Леворукие книготорговцы Лондона

Гарт Никс, 2020

1983 год. Лондон, но совсем не тот Лондон, который знают и помнят многие. Сьюзен Аркшо, имея в своем распоряжении всего лишь старый билет в читальный зал, серебряный портсигар с полустертым гербом и бумажку с фамилией отца (скорее всего, написанной неправильно), отправляется в Лондон на поиски своего родителя. Здесь она знакомится с Мерлином и его сестрой Вивьен, представителями большой семьи леворуких (воинов) и праворуких (интеллектуалов) книготорговцев, охраняющих с помощью магии Новый мир от вторжений мифического Древнего мира. Леворукий Мерлин и праворукая Вивьен активно включаются в поиски отца Сьюзен, полагая, что его исчезновение странным образом связано с убийством их матери. Что или кто был отцом Сьюзен? Это необходимо выяснить как можно скорее, поскольку Древний мир начинает опасное вторжение в Новый… Впервые на русском языке!

Глава 2

Книг леворуких продавцов

Во мраке леса увидала.

Чем заняты среди кустов?

— Ах, что за дело мне! — сказала.

Окно выходило на крышу оранжереи, которая тянулась от задней стены дома до ограды. За оградой темнел Хайгейт-Вуд. По металлическому коньку оранжереи уже шел Мерлин, ловкий, как кот, даром что на каблуках. Плоский конек шириной с человеческую руку справа и слева переходил в стеклянные скаты. Но юноша не смотрел по сторонам, хотя первый же неверный шаг наверняка стал бы для него смертельным.

Сьюзен нерешительно оглянулась. На полу еще агонизировала чудовищная вошь, но на этом события в доме явно не закончились: с лестницы в комнату вплывал туман. Хотя он больше походил на дым, очень густой и черный, но двигался слишком медленно и совсем не пах гарью. В общем, что бы это ни было, дым или туман, Сьюзен поняла: делать ему в доме нечего, а значит, добра от него не жди. Она вздрогнула, встала на подоконнике на четвереньки и так, на карачках, полезла вниз.

— На лестнице какой-то черный туман, — выдохнула она, доползя до другого края. Там уже стоял Мерлин, но едва слова сорвались с ее губ, как он сиганул вперед и вниз, на ветку старого дуба, нависшую прямо над изгородью.

— Как ты не падаешь на таких каблучищах? — поразилась Сьюзен.

— Привычка, — отреагировал Мерлин и ухватился правой рукой за ветку у себя над головой, а левую протянул Сьюзен. — Прыгай!

Она оглянулась. Странный туман, необычайно густой и темный, уже клубился в оконном проеме. Мало того, одна его прядь перевалилась через подоконник и черным щупальцем тянулась к ней…

Сьюзен прыгнула. Мерлин подался вперед, чтобы поймать ее, но она уже стояла рядом с ним на ветке, для равновесия обхватив ствол.

— Вниз! — скомандовал Мерлин и легко скользнул по стволу. — Быстрее!

Сьюзен последовала за ним, но, когда до земли осталось каких-то пять футов, спрыгнула на ковер из прошлогодней листвы. Под подошвами ее мартенсов смачно чавкнуло. Весь день лило как из ведра, дождь унялся только к вечеру. Было уже за полночь, но водяная взвесь еще висела в воздухе.

В лесу оказалось темно. Уличные фонари остались за домом, на Ланчестер-роуд, а здесь мрак лишь немного разбавлял свет из окон особняка.

Черный туман стлался над оранжереей, накрыв двускатную крышу. Он пластался и вытягивался, сливаясь с ночью там, куда не доставал свет из окон и с улицы.

— Что это?

— Потом объясню, — сказал Мерлин. — А сейчас за мной. Надо найти древний прямой путь.

И он почти рысцой пустился вперед, петляя между деревьями. Сьюзен пошла за ним, выставив перед собой руки, чтобы по лицу не хлестнула случайная ветка или гибкий молодой стволик. Идти приходилось почти вслепую. Мерлин тенью маячил впереди; девушке оставалось лишь надеяться, что он видит дорогу, и спешить следом за ним.

Немного погодя она чуть не столкнулась с Мерлином: тот вдруг остановился, помешкал, взглянул налево, направо и наконец поднял голову к небу, где сквозь разрывы в облаках кое-где виднелись звезды.

— Туда! Скорее!

