Археология авантюр

Геннадий Ульман

Почему археология? Потому что эта наука призвана вскрывать пласты прошлого, малоизвестного или совсем неизвестного. Надеюсь, что уважаемые читатели встретятся как со знакомыми, так и малознакомыми, а то и вовсе неизвестными фигурами — рыцарями авантюр, которые пером или клавишами пишущей машинки создавали самое дорогое для авантюрной и приключенческой литературы (да и для любой литературы) — справедливость.

Англичане в Америке

Чарльз Диккенс

Недовольный Диккенс

Отправились мы в плавание по морю.

Внимательно смотрел я, как живут люди

в чужих странах, интересовался их обычаями,

изучал их языки, и чувствовал себя превосходно.

Синдбад-Мореход 1001 ночь

1842 год. На пароходе «Британия» вместе со своей женой Кэтрин и служанкой в Америку приезжает Чарльз Диккенс, тогда уже известнейший романист по обе стороны Атлантического океана… Путешествие это было крайне неприятным: каюта была маленькой и лишенной комфорта, Диккенс, как и все остальные пассажиры, страдал от морской болезни. В Бостон, оплот американской интеллектуальной элиты, семья Диккенсов прибывает 22 января 1842 года. Последующие две недели они проводят в Бостоне.

Затем исследуют Новую Англию, посещают Вустер, Хартфорд, Нью-Xейвен, а последнюю половину февраля и первую неделю марта проводят в Нью — Йорке. Чарльз Диккенс останавливается в отеле на углу Юнион-Сквер и 14-ой улицы, осматривает манхэттенские трущобы, так называемые пять точек совместно с Германом Мелвиллом, Уолтом Уитменом, легендарным Дэви Крокеттом и… тогда еще не президентом Авраамом Линкольном. «5-ю точками» в то время назывался участок, образованный пересечением улиц Энтони сейчас Уорт; Оранж, сейчас Бакстер; и Кросс, сейчас Парк стрит. Форма этого участка напоминала усеченный треугольник, ограничивавшийся Canal Street, Bowery, Chatham (сейчас Park Row), Pearl Street и Centre Street. Вышеупомянутой комиссии сообщили, что менее безопасного места в Нью-Йорке не найти. Ныне этих трущоб нет, а на их месте процветает Чайнатаун.

В апреле Диккенсы едут в Вашингтон, Пенсильванию, Вирджинию, Мэриленд, Огайо, Кентукки, Миссури и снова Нью-Йорк. В мае Диккенсы любуются Канадой. Они прибывают в Торонто, затем едут поглядеть на Ниагарский водопад, осматривают Онтарио и Монреаль, возвращаются в Нью-Йорк и отплывают в Англию 7 июня 1842 года. Результатом диккенсовского опыта стали «Американские заметки», в которых Диккенс с сарказмом рассказал о том, что видел. Ему очень не понравились американские индейцы (уж больно дикие), не понравилась Америка как таковая, и отнесся он к этой поездке как инспектор, проверяющий работу школы, то есть весьма неодобрительно. Американцы долго ему не могли это простить. В этом же году в Балтиморе он познакомился с Эдгаром По. Они подружились, и черный ворон по кличке Грип, принадлежавший Диккенсу, стал источником вдохновения для поэмы По «Ворон». Пресловутый ворон умер, напившись чернил из чернильницы Чарльза Диккенса. Тоже, видно, хотел стать писателем, как и его хозяин. Но его чучело послужило для Эдгара По отправной точкой для стихотворения «Ворон». К сожалению, дружба эта, со стороны Диккенса, впоследствии охладела из-за неосторожных и несправедливых критических статей По.

В ту пору Диккенсу было тридцать лет, и он уже был знаменит как автор «Посмертных записок Пиквикского клуба», «Оливера Твиста» и «Барнаби Радж», в котором, кстати, фигурировал говорящий ворон. Это был его пятый роман, который наглядно продемонстрировал, как Диккенс любит детективный сюжет и умеет им пользоваться. В честь приезда Диккенса в Нью-Йорке состоялся грандиозный бал, который посетили тысячи людей. Из знаменитостей там присутствовали друг Диккенса Вашингтон Ирвинг, Генри Лонгфелло, Эдгар По, врач, поэт и писатель Оливер Венделл Холмс, Гарриет Бичер-Стоу. Встретился Диккенс и с президентом США Джоном Тайлером. Об этой встрече не осталось, к сожалению, никаких записей. Любопытно, что, по собственному признанию писателя, приезжал он в основном для того, чтобы заключить выгодные контракты с американскими издателями, то есть для того же, для чего и сегодня приезжают многие — заработать денег.

Это был его первый, но не последний приезд в Соединенные Штаты.

Возвращение в США Чарльза Диккенса, который учел предыдущие ошибки

Диккенс прибыл в США во второй раз, как говорилось выше, в 1867 году. Прибыл он сперва в Бостон, где его ожидала местная элита писателей.

Надо сказать, что своими критическими «Американскими заметками», написанными после первого визита в Соединенные Штаты, Диккенс вызвал немалое возмущение и среди писателей, и среди читающей публики. Его довольно нелицеприятно упрекали в том, что он «ел их пищу, принимал их искреннее гостеприимство, зарабатывал деньги и при этом посмел скептически отнестись к стране, оказавшей ему такой восторженный прием». Более того, Вашингтон Ирвинг, так по-дружески встретивший Диккенса у себя дома в 1842 году, заметно охладел к Диккенсу, и их отношения так никогда и не восстановились. Диккенс на эти выпады, вполне справедливые, сперва не отвечал вовсе, а затем заявил, что он писатель и как таковой имеет право на свою точку зрения, которая не может и не должна зависеть от гостеприимства.

Но, разумеется, в течение второго визита он уже вел себя осмотрительнее, видимо, признав определенную правоту своих критиков.

На сей раз это был уже не просто знаменитый писатель, а писатель, переведенный на десятки языков, к тому же весьма состоятельный, а американские издатели делали его еще богаче. Диккенс остановился и прожил довольно долгое время, почти полгода, в отеле «Вестминстер», который располагался по адресу: Ирвинг-Плейс и 47 Восточная 17-ая улица. Название Ирвинг, конечно, связано с Вашингтоном Ирвингом. Так Ирвинга увековечил его друг, картограф Сэмюэл Рагглз. Ну, и, к слову, для полноты впечатления: в доме напротив жила литературный агент Оскара Уайльда и Бернарда Шоу, так что место это знаменитое и заслуживающее внимания.

Но вернемся к Диккенсу. 18 апреля 1868 года в его честь был дан ужин в знаменитом и ныне ресторане «Дельмонико», а 20 апреля Диккенс выступил в Стейнвей-Холл (это было его 76-е выступление — в целом Диккенс заработал за свои выступления невероятную сумму в девятнадцать тысяч фунтов стерлингов).

Марк Твен, обожавший Диккенса, комментируя выступление последнего, и тут не удержался от того, чтобы не пошутить: «Говорит великий Диккенс плохо, глотает слоги, слова произносит по-английски, так что, по всей вероятности, он англичанин».

Диккенс же в своей речи заявил, что отрицательное впечатление от Америки, полученное им двадцать шесть лет назад, полностью сгладилось, и что Нью-Йорк, по его мнению, стал великим городом. После чего писатель возвратился в Англию, где через 2 года умер в возрасте 58 лет, так и не завершив последний труд своей жизни, который был посвящен его другу Уилки Коллинзу, — готический детектив «Тайна Эдвина Друда». Но это, как говорится, совершенно иная история, полная тайн, разгадка которых отсутствует еще и сегодня.

