Пока смерть не разлучит нас

Галина Романова, 2009

Бизнесмен Николай Бобров чувствовал себя полным дураком. Так долго присматривался к хорошенькой секретарше Виктории, даже о женитьбе подумывал и только теперь узнал, что она уже два года живет в любви и согласии с каким-то безработным Виктором. С досады Бобров решил организовать слежку за счастливым соперником. И… невзначай из законопослушного человека превратился в подозреваемого в убийстве. Потому что вскоре Виктор неожиданно покончил с собой, оставив записку: «Я сам». Только Вика в самоубийство не верила и убедила в этом следователя… Сложно было представить, что авантюрная идея изложить на бумаге придуманную криминальную историю внезапно перерастет во что-то серьезное и станет смыслом жизни. Именно с этого начался творческий путь российской писательницы Галины Романовой. И сейчас она по праву считается подлинным знатоком чувств и отношений. В детективных мелодрамах Галины Романовой переплетаются пламенная любовь и жестокое преступление. Всё, как в жизни! Нежные чувства проверяются настоящими испытаниями, где награда – сама жизнь. Каждая история по-своему уникальна и не кажется вымыслом! И все они объединены общей темой: настоящая любовь всегда побеждает, а за преступлением непременно следует наказание. Суммарный тираж книг Галины Романовой превысил 3 миллиона экземпляров!

Глава 7

Суббота выдалась как раз такой, как он и ожидал. Серой, неуютной и холодной. Что неделю, что две недели назад, все одинаково!

Почему так?

Да потому что за окном почти на уровне его восьмого этажа висело сизое небо, не обещавшее и прорехи, в которую пробилось бы солнце. Магазин за углом, куда он метнулся утром за продуктами, оказался закрытым на учет, а тащиться за три квартала в другой не хотелось. Убирать в квартире, где по углам клубилась пыль, тоже не хотелось. А тут еще после обеда и отопление отключили, где-то что-то прорвало.

Чему было радоваться-то?

Вот Грибов и лежал на диване, укутавшись в подаренный теткой семь лет назад теплый плед из верблюжьей шерсти, и презирал себя тихонько за леность и нежелание хоть что-то изменить в своей жизни. Тупо смотрел в телевизор, тянул чашку за чашкой безвкусный дешевый чай, потому что другого не было, и с брезгливостью посматривал на свое запущенное жилище.

Так вот он и состарится в пыли и одиночестве! Будет ходить на службу. В выходные станет себя презирать и чахнуть от собственной никому ненужности. И лень ему будет что-то менять, чем-то заниматься. Потому что он…

Окончательный диагноз он поставить не успел. Позвонила Елена Ивановна.

— Чахнешь? — вздохнула она с пониманием. — Лежишь небось на диване, пялишься в ящик и жалеешь себя? В холодильнике пусто, в квартире не прибрано…

— Почему это не прибрано? — возмутился он. — Мне что, убрать квартиру трудно?

— Тебе не трудно, Грибов, тебе лень. — Елена рассмеялась. — Жениться тебе надо, барин!

— На ком?! — Грибов вздохнул тяжело. — Одни авантюристки, крохоборки и акулы, прости меня, Аль. Ты вот была одна путевая, и ту Сашка из-под носа увел. На ком жениться-то?!

— Ладно, не ной, есть одна девушка…

— Ой, только не начинай! — взвыл Грибов, своих знакомых девушек Елена поставляла ему контейнерами.

— Вот! Вот видишь, какой ты! — возмутилась она. — А ноешь, что тебе одному плохо!

— Я не ною, — возразил со слабым вздохом Грибов. — И с чего ты взяла, что я сейчас один? Может, я…

— Вот именно, что может, — она снова рассмеялась. — Ладно, Сашка тебя на пирог приглашает. Приедешь?

— Нет, — ответил он поспешно.

— Почему? — Елена удивилась. — Занят, что ли?

— Конечно! Суббота, вечер, планов громадье!

— Врешь ты все, Грибов. Ладно, как знаешь. А вот Ленька Фомин, между прочим, уже к нам едет.

Грибов тут же с досады закусил губу. Тянули его за язык про планы несуществующие брякнуть. Если бы он знал с самого начала, что Ленька едет к ним в гости, он бы тоже не отказался. Теперь поздно. А может, и к лучшему, что не поедет. После их уютного семейного гнезда в свое жилище возвращаться будет совсем невмоготу. Уборку, что ли, сделать?..

И сделал ведь! Да так упирался, что даже в шкафу в кухне все стекла перемыл. И в магазин засобирался. В холодильнике мышь удавилась, пора было заполнять полки провизией. А там Леньке позвонить можно будет, он наверняка не откажется после посещения счастливого семейства к нему на огонек заглянуть.