И он побежал. Сьюзен изо всех сил старалась не отставать. Страх врезаться во что-нибудь и убиться насмерть уступал только страху перед черным туманом, который все так же преследовал их по пятам и даже стал еще проворнее в темноте, протягивая свои щупальца то с одной стороны, то с другой, нашаривая их во мраке…

Мерлин остановился.

— Мы его нашли, — сказал он. — Теперь можно не торопиться. Держись ближе ко мне и не сходи с пути.

— Я же его не вижу! — возмутилась Сьюзен.

— Просто иди за мной шаг в шаг, — сказал Мерлин и медленно двинулся вперед.

Небо в этой части леса оказалось светлее, да и деревья росли не так близко к тропе.

Девушка обернулась и стала смотреть назад, пошире раскрыв глаза, чтобы разглядеть хоть что-нибудь.

— Этот туман… — прошептала она. — Мне кажется, он ползет за нами.

— Ползет, — подтвердил Мерлин. — Но пока у нас под ногами путь, он нас не тронет.

— Почему?

— Потому что он тоже древний и повинуется древним законам, — ответил Мерлин. — К тому же бояться следует не столько тумана, сколько того, что он прячет, то есть водяного.

— Какого еще водяного?

— Туман — всего лишь сопутствующий эффект, — продолжил объяснять Мерлин. — Он отвлекает, сбивает с толку, а еще он необходим той сущности, что движется внутри его, то есть водяному. Хотя, бывает, его зовут иначе.

И он еще больше замедлил шаг, внимательно глядя под ноги. Тропа вдруг сделала резкий поворот, а впереди выступили из темноты стволы молодых буков.

— Новая тропа не совпадает с древним прямым путем. Придется идти назад.

— Как назад?

— Так. Сначала назад, потом опять вперед, и так туда-сюда до самого рассвета, если придется.

— Но там же… этот… водяной…

— Пока мы на древнем пути, он нас не тронет, — напомнил Мерлин. — Поворот! За край не заступать!

Сьюзен осторожно повернулась на месте и медленно пошла назад, туда, откуда они только что пришли, старательно ставя ноги ровно посредине тропинки.

— Я ничего не вижу, — шепнула она через несколько шагов.

Под подошвами шуршало, а не чавкало — значит, они шли по мелкому гравию, а не по мокрой прошлогодней листве. И все равно оступиться в кромешной тьме было легче легкого.

— Если не возражаешь, я положу руки тебе на плечи и буду направлять твои шаги, — предложил Мерлин. — Вот так, не спеши. Все будет хорошо.

Его ладони легли на плечи Сьюзен. Прикосновение было совсем легким, но очень необычным: тепло левой руки Мерлина она ощущала так, словно между его и ее кожей не было ни перчатки, ни бретельки ее комбинезона, ни футболки. Казалось, внутри дорогой перчатки спрятан нагревательный элемент. Горячей ладонью юноша легко нажал на плечо Сьюзен, подталкивая ее вправо.

— В этом есть и плюс, — сказал Мерлин, когда они прошли шагов тридцать или сорок. — Теперь, когда на нас спустили водяного, сюда никто не сунется.

— Почему?

— Он плохо отличает своих от чужих, — ответил Мерлин. — Остается надеяться, что дневной дождь распугал всех любителей лесных прогулок. А ну-ка, погоди. Черт! Тропа опять поворачивает, а впереди деревья. Нельзя было, что ли, проложить ее прямо? Стоп! Снова разворот.

Пока они разворачивались, Сьюзен поняла: ее кое-что тревожит. В смысле, еще кое-что, кроме таинственного превращения «дядюшки» Фрэнка в горстку песка и появления в доме сначала гигантской вши, а затем черного тумана.

— Я не слышу машин. Или поездов. И вообще ничего, кроме наших шагов. Почему здесь так тихо?

— Сейчас два часа ночи.

— Брось. Я, конечно, деревенская, но в Лондоне бывала и раньше.

— Деревенская, говоришь? А из какой деревни?

— С Запада. Между Батом и Чиппенхемом. Отвечай на вопрос, не увиливай.

— Думаю, тишина наступила оттого, что туман взял нас в кольцо и в этом кольце бродит водяной. Кстати, он наверняка попытается напугать нас, чтобы сбить с пути. Так что будь готова. Положи руки мне на плечи и не отходи ни на шаг.

