила вокруг них, как кот вокруг мышиной норки, ощущала дикую важность спрятанного, но все мои отчаянные попытки добраться до сокрытого заканчивались одинаково неудачно.

Что же и зачем от нас спрятали?

И поглоти затмения эту искру, на пару с Шамиром «островки» сотворившую… Теперь, после едкого напоминания Снежны о том, что мы помним далеко не всё, я почти не сомневалась — искра среди жаждущих великих дел была. В лучшем случае — была. Обучила Зноя и после Забытых сгинула.

А вот на самом деле…

Да, Силен сказал, что искры среди предателей не появится никогда. Но хорошо ли мой бывший наставитель разбирается в том, что с нами случается в момент превращения в знающего? Как теряется память? Как рвутся кровные связи? Как ты надолго оказываешься в бескрайней пустыне, где нет никого и ничего, кроме беспамятного тебя, беспощадного солнца — и, конечно, Шамира? Как тяжело и долго вспоминать? И как ещё тяжелее вслепую нащупывать через обновлённое внутреннее солнце старые кровные связи, не понимая, что с ними делать и как их восстановить? И как с ними работать, ведь связи, как и ты, стали немножко другими — а с такими тебя работать не учили?

Думается, что нет. Ведь среди моего народа знающих вроде как не было. Да, вроде как. Кроме, вероятно, одной — может, такой же, как и я, чрезмерно любопытной, драчливой, неуёмной и подходящей по возрасту.

И, думается, искрящий-знающий из прошлого мог просто-напросто не восстанавливать связи, остаться отрезанным от своих и всеобщей памяти — и поэтому так никто о нём и не узнал. Я ведь тоже некоторое время существовала сама по себе, и во всеобщей памяти моя линия обрывалась губительной вспышкой. И появлялась лишь спустя год, и то не вся, и то осколками.

Да, сейчас, пользуясь случаем, я целенаправленно это проверила. Лишь через год с лишним мой «лучик» стал внятным и осмысленным, доступным для изучения любой искрой. Потому что я, нуждаясь во всеобщей памяти и поддержке, очень упорно над этим трудилась.

А если не работать?

Полыхнул — сгорел для всех — и никто так и не узнает, что на самом деле ты уцелел и стал немного другим. И занялся не тем, чем следует. Никто ведь, обучая, не предполагал, что Забытые превратятся в такое бедствие, да?..

Шамир, зараза…

Опять же, дымник из пределов Забытых, найденный у Тихны. О дымнике я знаю крайне мало, но ведь не зря же его называли деревом помнящих. В нём была сила сродни нашей, а значит, обработать его могла лишь искра. Наверное. Надо бы уточнить. Хотя, конечно, готовый брусок могли найти в пределах — там многое после нас осталось…

Выяснить правду хотелось до чесоточного зуда, но, потратив уйму времени и сил на «островки», я смирилась с неизбежным и невидяще уставилась на бесконечную снежную степь. И, прекратив терзать «островки», затерзалась иным: почему знания о Забытых наглухо закрыли? Что такого в них было? Важного — или страшного?..

И точно не обошлось без Шамира. Не верю, что такие чары под силу сотворить искре — или нескольким, даже мощным и древним. Даже если при этом пророчили пишущие и направляли говорящие. Они могли проклясть одного или испортить жизнь большому роду. Но — проклясть беспамятством и на поколения вперёд целый народ…

Что молчишь, а? Скажешь, не ты?

Я же ещё в Ярмарочном поняла, что ты. Только не предполагала, что с кое-чьей помощью.

Скажешь, не так?

И ветер в ответ вздохнул так тоскливо…

Значит, я не первая и единственная искра, ставшая знающей. Значит, была ещё. Значит, она участвовала — в гнусных событиях прошлого точно. Значит, Силен ошибся, говоря о предательстве. И значит, мне пора прекращать безоглядно верить старшим. Хотя бы в том, что такое быть знающим, я точно разбираюсь лучше них.

Зим то недовольно зыркал на меня, то перебирался на облучок и расспрашивал о том о сём Норова, то возвращался в сани подремать, то выдворял туда уставшего извозчика и правил сам. А пёс мчался вперёд зло и неутомимо, подгоняемый острым чувством вынужденной сопричастности. И остановился отдохнуть и отлучиться лишь раз — вечером, в сумерках. Мы наскоро перекусили, размялись и сделали прочие дела. И вновь полетели к Сердцу.

За дорогой я следила по карте и, когда мы приблизились к Гостевому и Ярмарочному, постаралась отодвинуть в сторону зуд с вопросами без ответов. Всему своё время, и моё обязательно придёт. Меня вписали в историю пророчествами. В меня отчего-то вцепился Шамир, направляя и подсказывая. Мне до Гиблой тропы любопытно. А ещё я поклялась Светле прикончить Стужу.

У Забытых нет шансов ускользнуть. У одного — точно.

— Ты на меня злишься, — внезапно сказал Зим, вырывая меня из очередного кокона озабоченных воспоминаний и планов. — Почему?

Я недружелюбно глянула исподлобья. Знающий развалился на сиденье напротив меня, расстегнув куртку. Взъерошенные ветром волосы, лёд в светлых глазах.

— За что ты так не любишь людей? — он прищурился. — Что мы тебе сделали? Или — вам? Твоему народу?

— Ничего, — сухо ответила я. — И именно за это я вас и не люблю. Вы ничего не делаете. Особенно когда надо делать. Прожигаете жизнь впустую и без сопротивления рвётесь там, где тонко. Ты мог бы в свободное от работы время учиться. Развиваться. Набираться знаний, осваивая опыт прошлого. Тогда не пришлось бы объяснять тебе простейшее и доказывать правдивость того, что ты считаешь страшными сказками. А ты чем занимался? За что мне тебя любить? И совсем не из-за чего сердиться?

