Жена Палача

ДОМИНАТРИКС, 2023

Мне казалось, что наша жизнь наладилась: я родила ребенка от любимого мужчины, он рядом со мной… Только почему врачи говорят, что наш малыш умер? Почему врут мне?Боль не утихает даже через год. Мой муж все дальше от меня, а я вынуждена переживать все в себе, медленно рассыпаясь на части. Но что, если на самом деле мой ребенок жив? Что, если все это время мой муж искал его в тайне от меня и теперь тоже распластан и не может выбраться из-под плиты неподъемной ответственности? И что, если мой муж… не тот, за кого себя выдает?

Глава 5. Ваня

Целую ее осторожно, ласково, пытаясь донести этим поцелуем, что я все понял, что я с ума без нее схожу, а если процесс необратим, то лучше сойду с ума вместе с ней. И пусть я конченый эгоист. Пусть снова рушу ее жизнь. Плевать. Ее жизнь — моя.

— Подожди, — упирает ладошки мне в грудь. — Этого мало. Мне больше нужно, чем слова.

— Все будет, — целую линию ее скулы, спускаюсь к шее. — Все покажу. Даже то, что обещал никогда тебе не показывать.

— Я знаю, — выдыхает шумно. — Я не прощу тебя, если чего-то не буду знать, если что-то ты опять скроешь, чтобы не травмировать меня. Дай мне нож.

— Угу, — целую, втягиваю ее кожу в рот. — Зачем моей девочке нож?

— Просто дай, — стонет она. — Хочу быть ближе к тебе. Хочу больше, чем слова.

Она не удержит меня от сумасшествия. Потому что сама давно поехала вместе со мной. Улыбаюсь ей, достаю из-под штанины джинсов короткий нож для метания, протягиваю ей лезвием к себе.

— Сегодня утром я думала о том, чтобы принять побольше снотворного и уснуть насовсем, — как завороженная смотрит на лезвие.

— Сегодня утром я думал о том, чтобы взорвать ту больницу, в которой ты рожала, — вторю ей.

— Я бы тоже ее взорвала, если бы могла, — выставляет свою ладонь так, чтобы я видел, и медленно проводит по ней лезвием. Морщится, смотрит, как на коже расцветает тонкая красная линия, как алые капли капают ей на джинсы. — Но я больше не хочу умирать. Я хочу, чтобы сдохли все они.

Хватает меня за забинтованную руку, вжимает свою кровоточащую ладонь в мою такую же.

— Ты же все сделаешь, любимый? — улыбается, проводит по моей щеке другой рукой. — Я знаю, что ты все можешь. Я уже это видела. Видела Дениса.

— Все, что нужно, — целую ее снова, хочу ее, мою сумасшедшую девочку. — Все, что захочу.

— Я тебя люблю, — прикусывает до крови мою нижнюю губу. — Больше, чем просто люблю, Вань.

— Я тебя люблю, — короткий глубокий поцелуй, — больше, чем убивать.

— Хочу тебя, — шепчет она мне в губы, и я чувствую ее дрожь, которая током пробегает и по моему телу.

Откидываю спинку ее кресла, нависаю над ней, рассматриваю ее лицо. Как будто бы спал этот год. А теперь проснулся. Она тянется ко мне, чтобы поцеловать, но я кладу палец на ее губы.

— Тш-ш, — скольжу вокруг ее губ, практически не касаясь, совсем немного облизываю их край. Моя девочка. Моя королева. Об этом я расскажу чуть позже, но обязательно расскажу, не хочу ничего скрывать.

Дышит поверхностно, почти не двигается и только смотрит на меня. И в этом взгляде все. Вся любовь этого мира. Вся одержимость, которая в ней есть. Все возможное желание.

— Веришь мне? — спрашиваю, но уже знаю ответ.

— Верю в тебя, — шепчет она, обволакивает губами кончик моего пальца.