Двое детей Диккенса — Френсис и Альфред (всего у него детей было десять) — имели определенное отношение к Америке.

Френсис Джеффри Диккенс (1844—1886), сын писателя, уехал в Канаду, где стал офицером прославленной канадской северо-западной конной полиции. Умер он в Америке в городке Молин, штат Иллинойс, в 1886 году, ничем особым себя не проявив.

Альфред Д'Орсэй Теннисон Диккенс (1845—1912), названный так в честь двух людей — знаменитого художника и знаменитого поэта, прожил 45 лет в Австралии, затем читал лекции о жизни и творчестве своего отца в США и умер в Нью-Йорке во время своего лекционного турне. Ну и, наконец, самый успешный из детей Диккенса — Генри Филдинг Диккенс (1849—1933), также как и все остальные наследники, названный в честь прославленных писателей, удостоился звания рыцаря и опубликовал несколько книг о своем отце.

Уилки Коллинз, удовлетворенный Америкой

Заставьте их смеяться, заставьте их

плакать, заставьте их.. ждать…

Уилки Коллинз

Немного об Уилки Коллинзе. Этот прославленный мэтр сенсационного детективно-психологического романа, автор «Лунного камня» и «Женщины в белом» — предмет искреннего восхищения и даже некоторой зависти его друга и родственника Чарльза Диккенса — тоже побывал в Нью-Йорке. Увы, сведений об этом не слишком много.

В 1867 году Коллинз провожал из Ливерпуля Диккенса, который во второй раз направлялся в Нью-Йорк. В 1870 году Диккенс умер. Боль от утраты друга, соавтора, родственника (брат Коллинза, Чарльз, женился на дочери Диккенса Кейт в 1860 году) и единомышленника была велика, и в 1874 году Коллинз также едет в Соединенные Штаты, чтобы развеяться и утвердить себя в качестве писателя с мировым именем. 25 сентября 1874 года Коллинз прибывает в Нью-Йорк и уже 27 сентября читает приветственную речь, озаглавленную им «Американское гостеприимство». Происходит это в знаменитом клубе «Лотос» (бывшем особняке Вандербильда) по адресу: 5-aя Авеню, 558. Клуб этот был основан как общество литераторов, вход туда был и по сию пору является ограниченным — только по личному приглашению члена клуба. Марк Твен был одним из его почетных членов. Коллинзу аплодируют: говорить он умел так же хорошо, как и писать.

Уилки Коллинз

10 ноября Коллинз присутствует на премьере своей пьесы «Новая Магдалина» на Бродвее, а затем уезжает в Бостон, где знакомится с Марком Твеном и Генри Лонгфелло. Оба отзываются о Коллинзе с восторгом и теплотой.

Затем Коллинз уезжает в Англию, где вдохновленный общим признанием продолжает писать.

Пристрастие к опиуму послужило в конце концов причиной его смерти. Опиумом он спасался от мучительных подагрических болей.

Хорошо зная его действие, Коллинз описал этот гибельный напиток в романе «Лунный камень». Фактически опиум и стал стержнем сюжета, как, конечно, помнят читатели.

Думается, многие помнят еще один знаменитый роман Коллинза — «Женщина в белом», — с которого, собственно, и началась эпоха так называемого «сенсационного романа». В США это один из самых излюбленных и известных, часто переиздаваемых романов. В наши дни это литературное произведение было продолжено англичанином Джеймсом Уилсоном, родившимся в Кембридже в 1948 году и закончившим Оксфордский университет. Роман «Темный ключ» (The Dark Clue, в русском переводе «Игра с тенью»), опубликованный в 2006 году, — довольно умелая подделка под викторианский триллер. Там действуют основные персонажи из «Женщины в белом»: Уолтер Хартрайт, художник и счастливый супруг Лоры Фэрли, и сестра Лоры, Мариан Голкомб. Сюжет этого романа заключается в том, что некая высокопоставленная английская леди поручает Хартрайту написать биографию не так давно умершего, гениального английского художника Тернера. Уолтер, истосковавшись по каком-нибудь достойному делу, опрашивает друзей покойного художника, знакомится с теми, кто был ему дорог. Постепенно Уолтер начинает понимать, что в жизни Тернера темного и болезненного было намного больше, чем светлого и радостного. Будучи человеком не слишком стойким, Уолтер начинает себя отождествлять с Тернером и в конце концов заканчивает свое расследованием моральным крахом и безумием. Более того, сама Мариан, памятная читателям силой духа и стойкостью нравственных принципов, становится жертвой сломленного духа Уолтера, а попросту говоря, его любовницей, при этом не слишком сопротивляясь возникшему искушению. Правда, именно раскаивающаяся Мариан привозит обезумевшего Уолтера к жене и способствует его выздоровлению. Поскольку фактических данных о жизни Тернера даже сегодня мало, многое в романе остается неясным, недосказанным, психологически недостоверным, в частности, конечно, прорисовка портретов Уолтера и Мариан, уж очень быстро предавших, соответственно, горячо любимую сестру и горячо любимую жену. Интересно отметить, что «Игра с тенью» построена в виде писем и записей в дневнике, как и «Женщина в белом». Однако, несмотря на то что роман неплохо принят в Америке, где всеобщее увлечение некоторыми частностями неофрейдизма весьма высоко, Джеймс Уилсон все же не Уилки Коллинз, и, хотя бывают продолжения не хуже оригинала, в данном случае, к сожалению, это не так. Не всегда сочувствуешь героям, некоторые пассажи вместо сочувствия вызывают недоумение и даже досаду, а герои, успешно противостоявшие воле и характеру графа Фоско, одного из отрицательных персонажей «Женщины в белом», так нелепо сломавшиеся вследствие попытки всего лишь заглянуть в чужую жизнь, не вызывают живого интереса.

А ведь именно Коллинз, создавая сенсационный роман, писал о читателях: «Заставьте их плакать, заставьте их смеяться… заставьте их ждать…» Неплохая формула, не так ли? О такой реакции публики мечтает любой автор.

О потомках Коллинза мне удалось узнать немного. У писателя никогда не было жены, но зато были две возлюбленные. Одновременно. Одна из них, Марта Радд, родила Коллинзу трех дочерей, официально им признанных. Так что от одной из них у Уилки Коллинза сейчас есть праправнучка, Фейт Элизабет Даусон, в замужестве Фейт Кларк. Муж ее, Уильям Кларк, финансовый директор лондонской «Таймс», писатель и издатель, женившись, стал уникальным обладателем семейных архивов, которым потомки Коллинза делились весьма неохотно. Так что, потратив несколько лет на изучение различных документов, Кларк совместно с профессором английского языка из Иллинойского университета, Бейкером, в 1988 году опубликовал самую полную биографию знаменитого автора под интригующим названием «Тайная жизнь Уилки Коллинза». Это действительно захватывающее чтение, и читается эта биография с не меньшим восторгом, чем книги самого Коллинза.

Уилки Коллинз — автор множества романов, но завещал его похоронить, упомянув на надгробном камне лишь один из них: «Уилки Коллинз (1824—1889), автор „Женщины в белом“ и других произведений».

