Мой выбор

Галина Чередий, 2021

Я думала, что моя жизнь не сахар? Семья смотрит косо, личные отношения не складываются, а все потому что чуть ли не на каждом шагу вижу созданий, в существование которых не верят нормальные люди. И ладно бы я только видела их и говорила с ними… Кто же стерпит изгнание лярвы прямо в разгар семейных праздничных посиделок? А как тебе – очнуться на холодном алтарном камне в обществе страхолюдин в балахонах и выяснить, что ты очутилась в чужом мире, в теле любимой постельной игрушки тамошних правителей? Да моя прежняя жизнь просто сказка, и я хочу назад! Вот и рванула с одним очень-очень странным спутником из дворца-тюрьмы. Навстречу шансу вернуться домой, сквозь ужасы Пустоши и в компании двух пугающих проводников. Проводников, которые требуют за свои услуги цену, что может стать мне непосильно дорогой. Ведь я рискую расплатиться с ними собственным сердцем.

Глава 8

Рунтарехт

Эммирэй молча, по своему обыкновению, швырнул в подставленную лопатой ладонь стражника при въезде в Навиж четыре медных монеты и поехал дальше.

— Приветствую, Рунт! — улыбнулся щербато и желтозубо Анике, сегодняшний старшой городской охраны. Местные уже давно привыкли к тому, что с Рэем пытаться заводить беседы без толку. Мой нелюдимый побратим разговаривал нормально исключительно со мной и то, не сказать чтобы много, а с окружающими общался сухо, только при крайней необходимости. — Как там дела в Пустоши? Монстров меньше не стало?

И зыркнул на связку отрубленных лап лайби, притороченных к моему седлу. С них еще капала зеленая склизкая кровь. Мы нарвались на их стаю в полтора десятка голов, с аппетитом чавкающую и жадно порыкивающую над телом какого-то бестолкового или же отчаянного бедолаги, буквально на подъезде к городу. Выехал ли он столь неосторожно и самонадеянно, или же был застигнут в самом конце пути, разницы не было. Итог один. Беглова пустошь получила еще одну жертву. Хотя не одну. Почти всех лайби мы с побратимом перебили. Ибо нечего жрать безнаказанно человекообразных и вообще-то лапы и клыки с ядовитой железой этих тварей пользовались хорошим спросом на рынке Навижа.

— А ты с какой целью интересуешься? — ухмыльнулся я, чуток натягивая поводья и притормаживая забози около него. — Решил на старости лет в проводники или истребители податься?

— Вот еще! — фыркнул Анике. — Таких деньжищ, как вы, не рублю, но мне и тут сытно, тепло, и девки всегда под рукой. Охота была бы, как вы, задницами к седлу прирастать неделями, спать в полглаза, каждую минуту бояться быть сожранным, да баб не видеть по сколько дней подряд.

Ну, допустим, бояться смысла я давно не видел. Положено тебе на роду — сожрут все равно. А обзаведясь за изрядное количество монет пологом невидимости, спать мы могли преспокойно даже прямо перед логовом матерого оглоха. А бабы и должны быть пореже, а то имеют свойство надоедать и раздражать. Рэю вон и вовсе на них плевать. У него за морем невеста растет и хорошеет, вот он себя и блюдет. Ну это я так предполагаю, потому как на такие темы мы не говорили, так, пару фраз вскользь, а ни разу его уходящим с местными девками или уединяющимся с женщинами хуторов в Пустоши тоже не видел. Но его синие колокола не моя боль.

— И то правда, твою-то задницу уже и не всякий забози вывезет, пополам переломится, — ответил я стражнику. — Как еще девки у Жирного Дишки под тобой не задыхаются. Я бы на их месте с тебя двойную цену брал.

— Вот когда будешь на месте девок, тогда и будешь цены назначать, — огрызнулся старшой, не обидевшись. — У него там, кстати, новенькая появилась.

— Они у него всегда появляются, — усмехнулся я.

У Дишки место проходное, народу много всякого бывает, и девушки и правда подолгу не задерживались. Он их никому не позволял деньгами обижать, работой непосильной не загружал. Сам платил немного, но крышу над головой и еду давал и с их заработков от кувырканий с посетителями, насколько известно, ничего не брал. Его вполне устраивало то, что за его заведением закрепилась слава, что девчонки там что надо, даже если и не потрогать, так хоть глазами пошарить есть по чему, похлебку черпая ложкой, коли на большее монет не водилось. Так что всегда народу валом. И девушки быстро зарабатывали себе кому на что надо да и уезжали, кроме разве что тех, кто оставался там годами из любви к самому процессу, а не ради заработка.

— Эта не такая. Дишка говорит, из жалости взял, Адир его просил. Какая-то дальняя родня его.

