Семь минут вечности

Гореслада, 2021

Жизнь это реальность или сон после смерти? Если сон то есть ли в нём смысл? Сплю, живу или это равнозначно? Кем был Иуда на самом деле и где он после смерти? Что и как делать, чтобы попасть в Рай и надо ли туда попадать? Кто такие Элохим? Можно ли убивать себя и других? Обязательно ли иметь в жизни скорбь и радость и в каких пропорциях? С точки зрения автора в книге представлены единственно верные ответы на эти и многие другие жизненно важные вопросы. Содержит нецензурную брань.

Главный вопрос

«смерть — приобретение»^[73]

04:40

Самый главный вопрос философии: нахрена я здесь? Это потом уже можно задаваться вопросом, что первичнее — спрос или предложение, материя или дух, курица или яйцо, но они не так важны. Важнее понять — какого хрена, если всё сгинет?

Почему моё правое полушарие мозга синтезировало в своей угасающей активности именно такой мир, в котором я нынче обитаю? С такими людьми, событиями, окружением, работой…

Чему-то я должен научиться, что-то такое сделать, чтобы меня отпустило, прошло, и я был свободен от бытия, от видения этого мира.

Над этим думает моё левое полушарие, анализирует, и, кажется, уже находит ответы.

Я был бы рад попасть в иной мир, в мир без греха, религиозной брехни и ритуальщины, без алкоголя, наркотабачной дури, политических мракобесий, тупых баб и дебильных гоповидных мужиков… но, увы, моё правое полушарие не создало для меня такой мир. Пока?

Итак, ответ на воистину главный вопрос любомудрия мне был известен давно, если не всегда, как и большинству, если не всем, хотя кому всем, если здесь нет никого: чтобы научиться любить. Банально, но факт. Не банально это научиться.

И учёбе этой нет конца. Ежедневно одно и тоже, кольцо времени:

«Всё те же лица — всё так же пусто,

Всё та же злоба — всё та же сpача»,

поёт мне моё правое полушарие инкарнацией вечно усопшего Летова^[74]. Пытаюсь любить деятельно, быть нежным и ласковым, обходительным, предупредительным, вежливым, любвеобильным, а не угодливым… но срываюсь постоянно на мат-перемат, грубость, гнев, рукоприкладство…

Поэтому всё таже срача, моя срача, мой грех. А лица те же, именно к этим лицам я должен проявлять свою любовь, а не к тем, кого или какими хотел бы их видеть.

Во сне лишь я с теми лицами с которыми хотел бы бить. Наяву есть тоже много таких лиц с которыми хочу и есть, но во сне это особый контингент, они уже умерли или очень не близко как в физическом так и в психолого-идеологическом планах. Во сне мы с ними близки во всём и даже рыдаем вместе, в обнимку, обо всём бытии нашем неудачливом, рушащемся.

Самая первая моя любовь мне снится… с чего вести отсчёт? Как понять, какая по счёту, первая или четвёртая? По ощущениям во сне всё же первая. Это наяву я могу мудрствуя насчитать с детсада кучу симпатишек, владеющими моими взглядами и мыслями какое-то время, долго ли, коротко. А во сне я точно знаю, кто моя первая любава. И вот мы с ней обнимаемся и плачем о прошедшей, странной жизни.

Отец снится живым, а мать при этом, которая наяву ещё жива, снится умершей. И там, во сне, я понимаю, что такова реальность. Но просыпаясь осознаю, что всё наоборот. Но ведь и там и тут — сон. И там и тут — порождение правого полушария мозга в момент угасания активности.

Я сплю везде, точнее умираю где-то, и всё это мне создаёт мой создатель — угасающий в активности мозг.

Снится умерший друг… много друзей умерло, но снится только он, о котором и во сне и наяву я понимаю, что очень он близкий мне друг, очень родной. О других это понимаю только наяву, точнее, во сне реальности.

Бывает, что снятся во сне те, что снятся наяву, т. е. в т. н. реальности живут со мной — жена, дети. Во сне снов мне их тоже страшно потерять так же как и во сне реальности. И вот с ними-то и с матерью часто наяву ссоры, срывы, вражда. Может потому что рядом? Даже когда живём порознь подолгу, легко могу воспламениться от пустяка: надень маску, не буду…

Одному вера не позволяет носить медицинские маски, другому вера не позволяет ходить без них — весёлые разновидности верований. И религиозные чувства одного могут быть оскорблены религиозными чувствами другого. И наоборот.

Ведь атеисты тоже вправе подать иск за оскорбление их чувств, например, словами гимна, где употреблён термин «Бог». С какой это стати, они обязаны признавать данную песню своим государственным флагом, если за словом «Бог» они не признают никакого существа, видят только выдумку, пустоту?!

Устойчивая иллюзия собственности. Ничего не принадлежит никому, на самом-то деле, но мы пытаемся цепляться за все соломинки и вот у нас в руках уже веник, пучок. Думаем, даже уверены, что это тело наше, эти жена или муж наши, дети, квартира, машина, родители, дом, дача, город, страна, мир. А они ничьи. Придёт вор или катастрофа и отнимет. И всё, нету. Где оно, наше? Иллюзия временной собственности. В вещах и находит временное пристанище помутившийся разум, а чистому разуму не нужно ничего, он не привязан к иллюзиям собственности, иллюзиями к собственности.