— Я не об этом спросил, — приподнимаю бровь.

— Верю, — кивает, выпустив мой палец изо рта. — Верю.

— Не уйдешь? — не уверен, что готов это именно спрашивать. — Скажи.

— Нет, — в ужасе мотает головой. — Никогда. Всегда буду с тобой.

Хочу показать ей то, чего почти никогда она не видела. Что почти всегда я сдерживал. Но есть ли смысл теперь?

Медленно кладу ладонь на ее горло, чувствую ее бешено отбивающий ритм пульс.

Шумно сглатывает, но не двигается, только смотрит на меня своими широко раскрытыми кукольными глазами.

Сжимаю ее горло чуть сильнее, так, что ей уже немного трудно дышать. Ток особого возбуждения проносится по телу. Болезненный, острый.

Чуть открывает рот, делает натужный вздох, но ничего не делает. Я наблюдаю, как ее зрачки становятся все больше, добавляют глубины взгляду.

— Если закроешь глаза и перестанешь на меня смотреть, я остановлюсь, — шепчу в ее губы.

Закрывает и тут же открывает глаза — дает мне согласие, дрожит в моих руках все сильнее.

Завожу лезвие ножа под ее толстовку, тяну вверх, и ткань с треском разъезжается на две неровные половины. Все еще зажимая нож мизинцем и безымянным пальцем, сдавливаю ее сосок указательным и средним той же руки. Знаю, что холодное лезвие касается ее кожи, слегка поворачиваю лезвие, и оно с тихим скрипом идет по нежной коже не раня, но придавливая достаточно.

Мне нравится смотреть, как она трепещет, нравится, что все еще здесь, со мной. Не сдерживается, и из губ, покрытых сухой корочкой, вылетает сдавленный, тихий стон.

— Тш-ш, — коротко сдавливаю горло чуть сильнее. — Хорошие девочки терпят, помнишь?

Кивает, как может: я, скорее, чувствую этот кивок.

Скольжу острием лезвия по ее коже. Дрожит, заводит меня невозможно вот этой покорностью. Той, которая мне была нужна, и той, которую я боялся выпускать.

— Покажи мне, как ты меня хочешь, — запускаю лезвие под пояс ее джинсов, чуть отпускаю горло, чтобы она могла говорить.

— Ваня, пожалуйста, — слова тонут в судорожном всхлипе, — возьми меня… Я буду твоей очень терпеливой девочкой.

Практически срезаю с нее джинсы: разрезаю их по шву спереди и сзади, ноги все еще остаются в штанинах. Приподнимаюсь и завороженно смотрю, как лезвие скользит прямо по ее складочкам, прижимаю ее клитор гладью металла.

Громкий стон, почти всхлип, и дрожание ее тела уже напоминает конвульсии. Выгибается, прижимается к лезвию, чуть заметно ерзает голой попкой по сиденью.

Разворачиваю нож лезвием от нее и коротко, но хлестко шлепаю по текущей промежности.

Вскрикивает, но тут же закусывает нижнюю губу, смотрит на меня почти испуганно.

— А еще хорошие девочки… — кончиком языка касаюсь ее живота. — Могут кричать всего одно слово. Угадаешь?

— Твое имя? — выдыхает грудным, срывающимся голосом.

— Неверно, — шлепаю еще раз ладошкой, потому что хочу почувствовать ее влагу.

— Еще? — с тихим стоном. — Угадала?

— Неверно, — шлепаю сильнее и следом за шлепком сразу вставляю два пальца в ее сладкую дырочку.

— Не знаю, — насаживается на мои пальцы, чуть откидывается назад.

— У тебя еще будет время подумать.

Чувствую, что уже самому тяжело сдерживаться. Расстегиваю джинсы, спускаю боксеры, трусь головкой о ее складочки, выдыхая сквозь зубы.

— Что случается с хорошими девочками? — спрашивает, выгибаясь и ерзая подо мной.