Так и гласит надпись на его могильном камне на лондонском кладбище Кенсал-Грин. Больше ни одного слова.

Две поездки Уильяма Теккерея в Соединенные Штаты Америки

Обычно имена Диккенса и Теккерея стоят рядом, не уступая друг другу в величии и значимости. Следуя за своим другом (с некоторой оговоркой они были друзьями, хотя впоследствии сильно поссорились), в Америке побывал и Уильям Теккерей.

С конца 40-х годов знаменитый роман Теккерея «Ярмарка тщеславия» уже был «пиратским» образом напечатан в Нью-Йорке братьями Гарперами. Так что Теккерей был достаточно известен в США.

В 1852 году Теккерей принял приглашение Библиотечного общества Нью-Йорка совершить лекционное турне в Америку. Сведения об этой поездке весьма скудны, и получить хоть какую-нибудь информацию оказалось возможным в основном из книги спутника и секретаря Теккерея, профессионального художника, Айра Кроу «С Теккереем в Америке».

Лекции, которые читал Теккерей в Америке, были посвящены английским юмористам и проходили вполне успешно с октября 1852 года по апрель 1853 года. Теккерей посетил, разумеется, Нью-Йорк, где подружился с семейством неких Бакстеров. С особенной нежностью он отнесся к дочери Бакстеров, Салли, юной, прелестной девушке, в которой жизнь била ключом. Именно она стала прототипом Этель Ньюком в романе Теккерея «Семья Ньюком». Чуть позже Теккерей стал ухаживать за девушкой, но она была на двадцать лет его моложе, так что семья к его ухаживаниям отнеслась неодобрительно, и в конце концов Теккерея остановили, выдав Салли замуж за другого человека.

Он побывал и в семействе издателей братьев Гарперов в Нью-Йорке, и, как с улыбкой вспоминала дочь одного из Гарперов, увидев девушку, Теккерей спросил: «Так это Вы — дочь «пирата?»

Уильям Мейкпис Теккерей

Маршрут его обычен для приезжих лекторов: Филадельфия, Балтимор, Вашингтон, Ричмонд, Чарльстон и Саванна.

Увез он с собой двенадцать тысяч долларов, но вел себя при этом осторожнее и мудрее, чем Диккенс, ни словом не обмолвившись о каких-либо американских недостатках.

Однако Теккерей в одном из писем домой пишет, что ему не очень по душе американские темнокожие, хотя, конечно, сам институт рабства он осуждает.

В 1855—1856 годах Теккерей снова приезжает в США с новым курсом лекций, но на сей раз зарабатывает меньше. Впрочем, он к этому отнесся со свойственным ему юмором, ведь основное дело сделано. Он себя утвердил в качестве писателя в Америке, а это стоит дороже, чем деньги.

«Виргинцы» и «Генри Эсмонд» — результат его странствий по США, и, несмотря на то что некоторые американцы были недовольны за то, что Теккерей изобразил генерала Вашингтона недостаточным героем, романы эти вошли в золотую сокровищницу литературы.

У Теккерея было три дочери, одна из которых умерла в младенчестве. Старшая дочь, Анна Изабелла Теккерей, леди Ричи (1837—1919), провела почти всю жизнь в Англии и Франции.

Она вышла замуж за своего кузена, Ричмонда Ричи, политика, посвященного в рыцари и работавшего заместителем премьер-министра Великобритании вплоть до его смерти в 1912 году. Ее друзьями были Вирджиния Вульф, сын поэта Альфеда Теннисона, Халлам, поэт Суинберн и другие выдающиеся представители литературы и искусства.

Леди Анна Ричи продолжила дело своего отца, став известной писательницей, автором многих романов, публикующихся по сей день, таких как «Мисс Ангел», «История Элизабет» и многих других, хотя славы своего отца все же не затмила. Но имя ее широко известно среди англо — и франкоязычных читателей.

Редьярд Киплинг в Америке

А мы уходим рано,

запутавшись в долгах,

С улыбкой д’Артаньяна,

в ковбойских сапогах

Иду как старый мальчик,

Куда глаза глядят,

Я вовсе не обманщик,

Я Киплинга солдат

Юрий Кукин Солдат Киплинга

Жизнь одного из лучших рассказчиков мира, Редьярда Киплинга, расписана литературоведами, советскими, российскими, зарубежными, буквально по дням.

Поэтому я просто изложу, как Киплинг открывал свою Америку, в расчете на то, что не все, наверное, эти отчеты читали, а если и читали, то, наверное, не помнят, как и где Киплинг жил в Америке. А главное, что он написал, живя в США.

Думается, представлять Киплинга нужды нет. Просто, когда Никита Михалков берет гитару в «Жестоком романсе» и поет «Мохнатый шмель на душистый хмель…», все ли помнят, что это талантливый перевод стихов Киплинга?

Когда много лет назад в России два молодых виртуоза-гитариста — Александр Алабин и Сергей Швец — исполняли «Серые глаза — рассвет…», и в зале слушали, замерев, талантливый симбиоз музыки и стихотворения, все ли знали, что эти русские строчки, полные пены, запаха моря и восторга перед красотой «ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВА ЖЕНЩИНЫ», принадлежат ему же, Киплингу?

Я думаю, что знали все. Мы любили Киплинга. И товарищ мой, еще совсем мальчишка, потерпев первое и, увы, не последнее крушение любви в своей жизни, с трудом удерживаясь от слез, говорил: «Жил-был дурак. Он молился всерьез, (Впрочем, как Вы и Я), Тряпкам, костям и пучку волос. Все это пустою бабой звалось, Но дурак ее звал Королевою Роз. (Впрочем, как Вы и Я)». Это тоже Киплинг в переводе Константина Симонова. Помогло ли? Не ведаю. Думаю, что помогло, ибо такова истинная роль любого стихотворения — исцелять.

А помните… вкрадчивый голос Багиры: «Ну, Маугли, чему я тебя учила?!»

И голос Маугли: «Мы одной с тобой крови, ты и я». Да что же после этих слов, затверженных в детстве как катехизис, могло быть невозможно? Любая драка гасла, когда звучали эти волшебные слова. Хотя в оригинале киплинговский кот был именно котом, а не кошкой.

Писательница, ныне полузабытая, Ариадна Громова написала фантастический роман, название которого и было «Мы одной с тобой крови…» Неплохой роман, между прочим; но читали мы его прежде всего из-за названия, которое звенело, как пароль на вход в страну, где звери могут не только говорить, но даже сражаться за справедливость. Ну что же, читатели, я уверен, и сами знают, что Киплинг, родившийся в Бомбее, закончивший свой земной путь в Великобритании и ставший великим писателем в небольшом американском штате Вермонт, не нуждается в особых представлениях. Все то, что мною сейчас написано, — это не знакомство; это дар любви, восторга и упоения гением Киплинга.

31 мая 1889 года, после поездки в Японию, молодой человек по имени Редьярд Киплинг, так сказать, широко известный в узких кругах, прекрасный рассказчик, неплохо зарабатывающий своей литературной деятельностью, почти никому не известный в Соединенных Штатах, попадает в Сан-Франциско. Впрочем, о Киплинге с одобрением отзывается Оскар Уайльд (но он ирландец); Конан Дойль — англичанин; Райдер Хаггард — и снова англичанин. Одним словом, Америке нужно понравиться и, судя по всему, без особой протекции.

