3
Римма Витальевна Козодоева позвонила Ефремову 10 декабря, в четверг.
— Игорь Павлович, нам надо встретиться по очень важному делу.
Звонок от матери Сергея Козодоева был настолько неожиданным, что в первые секунды Игорь растерялся и не знал, что ответить: согласиться на встречу или отказаться.
«Какого черта ей от меня надо? — промелькнула быстрая, как пуля, мысль. — Наверное, хочет за кого-то из знакомых похлопотать — права восстановить или договориться, чтобы из медвытрезвителя на работу сообщение не посылали».
— Одну секунду, Римма Витальевна…
Ефремов, как в ускоренной киносъемке, прокрутил все события, связанные с Козодоевой, и принял решение. Единственно правильное решение в этой ситуации — не спешить.
— Алло, алло, Римма Витальевна! — словно спохватившись, продолжил он. — Прошу прощения, ежедневник не мог сразу найти… Так, что у меня на следующую неделю? О, вот «окно» есть! У меня будет возможность накоротке переговорить с вами на следующей неделе, в пятницу.
— Игорь Павлович, дело срочное… — стала упрашивать Козодоева.
Но Ефремов был непреклонен.
— Римма Витальевна! Поймите меня правильно. Я бы рад прямо сейчас все бросить и встретиться с вами, но дела! Конец года, начальство за глотку держит, проценты трясет. А где я их возьму, эти проклятые проценты? Я уже забыл, когда с работы раньше десяти вечера уходил…
Положив трубку, Игорь закурил, подошел к окну, открыл форточку. Холодный морозный воздух вторгся в прокуренный кабинет. Слои табачного дыма вздрогнули и потянулись наружу.
«Что у нее могло случиться? — подумал Ефремов. — Судя по голосу, Козодоева на взводе, на грани отчаяния, и ее звонок — крик о помощи. Но как ни крути, я ей не друг и даже не приятель. Скорее наоборот — враг: я хотел посадить ее сына и разрушил ее семью».
За окном повалил снег, в кабинете посвежело. Игорь оставил форточку открытой, сел за стол, достал ежедневник, нашел наспех сделанную запись за второе ноября: «Сергей Козодоев — арест!»
Память человека состоит из пластов последовательных событий. Новые пласты беспрерывно наслаиваются на старые. Чтобы вспомнить весь пласт разом, нужно найти ключевое событие. В истории с Риммой Витальевной таким событием было не задержание ее сына в головном офисе СГТС, а визит Ефремова в особняк Козодоевых.
«Расколол я ее тогда классно! — припомнил Ефремов. — В одно касание спесь и гонор сбил. Потом пришла ее дочка, раскрашенная и размалеванная, как проститутка. Дочку зовут Оксана. Она прожженная стерва, но внешне привлекательная и интересная. С дочкой можно было бы замутить, да средства не позволяют».
Игорь достал кошелек, заглянул внутрь.
«До зарплаты еще десять дней, а я уже на подсосе — ни рубля лишнего нет. Истратить на Оксану резервную тысячу? Позвать ее в ресторан, то, се… Черт возьми, ужин на двоих в ресторане сейчас во сколько обойдется? Проклятая инфляция! Каждый день новые цены. Что вчера стоило червонец, сегодня за сотку не купишь. И не факт, что зарплату вовремя дадут, а не задержат на месяц-другой. Кто-то из классиков марксизма-ленинизма сказал, что государство — это войско, полиция, суд. После августовского путча войско распустили, полицию загнали в нищету, суд никогда в России в авторитете не был. Отсюда мораль — государство у нас стало понятием условным. Оно вроде бы есть, но какое-то ненастоящее, бутафорское».
К каждому делу, даже самому незначительному, Ефремов готовился основательно, не пропуская ни одной мелочи.
«Перед встречей с Козодоевой я должен быть готов к любому повороту событий. Если разговор меня не заинтересует, то я откланяюсь и уйду. А если тема будет интересной, то мне понадобится дополнительная информация для предметного продолжения разговора. Для начала мне нужно выяснить, каково финансовое и общественное положение Риммы Витальевны в данный момент».
На другой день Ефремов зашел по служебным делам к начальнику городского отдела БЭП Евгению Сидорову. Решив рабочие вопросы, Игорь завел речь о семье Козодоевых.
— Кем конкретно из Козодоевых ты заинтересовался? — с подозрением спросил Сидоров. — История с Сергеем закончилась, отец его при смерти лежит, мать в отчаянии волосы на себе рвет, сестра по кабакам шляется, приключения на одно место ищет… Игорь, колись, на кого из них ты зуб точишь?