Они шли назад. Тишину нарушали хруст гравия и мелких веток под кубинскими каблуками ложно-аллигаторовых сапог и толстенными подошвами мартенсов да еще учащенное дыхание Сьюзен — ей было страшно.

— Луна выходит из-за туч, — заметил Мерлин.

— Это хорошо? — спросила девушка.

— Не всегда. Но для нас неплохо. Новая луна — друг всего юного, в особенности юных людей. Да и тропу будет лучше видно.

Тропу и впрямь стало видно лучше некуда. Смесь гравия, прошлогодней листвы и свежей грязи не просто отразила бледный свет луны, но прямо-таки вспыхнула в его рассеянных лучах.

Зато туман из-за света как будто сгустился, обрел дополнительную плотность. Непроницаемая черная стена обступила тропу со всех сторон, сделав ее похожей на темный городской тупик, куда пешеходу лучше не соваться. Правда, внутри этой стены, в отличие от городских, каменных, не прекращалось какое-то кипение: черные прядки тумана вытягивались из нее, утолщались, но, едва коснувшись края тропы, торопливо отдергивались.

Еще через несколько шагов Сьюзен наморщила нос, почувствовав, как к горлу подступает тошнота.

— Какой ужасный запах, — прошептала она. — Тухлятиной воняет… и канализацией…

— Это водяной, — беззаботно-звонко ответил Мерлин. — Наверное, его вызвали из реки Флит, куда раньше выбрасывали требуху и сливали кровь мясники со Смитфилдского рынка. Неудивительно, что он терпеть не может людей, ведь они осквернили его реку. Не оглядывайся. Он идет за нами, справа.

Вонь усилилась; волоски на затылке Сьюзен стали дыбом, а лопатки напряглись так, словно в спину между ними уперся неимоверно острый клык, дожидаясь только команды, чтобы вонзиться в плоть.

— Сыграем в двадцать вопросов? — спокойно предложил Мерлин. — Отвлечемся от… всякой всячины.

— Меня бесит, когда надо говорить только «да» или «нет», — сказала Сьюзен, делая над собой усилие, чтобы голос звучал нормально. Всем своим телом, вплоть до кончиков волос, она ощущала присутствие за спиной громадной твари, чье смрадное дыхание отравляло воздух вокруг них. — Может, ты лучше ответишь на кое-какие мои вопросы?

— Ладно, — согласился Мерлин. — Только нам скоро поворачивать. Не смотри вперед. Если вдруг увидишь водяного, отводи взгляд.

— Ясно, — ответила Сьюзен. — Послушай, а если ты задашь мне вопрос и я отвечу, а потом ты решишь, что я слишком много знаю, ты меня убьешь?

— Ты и так уже слишком много знаешь, — сказал Мерлин. — Но я тебе не враг. Как и все наши. Хотя, боюсь, твоя жизнь уже никогда не будет прежней.

— Ой! — выдохнула Сьюзен.

— Но это, может, и к лучшему, — осторожно заметил Мерлин. — Зависит от того, какие отношения были у тебя с «дядюшкой» Фрэнком. Так, а сейчас глазки вниз, поворот.

Сьюзен честно пыталась не отрывать глаз от земли, но боковым зрением все же заметила в тумане нечто страшное: огромную, уродливую, раскоряченную тварь с глазами как открытые раны, с раззявленным ртом, из которого тянулись струйки слюны…

— Не смотри на него! Шагай!

— Да-да, — поспешно сказала Сьюзен и зажмурилась.

— Все, отстал. На тропе он нас и вправду не тронет, — заверил девушку Мерлин. — Давай представим, что мы с тобой встретились… э-э-э… где-нибудь и теперь просто болтаем. Так что ты делала в доме Фрэнка?

— Фрэнк дружил с моей мамой много лет назад, — сказала Сьюзен и приоткрыла глаза — самую малость, чтобы только видеть тропу сквозь ресницы. — Раньше я думала, что он был ее парнем… на Рождество я всегда получала от него подарки с подписью «дядя Фрэнк». Но его самого впервые увидела, только когда приехала в Лондон. Сегодня. То есть вчера. И сразу поняла, что ошиблась. В смысле, что зря к нему пришла. Я уже хотела смыться по-тихому, когда появился ты… Кстати, а что ты с ним сделал? И почему?

— Ну, опуская многочисленные подробности, отвечу так: я прикоснулся к нему серебряным предметом с нанесенным на него уничтожающим заклятием Соломона. Безопасным для смертных… в смысле людей… но Фрэнк был не человек, а дегустатор. Он пил кровь…

— Вампир!