Хотя, кажется, Киплинг и не особо стремится стать узнаваемым. Он прежде всего хочет познакомиться со своим кумиром, Марком Твеном, и ему это удается. В своих воспоминаниях, Киплинг подробно описывает эту встречу, о которой у Твена не остается никакого следа в памяти. Киплинг выспрашивал у живого классика, не собирается ли последний все же поженить Тома Сойера и Бекки Тэтчер, на что получил не слишком вразумительный ответ Твена, что тот и сам не знает, что делать со взрослым Томом Сойером. Несколько лет спустя Твен снова встретился с Киплингом, уже знаменитым автором, и с трудом восстановил в памяти обстоятельства их первой встречи. Ну что ж, как писал русский поэт по совершенно иному поводу, «бывают в жизни встречи…», когда один гений не распознает другого.

К слову, в романах, посвященных дальнейшей жизни Тома Сойера, Марк Твен действительно старательно избегает любовной интриги, и, в общем, так и непонятно, что же все-таки произошло с Бекки, которая просто не имела никакого права связать свою жизнь с кем угодно, кроме самого Тома.

В Сан-Франциско Киплинг с удовольствием бывает в масонском клубе «Богемия» и, будучи и сам масоном, с определенным сарказмом пишет очерки об американском «золотом тельце», о жутком прагматизме американцев… и восхищается американскими девушками, раскованными красавицами, совсем не такими чопорными, как англичанки. Наверное, как об этом пишет один из исследователей, таким образом Киплинг предчувствует свою будущую судьбу — брак с американкой и несколько лет, проведенных в США. Понимаю, что не по теме, но не могу удержаться оттого, чтобы не отметить, что судьбу Бекки Тэтчер все же решила современная писательница, Ленор Харт, выдав ее замуж… за кого бы вы думали? За Сида Хопкинса, двоюродного брата Тома, его вечного недруга. Хотя… не прекращая любить Тома. Этот странный любовный треугольник на полудетективной основе, похоже, завершает все, что, возможно, хотел сказать Марк Твен. Но спешу назад к теме.

Несколько недель, будучи страстным рыболовом, удит лососей в озере Клакомас, посещает китайский квартал Сан-Франциско (при этом таинственно сообщает, что стал свидетелем убийства — «желтая опасность» — страх американцев перед угрозой китайского превосходства, то ли реальный, то ли вымышленный, только-только начинает проявляться) и осенью возвращается в Ливерпуль, Англию.

Теперь ему предстоит еще одна поездка в США — «приехать, увидеть, победить».

От Мандалея до Вермонта

Возвращайся в Мандалей,

Где стоянка кораблей,

Слышишь, плещут их колеса

Из Рангуна в Мандалей!

Рыб летучих веселей

На дороге в Мандалей,

Где заря приходит в бухту,

Точно гром из-за морей

Р. Киплинг На дороге в Мандалей

Кто мог подозревать в рассказчике увлекательных экзотических историй, невысоком усатом крепыше Киплинге, будущую мировую знаменитость? Индия и Африка — это то, что он хорошо знал и умел передать это знание своим слушателям и читателям. Вскоре в Лондоне фамилия Киплинга становится так же известна, как фамилии политических деятелей.

Сам Джеймс Барри, автор прелестной детской сказки о нестареющем мальчике «Питер Пэн», одобрительно отозвался о молодом авторе пока что единственного романа «Свет погас», хотя и с оговорками, смысл которых заключался в молодости автора и недостаточном знании жизни. В этом романе дух захватывало от экзотических схваток в дальних странах. Пустыни, любовь, мужество, печальный конец…

Индия с легкой руки Киплинга заинтересовала читающих англичан не только как объект завоевания, но и как страна с древнейшими обычаями и культурой, ничего общего с европейской, не имеющей, а может быть, в оной и не нуждавшейся.

Нельзя, конечно, сказать, что Киплинг был первый автор, уделивший Индии такое пристальное внимание, однако он, пожалуй, был первый, кто описывал не только экзотику, но и быт страны, и делал он это талантливо и с глубокой симпатией к жителям, считавшимися дикарями. Неудивительно, ведь он писал о стране своего детства.

Французские писатели: Луи Жаколио, Рене Пон-Жест и все тот же Жюль Верн — немало страниц посвятили этой древнему государству, жрецы которого, казалось, знали все секреты жизни и смерти. Но это же были французы! Что эти извечные враги Великой Британии могли знать такого, чего не знали бы сами англичане? Да и не переводились они, за исключением Жюля Верна, на английский язык.

Впрочем, к индийской мистике обратился и Роберт Стивенсон в романе «Владетель Баллантрэ», а Стивенсон французом не был. И близкий друг Киплинга, Артур Конан Дойль, отдал должное Индии в «Знаке четырех». И Уилки Коллинз мастерски изобразил странствующих и таинственных индийских факиров, движимых жаждой мести и желанием возвратить «лунный камень» на надлежащее ему место (голову местного божества) в романе «Лунный камень». Словом, какие-то сведения об этой удивительной стране имелись. Но можно ли их назвать достаточными?

Если читателям интересно, могу для справки сообщить, что и крупный русский писатель в середине 80-х годов XIX века, отродясь в Индии не бывавший, также увлекся индийскими тайнами. Звали этого писателя Иван Сергеевич Тургенев, а плодом его увлечения стал рассказ, или если хотите, небольшая повесть, совершенно нехарактерная для его творчества, — «Песнь торжествующей любви».

Возвращаясь к Киплингу, следует сказать, что критика все же не одобрила его роман, обвиняя автора в «безжизненных персонажах». Правы были критики или нет, но Киплинг с каждым днем становился все известнее. Индия, Бирма — весь Восток в его изложении очаровывал и покорял сердца.

В этот же период в Лондоне обитал некий молодой американец с французской фамилией Балестье, Уолкотт Балестье. Был он, как пишут биографы, чрезвычайно обаятелен, подвизался в литературных кругах Лондона, считался своим человеком среди писателей, заключал контракты с авторами для публикации их произведений в США.

Уолкотт Балестье

Киплинг и Балестье познакомились, подружились и, будучи молодыми людьми, тут же задумали литературный проект, то есть решили написать приключенческий роман о «западе и востоке» одновременно, остроумно названный русским биографом Киплинга «истерн-вестерн». Киплинг, разумеется, взял на себя восточную экзотику, а Балестье, впервые занявшийся писательством, американскую, неменьшую экзотику.

Роман назывался «Наулака», что в переводе на русский язык обозначает «Девять лакхов», или «Девятьсот тысяч рупий», цена ожерелья главного героя Ситагая, то есть иносказательно «сокровище».

С целью освежить в памяти восточную экзотику Редьярд Киплинг вновь посещает Индию, где встречается с горячо им любимыми родителями, едет в Африку и еще раз, ненадолго, в Америку, куда вскоре приезжает, как сказали бы сейчас, на постоянное местожительство.

Роман был написан и опубликован в 1891 году. Публиковался он и в России, как принято говорить, до революции дважды, в 1896 году и в 1909 году. Не так давно был сделан новый русский перевод «Наулаки», и читатель может с ним ознакомиться на страницах журнала «Вокруг света». А в штате Вермонт существует своя Наулака. Так Киплинг назвал свой американский дом, в котором прожил всего четыре года, а хотел прожить всю жизнь.

Штат Вермонт

И спускаемся мы с покоренных вершин.