Зим смутился и неловко возразил:

— Мы умеем признавать свои ошибки и меняться…

— Очень на это надеюсь, — я поджала губы. — Иначе ты не помощником будешь, а камнем на шее. Когда доберёмся до Сердца, не путайся под ногами и не приставай с вопросами.

Знающий поднял брови:

— А справишься, не чаруя? И всё-таки я за тобой присмотрю, хочешь ты этого или нет. Но мешать не буду, обещаю.

Я фыркнула, отвернулась и про себя окликнула Вёртку. Просыпайся и будь готова, подруга. Знающие наверняка окружили Сердце такими чарами, что даже ты не проскочишь, то есть на месте нам придётся соображать быстро и дружно. И вряд ли у нас будет в запасе много времени. Для хроник к месту событий пускают ненадолго.

А после я занялась подготовкой чар — простеньких, не искрящих приметно, прогорающих быстро. Отбиться, посветить, сжечь следы… И, конечно, новый облик, хотя проще было бы завернуться в невидимку. Но если в Сердце много опытных знающих, невидимкой бродить опасно — всё равно заметят. И хлопот потом не оберёшься.

Зим наблюдал за моими приготовлениями с болезненным любопытством, но стоически молчал. Лишь одобрительно хмыкнул, отмечая облик сухощавой бабки. А я закончила возню, оценила оставшийся путь и задумалась над важной вещью: а знают ли эти «недо-», под каким прозвищем я скрываюсь в общине? Или просто чуют искру по волшбе и сильным чарам? Очень надеюсь, что не знают, тем более я всё время ходила без амулета-«имени». Иногда очень полезно быть рассеянной растеряшкой, да.

По дороге мы заехали в Гостевой острог, где мои голодные спутники сразу же окопались у родичей Норова, чтобы поесть и набрать харчей в дорогу, а я, купив жареное мясо на вертеле, отправилась собирать слухи и сплетни. И говорили люди о Сердце с удовольствием (такое-то событие в тихие годы!), содроганием (а вдруг бы до них беда докатилась?) и в основном одно и то же. Но последнее я ещё собиралась уточнить у знающих, охраняющих подъездные пути к городу.

Заодно, следуя внутреннему голосу, я расспросила о жителях Сердца. Нет, говорили обитатели Гостевого, здесь никто из них не появлялся. Нет, сами они в Сердце ездили редко — и тут гостей хватает. Нет, и даже не роднились — опять же, здесь народу навалом плюс большой Ярмарочный под боком. Да и родное всё, а Сердце — это ж большой торгово-перевалочный узел перед Южным центральным путём. Переночевал там — и снова в дорогу. А одна старушка доверительно сообщила, что Сердце всегда было каким-то странным, и народ его недолюбливал. Почему — она не понимала, но не обманывала.

Я невольно призадумалась.

Интересно… «Не понимаю, но боюсь» — это животный инстинкт самосохранения, подсознательное и острое предчувствие угрозы жизни. Кажется, серединный острог хранил в себе нечто очень мощное и опасное, если на него так реагировали обычные люди, у которых инстинкты давным-давно притупились.

Вёрст за пять до Сердца нас остановили, и я сразу же, кожей, ощутила плотность защитных чар. Они стеной опоясывали местность вокруг разрушенного города, полностью перекрывая путь. Густым туманом поднимались до облаков, у земли подмерзая и застывая ледяным кольцом. И даже сейчас, спустя несколько дней, туман ощутимо пах гарью.

Огонь. А где огонь — там почти всегда искра.

Когда ездовой пёс замер, из тумана появилось несколько фигур. Зим выбрался из саней, тихо с ними переговорил, что-то показал, и знающие снова исчезли в тумане. И сразу же появился проход — точно штору отдёрнули. Вёртка нырнула в него вперёд моей команды, спеша предупредить угрозу. А я спешилась и украдкой сунула Норову в карман искорку — человека пропустить не позволили, и неизвестно, сколько ему нас ждать.

Пёс улёгся, огляделся, и я увидела первое в своей жизни волшебство безлетного: один зверь остался на снегу, запряжённый в сани, а второй, призрачный, словно сотканный из множества снежинок, выскользнул из старой шкуры и нырнул за защитное кольцо. И напряжение последних дней схлынуло талой водой. Да, они в деле. Да, они помогут. Да, я не одна. И присмотрят за мной не только Зим с Шамиром.

Я проводила его восторженным взглядом, обернулась на тихий разговор, поджидая Зима, зевнула… и снова уставилась на защитное кольцо. А потом — на дремлющего пса. Нельзя так забивать голову сказками и проблемами, я упускаю очевидное!..

А очевидным было вот что: снежный дух пса — это есть и зверь Стужи!

О безлетных мы знали немного — когда искрящие появились, они уже устали жить и попрятались кто куда. И о том, что у них, как и у всей старой крови, есть не только люди, но и животные, и растения, мы даже не… Ладно, я не думала. Или забыла на Гиблой тропе. Или не успела узнать, а мои старшие давно в курсе.

Но я-то полагала, что безлетные, скрываясь, оборачиваются животными или перетекают в чужие тела духом, прихватив свою силу, и пропитывают ею кровь… А псы — это, кажется, именно что псы, только волшебные. Умные, мудрые, бесконечно живущие и, конечно, всё знающие.

Зверь Стужи — зачарованный дух зверя-безлетного… И у него было явно чаротворное тело… как и у безлетного? Наверное. У кого бы уточнить?.. И надо при случае присмотреться к псу. И подумать, да. Потом. Зим на подходе.

Пора за дело.

За туманным кольцом не было ничего, даже снега, даже ветра. Сырой, промозглый воздух. Голая земля — покуда хватало глаз. И ни одной постройки. Ни одного деревца или кустика. Ни одной травинки, даже прошлогодне-жухлой. И знающих тоже. Лишь, словно взрывом разбросанные, серели грязные клочья тумана.

Остановившись, я посмотрела по сторонам, дождалась Зима и взялась за проверку «гостевых» сведений:

— Ну что? Слухи, сплетни, догадки?