— У меня есть кое-какая оперативная информация на Сергея, и я хочу понять, стоит начинать его разработку или нет.
— Про Сергея можешь забыть. — Сидоров встал, закрыл кабинет на ключ. — Рюмочку коньяка примешь?
— Не откажусь.
«Сухой закон» и политика насильственной трезвости сыграли с их авторами жестокую шутку. Пока спиртное было под запретом, в милиции к нему не прикасались, но как только по стране прокатилась волна вседозволенности — распивать горячительные напитки на рабочем месте стало обычным явлением. В декабре 1992 года, несмотря на задержки зарплаты и общее обнищание населения, к обеду уже половина оперативного состава находилась под хмельком, а к вечеру многие напивались так, что оставались ночевать в кабинетах или с трудом доползали до дома.
Разлив коньяк по рюмкам, Сидоров достал шоколадку «Сказки Пушкина» и пустую пачку из-под сигарет «БТ».
— Пока есть время, расскажу тебе сагу о семье Козодоевых, — начал начальник ОБЭП. — Вот эта пачка «БТ» — совместное советско-германское предприятие «Орион», которое занимается поставками оборудования для газовой промышленности. А это — основные средства «Ориона».
Сидоров достал из другой пачки три сигареты, поместил их в «БТ», жестом предложил выпить. Игорь поднял рюмку, одним глотком опрокинул в себя коньяк, отломил дольку шоколадки, попробовал. Шоколад оказался настоящим, без сои и крахмала.
«В советское время шоколадку изготовили, — отметил Ефремов. — Только где они были при советской власти, эти „Сказки Пушкина“? На каких складах их от народа прятали?»
— Все средства «Ориона» принадлежали или немецкой фирме, или советскому нефтегазовому комплексу, то есть государству, — продолжил Сидоров. — С самого первого дня деятельности «Ориона» Владимир Семенович Козодоев был его директором, но не владельцем. В 1991 году он смекнул, что до распада СССР осталось совсем немного, и подготовил хитроумный вариант по выводу основных средств из государственной собственности в фирму, подконтрольную лично ему. Козодоев-старший летом прошлого года основывает СГТС — «Сибгазтранссервис», фирму, собственниками которой стали он, его жена и сын. Как только Ельцин захватил власть, так тут же Козодоев перевел все средства «Ориона» в СГТС и оставил немецких партнеров с носом. Как он оправдался перед государственными структурами за такое неприкрытое мошенничество, история умалчивает, но афера с перебросом капиталов и средств ему удалась на все сто процентов.
Начальник ОБЭП достал сигареты из пачки «БТ-Орион» и вернул их в свою пачку, наглядно показав, как в «Орионе» появились средства и как они ушли.
— Немцы не потребовали свою долю назад? — спросил Ефремов.
— Потребовали, и Козодоев вернул им «Орион» со всеми потрохами. Вот так, — Сидоров подтолкнул к Ефремову пустую пачку «БТ». — Кури, дорогой друг, наслаждайся! На дне пачки остались крошки табака, а куда делись наши общие сигареты, у меня не спрашивай. Договоры-то ты заключал с советской фирмой, а советская власть испарилась, и спрашивать, куда делись деньги, не с кого.
— Ловко придумано, — оценил Ефремов. — Что дальше?
— Где-то летом этого года стало понятно, что «Газпром» поглотит мелкие фирмы, обслуживающие газовую промышленность. Поглощение будет происходить путем выкупа активов. Грубо говоря, за пачку сигарет стоимостью сто рублей тебе предложат рубль, а если ты заартачишься, то силой отберут, а тебя самого посадят по надуманному обвинению. Чтобы не лишиться всего нажитого, Владимир Козодоев решил вывести капиталы по проверенной схеме: недвижимое имущество продать, деньги перебросить на счета вновь образованных фирм, не связанных с газовой отраслью. Он уже начал движение капитала, но тут вмешался ты, посадил его любимого сына. Сын, как ты помнишь, заместитель Козодоева-старшего в СГТС и совладелец предприятия. От навалившихся невзгод Владимир Семенович впал в кому и сейчас лежит в областной больнице, готовится к переходу в мир иной. Сколько он пробудет в бессознательном состоянии, врачи не знают. Может завтра богу душу отдать, а может еще год-полтора протянуть.
— Сейчас СГТС сын руководит?