— Из жалости? Что совсем страшная?

— Да толком не разберешь. На рожу вроде нет, только вечно ходит сгорбленная какая-то, платье мешком, на голове платок до самых глаз, смотрит в пол, не говорит, шарахается от всех.

— И что? Без платья и платка, что ли, никто не видал?

— Не-а. Ни с кем она… не того. Так не хочет и денег ни от кого не берет.

— Да вы тут просто жадные все и за лишнюю монету удавитесь. Дал бы кто ей побольше — и давно бы согласилась. Нет таких, что не соглашаются.

Женщины — существа от природы алчные, уяснил давно. Не важно, до денег, до удовольствий или до власти. Или до всего сразу.

— Так уж и нет!

— Так и есть. Вот я отсыплю щедро сегодня вашей загадочной девке да поваляю ее ночку напролет. А как буду ехать обратно — тебе и расскажу, чего там у нее под тряпками, — пообещал я.

— Ставлю пять монет золотом, что не выйдет у тебя ничего, Рунт! Ей на той неделе Ямирон пьяный десятку серебром на стол бахнул, а она мимо прошла и не глянула даже!

— Да с его рожей и трех десяток золотом маловато будет. — Вот люблю я спорить. А все почему? Потому что проигрывать не случалось, ведь не спорю, если не уверен. А тут делов-то — девку раскрутить. Плевать на пять монет, конечно, но уже интересно. Все не моя вечная скука.

— Ну да, ты ж у нас красавчик, — язвительно скривился стражник, — тебе девки и задаром дают.

— Дают, но я предпочитаю не брать, чтобы ничего себе не придумывали и делали все по-моему. Но недовольных не бывает. И отказывающих. Ладно, готовь свои пять монет на завтра, Анике. — Я толкнул пятками забози под бока, собираясь догнать побратима.

Мы только подъехали к воротам рынка, а мальчишки, которые прислуживают торгашам, уже устроили вокруг нас суету, зазывая каждый к своему хозяину. Всем известно, что среди наших трофеев барахла всякого не бывает. Но отмахнувшись от прилипал, мы первым делом отправились в лавку ювелира Игрита, по чьему заказу привезли с побережья увесистый мешочек с еиронским золотистым жемчугом. Дорогущим и красоты такой, что глаз не отвести. Когда-то, еще подростком, я мечтал подарить серьги и ожерелье из него своей паре, как подрастет она. Но не подарил. Жемчуг этот был очень дорог, но я на него заработал. Сам. Да вот дарить было некому уже. Теперь и валяется где-то он на пепелище, коли не подобрал его какой прохожий или глазастые кайки по гнездам не растащили.

Игрит только что носом не уткнулся в поблескивающий товар, придирчиво проверяя каждую жемчужину, и хоть и тряслись его руки от жадности, но рассчитался с нами как и договаривались. И правильно, ему-то его лавка еще нужна, а с нами шутки плохи.

Дальше мы прошлись по рынку, сбывая всякую разную добычу и трофеи с Пустоши и заодно пополняя свои запасы на обратный путь. В этот раз мы никаких серьезных заказов в Навиже брать не собирались, как и задерживаться тут больше, чем на одну ночь. Уже в дне пути мы с Рэем получили весточку от старейшины Некки — одного из весьма богатых и хорошо укрепленных фортов в Пустоши. Там говорилось, что их осаждает некое чудище, что жрет их людей и скот, и своими силами отбиться у них никак не выходит. Так что слезно просят они истребителей, то бишь нас с побратимом, приехать и помочь в их беде. Само собой, не даром, а за очень даже щедрую плату. Вот и поедем завтра прямо с утра, тем более что все признаки уже, что зима вот-вот нагрянет, и время придет дома сидеть до тепла. Зима в Бегловой пустоши такая же коварная, как и само это загадочное место. Накрывает разом с жуткими метелями и холодами. Вот вчера еще тепло, а на завтра морозище. Так что на всякий случай помимо обычных припасов прикупили еще по одному фирсанскому одеялу, которые тонкие и легкие, что тот птичий пух, но при этом в них и на земле в мороз спать упаришься. Не пригодится нам в пути, так сбыть такое запросто можно на одном из хуторов Пустоши. Тамошние хозяйки с руками оторвут. Им-то, рожденным там, доступа через границу нет. Закон. А торгашей, желающих по их опасным краям проехаться, один-два в год бывает. И те не всегда удачно дела свои устраивают.