— Всё случилось в первый день зимы — ближе к вечеру, когда вовсю шёл снег, — знающий сунул руки в карманы, подстраиваясь под мой шаг. — Отсюда до Гостевого и Ярмарочного острогов — обычные тридцать вёрст, однако тамошние жители в один голос утверждают, что видели вспышку. А после неё ещё долго дул очень тёплый ветер. Знающие искали по окрестным острогам и деревням жителей Сердца, но не нашли ни одного. То есть либо они убежали в города юга, либо… — и запнулся.

Либо, да.

Смеркалось. Мы провели в пути почти двое суток, тело затекло, и, слушая Зима, я шла медленно. И по сторонам смотрела очень внимательно, хотя, казалось, вокруг нет ничего примечательного. В других острогах изначально тоже так было, а потом всплывали дыхания и звери Стужи, души искр и прочие «подарочки». Тогда я и не подозревала, что надо что-то искать.

Сейчас — иначе. И я буду землю носом рыть, но соберу по крупицам необходимое. После стихийных бедствий всегда остаётся много полезного. А безупречно заметать следы не дано никому. Даже Шамиру.

Вёртка исступлённо рыскала по округе, и я постоянно получала от неё мысленное «ничего», «ничего», «ничего». Но не расслаблялась. Наоборот, собиралась. Когда отчаянно пытаешься что-то спрятать, обязательно проглядишь какую-нибудь неочевидную мелочь.

— Что говорят знающие? — я наконец заметила, что Зим замолчал. — Они изучали Сердце?

— Конечно, — немедленно и с явным облегчением отозвался знающий. Мёртвая тишина давила на уши. — Говорят, похоже на извержение вулкана или прорыв горячего источника. Треснула земля, и оттуда вырвался… — он огляделся и пожал плечами: — Наверное, огонь, раз ощущался жар. И кто-то заметил, что земля долгое время была горячей. Но ни следов лавы, ни пепла…

Да, пепла…

Я остановилась, присела и запустила пальцы во влажную землю. Теперь, конечно, не осталось ни следа жара. Земля давно остыла, а туманное кольцо не пропускало внутрь зиму. Стаявший снег ушёл в землю, и она была сырой, как после дождя.

— Ты и правда умеешь читать пепел? — полюбопытствовал знающий.

— Я его ещё и чувствую, — я пошевелила пальцами, но мёртвая земля молчала. — Мы же сгораем — до пепла. И нас учат его искать и понимать. А в нём остаются… Сила остаётся — пеплом. Если я захочу её найти, то всегда найду. Даже людскую. Но пока пепла нет. От живых — точно.

— То есть Сердце было пустым? — не поверил Зим.

— Пока, — повторила я, встав, и отряхнула руки. — Откуда началось?

— Мы туда и идём, — знающий махнул рукой вперёд.

— И что там?

— Воронка, — поёжился знающий.

Я задумчиво покивала. Воронка…

— Здесь должны быть подземелья, — сообщила я уверенно. — Древние. Которые появились раньше Сердца. Кстати говоря, если ты не знал, под Обжитыми землями находится древний подземный лабиринт. Те, кто жил здесь до нас и бежал от Забытых морями, оставили нам в наследство не только брошенные города, но и старые подземья. Сейчас они, конечно, частично обрушились, частично перекрылись тупиками. Под новыми городами люди строили своё, ломая или заваливая старые проходы, прокладывая новые. Но и сохранилось многое.

— А зачем они нужны? — Зим нахмурился.

Я обернулась и улыбнулась:

— Ты же знаешь, какие здесь зимы — долгие, по полгода по старым поверьям, и снегом засыпает по маковку. А какие после снежных зим вёсны? Какие дожди, какая непролазная слякоть на дорогах? А знающих в те времена не было. И никто не ухаживал за дорогами.

— То есть они по подземельям в гости друг к другу ходили? — не поверил он. — Из города в город?

— Странно, да? — я снова глянула себе под ноги, но следов пепла опять не заметила. — Но старой крови показалось проще один раз помочь людям с крепкими подземельями, чем год от года чистить бесконечный снег. И там не просто ходы, Зим. Там есть большие залы с пещерными городами — на случай стихийных бедствий. Есть залы средние — для торговли и обмена товарами. И залы малые — кладовые. Но это всё — между острогами. Под ними — только коридоры и чуланы.

— И здесь должно быть подземелье… — повторил знающий. — Люди дополнили старое своим?

— Скорее всего, закрыли проходы в другие города и сделали свои лазейки наверх, — кивнула я. — И достроили новые коридоры.

Пауза, и Зим заметил:

— Ты не просто так об этом сказала.

— Нет, — я качнула головой. — Представляешь, сколько гадости в них можно схоронить? И никто не узнает. Старых подземелий даже на картах-то уже не осталось. Честно говоря, я сама о них постоянно забываю.

Но то «подарки» из прошлого напоминают, то Дорог…

— Но мы туда не пойдём, — правильно понял знающий.

— Облазить лабиринты под Обжитыми землями наших сил не хватит, — согласилась я. — А вот в местные заглянем. И поищем проходы в древние коридоры. То, что уничтожило Сердце, могло выползти только оттуда.

— А как же остальные подземелья? — не унимался Зим.

— Я, к счастью, не единственная старая кровь и не последняя искра, — отозвалась я. — И сказала я о лабиринте лишь затем, чтобы произнести. Те, кто наблюдают за мной через всеобщую память и следят за моим прошлым, получат послание. Если, конечно, они сами не догадались проверить подземья и вычистить всю гнусь.

— А-а-а… — понял он. И отчасти действительно понял.

И после новой паузы:

— Но если они вычистили, то найдём ли мы тут что-нибудь?

— Проверить не помешает.

Я снова посмотрела по сторонам на унылое безмолвие, спросила себя, что хочу тут найти, — и поняла, что это не я. Не я хочу найти, а Шамир. Вернее, Шамир хочет больше меня. И он так уверен, что здесь это необходимое ему есть… И я обязана это отыскать.