— О, тут начинается самое интересное! Сергей Козодоев вдребезги разругался с матерью и решил оставить ее с голым задом: без средств, без активов, без перспектив на будущее.
— Но-но! — запротестовал Ефремов. — Так уж и без средств. Я был у них дома. Там один коттедж чего стоит.
— Игорь, коттедж в загородной зоне — это для тебя предел мечтаний, а для Риммы Козодоевой — конура, временное жилище. Она могла бы владеть дворцом на Кипре, а останется в промозглой Сибири.
— Сергей пойдет по проторенной дорожке?
— Конечно! Зачем выдумывать новые схемы, если старые работают? Недели две назад Сергей приступил к осуществлению плана Владимира Семеновича, но с одной небольшой оговоркой — все активы будут выведены на подконтрольные ему, а не отцу фирмы. Через полгода он закончит переброску капиталов и умотает куда-нибудь в Германию или в Лондон, а мамашу с сестрой оставит здесь — вздыхать у разбитого корыта.
— У меня есть информация, что он по-прежнему ведет разгульный образ жизни, — неуверенно сказал Ефремов. Ему нужно было создать у собеседника впечатление, что он интересуется Сергеем Козодоевым в служебных целях, а не из личной заинтересованности.
— Ерунда! — не задумываясь, ответил Сидоров. — Нынче Козодоев-младший весь в делах. Работа-дом-работа. В ресторанах уже забыли, как он выглядит, а бывших дружков к нему охрана не подпускает.
— Он же такой гуляка был, ни одной юбки мимо не пропускал, в приемной целый гарем содержал.
— Все в прошлом! Теперь у Сергея одна женщина — вьетнамка Маша.
— Кто такая? Откуда взялась? — удивился Ефремов. — Чего это Сергея на вьетнамок потянуло?
— Как мне шепнул надежный человек, Козодоев попросил у Ханойского Джо круглосуточную охрану. Джо выделил ему людей, а чтобы Серега по ночам не скучал, направил к нему молоденькую полукровку. Отец у этой Маши — европеец, так что она выглядит очень даже ничего. К тому же Маша мастерица на все руки: у нее черный пояс по карате, говорит на трех европейских языках, хорошо готовит и в кровати, наверное, не лежит как бревно. Козодоев за ней как за каменной стеной.
— Как, ты говоришь, ее зовут? Маша? А по-вьетнамски как?
— Ми. В переводе с вьетнамского — красивая. Но все зовут ее Машей.
— Чем ее настоящее имя не устраивает?
— Ты о чем, Игорь? Что за имя такое — Ми? Вертолет, что ли? Представь бытовую сценку: она приготовила невкусный ужин, и ты ее отчитываешь: «Машка, ты что за фигню сварила?» Если ее будут звать Ми, то что получится? «Мишка, ты что сварил?» Как ни крути, для русского уха имя Маша и приятнее, и понятней. Маша эта, кстати, каждый день с охранником на рынок ездит, продукты покупает. Сергей нынче питается как молодой американский аристократ: все продукты свежие, экологически чистые. Спиртное ему доставляют из валютного магазина, сигареты он покупает там же, по три доллара за пачку.
— Три доллара! — воскликнул Ефремов. — Я на эти деньги до конца недели протяну, а он за день их в дым превращает? Что говорить, красиво жить не запретишь. Спасибо, Женя, за угощение и за консультацию. Не буду я Козодоева в разработку отдавать, спишу материал как не нашедший подтверждения.
— Давай еще по одной! — предложил Сидоров. — Коньячок-то настоящий, советский! Пей хоть стаканами — не отравишься.
Ефремов выпил, похвалил коньяк и попросил достать бутылку такого же.
— Водки заводской могу бутылку достать, а коньяк не обещаю. Нынче советское спиртное в большом дефиците.
Вернувшись к себе, Ефремов дал поручение на установление наружного наблюдения за дочерью Риммы Витальевны. В мотивировочной части задания он написал: «Фигурантка оперативной проверки подозревается в скупке краденого и распространении наркотиков».
«По поведению дочери я попытаюсь понять, так ли плохи дела у Риммы Витальевны или она только прикидывается. Я бы с большим удовольствием за ней пустил слежку, но не могу! Не дай бог, разведчики зафиксируют мою встречу с ней, ввек потом не оправдаюсь».
Ефремов еще раз вспомнил мимолетную встречу с Оксаной Козодоевой.