— Они становятся королевами, — собираю головкой ее смазку и утыкаюсь чувствительной плотью в ее попку. — Кричи, моя королева.

Толкаюсь в нее туго и не жалея. Сам стону уже громко, концентрируясь на мурашках, бегущих по телу от ее близости.

Вскрикивает громко, хрипло, выгибается и скребет ногтями мою шею. Пытается принять меня глубже.

Дергаю ее за одну руку, завожу ей за спину так, чтобы Ника на нее легла, делаю так же со второй и зажимаю оба запястья под ней, заставляя ее выгнуть спину.

— Сильнее, — выкрикивает, сверлит меня взглядом, кусает в кровь собственные губы. — Разорви меня на кусочки… Сделай своей.

Вновь чуть сдавливаю ее горло, чувствую всю ее жизнь в своих руках, выхожу почти полностью и толкаюсь снова, по самые яйца. И отключаюсь. Ни хера больше нет. Только ее крики и мои толчки. И возбуждение, которое все растет и растет, вытесняя все из головы.

Она подмахивает мне бедрами, дрожит и пульсирует вокруг моего члена, плотно сжимает его мышцами. Ее красивое лицо искажается судорогой, глаза подкатываются.

Хочу, чтобы она кончала еще, хочу, чтобы билась в своих ощущениях, отключалась. Отпускаю горло, вставляю пальцы в ее дырочку, нащупываю на передней стенке едва ощутимый бугорок, давлю на него быстро, подстраиваю под эти движения свои толчки. Большим пальцем давлю на клитор в пульсовом темпе.

Ее тело становится туго натянутой струной, и я считываю каждое ее бешеное вздрагивание, каждый мышечный спазм. Она кричит так громко, что стекла вновь запотевают.

Сам почти уже на финише, выхожу из нее быстро и со всей силы вталкиваюсь в другую дырочку.

— Люблю тебя, Ника, — закрываю глаза. — Просто пиздец как. Не вывожу всю хуйню без тебя.

— Люблю, — выкрикивает. Зажимает мои бока коленями. — Мы все вместе вывезем, любимый.

Почти на краю выскальзываю снова, подгребаю ее практически под себя и вталкиваюсь в ее рот, следующим движением — прямо в горло, начинаю пульсировать там, чувствую свой член в ее горле своей рукой и вожу вверх-вниз ладонью. Сжимаюсь и дрожу, затапливаю ее спермой, стону так, как будто бы не трахался вечность.

Выскальзываю, когда начинаю хоть как-то себя ощущать. Снова, как куклу, дергаю ее вверх и впиваюсь поцелуем в ее губы, все еще пропитанные моим вкусом.

Тяжело дышит, почти задыхается, но обхватывает дрожащими пальцами мою шею, шире открывает рот, позволяя вылизать себя, постанывает, виснет на мне.

— Прости, что грубо, — целую ее щеки.

— Мне так нравится, — выдыхает со счастливой улыбкой на губах. — Мы никогда об этом не говорили. Но я так часто вспоминаю то, что было в том офисе.

— Когда я, чтобы тебя трахнуть, сказал, что по мальчикам? — смеюсь я.

— Ага, — смеется вместе со мной. — Правда, эту часть я предпочитаю перематывать. Обидно было просто до слез.

— Ты была слишком шикарна, чтобы тебя не трахнуть, и слишком печальна, чтобы ты далась мне без боя. Пришлось брать хитростью. А про обиду… Как бы это ни звучало, но я рад, что ушел тогда. Все должно быть вовремя. Тогда мне не нужно было ничего, не получилось бы у нас семьи, и любви б не получилось, — поглаживаю ее щеки. — Прости, что обидел, но тогда я до тебя еще не дорос.

— Знаешь, боя бы не было, я потекла от одного твоего взгляда, — прижимается ко мне. — И ты, наверное, прав, да. Но я жила тобой все это время, а потом, когда увидела в клубе, да еще не одного, подумала, что сошла с ума. Может, все же сошла. Не пойму.