Ну что ж, веди.

И сама ускорилась, остро ощущая, что пепла здесь нет. И людей в Сердце в момент беды не было. Не понимаю, как такое возможно… но пепла нет, как и следов Уводящей. И дремлющая осень, даже вне сезона указывающая на смерть, молчала.

— Что-то случилось, перед тем как… — пробормотала я.

— А? — переспросил Зим.

— Что-то случилось, что заставило людей бежать и указало направление, — пояснила я. — И они сорвались, и даже с живностью. И лишь потом рвануло. Все жители Сердца — по ту сторону кольца, на юге. Вестниками с тамошними знающими разве не связывались?

— А они туда не пробираются, — напомнил мой спутник напряжённо. — Никто не понимает, что это за чары, но путь на юг закрыт для всех, даже для вестников. Кто успел до разрушения проскочить через Сердце, те здесь. А что там… Мрак. Туман — это наши чары, знающих. Но к югу за ним… Там, говорят, что-то другое. Как невидимая стена. И её природу никто понять не может.

Точно, Снежна же говорила про какую-то зачарованную стену… Я отчего-то решила, что это обломки города. А оказывается, нет.

И, несмотря на требования Шамира, я поняла, что сама-то хочу не по воронке и подземельям лазить, а оказаться у южной границы — изучить стену. И либо это западня для нас… либо чья-то защита от Забытых и их последователей — хотя бы для половины населения Обжитых земель.

Ладно… Удовлетворю любопытство Шамира — и бегом к стене. Надеюсь, он мешать не будет.

Вскоре появились клочья города — иными словами обозначить его останки трудно. От Сердца, одного из самых крупных острогов, остались лишь беспорядочно разбросанные камни. У ближайшего я присела, попросила Зима наколдовать снега и тщательно счистила грязь и копоть. И — ничего. Обычный камень, каких полно в горных долинах или на равнинных пустошах. Без следов обработки для человеческих нужд. И без следов чар к тому же.

— Ничего не понимаю… — проворчала недовольно.

— Ось, вон там ещё, — знающий показал вперёд и вправо, где в низком туманном облачке чернело несколько влажных камней.

После изучения оказавшихся точно такими же.

Я бегала от камня к камню, но не находила на них ни следа чар. И никаких следов города.

— Не отсюда эти камни, — мрачно ответила я на молчаливо-вопросительный взгляд Зима. — Да ты сам посмотри, они же необработанные. Дикие. Рвануло бы — они бы так форму не потеряли. Или наоборот. От чар Зноя камни плавились. Или взрывались осколками. А это не осколки даже рядом. Если бы… — и запнулась.

— Если бы ты не знала, что здесь случилось? — продолжил знающий выразительно, присев у очередного камня. — Что бы сказала?

— А ты? — я подняла брови.

— Что здесь случился оползень. Или камнепад, — смущённо признался Зим. — Без гор. Не из таких же подземелья строили, так?

Я молча уставилась на камень. Так. Однако именно дикими камнями, не утруждая себя обработкой, люди заваливали ненужные коридоры. И если представить, что некой неведомой силой их оттуда вынесло… то где же город? Где, спали его солнце, это проклятое Сердце? Ведь даже пепла нет! Не мог же он исчезнуть! Пять стен, сотни домов, самый большой на севере острог! А вещи — тряпки, еда и прочее?

Куда оно всё, к гиблым затмениям, подевалось?!

— А если… — Зим так и искрил идеей, но говорить отчего-то стеснялся.

Видать, зашугала я его чрезмерно.

— Говори, — подбодрила я, вытирая грязные руки бывшим шарфом. Всё равно нужен лишь для отвода глаз.

— Если Сердце… в подземелье? Провалилось? Ну, туда, где большие залы с пещерными городами… — неловко предположил знающий и требовательно уставился на камень, будто именно от него и ждал ответа.

Я задумалась, перебирая в памяти известное.

— Большие залы обычно находились между городами, — объяснила наконец. — На перекрестке дорог, чтобы собрать как можно больше жителей из разных острогов. Под каждым же городом накладно строить. Здесь ему негде поместиться… наверное.

— Проверим, — коротко подытожил Зим.

Ближе к центру взрыва камни стали попадаться чаще. И чем больше я смотрела на живописно разбросанные грязно-чёрно-серые валуны разных форм и размеров, но всегда необработанные, тем больше убеждалась в правильности вывода. Ими частично завалили ненужные коридоры, но с внезапной зимой в древнем лабиринте нечто пробудилось, потянулось и захотело на волю. И — воздухом ли, водой или огнём — камни сначала вынесло из проходов в общий коридор или на перекрёсток, а потом выбросило на поверхность. И те, что помельче, отлетели далеко, а те, что покрупнее, громоздились ближе к воронке.

Причём проснувшегося «нечта» должно быть много. Очень много, если расчищали такие завалы и освобождали всё подземелье. Это, конечно, ещё проверить надо, но я ощущала, что права. И становилось так страшно…

— А зачем вообще понадобилось заваливать лишние проходы? — кашлянув, поинтересовался Зим.

— Дети туда лезли поиграть и терялись, — я быстро и нервно спешила к воронке. — Ушлые торговцы, чтобы не оплачивать въезд и склады, пробирались подземельями и там же хранили товар. И убить неугодного и спрятать труп было проще простого — и ввек не найдёшь. Поэтому старосты всех городов провели обследование, замуровали лишние входы-выходы и завалили ненужные коридоры. И, в общем-то, правильно сделали. С появлением знающих старая кровь перестала обновлять чары, а знающим хватало хлопот с дорогами и необычностями. За небольшими и важными подземными путями из города мы всегда следили, а вот от всех сразу отказались. И если бы старые лабиринты рухнули, города и дороги ушли бы под землю.