В «Сытом тарухсу», забегаловке Жирного Дишки, мы оказались, уже когда смеркалось, и, передавая наших забози дворовому мальчишке, я тут же вспомнил рассказ стражника о странной новенькой подавальщице. И мое любопытство вспыхнуло снова. Всегда приятно, когда у тебя есть цель. Против собственной звериной натуры не попрешь. А она, натура эта, не просто похотлива, но и крайне склонна к охоте. Пусть даже и по мелочи. Так что уломать девку, что никому тут пока не дала, куда как интереснее, чем просто брякнуть монеты на столешницу перед заранее на все согласной. Вставлю и хорошенько прокачусь я что так, что эдак, тут сомнений никаких, но в первом случае вроде как слаще, потому как какой-никакой азарт присутствует.

— Ру-у-унт! Рэй! Мальчики! — возопила Яуген, одна из тех самых ветеранш заведения Дишки, что уже третий год живет тут. Наверняка она уже в разы богаче некоторых местных торгашей, но уезжать не спешит. Любовь к процессу, говорю же.

— Привет, детка, — улыбнулся я, тогда как Рэй, как обычно, просто протиснулся мимо нее, даже не ответив на приветствие. Рэй — такой Рэй. — Ну как поживаете? Чего нового?

— Чего или кого, Рунт? — подмигнула она мне и пошевелила бровями, притеревшись своей грудью с открывающим всю глубину ее души декольте. — У нас и не очень старого на вас тут хватит.

И попыталась без всякого стыда обхватить меня в штанах. Но не приветствую я этих рукопожатий, пока пожимать особо нечего. А в ее случае так и было. Мой боец совсем невежливо приветствовать даму подъемом головы отказывался. Он в этой даме уже достаточно бывал.

— Яуген, милая, а я слыхал, что кое-что новое у вас все же есть, — зафиксировав ее запястье, я отвел загребущую ручонку шлюшки прочь.

— Ой, да какое там новое! — презрительней некуда скривилась давалка по призванию, и недобро так сверкнула глазами в дальний угол большого зала таверны. — Твоего внимания оно точно не стоит. И ничего не светит.

— Так уж и не светит? — Вроде я не так давно тут последний раз бывал, чтобы все поголовно забыли о том, каков я, и не верят в мои способности. — Разве у нее нет щели между ногами или рта?

— Все у нее есть, да не про вашу честь, — фыркнула девица и снова зыркнула на новенькую. Могу поспорить, что ждут ее какие-нибудь гадости от этой стервы, бабы — народ завистливый и мстительный, даже по пустякам, но мне дела нет. Интересно стало, заохотилось — получу что хочу, а завтра уеду и не вспомню. — Крутитесь вокруг этого чучела, что те самцы ползучих каби вокруг первой выползшей из норы самки. Всего и интереса — первым сунуть.

— Само собой, — ухмыльнулся я.

Я проследил за направлением взгляда Яуген и увидел-таки предмет обсуждения. Да уж, Анике не преувеличивал. Девчонка была высокой, но сильно сутулилась, я даже сказал бы, что почти чрезмерно и как-то нарочито. Серое платье висело на ней бесформенным балахоном, причем под ним, клык даю, еще тряпок понапялено. Такой же серый платок на голове, волосы спрятаны, что ни единый локон не выглядывает, да еще на лбу по краю густая лохматая бахрома прикрывает пол-лица. Она как раз вытирала освободившийся стол, значит, он был из тех, что она сегодня и обслуживает. И хотя были сейчас в зале еще свободные места, но мой побратим остановился и уставился в ее сторону. Постоял так немного, а потом пошел вперед, но медленно, будто к добыче подкрадывался. У меня от удивления аж брови на лоб полезли.

Девчонка закончила вытирать стол и пошла в глубь зала. Рэй тряхнул длинноволосой белобрысой башкой, проводил ее взглядом и уселся на лавку за тот самый стол. И снова понюхал воздух. Я подошел, сел напротив и сделал то же самое. В таверне чем только ни несло: жареным мясом и овощами, разливным каваком, что был у Дишки очень неплох, духами девиц, потом, телами разной степени чистоты, влажным деревом от еще непросохшего стола. Все как и прежде. Кроме быстро исчезающего аромата, чего-то травяного, сочного. Летом в Пустоши иногда попадались полянки с одной хитрой и весьма ценной травкой. Звалась она у магов аззам, а в просторечии — стоячка. За всем известные свойства. Не приведи Певень-Хозяин-Дорог заехать на такую полянку, особенно после дождя, когда эта дрянь в самом соку. Под копытами забози трава сразу ломалась и пахнуть начинала страшно. Хапнешь запашку этого — и пару дней будешь непроходящим стояком маяться. Нам сколько раз с Рэем предлагали охранять команды девок-сборщиц (мужикам-то ее вообще не судьба собирать, никакие затычки не спасают) этой пахучей погани, но чур нас. Сколько раз бывало, что эти вылазки заканчивались гаже некуда. Спрос на аззам был высок, платили щедро, да никакие монеты не стоят жизни. У проводников и охранников от запаха этой дряни ум туманился, и на сборщиц этих они лезли. Добровольно или силком, все равно становилось. И не остановиться никак. Или сами помирали от изнеможения и баб замордовывали, или их за этим всем весельем в процессе тамошние монстры и заставали.