— Нет, их не существует, хотя дегустаторы, несомненно, стали поводом для возникновения этой легенды. Они на самом деле кусают, но только в запястье или в лодыжку, никогда не в шею, потому что их цель не в том, чтобы убить. Они проделывают в коже отверстие, совсем крохотное, а когда из него выступает кровь, слизывают ее по капле. Никаких острых клыков, полых внутри, никаких рек крови. Дегустаторы лижут, как кошки, острыми треугольными языками. Эти языки их и выдают среди прочего.

— А ты, значит, охотишься на них и убиваешь?

Мерлин вздохнул:

— Нет. Обычно мы их не трогаем, если они ведут себя прилично. Вообще-то, дегустаторы есть даже среди наших… один в бухгалтерии… другой… э-э-э… в госпитале. Их слюна обладает замечательными лечебными свойствами.

— Тогда зачем ты ткнул Фрэнка шляпной булавкой?

— Как ты поняла, что это именно она?

— Я изучаю искусство. В том числе ювелирное, хотя моя специальность — рисунки по ткани. Точнее, это будет моей специальностью, когда начнется семестр. Вот почему я ищу отца сейчас: у меня есть время, три свободных месяца, а потом надо будет впрягаться и пахать, как выражается миссис Лоренс.

— Кто это — миссис Лоренс?

— Она учила меня рисованию, когда я была в выпускном классе. Благодаря ей я поступила, и она говорит, что это редкий шанс, который нельзя профукать.

— Вот как? И куда же ты поступила? Осторожно, поворот.

— В училище Слейда.

— Значит, ты талантливая.

— Говорят, что мои гравюры ничего. А еще я по-настоящему умею рисовать. Хотя сейчас это не в моде. Рисовать, в смысле.

— Приятно, наверное, делать что-то руками. Поворот.

Они повернули, и Сьюзен опять едва поборола тошноту, когда на них надвинулось облако тухлой вони, но в то же время поняла, что за разговором действительно расслабилась и даже почти успокоилась. Она выпалила первый вопрос, который пришел ей в голову:

— Если на тропе нам ничего не угрожает, может быть, присядем?

— Нет, — сказал Мерлин. — Тропа остается истинным путем лишь до тех пор, пока по ней идут. Если мы сядем или просто остановимся, она сожмется до клочка земли под нашими ногами и нас обступит туман, из которого выйдет водяной.

— Ясно, — сказала Сьюзен. — А ты что, волшебник?

— Нет, я книготорговец.

— Кто?!

— Книготорговец. Продаю книги. Вернее, принимаю товар, распаковываю, расставляю по полкам. Продажами занимаются другие, обычно праворукие.

— Праворукие?

— Это семейный бизнес. Вернее, клановый. Мы все либо правши, либо левши. Хотя иногда мы меняемся. «Книги — одним, крючья — другим», как у нас говорят.

И он поднял руку в перчатке, которая показалась Сьюзен особенно темной в лунном свете.

— Я, как ты видишь, принадлежу к леворукой части нашего племени.

— Но что все это значит? При чем тут крючья?

— Честно говоря, я сам толком не знаю. Крючья вообще не наше оружие. Шпаги, кинжалы, булавки для шляп — это да, сколько угодно. Хотя леворукие Сен-Жаки…

— Что такое санжаки?

— Сен-Жаки. Фамилия такая, французская. Хотя мы не французы, да и фамилия не наша, но нас назвала так Елизавета, которая Первая. Королева ошиблась, а прозвище пристало. Короче, мы, леворукие, в основном заняты делом — ну, бегаем, деремся, все такое. А крючья — это, наверное, из семнадцатого века, когда немало наших расстались с жизнью на крючьях… их тогда подвешивали за ребра все, кому было не лень — и кавалеры, и железнобокие.

— Но что все-таки происходит… какие-то дегустаторы… водяной… в чем дело? — почти завизжала Сьюзен, но справилась с собой. Странная смесь изумления и паники бродила внутри ее, грозя в любую минуту выплеснуться наружу.

— Я понимаю, ты сейчас в шоке. Но если хочешь жить, держи себя в руках и держись поближе ко мне. Как бы тебе объяснить? Понимаешь, мир, каким ты его знаешь, «нормальный» человеческий мир — это лишь верхний слой палимпсеста: так называют многократно записанный пергамент…

— Я знаю, что такое палимпест… палимсест… Короче, я знаю, что это такое, хотя и не могу выговорить.