Жизнь не для того, чтобы быть серьёзным, это всего лишь игровая площадка для детей-идиотов, изображающих в том числе серьёзных людей. «Серьёзные люди испортили мир»^[75] — т. е. его испортили дети-идиоты, играющие в серьёзных людей. Жизнь для того, чтобы дурачиться, не быть, но прикидываться.

Умирают не от голода, но от потери смысла. Для большинства смысл жизни в еде и, лишаясь его, человеку становится скучно и он умирает от скуки. Принято называть это «заморил себя голодом». Да, голодом смысла. Другие умирают от обжорства — смысла чересчур много, передоз смыслом, переизбыток. Чтобы жить вечно, нужно балансировать между обретённым смыслом и бессмыслицей, всегда быть в поиске смысла, будь то еда или спасение души, не важно, жизнь есть движение, то есть процесс.

Люди странные животные, которые придумали так много ненужных понятий. Например, смысл и поиски смысла. И очень расстраиваются, если не находят этот самый смысл или теряют. Этимологически «смысл» родствен «маслу», как выжимка из бытия. Некая внутренняя, сокровенная сущность, концентрат. Всё прочее — жмых, суета. Но чистым маслом питаться нелепо. Так же как и питаться одной солью. «Смысл» так же родствен «соли». Как и «слову» и «мысли». Везде слышится «сл». Без жмыха можно питаться соками, но не маслом. Поэтому жмых, обыденность, тоже нужны. Но если в них нет масла, то это тоже футбол ни в какие ворота. Суета без смысла приводит к депрессии и суициду. А если питаться только маслом, наверное, будет понос, отвращение от чрезмерной осознанности и тот же суицид.

Так и сползают с вершин философы в рутину обывательщины и спокойно себе существуют, наслаждаясь дорогой в шеол. Так мудрецы занимаются домашними делами и общественными заботами без напряженья, умело забивая на всё болт, а все думают, что это гвозди, потому что всем представляется, что болт вкрутили, как и положено. Хотя резьбы там давно уже нет, но всё держится. Мастер знает, что всё вокруг сон и просто смотрит его, будучи в потоке его частью.

Кто практикует т. н. «осознанные сны» сам ещё не осознан и занят мишурой, если не ещё не понял, что жизнь это и есть «сень и соние», тень и сон. И мы всего лишь тени, возомнившие себя личностями. Мы всего лишь образ и подобие, тень, Первоначала, Самого не Себя светящего и отбрасывающего нас, тени, на забор.

В сказке Андерсена и пьесе Шварца подробно рассказано, как Тень отпала от Источника, свобода воли и выбора, как-никак, и восстала на своего творца. А Тень всего лишь должна повторять движения, а не быть их инициатором. Так люди-тени должны быть святыми праведниками, как их Первообраз, только тогда будет гармония, свет и радость. Но мы — пахабные тени, растлевшие во грехах своих и пытаемся подчинить под себя живых, сделать их своими тенями, выстраиваем иерархии: ты моя дневная тень, ты моя вечерняя, а ты ночная, а я — князь мира сего, владыка-патриарх, пахан-батюшка, авторитетный вор-прыщ в законе. Пока и когда человек является тенью Бога до тех пор и тогда он счастлив. Кто умеет петь с хором и вообще способен красиво и гармонично быть членом команды без капитанов, вожаков и солистов, тот поймёт. В аккорде каждая нота важна.

Дети Бога это Его не отпавшие тени. Опавшие листья пойдут в перегной, а вовсе не в гербарий. И никто, кроме их самих, не виноват.

Главный ответ на главный вопрос будет таким: я должен научиться подстраиваться под чувства контактируемых лиц, стать хамелеоном в позитивном смысле, чтобы им было не так одиноко и страшно в этом мире, и тогда мир сей быстро закончится, и меня отпустит этот трип угасающей активности моего правого полушария. А то, глядишь, и левого тоже. А для этого нужно научиться не иметь своих чувств, особенно религиозных, уже стать пустым, угасшим. Не это ли цель аскетических практик? Вопрос риторический, уже являющийся ответом.

Так говорит мне моё левое аналитическое полушарие, а не примитивное корыстное побуждение делать всё, что угодно, лишь бы получить желаемое. Впрочем, не одно ли это и тоже?

И вот, когда я сделаю всё, что должен, мозг отпустит меня и начнётся другое. Лично я так думаю. Или так думает левое полушарие?

Примерно в таких же мирах пребывают писатели — мозг создаёт мир и они его переживают, записывая. Отработав тему, наступает конец этого света и может быть начинается мир иной, иная книга. Так и моя жизнь теперь должна закончиться хепиендом. Или трагедией. Что-то да будет, не может не быть. Я бы хотел, чтобы закончилось всё любовью, но все предпосылки, что я всех поубиваю своими соплями, перешибу, и сам повешусь на нитке или застрелюсь из пальца. Поглядим, посмотрим.

Примечания

73

Фил.1:21

74

Егор Летов, гр. «ГрОб», 1987 г. — «Так далеко»

75

См. РИЧ, Захар Прилепин, Бранимир, 2016 г. — «Серьёзные люди».