Так вот, странная девка эта, судя по всему, настоечкой-то на поганой травке-стоячке пользовалась. Уж очень аромат специфический, как и его действие. И это тем более странно, потому что, во-первых, стоит аззам тот ну вот очень дорого, даже здесь, на границе с Пустошью. А во-вторых, на кой риш это делать, если ты корчишь из себя недотрогу? Просто нравится нервишки себе щекотать тем, что мужики к тебе лезут все время? Выбирает кого получше и так чтобы наверняка на нее повелся, когда решит, что тот самый?

— Ты чуешь? — спросил я у Рэя, а он ответил мне вопросительным взглядом. — Аззам.

— Ничего такого, — покачал головой побратим, выглядя, однако, озадаченным.

Я нахмурился и принюхался еще раз, но тут к столу подскочила пухленькая блондиночка Рентэ и уловил только приторный запах ее духов, перекрывший все.

— Здравствуй, Рунт! Я скучала! — расплылась она в улыбочке, а я сразу вспомнил, какой у этой милахи умелый и трудолюбивый рот. Воспоминание было приятным, а вот помеха в виде ее запаха неожиданно раздражала. — Что вам подать?

— Разве ты подаешь на этот стол? — хмуро спросил Рэй.

Ого, целых шесть слов подряд, сказанных постороннему человеку.

— Эм-м-м… нет. Это стол Сон сегодня, но я хотела угодить, — покосилась на побратима Рентэ. В прошлые разы ей не случалось и голоса-то его услышать.

— Пусть она, — распорядился Рэй.

— Хорошо. Я сейчас позову, — девица перестала улыбаться и перевела взгляд на меня, но я промолчал. Мне все интереснее. — Рунт, я еще ни с кем не уговаривалась на эту ночь.

— Угу, — только и ответил я, и она ушла.

Я сидел лицом к стойке и видел, как Рентэ подошла к вынырнувшей из недр огромной кухни Дишки новенькой. Что-то стала говорить ей, косясь на нас, и девица повернулась в нашу сторону. Глаз и половины лица я разглядеть не мог из-за косматой безобразной бахромы, но вот очертания бледных губ видел неплохо. Она сначала их плотно, до побеления сжимала, опять же, как мне показалось, нарочно. Но по мере того, как Рентэ ей, видимо, рассказывала, кого она должна обслужить, чуток расслабилась. Что же, губки у моей сегодняшней ночной забавы хороши. Осталось узнать, насколько ласковы могут быть. Кивнув, она пошла к нам, и я, решив не растягивать веселье, нащупал кошель в кармане. Долгие прелюдии и предвкушения — это не про меня. А шейка-то изящная такая у нее, подбородок чуть остренький, прямо пальцы зачесались обхватить его и голову ей запрокинуть, открывая больше места для жестких, обязательно со следами, поцелуев. Кожа ровная, самую малость смугловатая, как Фаэйном лучезарным нежнейше отлюбленная.

— Добрый вечер, уважаемые крашеры, — произнесла она очень тихо и хрипловато, как человек, что нечасто разговаривает. Я наклонился к ней, стремясь нахально заглянуть под дурацкую бахрому, успел-таки уловить блеск здоровенных глазищ перед тем, как она немного отступила от стола. В открытую потянул воздух, ловя ее запах и убеждаясь, что был прав. Потому что есть мне расхотелось, а вот поиметь ее возжелалось немедленно. Ришева девка чуть ли не купается в соке этого аззама? — Что вам подать? У нас сегодня прекрасное жаркое из…

— Жареное мясо, кувшин свежего кавака и два стакана наверх сейчас же, — с ухмылкой произнес я, опуская на столешницу сразу двадцать монет. Золотом.

Но за мгновение до того, как мои деньги звякнули о дерево, мой побратим положил перед девицей горку своих золотых.

— Никакой пищи. Наверх, — отчеканил он.

Я изумленно уставился на него, он же пялился на нее. Риш его поколоти, вот это номер! Такого не бывало еще у нас. Но раз уж ему приспичило наконец, то я ему дорогу перебегать не собираюсь. Девок хватает. Хочет эту — пусть берет.

Я только хотел забрать свои деньги, как новенькая, якобы зашуганная тихоня, сгребла и мое, и Рэево золото и сунула монеты в карманы своего балахонистого платья.

— Будет исполнено, — ответила она и тут же помчалась на кухню.