— Ну вот, тогда тебе понятно, что под слоем обыденной человеческой жизни лежит другой слой, Древний, и при определенных условиях или в определенное время этот Древний слой побеждает, то есть его элементы прорываются в обыденный мир и начинают главенствовать в нем. А еще есть такие… среды и сущности, или индивиды, которые обитают сразу в нескольких временны́х пластах либо потому, что такова их природа, либо благодаря вмешательству того, что ты, наверное, назвала бы магией. К таким индивидам относимся мы, книготорговцы, и левши, и правши, причем по ряду причин на нас возложены… так сказать, надзорные функции… мы регулируем взаимодействие обитателей глубинных слоев нашего палимпсеста, известных как Древний мир, с теми, кто населяет Новый мир, то есть обычный человеческий, который вы, люди, трогательно именуете «реальностью».

— Но при чем тут торговля книгами?

— Жить ведь как-то надо.

— Что?!

— Большинство слоев Древнего мира давно изолировано от повседневности, а населяющие их сущности прочно привязаны к своим мирам — по крайней мере, те, которые не хотят или не умеют вести себя прилично. Так что наше вмешательство почти не требуется. Вот почему в свободное от основной работы время мы продаем книги. Хотя, конечно, есть и другие причины; в общем, все непросто… Готова к повороту?

— Что? А, да… конечно.

И они снова повернули на сто восемьдесят градусов. Правда, на этот раз Сьюзен не стала закрывать глаза, а просто глядела себе под ноги. Судя по канализационной вони, которой ее обдало при повороте, водяной был совсем близко, но это ее уже не тревожило так, как раньше. Уверенный голос Мерлина, его разговорные интонации, а также размеренное хождение туда-сюда победили страх.

— Знаешь, у меня есть еще вопрос, — начала она. — Только он может оказаться слишком личным…

— Все мы люди, — ответил Мерлин. — И я обычный мужчина — во всяком случае сейчас.

— Что значит — сейчас?

— Мы обладаем склонностью… к перемене форм… наверное, это можно так назвать, — ответил Мерлин. — Я, например, родился мальчиком, однако много размышляю о перемене сущности.

Сьюзен помолчала, переваривая услышанное.

— Для вас это так просто?

— О нет, совсем не просто, — сказал Мерлин. — Но проще, чем…

Его слова прервал пронзительный гудок где-то совсем рядом, в чаще. Но это был не сигнал автомобиля, что было бы вполне естественно в городе, а долгий, протяжный рев, будто кто-то поднес к губам старинный охотничий рог и дунул.

— Что это?

— Сигнал водяному убираться туда, откуда пришел, — сказал Мерлин и заметно напрягся: его плечи словно окаменели. — Значит, туман скоро рассеется. Странно, до восхода солнца еще несколько часов. Непонятно, кто принял такое решение. Знать бы еще, кто его вызвал. Уж наверняка не Трингли.

— И что нам делать?

— Продолжать ходить, а еще готовиться бежать, как только откроется новая тропа. Слышишь? Туман рассеивается.

Возвращались городские звуки — размеренно гудели моторы на проезжей части, где-то вдалеке стучал поезд, доносились обрывки разговоров. А еще вокруг стало светлее, особенно со стороны Ланчестер-роуд, где между деревьями то и дело мелькали синие вспышки.

— Полиция!

— Да, у дома «дядюшки» Фрэнка. Наверное, кто-то все же сообщил им о выстрелах, — сказал Мерлин, повернул голову влево, потом вправо и наконец взглянул на кроны деревьев. — Хоть бы полицейские не спешили, ради их же блага. Правда, водяной ушел. Приготовься…

Вдруг он изо всех сил толкнул Сьюзен на землю. Рядом что-то свистнуло. Сьюзен подняла голову и увидела, как Мерлин левой рукой выхватил из воздуха какой-то предмет, а правой снова придавил ее к земле. Она вырвалась, откатилась и хотела сесть, но передумала — красная стрела с белым оперением мелькнула в паре дюймов от ее лица и загудела, воткнувшись в древесный ствол.