Я хмуро посмотрела на очередную кучу валунов, укутанных в туман, и добавила:

— Собственно, из-за этого и началась закладка. Горы тряхнуло, и землетрясение прошло по равнине, обвалив часть подземных перекрытий. Города пострадали. И когда люди начали разбирать завалы, то нашли много потерянного и сокрытого — склады, скелеты, трупы якобы бесследно пропавших. И завалили лишнее от греха подальше.

— И пещерные города на перекрёстках? — уточнил мой спутник.

— Знающих подключали, — подтвердила я. — Что-то, конечно, осталось — незамеченные или зачарованные карманы, уже перекрытые завалами коридоры, которые никто не стал чистить, чтобы узнать, куда они ведут… Но больше половины подземных дорог и залов точно засыпали.

…но и это не стало препятствием для того, что вырвалось на свободу в Сердце. Эх, зря мы поверили слухам о том, что Забытых на Обжитых землях не было… Зря не обследовали в свободное время все потаённые места… И зря так верили в силу своего солнца — что оно от любой напасти защитит, стоит лишь приручить его и как следует полыхнуть.

Когда мы добрались до воронки, совсем стемнело. Я видела неплохо, а вот Зим не видел совсем, поэтому в воздухе вокруг него замерцало множество мелких снежинок. Их призрачный свет расползался по земле уродливыми тенями, путался в клочьях тумана, блестел на влажных камнях. И беспомощно тонул в зеве гигантской ямы.

— Да уж… — изрёк Зим, изучив окружающие воронку огромные валуны. — Из таких точно ни дом, ни даже городскую стену не построить. Не представляю, как их сюда доставляли…

— Примерно так же, как сейчас ты спустишь нас вниз, — пропыхтела я, карабкаясь на камень.

Знающий глянул искоса, сообразил, кашлянул, и воздух в воронке закрутился, уплотняясь, замерцал крошечными снежинками.

— Прыгай, — предложил он.

Я вздохнула про себя, выдохнула и боязливо шагнула вниз. Не дело это — доверять хладнокровным… но и быть до крайности недоверчивой — тоже.

Вёртка ждала внизу — на такой глубине, что её «голос» звучал в моих мыслях мышиным писком. И её тихий голосок натолкнул на ещё один вывод, кроме глубины воронки: на стенах ямы должны остаться следы скрывающих чар. Грохот от взрыва всяко был сильным, однако его никто не слышал, люди Гостевого видели только вспышку.

А ещё подземные взрывы чреваты толчками землетрясения. Которого явно не случилось. Только тёплый ветер. Ветер…

Воздух свивался плотными змеиными кольцами, снежинки внутри него складывались в подобие низких ступенек. Я спустилась на два круга, ещё раз обдумала выводы и подняла голову:

— Зим?

— Что? — он уже спускался в воронку, держа в кулаке снежный «хвост» ветра.

— Грохот люди слышали? — я продолжила спуск.

— Нет вроде, — нахмурился знающий.

— И землетрясения тоже не было?

— Нет, — Зим отчего-то встревожился. — Чары?

— Конечно, куда ж без них, — я посмотрела на стену, скрытую вьюжной круговертью. — Можешь приоткрыть часть стены?

Вьюга замедлилась, и рядом со мной отдёрнулась снежная «шторка». Я осторожно коснулась стены и закрыла глаза. Стёртые следы видны и ощутимы именно этим — стёртостью, даже очень хорошей. Так ощущались слишком чистые дома с уничтоженными чарами. И нечто подобное может найтись здесь.

Я потёрла ладони, провела рукой по стене дальше, и снежный ветер расступился, разошёлся ветхой тряпицей. И я так и спускалась, ища — и притягивая к себе. Простенькие чары, крохотная искорка — не выдадут. Трижды права Снежна, мне пора снова исчезнуть. Хотя… если я права и за Сердцем встала непроходимая стена, пытаться спрятаться в укороченных в два раза Обжитых землях — как таиться искрой среди четвёрки старокровных. Но пока… поберегусь.

Хорошо, что мои здесь, на этой стороне Обжитых земель… А кстати, это ведь тоже вероятная причина появления стены — отрезать искр от одной из нужных сторон. И хорошо, что на той, южной стороне мои тоже есть… Наши «ульи» — повсюду. На всякий случай.

И в самом низу, за пару шагов до пола, искомое нашлось. Я цепко ухватила за хвост ускользающие чары — вернее, то, что от них осталось. Словно клок ткани с торчащими нитками — крошечный, затерявшийся в трещинах. И такой выхолощенный, выдохшийся, что сразу и не понять, чьих рук дело.

Сейчас — нет. Но у меня есть способы выяснить. Бывает, перед вспышкой искру таким затмением накрывает, что вся её память путается, и ничего о причине смерти не выяснить. Поэтому мы давно наловчились узнавать нужное по таким вот огрызкам истлевших чар.

А внизу скрывался лабиринт — шесть открытых проходов, пять заваленных. Я оказалась в зале-перекрёстке, и нужно очень шустро соображать, куда идти.

Вёрт?..

— Зим? — я огляделась.

— А? — он спустился в зал, повертел головой и подытожил: — Всё-таки подземелье…

— Ты в темноте видишь?

— Да не особо.

— Тогда пойдёшь за мной след в след. Я вижу как в сумерках. Если будет совсем невмоготу, свети как можно тише. Нельзя привлекать внимание.

— Чьё? — знающий подобрался.

— Очень надеюсь, что ничьё, — серьёзно ответила я. — Очень надеюсь, что здесь пусто.

Вёртка уже ждала нас в одном из проходов. Зим свернул вьюжную «лестницу» как нитку в клубок, спрятал её в карман куртки и выжидательно поднял брови. Я неловко ухватила знающего за рукав и потянула за собой. Важность тишины, понятно, не обсуждалась.

Моя подруга уверенно скользнула в коридор, и вокруг нас сомкнулась прохладная тьма. Широкий проход, ровный пол, высокий потолок. Ветер вынес наружу всю пыль, огонь выжег гниль и грязь, и в коридорах было чисто… как в доме Светлы. И я аж споткнулась от этой мысли.

