Фантасмагория душ. Рассказы и стихи

Геннадий Владимирович Тараненко, 2023

Я пишу рассказы, стихи и пьесы в стиле фантасмагории. Меня часто спрашивают: «А что такое фантасмагория? Чем она отличается от фантастики, фэнтези и, наконец, от мистики?» Я пожимаю плечами и пытаюсь дать определение, опираясь на Википедию. Получается не очень. Мне кажется, на самом деле фантасмагория нуждается в особом истолковании. Если представить железнодорожный состав, несущийся в мозг человека с огромной скоростью, то у фантастики первым вагоном будет технология, у фэнтези – сказка, а у мистики – сверхъестественные силы. Фантасмагория же вначале прицепила бы некий конструктор мироздания, который по мере движения постоянно пересобирается, пытаясь найти оптимальное расположение колёс, купе и титана с горячей водой… Не желая мириться с общепринятой сборкой, сомневающийся Фан при этом вселял бы разум в каждый отдельный крючок или винтик, предоставляя любой, даже самой малюсенькой детали шанс стать главным проектировщиком целого состава.

«Я». Часть первая. «Я» и «Мы»

Ставя красные флажки для своего «Я»,

Люди пытаются ограничить его рамками собственного тела.

Они не понимают, что «Я» занимает всё мироздание,

Насколько простирается человеческая мысль.

«Я», думая, что оно действительно полноценное и самодостаточное «Я», вытянувшись в струну, встало в позу, источающую сплошной поток уверенности. Для большей убедительности, уперев один из кулаков в бок, оно переложило вес своего монументального тела на левую ногу. Носком же правой ноги «Я» принялось рисовать на жёлтом искристом песке забавные каракули.

Приглядевшись к искромётному творчеству художника, выступающего в данном случае в роли Творца, через некоторое время стало понятно, что миру будет явлено слово «Мы».

С момента начала рождения сверхоригинального песочного шедевра до проявления более-менее распознаваемых контуров прошло не то шесть секунд, не то шесть дней. Время в нашем случае было относительным и тихонечко, никого не задевая, стояло в сторонке в толпе таких же, как оно, любопытных зевак.

Закончив заниматься хендмейдом, а в данном случае — футмейдом, «Я» вступило со своим детищем в непростые, можно сказать, запутанные отношения. Такие конфликты в нашей жизни не редкость и происходят с любым гениальным произведением, которое после появления на свет начинает вести самостоятельную жизнь. Оно абсолютно не обращает внимания на изначальный замысел основателя и может повести себя крайне беспардонно, инициируя спор о том, что было в начале — курица или яйцо.

Следуя общим веяниям, взяв на вооружение хитрость, «Мы» старалось постепенно, не привлекая внимания своего родителя, захватывать всё большую и большую территорию. Так происходило до тех пор, пока в один прекрасный день «Я» не оказалось зажатым, словно в тисках, бездушными, пахнущими сыростью стенами. Порванные местами обои в тёмно-светлую полосочку с большими и безобразными жирными пятнами, очевидно, указывали, что возникающего стандартного квартирного вопроса между создателем и его творением не избежать.

Коммуналка с висевшим возле телефонной тумбочки графиком мытья сортира стала реальностью, с которой необходимо было мириться обоим жильцам. «Мы», вжившись в роль нахального соседа в трениках с выпячивающимися коленками, начинало морально воздействовать на «Я». Последнему ничего не оставалось делать, кроме как превратиться в скромного очкарика-интеллигента, явно пасующего перед напором накачанного спортсмена.

Ни капельки не комплексующий чувак периодически разъяснял книжному червю, что и как устроено в жизни. Прикрываясь демократическими инструментами, больше похожими на клещи стоматолога, «Мы» приняло сразу, в первом чтении, закон о подчинении меньшинства воле большинства. Обращаясь к себе исключительно с глубочайшим почтением, песочные буквы заняли, понятное дело, место большевиков, оставив меньшевикам в лице «Я» явно проигрышную в исторической перспективе позицию. Тем более что в новой азбуке тихоню запихнули аж в самый конец книги, на последнюю страницу, что окончательно подорвало авторитет буквы. Теперь каждый вздох, шаг, решение, а тем более действие «Я» согласовывало с «Мы», полагаясь на объяснения типа: «так было нужно», «так принято», «так делают другие», «ты что, самый умный?»…

Некогда уверенный в себе знак, казалось, после такого пресса стал даже значительно ниже ростом. Он осунулся, поблек, начал выбирать на выход одежду серых тонов, преимущественно классического покроя. Втянув голову в плечи, стараясь не выделяться среди остальных, «Я» в текстах книг и письмах вынуждено было писаться только с маленькой буквы. Большое количество упоминаний пузатого символа с выставленной ножкой стало считаться дурным тоном.

Мейнстрим, надувая паруса и расчерчивая повсюду границы дозволенного, плыл в сторону шагающих под звуки духового оркестра колонн из похожих друг на друга субъектов. Кривые зеркала, к тому же покрытые толстым слоем пыли, смазывали разнообразие форм, нивелируя торчащие острые углы. В отражениях уже практически не было видно объектов с индивидуальными феерическими характеристиками.

Так продолжалось до тех пор, пока в один прекрасный солнечный день в коммунальной квартире, где жили две противоположности — «Я» и «Мы» — не раздался противный звонок чёрного, как сажа, телефона. Звук от аппарата, дребезжащего громче обычного, распространялся по всей квартире, проникая даже под плинтусы и нервируя мирно отдыхающих коричневых тараканов. Они были готовы в этот момент выскочить из своих укрытий, чтобы первыми поднять трубку, прервав противный звон. Но, услышав тяжелый топот пана-спортсмена, насекомые решили не высовываться от греха подальше. Им не хотелось вот так запросто быть раздавленными тапочками бегуна с волосатыми ногами, руками и грудью. Хотя тараканам было всё равно, как выглядит их предположительная смерть.

Тем временем, подбежав к телефону, «Мы» подняло трубку. На другом конце провода возник старческий голос, который частенько покашливал, с напором впуская в разговор потоки воздуха:

— Кхе-кхе! Але-але! Это Земля, кхе-кхе?

Удивлённый вопросом волосатик ответил сразу, не задумываясь, словно, подняв казачью шашку, полоснул ею наотмашь:

— Шутить изволите?

— Что вы, и не собирался, кхе-кхе, — ответил собеседник, явно не желая вступать в конфронтацию.

— Кого, ёшкин кот, вам надо? — напуская грозность, не унималось «Мы».

— Так вас, наверное, — вкрадчиво продолжил незнакомец, — до меня дошли слухи, что вы баловАться изволите?

После этих слов стало совершенно понятно, кто здесь главный. Боевой запал доминанта неожиданно улетучился, будто его и не было. «Мы» поняло, что оно состоит из таких же «Я», как его создатель, и изменять общие правила Вселенной ни к чему. Это почти то же самое, что идти против самой природы. А, как говорится, на любую силу найдётся другая сила, которая будет и помощней, и поумней, и за которой стоит непререкаемая истина.

«Я» никогда не станет ниже «Мы», ибо в него Бог вложил частичку себя, позволив сесть рядом с собою. А кто посмеет оспаривать замысел Всевышнего?..