Что же делать? И боги спускались на землю

В. Высоцкий

В 1891 году Уолкотт Балестье, находясь в Германии, неожиданно умер. Киплинг тяжело перенес эту смерть. Особо близких друзей у него никогда не было. Были люди, которых он уважал, писатели, перед талантом которых он преклонялся, но друзей… С этим было сложнее. Впоследствии он был очень дружен с Конаном Дойлем и Райдером Хаггардом, благоговел перед талантом Роберта Стивенсона, которого так никогда лично и не увидел, уважал критика и писателя Эндрью Ланга, и все же такого близкого друга, как Уолкотт, так больше и не было.

Возможно, любовь к сестре Уолкотта, Каролине Балестье, в какой-то степени была продиктована подсознательным желанием найти в этой молодой женщине черты своего друга. Трудно сказать… Впоследствии отношение Киплинга к жене трудно было назвать нежным.

Киплинг был человеком скрытным во всем, что касалось его личной жизни. Даже в своих мемуарах он достаточно осторожен, описывая свои чувства и мысли.

Так или иначе, Редьярд и Каролина поженились, а свадебное путешествие решили совершить туда, где жила семья Каролины, в штат Вермонт, городок Браттлборо.

В 1892 году, совершив тяжелое морское путешествие (Киплинг, несмотря на свою страсть к перемене мест, страдал от морской болезни), юные Киплинги прибыли к месту назначения, естественно, предварительно посетив Нью-Йорк.

В Браттлборо было красиво, зелено, уютно, были горы (Киплинг, проведший детство в Индии, любил горы), а главное, тихо. И тогда, и позже, Киплинг стремился к затворничеству, как, наверное, и все писатели, и поэты. «Служенье муз не терпит суеты», — сказал другой великий поэт и был, конечно, прав. Суеты здесь не было. Можно было сосредоточиться и писать.

Случилось так, что банк, где хранились сбережения Киплинга, лопнул, и это укрепило молодую чету в желании остаться в Америке.

Откупив участок в одиннадцать акров у брата Каролины Битти в городке Думмерстон и временно сняв маленький коттедж, Киплинги стали обдумывать свое будущее жилье. Городок был такой же тихий, к тому же везде возвышались горы. Внимание Редьярда особенно привлекала одна замечательная вершина, как называл ее Киплинг, «таинственная», ибо она то исчезала, то появлялась из нависших облаков. И название ее было вполне подходящим для романтической натуры писателя — индейское слово Монаднок. Она относилась к горной цепи с не менее романтическим названием Вантастикет. Из окон открывался вид на реку Коннектикут. Здесь и решают обосноваться Киплинги навсегда.

К слову. В 1977 году приблизительно в сорока милях от Думмерстона, в городке под названием Кавендиш, поселяется еще один вермонтский «изгнанник» — Александр Солженицын.

Вот и получается, что Вермонт — прибежище двух лауреатов Нобелевской премии по литературе — Киплинга и Солженицына. Что же касается времени получения «Нобелевки», то здесь явно без мистики не обошлось: Киплинг стал лауреатом в 1907 году, а Александр Исаевич — в 1970 году. Поневоле заинтересуешься нумерологией.

Однако вернемся к Киплингу. Нанятый им нью-йоркский архитектор, друг семьи Балестье, Генри Рудгерс Маршалл, проектирует дом в виде «корабля», «Ноева ковчега», как называют его окружающие. Киплинг действительно чувствует себя капитаном корабля, и к нему в «каюту» просто так не зайдешь. Исключение делается только для жены, у которой тоже свой отдельный кабинет. Здесь Киплинг написал роман о море «Мужественные капитаны». Дом, наверное, помог!

В 1892 году у Киплингов рождается девочка, любимица папы и мамы, названная Жозефиной, в 1894 году их посещает добрый друг Киплинга, Артур Конан Дойль с братом Иннесом, они проводят несколько вечеров вместе, играют в гольф. Киплинг в восторге от создателя Шерлока Холмса, они проводят время в бесконечных поисках сюжетов и неизменном табакокурении.

В 1892 году к Редьярду Киплингу обращается уже известная нам Мери Мейпс Додж с предложением и просьбой написать что-либо экзотическое для детей, связанное с далекой Индией.

Вот здесь, уважаемые читатели, я хотел бы приостановиться. Есть множество мнений и версий по поводу того, как произошло это выдающееся, экстраординарное событие.

Например, американка Виктория Уинтон в романе «Закон Джунглей», опубликованном в 2007 году, прибегает к помощи воображения и описывает, что якобы напротив дома Киплингов «Наулаки», названном так в честь Уолкотта, жила семья Конноли: отец, мать и их одиннадцатилетний сын, Джо.

Вот как раз для него и сочиняет Киплинг свою бессмертную историю. Он обостряет отношения с ревнивым собственником — отцом мальчика, но этот мальчик для писателя — настоящая лакмусовая бумага, на которой он проверяет, интересны ли его истории детям. Следует, конечно, учитывать, что и Маугли в период важнейших для него событий было как раз было одиннадцать лет.

Однако, хотя роман написан живо и интересно, но никакая семья Конноли рядом с Киплингами не жила. Что поделать, роман есть роман.

А что же было в действительности? Должно быть, вспомнились легенды, бытовавшие в Индии об оставленных в джунглях детях, — Киплинг знал десятки таких легенд. Дальнейшее для гения уже сложности не составляло. Редьярд прекрасно владел языком хинди, поэтому почти все имена главных героев выдумывать не пришлось. Балу — и обозначает медведь, Табаки — и есть шакал, Бандар-Логи — переводится как «лесной народец», то есть обезьяны, и Багира, вы угадали правильно, читатели, «черная пантера».

Киплинг выдумал только имя Маугли — «лягушонок». Но выдумал раз и навсегда.

Почти через двадцать лет после «Маугли» другой писатель, неистощимый выдумщик и талант, введет в литературу еще одного приемыша диких животных. Фамилия писателя также стала известна всему миру — Эдгар Райс Берроуз. А героя его звали Тарзан, в переводе с обезьяньего «белая кожа». Берроуз ничего не списал у Киплинга. Просто ему хотелось продолжения, а так как продолжения не последовало, пришлось выдумывать свое собственное, обессмертившее его имя. Далее жанр обогатился новыми романами и повестями, иными именами и фамилиями. Жанр стал называться по имени героя Берроуза «тарзаниада». Отметились в нем и российские авторы. Это и «Малыш» братьев Стругацких, и роман Леонида Глыбина «Дангу». Прошу простить за отвлечение и возвращаюсь к Киплингу.

Мери Мейпс Додж получает для своего детского журнала «Святой Николас» больше, чем могла ожидать. Молодой человек, Редьярд Киплинг, будущий империалист, будущий лауреат Нобелевской премии, замечательный поэт, автор очаровательных сказок, в принципе, уже мог бы ничего не писать. Он — автор «Маугли», и это имя становится известно всем, кто умеет читать.

Что же дальше? Рождение сына Джона, затем нелепый конфликт с завистником, пьяницей и скандалистом Битти, братом Каролины, вообразившим, что он не только может, но и обязан диктовать сестре и ее мужу, как жить и как использовать проданную им землю.

В 1896 году Киплинги, страшась все возрастающих скандалов, связанных с их семьей, вынуждены продать «Наулаку» своей приятельнице Мери Кэбот, купившей дом для своей сестры миссис Холбрук, жены внука губернатора Вермонта.