Её дом — словно выточенный из цельного куска камня… Уж не вламываемся ли мы в чужой?.. Но Вёртка бодро неслась вперёд, а значит, опасности не было. Чар, кстати говоря, как и их остатков, тоже.

А когда мы дошли до второго перекрёстка, к нашей пёстрой компании присоединился пёс. Он выскользнул из бокового прохода и замер, точно позволяя рассмотреть себя вблизи. Мерцающая снежная шерсть, длинный хвост позёмкой, мягкие, почти незаметные потоки ветров вдоль спины. И, в отличие от зверя Стужи, очень умный и спокойный взгляд. А в глубине бесцветно-ледяных глаз тлела острая искорка — добрая, светлая, тёплая.

От Зима повеяло боевой стужей. Пёс явственно ухмыльнулся, наклонил лобастую голову и шевельнул хвостом: дескать, ну-ну, дерзни, человечек… Я быстро обернулась и перехватила вскинутую руку знающего.

— Даже не думай! Это наш ездовой пёс!

— Что?! — похоже, скоро Зим разучится произносить другие слова. Столько на него, бедного, в последние дни удивительного сыплется.

— То, — и память, наконец впечатлившись, услужливо подсказала: все безлетные только так и чаруют, вне тела. — Расскажу. Чары погаси. Гаси, говорю. В нём одном силы хватит на тридцать опытных зимников… если не на триста. И я тоже ему не помеха.

Знающий неохотно сунул в карман куртки очередной сияющий клубок. Но, что характерно, руку из кармана не вынул, продолжая сжимать чары в кулаке. Может, и к лучшему. Пёс разочарованно вздохнул, повёл длинными ушами и бесшумно скользнул в один из проходов. Коридор сразу же озарился слабым седым светом.

— Идём, — я решительно устремилась за псом.

— А рассказ? — напомнил Зим.

— Погоди, — я сосредоточенно наблюдала за псом и искала десять отличий.

Что-то в твари Стужи было не то. Или — не так, если сравнивать с псом. И глаза голодные, и крылья в движении, и… Свет. Зверь Стужи не светился. А наш пёс мерцал и искрил, как снег, естественным образом, явно не для себя и не для нас. Такова его льдисто-снежная природа. То есть…

То есть я зря так испугалась зверя Стужи. Если он не светил… значит, и силы в нём не было. Совсем. И это очень странно.

«Устал… Согрей, искра».

И этого не может быть. Не может! В безлетных такая бездна силы… И, конечно, ограничители. Как у всех. Только искры их спалили от страха и теперь горят, чуть что — да, как сухие дрова. А безлетные — ребята умные, мудрые. Они против природы не пойдут.

В общем…

Ладно, пока я просто запомню этот факт: зверь Стужи в спячке был без силы. Надеюсь, получится встроить его в цепочку, проясняя очередную «забытую» необычность.

Зим уже искрил нетерпением похлеще меня в злости. Я спохватилась и негромко, то и дело оглядываясь и прислушиваясь к Вёртке, поведала знающему о старокровных животных и растениях. Попыталась вспомнить, коль к слову пришлось, о безлетных растениях, но — увы.

— Животные — псы, и всё? — назойливо уточнил Зим.

Я вздохнула с сожалением:

— Ещё птиц знаю, и это — только не ори опять «что?!» на всё подземелье, ладно? — вестники. Хотя мы думаем, что именно у безлетных как таковых птиц или растений не было. Любое живое существо, что дерево, что человек — это всё тот же дух с одной и той же силой, с одними и теми же способностями. Просто кто-то хотел ими пользоваться — и выбирал человечий или животный облик, а кто-то предпочёл спрятаться — и стал вестником.

Знающий мрачно кивнул.

Я устремилась за псом, ощущая, что он точно может привести нас к тому, что необходимо Шамиру, а Зим топал за мной и мыслями был явно не здесь. Кажется, он начал осознавать, как скучно жить без знаний в нашем необычном мире и сколько чудес, причём на самом видном месте, хранит Шамир. И, похоже, задумался о дальнейшей учёбе вместо привычной бутылки. Во всяком случае, мне хотелось в это верить. И я пообещала себе при случае показать ему ещё кое-какие чудеса. Просто так.

Шамир стоит того, чтобы о нём узнали побольше.

— А ваши, искристые звери — они какие?

Я невольно вздрогнула. Зря рассказала… И зря не предусмотрела, что он обязательно сообразит и об этом спросить…

— Мы их потеряли, — ответила я тихо и честно, чтобы сразу закрыть вопрос. — Удирая в панике от Забытых, мы не подумали о тех, кто не мог убежать. Никто не подумал — ни говорящие, ни пишущие, ни мы. Может, в пределах Забытых остались уцелевшие, но мы, сколько туда ни ходим, никого из животного или растительного народа старой крови не встречали. А может… Может, и у нас и деревья, и животные были всё той же искрой со всё той же силой — в смысле, могли принимать любой облик. Эти подробности от нас спрятались вместе с правдой о Забытых.

Зим оживился. При Снежне помалкивал и не лез с лишними вопросами… а я ему не бывшая наставительница, да.

— Так вы действительно ходите в пределы Забытых? Зачем? И что там?

Я прокляла свой длинный язык и неуместную честность.

— Развалины, — буркнула раздражённо. — Надо — и ходим. Помнишь, что я не обязана раскрывать тебе все тайны своего народа лишь потому, что тебе это дико интересно?

— Я пойду с тобой, — решил он, пропустив моё ворчание мимо ушей. — Гробницы искр же там, в пределах Забытых? Я с детства мечтал там побывать.

— И явно попробовал добраться до пределов? — наугад уколола я едко. — И поэтому теперь ты здесь?

В прошлый раз, при ночёвке в снежном доме в Солнечной долине, этот вопрос сработал правильно и надолго заткнул любопытному рот. А теперь — увы.