«Как у нее глаза сверкнули, когда она поняла, что у меня под пиджаком пистолет! Женщины падки на дерзких вооруженных мужчин, хоть на сыщиков, хоть на бандитов… Проклятое двоемыслие! Научил же Лаптев словечку. Я теперь во всем, даже в себе, ищу двоемыслие. Спрашивается, на кой черт мне Оксана, если я не знаю, о чем с ее мамашей разговор пойдет? На будущее хочу полянку застолбить? К черту! Хватит самоедством заниматься. Дал поручение, значит, так надо было».
В пятницу, в день перед встречей с Риммой Витальевной, Ефремов получил первый отчет.
«Объект взят под наблюдение в 9.00 17 декабря 1992 года. До 18.00 объект находился дома. В 18.05 на такси выехал в город, где в ресторане „Солнечный“ встретился с неизвестными мужчинами (Н-1 и Н-2, личности не устанавливались, так как соответствующего задания не было). Во время встречи объект, Н-1 и Н-2 пили кофе, спиртное не заказывали. За столик расплачивался Н-2. В 20.00 объект и мужчины покинули ресторан и разъехались на разных автомобилях. Н-1 и Н-2 уехали в сторону центра города на „БМВ“, принадлежащем Н-1. Объект уехал от ресторана на случайно выбранном автомобиле („частнике“). Водителю присвоен номер Н-3. В случае необходимости личность его будет установлена по областной базе ГАИ. С 20.20 до 23.00 объект находился в кафе „Лас-Вегас“ за столиком с подругой Л (личность установлена). За вечер к их столику подсаживались мужчины. В первый раз — Н-4, Н-5, во второй — Н-6 и Н-7. Судя по поведению объекта, встречи с мужчинами носили деловой характер. Наш сотрудник дважды проходил мимо объекта и услышал следующие обрывки разговоров.
Объект: „Так всегда! Стоит попасть в затруднительную ситуацию, как друзья тут же испаряются“.
Н-5: „Друзья остались в прошлом. Сейчас есть только деловые партнеры“.
Второй разговор:
Объект: „Он еще не весь город под себя подмял“.
Н-6: „СГТС в его руках“.
После встреч с Н-4, 5, 6, 7 за столик к объекту подсел мужчина. Личность его установлена — Николай Долгополовский, заместитель директора банка „Востокэнергопром“. Перед закрытием кафе Долгополовский рассчитался за девушек и увез их на личном автомобиле „Тойота“. Объект наблюдения он высадил около дома в коттеджном поселке, а „Л“ увез в гостиницу „Сибирь“, где пробыл с ней до 03 часов ночи 18.12.92 г.».
Ефремов отложил сводку, понимающе улыбнулся.
«Ребятки устали следить за Оксаной и в конце рабочего дня решили поразвлечься, посмотреть, куда ее подругу повезет немолодой банкир».
Игорь раскрыл конверт с пачкой фотографий. Мужчин и подругу Оксаны он рассматривать не стал — они были случайными персонажами, не представляющими интереса.
«Оксана все в такой же боевой раскраске, размалевана, как бродвейская проститутка, а лицо у нее серьезное. Она не для развлечений с мужчинами встречалась… Оксана в ресторане и кафе зондировала почву, искала союзников для борьбы с братом, но ей все отказали. Немудрено! Сергей нынче в силе, папашин капитал на него днем и ночью работает. Ну что же, посмотрим, что Римма Витальевна предложит».
Ефремов и Козодоева встретились в уютном кафе на тихой улочке рядом с кинотеатром «Октябрь».
— Я хочу, чтобы вы посадили моего сына, — без обиняков сказала Козодоева. — Мне необходимо, чтобы этот подонок оказался в тюрьме и провел там не менее полугода. Цена вопроса — десять тысяч долларов США… Вы возьметесь за такую работу?
— Мне надо подумать, — уклончиво ответил Ефремов и назначил следующую встречу на понедельник.
В субботу Игорь пригласил в гости Виктора Воронова.
«Ворон — самый умный из всех следователей в управлении. Никто не может сравниться с ним в умении находить юридически точный и правильный выход из самых запутанных и безнадежных ситуаций. Как специалист Ворон вне конкуренции. Все следователи работают за зарплату и выслугу, за пенсию в сорок пять лет, а он расследует уголовные дела из любви к искусству. Если я найду к нему подход, то Ворон с легкостью расскажет, как посадить Козодоева. Если нет — то пошлет меня куда подальше, а я — пошлю Римму Витальевну. Самому мне паутину сплести не удастся, на какой-нибудь мелочи погорю».