В этом же году Киплинги уезжают в Англию. Редьярд признается знакомому: «На свете есть всего два места, где я хотел бы поселиться, — Бомбей и Вермонт. И я не могу жить ни там, ни тут».

По пути в Англию от воспаления легких умирает дочь Жозефина. Редьярд Киплинг так никогда и не смог оправиться от этой утраты. Тем не менее Америку и Вермонт он всегда вспоминал тепло и нежно.

«Наулака» существует и поныне в Думмерстоне, штат Вермонт. Место, на котором он расположен, называется Дорога Киплинга. Это не музей. Желающие могут снять этот дом в аренду на две недели или месяц и насладиться видом стола, за которым был написан «Маугли», подержать в руках статуэтку Багиры — подарок Редьярду Киплингу от его друга и почитателя Джоэля Харриса, автора «Сказок дядюшки Римуса», покататься на лыжах, поглядеть на спокойно текущие воды реки Коннектикут.

И оживить в собственном воображении давнее прошлое.

Поездки Артура Конан Дойля в Америку

Шерлок Холмс как «Золотой сон» человечества

Есть только два способа удостовериться

джентльмен ли ты: первый — рыцарское

отношение к женщине; второй — крайняя

щепетильность в финансовых вопросах,

и третий — благородство по отношению к

тем, кто слабее и ниже тебя на

общественной лестнице»

Адриан Конан Дойль О моем отце

В 1894 году Артуру Конан Дойлу было тридцать пять лет. Он был известен как врач, знаменит как спортсмен, особенно в силовых видах спорта (например, бокса), уважаем как джентльмен, принадлежащий к старинному ирландскому роду, и велик как создатель одного из самых притягательных мифов на Земле — мифа о всемогуществе человеческого разума. Стремление молодого врача заработать хоть какие-нибудь деньги, которые никак не зарабатывались медицинской практикой, одарило сперва англичан, а затем и все человечество высокой худощавой фигурой Шерлока Холмса, неотразимым холмсовским обаянием и гениальным мозгом, способным разрешить любую загадку.

Человечество, устав от комплекса неполноценности, наконец-то свято уверовало в то, что нет такой тайны, которую не смог бы понять и разгадать человеческий разум.

Помните, читатели, французского поэта Беранже? Слова его песни стали рефреном в пьесе Горького «На дне».

Не могу отказать себе в удовольствии процитировать их здесь:

Господа, если к правде святой

Мир дорогу найти не сумеет,

Честь безумцу, который навеет

Человечеству сон золотой

До Конан Дойля такой «золотой сон» не удавался еще никому: ни талантливому французу Габорио с его сыщиком Лекоком, ни гениальному американцу Эдгару По с его творением — Дюпеном, ни англичанину Уилки Коллинзу с сыщиком Каффом — предшественниками Шерлока Холмса. Публика читала, публика восхищалась, но никому и в голову не приходило, что литературные герои могут восприниматься как живые люди. Врачу из Эдинбурга, Артуру Конан Дойлю, это удалось первому. В Холмса поверили, и это неудивительно — он был абсолютно живой, прежде всего потому, что он был не только великим детективом — он был, прежде всего, другом без определенного высокомерия и аристократизма Дюпена. С таким человеком, как Холмс, хотелось жить рядом, потому что в таком случае, с помощью холмсовской проницательности, твой тыл надежно защищен и ты всегда знаешь, что поступаешь правильно, что тебе помогут правильно выбрать друзей, жену, мужа. Обаяние этого сыщика ведь не только в разгадываемых Холмсом преступлениях. И даже не в уроках наблюдательности, которые полезны всегда. Суть в том, что Холмс насквозь видел не только, откуда человек родом, а всю его натуру. Всего человека насквозь. Не только подозреваемого. Любого. Вот в чем, на мой взгляд, дело. Помочь сделать выбор. Лучше, чем отец и мать, лучше, нежели любая цыганка. Разве правильный выбор не есть настоящий «золотой сон» человечества?

Америка, для которой романы о Холмсе не требовали перевода на другой язык, были особенно потрясены великим детективом, вероятно, потому что этот персонаж полностью отвечал одной из идей национального самосознания — умный и сильный, не слишком многословный мужчина, не лишенный честолюбия, в одиночку спасает то одного клиента, то целую страну.

Именно в Америке Холмс нашел свою вторую родину и ревностных почитателей своего гения.

Конан Дойль недоумевал и возмущался. Он создал не одного Холмса, о котором больше писал для собственного развлечения и увеселения.

Ведь к этому времени были опубликованы и с лихорадочной скоростью публикой прочитаны не только холмсовские «Этюд в багровых тонах» и «Знак четырех», но уже создан «Белый отряд», великолепный исторический гобелен средневековой Англии, исторический роман «Майка Кларк» (никак не могу понять, почему русские переводчики, пренебрегая новейшими принципами транслитерации, упрямо пишут «Мика Кларк»). Средневековая Англия…

Ее отважные рыцари и их несокрушимый кодекс чести, их отношение к «даме сердца», друзьям и врагам, вызывали ностальгию по никогда не виденному и у Стивенсона, и у Хаггарда, и у Конан Дойля. Романы, написанные на именно эту тему, были настоящими романами, а не детской забавой.

Так, во всяком случае, считал Конан Дойль.

Разрешите мне привести цитату из стихов одесского поэта Семена Кессельмана.

Воздух ясен и деревья голы,

Хрупкий снег как голубой фаянс,

По дорогам Англии веселой,

Вновь трубит почтовый дилижанс

Догорая над высокой крышей,

Гаснет в небе золотая гарь,

Старый гномик над оконной нишей,

Вновь зажег решетчатый фонарь

Вот эти изящные стихи, чем-то похожие на старинную статуэтку, наверное, могут объяснить, по какой неведомой им Англии тосковали великие романисты.

Артур Конан Дойль так и прожил свою жизнь — рыцарем, это слово просто трансформировалось в более современное — джентльмен.

Но вернемся к 1894 году. В этом году прославленный создатель Холмса решил посетить Соединенные Штаты Америки с двумя целями — первой, сугубо коммерческой, — попытаться заработать, и другой, не менее важной, — утвердиться в качестве писателя на ином континенте.

Дойль, невероятно привязанный к своей семье, уговорил поехать с собой своего родного брата, Иннеса Дойля, офицера, закончившего Королевское военное училище в Вулидже.

В октябре 1894 года на старом немецком судне «Эльба» Артур и его брат Иннес пересекли Атлантический океан.

Как пишет об этом сам Дойль, на судне были разные пассажиры, американцы и немцы, но англичан, как ни странно, не было, и в какой-то праздник на корабле, раздраженные изобилием американских и немецких флагов, оба патриота, Артур и Иннес, демонстративно за своим столиком в корабельном ресторане подняли национальный флаг Британии «Юнион Джек».

Забавный инцидент, конечно. Характерный для максимализма молодости. Впоследствии и сам Дойль относился к нему с юмором, однако значимый. Конан Дойль всегда, до конца своих дней, был патриотом, в высоком смысле этого затертого частым употреблением слова.

14 октября «Эльба» пришла в Нью-Йорк.