— Да, — знающий ни капли не обиделся и не рассердился. — Попробовал. Ты не ошиблась — меня сгубило любопытство. Замёрз на перевале, не дойдя до границы пределов с десяток вёрст. Но раз такое дело… Ось, не отказывайся. Не помешаю. И помочь хочу. Эта гнусь… она ведь и меня касается. Теперь. И я в неё верю.

Шамир, если бы не ты со своими невнятными намёками и дурными поползновениями… А может, ты не зря намекаешь? Сколько у Зима было возможности сходить в пределы — или в конце зимы в одиночку, всё равно терять ему нечего, или договориться с другими знающими, ведь летом-осенью работы не шибко много… Может, и не зря. Может, не просто так он вдруг засобирался туда, где едва не умер. Подозрительно. И чуть позже я это выясню.

Мир, конечно, ничего не сказал — ни да, ни нет. Зато знающий продолжал нездорово искрить.

— В гробницы не полезу, если нельзя, — добавил Зим возбуждённо, словно я уже согласилась. — Но в остальном…

— Да поняла я! — огрызнулась беспомощно. — Не доставай, не то спалю к Забытым! Придёт время — обговорим.

И тогда я всё из тебя вытряхну. Да, Вёрт. У тебя же после «воронки» кровь осталась? Нет? Кусни его при случае. Тогда и пытать не потребуется. Кровь помнит всё, что на Гиблой тропе забыла голова. Так я восстановила основные события своей жизни. И так о Зиме можно узнать много разного и интересного.

Шамир, вот почему ты не выжигаешь в знающих ту черту характера, которая привела их на Тропу?.. Я бы сейчас избежала уймы лишних проблем! Да, и с собой — тоже! Как меня сгубила чрезмерная драчливость, то есть жажда нужных для хорошей драки знаний, то есть то же любопытство, так и…

Ну нет, мы же не можем быть так похожи!.. Шамир, ты всерьёз думаешь, что двое ненормальных любопытных раскопают старые секреты быстрее одного? И в общем-то…

Коридор тем временем привёл нас на очередной перекрёсток с четырьмя проходами и парой завалов. Пёс, помедлив, выбрал крайний левый коридор, Вёртка, поразмыслив, тоже. Я свернула не думая. За меня иногда столько голов думает, что аж противно… но удобно. Время лишнее не трачу на пустую беготню. А время нынче дорого.

Зим, едва перекрёсток остался позади, снова открыл рот, но моё терпение кончилось, осталась только честность.

— Ни слова больше, — я угрюмо покосилась на знающего. — Напоминаю: мы тут не на прогулке. И в любой момент может случиться гадость. Закрой рот и смотри по сторонам.

Пёс одобрительно заискрил, хотя мне казалось, что ему интересно — он оглядывался и явно прислушивался. Но — или спокойный безопасный путь кончается, или пора наблюдать, искать и думать. Или всё вместе.

Я снова вернулась к стенам и ходила зигзагами от одной к другой, ища огрызки чар. Ладонь выжидательно горела, но пока к ней ничего не притягивалось. Даже пещерная грязь. Даже случайная песчинка. Хотя, между прочим, со времён взрыва прошло прилично — больше десяти дней.

Хотя — старая магия не чета нашей. Старики-искры до сих пор пытаются понять, сколько и каких чар прошлого сокрыто вместе со знаниями о Забытых. Изучают память предков, смотрят, что они умели — и сравнивают с тем, что осталось. Но наша память, как метко заметила Нема, — бездонный колодец. И вытягивать оттуда «вёдра» ещё, и вытягивать.

Пёс остановился посреди коридора, призывно махнул хвостом и, пригнувшись, нырнул в неприметный лаз. Вёртка прошмыгнула следом. А мы с Зимом остановились и переглянулись.

— Как у тебя с чувством расстояния?

Я уже давно пыталась понять, сколько мы прошли и где примерно сейчас находимся, но получалось не очень. Коридоры вели вроде бы прямо, но у меня было мерзкое чувство, что мы ходим по кругу — по кольцевидным проходам, перескакивая из одного в другой. Словно оказались в чреве спящей змеи, свернувшейся под городом. Я даже в направлениях потерялась и не представляла себе, в какую сторону идём — на юг, на север. Хотя чем дольше мы шли, тем больше я понимала, куда, в конце концов, придём.

Стена на южной границе Сердца взялась же откуда-то. А любым чарам нужно к чему-то крепиться, к воздуху их не прицепишь. А раз города нет…

— Слежу, — Зим вынул из другого кармана куртки горсть снежинок, пересчитал и уверенно сообщил: — Пять вёрст на… юг, — и запнулся, сообразив: — Мы сейчас должны быть где-то там, где начинается стена?

— Очень интересное совпадение, да? — заметила я. — Ну-ка, кинь что-нибудь туда, — и указала вперёд.

Знающий скатал легкомысленный снежок и швырнул его в темноту. Ничего не случилось. Я ощупала стену над лазом. Тоже ничего.

Что это, Забытые их забери, за чары, а?..

Наклонившись, я пробралась в лаз и через пару шагов выпрямилась. Коридор, не в пример прежним, оказался узким, шершавым — и влажным. И грязным. И явно новым — проложенным много позже предыдущих. И явно не для общего пользования, иначе был бы более удобным и зачарованным. И явно временный — раз-два сбегать туда-сюда.

Интересно, когда его проложили?..

— Зим, не толкайся! Все пятки оттоптал!

— Так иди быстрее!

— Быстрее — неудобно!

Это я не из вредности, правда-правда. Узко, неудобно, колко, мокро. С потолка капает грязь. На полу полно наростов — не перешагнуть и не перепрыгнуть без риска разбить лоб о внезапный зигзаг коридора. Хорошо духу безлетного и Вёртке…

В конце концов я разулась и воспользовалась врождённым преимуществом старой крови — лёгким шагом, когда прикосновением к земле мы временно «передаём» ей часть своего веса. Дело пошло быстрее. А Зим поступил проще — наросты перед ним застывали и лопались ледяной крошкой, освобождая путь.