Тем временем Мерлин отбил левой рукой третью стрелу и изогнулся, точно танцор, увертываясь от четвертой. Но от пятой уйти не удалось — та впилась в тело с таким противным треском, что Сьюзен поняла: этот звук она обречена слышать до конца дней. Стремительно повернувшись, Мерлин упал на одно колено, сумка-торба из шерсти яка свалилась с его плеча. Сьюзен, не думая ни о чем, поползла к ней: она помнила, что в сумке есть револьвер, и теперь хотела лишь одного — достать его и начать палить туда, откуда летели стрелы.

Но оказалось, что Мерлин упал не просто так — он сделал это намеренно, чтобы, задрав штанину, вытащить из кобуры на лодыжке маленький автоматический пистолет. Нажимая на спусковой крючок правой рукой, левой он продолжал отбиваться от стрел, которые летели в него и Сьюзен.

Автоматический пистолет стрелял куда тише револьвера, который девушка все еще пыталась извлечь из сумки. Звуки походили на собачье «гав-гав», хотя ни одна собака не могла бы лаять так часто, как нажимал на курок Мерлин — восемь пуль вылетели из ствола одна за другой с такой скоростью, что вспышки почти слились воедино. После пятой поток стрел прекратился.

Сьюзен наконец вытащила револьвер из сумки и теперь держала его перед собой на вытянутых руках. Ей доводилось стрелять из ружья, а еще она была вполне сносной лучницей, но вот с короткоствольным оружием дела до сих пор не имела. Хотя, кажется, в нем не было ничего сложного.

— Нет… нет… положи, — сказал Мерлин, привалившись спиной к стволу, и сжал пальцами левой руки стрелу, которая торчала из его тела. — Полиция… будет здесь… скоро… из дома…

— Кто послал эти стрелы?

— Страж Род Альфара… наверное, его разбудил водяной… это вторжение. Вот почему его… отозвали… надо было… подумать… про Род Альфара… умилостивить дарами…

— Ты убил… э-э-э… стража?

— Нет… выстрелы… отпугивают их. Иногда. Механические звуки…

Сьюзен положила револьвер на сумку — на всякий случай — и подползла к Мерлину. В свете луны она увидела оперенное древко, торчавшее из груди юноши, чуть ниже ключицы. Рубашка и горчичного цвета пиджак уже пропитались кровью. Впервые оказавшись с ним лицом к лицу, Сьюзен решила, что он чертовски хорош собой, но времени думать об этом не было — слишком он побледнел и дышал неглубоко и часто.

— Мне нужна… твоя… помощь. Серебряный флакон… в левом кармане жи… лета… достань… так… открой… набери в рот, не глотай… да, знаю… держи… Я сейчас сломаю стрелу и вытолкну обломок. Как только я сделаю это, сплюнешь в рану…

Содержимое флакона было ужасно гадким на вкус, но Сьюзен послушно держала жидкость во рту, по очереди надувая щеки. Мерлин левой рукой легко переломил тонкое древко стрелы и охнул, лицо его исказила гримаса. Когда он, затаив дыхание, начал выталкивать обломок стрелы, в глазах у него встали слезы.

— Вытащи… вытащи его… и плюй… — прошептал он, потерял сознание и повалился на Сьюзен. Из его спины торчала стрела с наконечником.

Сьюзен ладонью закрыла себе рот, чтобы не вскрикнуть. Потом, старательно удерживая драгоценную жидкость, вынула обе половинки стрелы из раны, одну спереди, другую сзади, отбросила их, склонилась над раненым и открыла рот. Оттуда потекло зеленовато-голубое пламя, какое бывает, когда на рождественском пудинге горит бренди, только без тепла. Его холодные языки лизнули края дырки в пиджаке и утекли в рану.

Девушка села на пятки и вытерла рот ладонью. Слюна была обычной, не светящейся. Неизвестно, помогла странная жидкость Мерлину или нет, но в сознание он не пришел. Сьюзен осторожно перевернула его на спину и стала снимать с него пиджак. Потом оторвала от пиджака карман и, свернув его подушечкой, приложила эту подушечку к выходному отверстию на спине, а входное под ключицей зажала ладонью.

В темноте было непонятно, но ей все же показалось, что кровь еще идет и Мерлин не дышит.

Она склонилась к нему в надежде различить дыхание, но не смогла — помешали тяжелые шаги у нее за спиной. Широкий белый конус фонарного света упал на нее сзади, и Мерлина накрыла ее тень.

— Стоять! Полиция! Руки вверх!