Америка глазами Артура Конан Дойля

И ведь они [американцы] такие хорошие

люди! Когда я думаю, насколько далеко

им позволили от нас удалиться, я бы

повесил несколько министров и

издателей…

Из письма А. К. Дойля своей матери

Мери Дойль

В Нью-Йорке братьев Дойлей встречал некий майор Понд. Вот как описывает его Конан Дойль. «Он казался абсолютным воплощением своей страны — огромный, точно на шарнирах, с козлиной бородкой и гнусавым голосом». Иными словами, Дойль намекает на рисунок очень популярного карикатуриста Томаса Наста, автора изображения «дяди Сэма», известный тогда и в Америке, и, разумеется, в Европе. После Гражданской войны ему пририсовали бакенбарды для усиления сходства с Авраамом Линкольном.

Должно быть, майор Понд

выглядел, как «дядя Сэм»

на этом очень редком рисунке

Томаса Наста в 1877 году

Однако майор Понд, участник Гражданской войны и всех прочих прошедших и текущих событий, оказался хорошим собеседником и просто хорошим другом. Он составил очень плотное расписание лекций, так как американцы, наслышанные о создателе Шерлока Холмса, стремились повидать его лично. Встречали Дойля с невероятным энтузиазмом, в залах не хватало места, его хотели слушать еще и еще. Может быть, тогда Дойль и понял, что он настоящий писатель, которого жаждут не только прочитать, но и увидеть.

Впрочем, отношение Конан Дойля к Холмсу не изменилось, хотя подавляющее количество опросов слушателей касалось именно Великого Детектива.

Жили они с Иннесом в маленьком отеле позади литературного клуба «Олдин клаб», где и обедали.

Первое выступление писателя майор Понд устроил в баптистской церкви под названием «Кэлвэри» («Голгофа») по адресу: Западная улица, 123, в Манхеттене.

Газета «Нью-Йорк Рекордер» за 11 октября 1894 года описывала эту лекцию, особенно восхищаясь звучным голосом писателя, сердечностью и терпением, его готовностью четко и ясно ответить на любой вопрос и в заключение прочтением рассказа «Хозяин Шато Нуар».

Дойль был потрясен гостеприимством и доброжелательностью американцев, их постоянным желанием сделать или сказать что-то приятное, что он и отмечает в каждом письме домой в Англию.

Одно было плохо: Конан Дойлю пришлось говорить до полного изнеможения; времени на oсмотр интересовавших его достопримечательностей оставалось не слишком много.

В конце ноября Дойлю удается сбежать на День благодарения в Вермонт, к Редьярду Киплингу. В киплинговском доме Дойль с удовольствием провел два дня в беседах и игре в гольф. Наверное, большего поклонника игры в гольф, нежели сам Дойль, найти было бы просто невозможно.

Позже Дойль заявлял, что именно он и явился инициатором игры в гольф в Соединенных Штатах. Возможно, именно так оно и было, хотя сегодняшние американцы утверждают, что здесь уважаемый Конан Дойль хватил лишку — игра существовала, разумеется, только была не очень популярной. И вообще, эта игра как будто существовала в Индии пару тысяч лет назад. В очередной раз судить не возьмусь — я не историк.

Общение с Киплингом привело писателя в восторг. Ему нравилось абсолютно все, что его коллега говорил, а стихи Киплинга (Дойль, кстати, тоже писал замечательные стихи и поэмы — мне, к сожалению, не доводилось их видеть в русских переводах) просто, по его мнению, были гениальны. В очередном письме матери Дойль сообщает, что Киплинг прочитал ему «Гимн МакЭндрюсу», написанный на Рождество, и что это грандиозная вещь. При этом Конан Дойль добавляет, как жаль, что этот замечательный поэт «никогда не напишет хороший длинный роман». Ну что ж, на этот раз Шерлок Холмс неправильно применил дедукцию и ошибся, лишний раз подтвердив американскую поговорку «Никто не совершенен».

Дружба Конан Дойля и Киплинга визитом в Вермонт не завершилась. В дальнейшем оба писателя встречались не только дома или в клубе, но и в тогдашних «горячих точках». Эти фотографии сообщают, что Конан Дойль и Киплинг — свидетели смертельных атак фермеров-буров на английские войска в начале англо-бурских вооруженных столкновений в 1899 году. Увы, истоки и смысл англо-бурской войны совсем не так очевидны, как нам их преподносили на страницах учебников истории и в романе Луи Буссенара «Капитан Сорви-Голова». И Киплинг, и Конан Дойль призывают к распространению стрелковых клубов в Англии

Забавно, что эта фраза была написана как раз в тот год, когда рождался Маугли, и потрясенные читатели и, в самом деле, сочтя повесть неоконченной, потребовали продолжения «Книги джунглей».

В дальнейшем, не зло посмеиваясь над неистовым империализмом Киплинга, Конан Дойль перенес некоторые черты характера своего друга на главное действующее лицо в романе «Долина ужаса», который был переведен на русский язык около десяти лет назад.

Тот, кто побывал в киплинговской «Наулаке» в Вермонте, без сомнения узнает и дом, и персонажей из «Долины ужаса» — одного из трех романов о Шерлоке Холмсе.

Выступления Конан Дойля проходили не только в Нью-Йорке. Ему довелось посетить Бостон, Вашингтон, Чикаго и Милуоки и все более-менее крупные города между Вашингтоном и Милуоки.

Описывая трудности на этом пути, Дойль в качестве примера приводит весьма характерный маршрут: утром — выступление в театре «Дейли» в Нью-Йорке, в тот же вечер — выступление в Принстоне, а на следующий день — в Филадельфии.

Конечно, не все газеты были единодушны в оценках выступлений Дойля. Некоторые утверждали, что «англичанин не умеет разговаривать».

Иной раз Дойль становился свидетелем антибританских выпадов. Однако он был терпелив и понимал, что его Англия сама во многом виновата.

Лишь один раз он не выдержал и резко ответил на очередное обвинение Англии в имперских аппетитах.

«Да, — сказал Дойль, — мы империя, и вы тоже станете империей. И тогда поймете, что у вас есть всего один надежный друг; и это ваша бывшая Родина».

Читаешь и просто диву даешься, было ли это более ста лет назад или только вчера, настолько современно это все звучит.

8 января, заработав, как ни странно, всего одну тысячу фунтов, братья Дойлы отплывают из Нью-Йорка в Ливерпуль.

Следующий второй визит уже удостоенного к этому времени титулом «сэра» Артура Конан Дойля в Соединенные Штаты состоится через восемнадцать лет, в 1914 году.

Конан Дойль в Америке. 1914 год. Вторая поездка

Душа-Богу, сердце-женщине, долг-

Отечеству, честь-никому

Генерал Корнилов

A вот те события, которые произошли с Конан Дойлем между первой и второй поездкой в Соединенные Штаты. Дело в том, что этот человек своей неустанной деятельностью и высокой нравственностью оказывал все большее влияние на политику и умы всей Европы.

В 1902 году за публикацию произведения «Война в Южной Африке. Причины и поведение» Артур Конан Дойль был удостоен рыцарского титула, так что теперь к нему обращались и устно, и письменно «сэр». Сам он, будучи человеком очень скромным, не обращал внимания на титулы, но семья этим знаком отличия очень гордилась.