Однако я обещала себе постоянно искать и думать… И пусть здесь нет ни чар, ни их огрызков. Природа даёт нам достаточно подсказок.

— Знаешь, Зим, за сколько лет появляются такие наросты? — я перебралась через очередную преграду, напоминавшую остро отточенный кинжал.

— Лет за двести? — неуверенно предположил знающий, и нарост превратился в ледяную пыль.

Я вздохнула про себя и проглотила едкий ответ. Я же не знаю, кем он родился, в какой семье вырос и чему успел научиться в прошлой жизни. И что успел вспомнить после Гиблой тропы. И, конечно, у него не было моего всезнающего, обожающего рассказывать истории деда — древней искры.

— Чтобы такая штука выросла тебе по колено, нужно около тысячи лет, — объяснила я терпеливо. — Да, «что» можешь не кричать. А в зачарованных пещерах, пропитанных, кроме влаги, чужим волшебством, наросты образуются раза в два-три быстрее. Второй вопрос. Сколько лет прошло со времён Забытых? Примерно? Сказки говорят разное, но и из этого «разного» можно вывести примерно количество лет, плюс-минус столетие.

Надо отдать Зиму должное — соображал он действительно хорошо. Быстро оглянулся, вспоминая высоту уничтоженных наростов, посчитал что-то в уме, и понял:

— То есть ты полагаешь, что этот проход сотворил кто-то из Забытых.

— И даже не знаю, чего мне больше хочется — ошибиться или оказаться правой, — призналась я. — Но всё к тому идёт. Это рабочий коридор — для разового использования, иначе бы его зачаровали от грязи, влаги и прочих неудобств. И проложили бы шире. Или завалили бы как ненужный. И высота наростов примерно соответствует тому времени, когда Забытые исчезли. А перед этим Стужа и Зной точно побывали в Обжитых землях.

— Надо же… — пробормотал знающий, уничтожил очередную гряду наростов и странным тоном протянул: — Ось, а…

Я обернулась и вздрогнула, узнав взгляд, которым он на меня смотрел. Точно так же, я, мелкая, смотрела на Силена, когда поняла, что лишь он может научить меня главному — не просто чаровать и защищаться, а драться. Сражаться. И Зим смотрел так же — будто хотел, чтобы я научила его чему-то очень важному.

— Давай… потом об этом, — неловко попросила я. — Других дел пока… море.

Хотя — чему хочет научиться у помнящего человек после Гиблой тропы? Лишь одному — вспоминать. А научить этому невозможно.

Поэтому, убегая и от объяснений, и от Зима, я в считанные мгновения одолела коридор и оказалась в пещере. Такой же, как проход, сырой, грязной и неуютной. И огромной.

При моём появлении пёс, поджидающий нас у стены, встал, встряхнулся, и в воздухе заплясали мириады сияющих ледяных звёзд. Их свет озарил влажные бугристые стены, усыпанный наростами потолок и высокие, выше меня, каменные столбы, похожие на оплывшие свечные огарки. Я уставилась на них, не веря собственным глазам.

Не может быть…

— Ого! — Зим появился из коридора и присвистнул. — А что это? И, Ось, эти наросты под твою догадку не подходят. Слишком здоровые.

— Потому что рукотворные, — ответила я глухо.

В каждом наросте в толще оплавленного камня мерцала крошечная умирающая искорка. На её месте было солнце — изначально. Но что-то случилось, и они отдали этому весь свой жар. И мы чудом, имя которому Шамир, успели их застать.

Зной. Или его правая рука.

И хоть бы ошибиться, хоть бы, хоть бы…

— А для чего они? — знающий уже вертелся у столбов.

— Не трогай, — предупредила я. — Разберёмся.

Вёрт? Куда? Наверх?

Я подняла голову, прищурилась и заметила узкий карниз, опоясывающий стены — почти под самым потолком. И, конечно, никаких лестниц. Я шевельнула пальцами, и по моим ладоням рассыпались острые колючки — «царапки». Здесь — можно. Здесь и не такие чары творились.

Сбросив на пол грязную шубку, сапоги и сумку, я приложила ладони к ближайшей стене, «притянулась» и липкой улиткой поползла наверх. И сразу рядом взвихрилась знакомая снежная лестница.

— Могла бы и попросить, — знающий догнал меня быстро. Унизительно быстро.

— Тебе нравится превращаться в человека с наступлением весны? — пропыхтела я, стараясь не отставать от шустро шагающего Зима. — Думаю, нет. И ты рад почаровать потом и по делу, и без. Да?

— Понял, — отозвался он серьёзно. — Жду.

Я почти добралась до карниза, когда знающий присел и протянул мне руку. Я едва не ухватилась за неё «царапками». Вёртка предупреждающе пискнула, и я поспешно сдула с ладони искры.

На рожице Зима проступило явственное любопытство: а что бы, дескать, было, если бы не убрала чары?

Я взобралась с его помощью на карниз и ухмыльнулась:

— Смотри.

И поднесла вторую руку к стене. Искры мгновенно вгрызлись в камень, впились в него, как зубы в хлеб. Знающий поёжился. Я погасила чары и осторожно повернулась, глянула вниз. И ахнула.

Отсюда, сверху, столбы напоминали город. Башня, разбросанные вокруг неё домики и плотный частокол стены. Домики и частокол второй стены. И третьей. И пятой. Пять стен Сердца… И отдельно стоящие столбы у пятой стены — четыре штуки по сторонам света, верстовые отметки Серединной равнины. И эти крохотные искры в каждом — в каждом! — столбе-домике и частичке стены…

Он должен был гореть. Полыхать знойным заревом. А он умирал — медленно угасал, отдав все силы… наверное, кому-то.

Вот оно, настоящее Сердце.

Мёртвое.