Воспоминание про “не одного” неприятно режет. Это я тоже никогда ей не говорил:

— Эта девочка… Она была моей жертвой, — говорю вслух. Отвратительные вещи. Тошнотворные. — Мне жаль, что… Что она попалась в то время.

— У нее был ты, — не смотрит на меня.

— Не было, малыш, — поворачиваю к себе ее лицо. — Ничего у нее не было. Ни меня, ни себя.

— Ты все обо мне знаешь, — грустно улыбается. — Все знаешь. Я не святая точно. И я не собираюсь сейчас упрекать тебя в чем-то. Она была… Они были… Пускай, зато теперь есть мы.

— А еще я посадил твоего бывшего жениха, — невпопад говорю я. — Подложил ему герыч.

— Ты, что? — переспрашивает, шаря взглядом по моему лицу. — Я же никогда не рассказывала.

— Ну и что? — смеюсь, вспоминая ту историю и его лицо. — Ты бы это видела. Года полтора назад. Он долго не понимал, как так вышло.

— Зачем ты так сделал? — спрашивает с любопытством.

— Он меня раздражал, — пожимаю плечами. — Случайно встретил как-то в кофейне и понял, что не хочу, чтобы он жил в этом городе. В одном городе с тобой.

— Боже… — выдает она и замолкает. — Я люблю тебя. Очень сильно люблю.

— Несмотря на то, что я злой и страшный… Палач?

— Угу, — обнимает ладошками мое лицо. — Скажи мне честно, какая я? Добрая? Великодушная? Справедливая, может?

— Моя, — отвечаю честно. — Это главное.

— Можно я тоже тебе кое-что расскажу? — спрашивает, а голос начинает чуть слышно дрожать.

— Конечно, — опасливо говорю я. Вот и сдулся Палач. Боится собственную жену.

— Денис мне все рассказал, — вновь не смотрит на меня. — Хотел, чтобы я боялась, чтобы никуда от него не делась. Я все знаю про ту сессию. До меня. С той девчонкой. Имени он не помнил.

Молчу. Я догадывался. Знал, что ему обязательно нужно будет чем-то ее кормить. Историями обо мне. Чувство беспомощности вспоминается легко — я живу в нем последний год. Ладонь начинает подрагивать, с каждым мгновением все сильнее.

— Крис, — выдавливаю я. — Ее звали Крис.

— Ты не виноват, — придавливает мою кисть рукой. — Это он больной ублюдок.

— Я ее туда привел. Она мне верила. Так что, кроме меня, никто не виноват, — отстраняюсь, но не потому, что хочу оказаться от нее дальше, а потому что хочу показать больше. — Малыш, на заднем сиденье мои шмотки. Надень их. Пойдем рыться в прошлом.

— Я зря рассказала? — смотрит на меня с ужасом.

— Нет, я бы рассказал тебе пятнадцатью минутами позднее, — пожимаю плечами, но настроение стремительно катится в бездну. Ничего, сейчас все пройдет.

— Я не хотела этого вспоминать, — быстро напяливает на себя мои шмотки, помогая себе зубами, перевязывает руку куском толстовки. — Просто я подумала, что это все может быть как-то связано с похищением нашего малыша.

— Все верно ты подумала, — тяну к себе ее руку, целую пальцы, успокаивая. — Пойдем. И ты обещала не уйти, помнишь? — в каждой шутке только доля шутки.

— Не уйду, — улыбается через силу. — Вань, я пришла к нему сама. И полгода спустя он чуть не забил меня ремнем до смерти, как Крис. Если бы там не было Эммы… Так что, ты не виноват. Пойдем.

— Угу, — соглашаюсь, чтобы она успокоилась и перестала говорить то, с чем я категорически не согласен. — Пойдем.