Надо сказать, что узаконенное рыцарство было лишь малым признанием той незамутненной чистоты души, которая с юности восхищала всех тех, кто имел счастье знать этого человека или общаться с ним. Джеймс Барри, автор «Питера Пэна», Джером Клапка Джером — его друзья называли его «первым рыцарем» еще до официального признания. Лишь один-единственный раз сэр Артур навлек на себя гнев своих близких родственников. Но эта история заслуживает отдельного абзаца.

Сэр Артур был женат на женщине, которую любил и уважал, тем более что она родила ему двух детей, дочь Мэри и сына Кингсли. Она была тяжелобольна, для медицины тех дней практически неизлечимо. У нее был туберкулез, состояние ее то улучшалось, то становилось хуже, и Дойль преданно за ней ухаживал долгие годы. Случилось так, что через двенадцать лет супружества он познакомился с красивой и умной молодой женщиной, которую звали Джин Лекки.

Они влюбились друг в друга моментально и на всю жизнь. Несмотря на страсть и пылкость чувств, отношения между влюбленными оставались платоническими в течение десяти лет. Сэр Артур не хотел изменять женщине, которая была его женой, ибо клятвы, которыми они обменялись, были для него священными, к тому же болезнь ее останавливала его даже от размышлений о разводе.

Однако Джин какое-то время жила в качестве гостьи в доме его матери Мэри, они прохаживались вместе и как-то раз были замечены сестрой Конан Дойля, Конни, и ее мужем, романистом Хорнунгом, талантливым создателем Раффлза, «вора-джентльмена», английского варианта Арсена Люпена. Оба обожали сэра Артура и тем не менее оба были возмущены тем, что он, по их мнению, почти изменил жене. Ох уж эти викторианские нравы. Инцидент этот был вскоре забыт, но Дойль его помнил долгие годы. Это было обидно и несправедливо.

В 1906 году, несмотря на все возможные методы лечения, Луиза, жена Конан Дойля в возрасте сорока девяти лет умирает, а через четырнадцать месяцев сэр Артур и Джин Лекки поженились. Они были очень счастливы, и никто, даже двое детей Конан Дойля, не нашли в этом ничего предосудительного.

Джин Лекки — вторая жена Артура Конан Дойля, «солнечная» леди, как называли ее муж и пресса

В 1914 году сэр Артур Конан Дойль получает приглашение от правительства Канады посетить только что открытый национальный Джаспер-парк в провинции Альберта. Писатель и его жена Джин, родившая ему двух сыновей и дочь, уезжают в Канаду.

Дама Джин (так ее теперь титуловали в Англии, ибо она была женой рыцаря) никогда прежде не видела Соединенные Штаты, и Дойль горел желанием показать ей перед Канадой Нью-Йорк.

20 мая 1914 года чета Конан Дойлов отплывает из Саутгемптона на пароходе «Олимпик», принадлежавший пароходной линии «Белая звезда».

Судно только что прошло капитальный ремонт в Белфасте — после недавней трагедии «Титаника» старались избежать любых недоразумений. Это был после «Титаника» самый большой пароход по тем временам, водоизмещением более сорок пять тысяч тонн, длиной более 259 метров, с двумя мачтами и четырьмя трубами.

Конечно, гибель «Титаника» все еще была свежа в памяти, с того жуткого события прошло чуть более месяца, и многие пассажиры просто покорялись необходимости морского пути. Добраться до Америки иным способом тогда было невозможно.

Дойль же из-за «Титаника» осложнил отношения с глубоко им уважаемым Бернардом Шоу, который, по мнению сэра Артура, высказал недостаточно сочувствия к тем, кто спасся.

Более того, Шоу в свойственной ему резкой манере обвинил спасшихся в том, что они недостаточно помогали тем, кто спастись так и не смог.

Конан Дойль тут же привел многочисленные примеры героизма пассажиров «Титаника», но Шоу так и остался при своем мнении.

Увы, эта стычка никогда не была забыта, и замечательные писатели, всегда восторгавшиеся друг другом, так и остались в прохладных отношениях.

27 мая 1914 года Дойлы прибывают в Нью-Йорк и останавливаются в отеле «Плаза», расположенный на углу Бродвея и 27-ой улицы в Манхеттене, по адресу: 1155 Бродвей.

Джин так потрясена видом небоскребов, в которых есть нечто «величественно-нечеловеческое», что они немедленно отправляются на прогулку вдоль Бродвея.

А на следующий день Артур Конан Дойль знакомится с интереснейшим человеком, опытным детективом, будущим директором ФБР (1921—1924) и будущим писателем детективных романов, Уильямом Бернсом. Трудно подсчитать, сколько они почерпнули друг у друга — Дойль — невыдуманных сюжетов, а Бернс — техники письма. Дружба их и переписка длилась всю жизнь.

Конан Дойль в Нью-Йорке и Канаде

Justum et propositi virum…

Муж твердый и упорный в достижении

своей цели.

Квинт Гораций Флакк Книга од. Ода III

28 мая 1914 года Конан Дойль с женой еще раз осматривает небоскребы, а потом совместно с сотрудниками-детективами Бернса посещает знаменитую тюрьму Тумз (Tombs), расположенную на углу Сентер-стрит и Леонард-стрит и известную тогда как «Залы справедливости».

Это было гранитное одноэтажное здание длиной более ста метров и глубиной более сто тридцать метров. Там находилось около пятидесяти тысяч заключенных в ожидании суда и следствия.

Заключенным в камерах в течение светлого времени разрешалось курить и делать все, что заблагорассудится, но выходить из камер строго запрещалось. После суда осужденные отправлялись отбывать свой срок, а казнь смертников проходила здесь же, в одном из отсеков.

И сейчас здесь же — здание, которое на русском языке могло бы называться ДОПР, то есть дом предварительного заключения.

Сэр Артур почерпнул немало для своих будущих детективов, уже воочию представляя себе, как устроены тюрьмы.

На следующий день супруги Дойли побывали в городской ратуше (City Hall), а затем были доставлены к местной нью-йоркской знаменитости, миссис Жозефине Палмер Нэпп по адресу: Пятая Авеню, 247.

30 мая исполняется давнишнее желание сэра Артура посмотреть на еще более знаменитую тюрьму Синг-Синг (в переводе с хинди «камень на камне»). Находилась она и до сих пор находится в Оссининге, штат Нью-Йорк, служила и в качестве долговой тюрьмы, и тюрьмы для особо опасных преступников, а еще в ней едва ли не впервые средством казни служил электрический стул, с 1897 года находившийся в так называемом Доме Смерти.

В 1950-х годах именно там содержались супруги Этель и Джулиус Розенберги, осужденные и казненные на электрическом стуле за шпионаж в пользу Советского Союза и передачу другой державе секретов, связанных с изготовлением атомной бомбы.

Здесь же в июле 1927 года были казнены знаменитые Никколо Сакко и Бартоломео Ванцетти.

Конечно, сэр Артур не мог провидеть будущее, зато его интересовало настоящее, и Бернс показывал ему заключенных, убийц и маньяков, дела, на них заведенные, камеры, в которых они содержались, и, разумеется, электрический стул в Доме Смерти.

31 мая супруги посещают Бэй Ридж, а затем обедают в прославленном отеле «Шелберн», который был расположен (сюрприз, читатели!) на Брайтон Бич на пересечении Паркуэй Оушен и Сибриз-авеню. В те времена все нью-йоркские девчонки бегали в этот отель потанцевать. Сейчас этого отеля нет, зато стоит большой красивый жилой дом.

Конец ознакомительного фрагмента.