Ленька отказался, сославшись на свидание. Но Грибов не стал унывать. Ничего, он и один как-нибудь вечер скоротает. Благо что отопление запустили, в квартире потеплело уже через час. Пол и мебель сверкали чистотой. В раковине ни единой грязной тарелки, сейчас еще продукты закупит, рассует по полкам холодильника…

Он уже подходил к дому, когда его окликнули.

— Анатолий Анатольевич Грибов, это вы?

Темная тень, метнувшаяся к нему от детских качелей в пяти метрах от подъезда, заставила его вздрогнуть от неожиданности. Голос был женским и незнакомым, что не могло не вдохновлять. Ну, вот, а он за субботний вечер переживал. Не придется коротать в одиночестве. Неужели Елена Ивановна все-таки вопреки его запретам прислала свою подружку?

— Слушаю вас, — он открыл подъездную дверь. — Мы знакомы?

— И да, и нет.

Женщина была невысокой и все время прятала лицо в воротнике короткой шубки. Кажется…

Кажется, он начал узнавать ее. Похоже, это подружка повесившегося парня. Зовут ее, дай бог памяти, Виктория Мальина.

Что она здесь делает? Уж не его ли караулит? И если его караулит, то каким образом адрес узнать смогла?

— Связи, — односложно пояснила Виктория, когда Грибов задал ей вопрос. — Думаете, так трудно позвонить знакомым своих знакомых, навести о вас справки, узнать ваш домашний адрес?

— Думал, что не так легко. — Грибов почесал затылок. — Может, вас и номером моего мобильного снабдили?

— Нет, не снабдили, а то я позвонила бы непременно, прежде чем решилась прийти к вам.

— А с чего хоть решились-то? — Грибов суетливо потоптался на месте, шурша пакетами, потом предложил: — Слушайте, Виктория, вы ведь наверняка не спешите, может, зайдем ко мне? Не на улице же нам, в самом деле, разговаривать!

— Идемте, — не стала она отказываться. — На улице в самом деле неудобно.

Грибов проводил ее в комнату, мысленно похвалив себя за наведенный в квартире порядок, а сам помчался в кухню разбирать пакеты с продуктами и ставить чайник. Надо же, и не думал, что вечер субботы выдастся именно таким.

— Виктория, вы не голодны? — спросил он на всякий случай, прокричав ей с кухни.

— Нет, спасибо, — отозвалась она так же громко.

— А чаю? Чаю выпьете со мной?

— Чаю можно…

Чай Грибов заваривать не умел. И не любил, если честно, все эти ритуальные приседания с ополаскиванием чайника, с распариванием листа, с добавлением потом кипятка. Он предпочитал просто бросать себе в чашку два пакетика чая.

— Мне тоже два, — попросила Вика, устроившись в его кухне. — Глаза слипаются после всего, просто сплю на ходу. Врачи говорят, что это пройдет. Результат стресса и все такое…

— Похоронили? — задал Грибов идиотский вопрос и тут же пожалел об этом.

И без того бледное лицо девушки сделалось синюшным. Губы задрожали, но она все же выдавила, хотя и с большим трудом:

— Не на земле же его было оставлять. Правда, в церковь не пустили… Поэтому…

— Поэтому что? — поторопил ее Грибов, смотреть на ее страдания и еще слушать, как она молчит и всхлипывает, было очень тяжело.

— Собственно, поэтому я и здесь! — закончила она наконец и с вызовом глянула на него, мол, только попробуй счесть ее сумасшедшей. — Не потому, что вы ответственны за то, что его не отпевали в церкви, а потому, что он был… верующим человеком! И он никогда бы не допустил… Он не посмел бы никогда сотворить с собой подобное! Это же страшный грех, понимаете! Виктор чтил бога и старался жить праведно.

Ох, горе ты, горе! Откуда же тебе знать, бедная девочка, что пришло в тот момент твоему программисту в голову? О чем он думал, о чем печалился и чего боялся? Уж не о собственном грехопадении в тот момент он думал, стопроцентно. Что-то мучило его, угнетало, давило, постоянно напоминало о себе, и избавления от этого не было, вот в чем проблема. И эта проблема затмила все остальное, поэтому он и решил ее именно так. Именно таким вот изуверским способом поквитавшись с самим собой.

— Я вижу, вы мне не верите, — кивнула Вика, осторожно двигая чашкой по столу. — Оно и понятно, люди, решившиеся на самоубийство, редко удостаиваются сочувствия. А уж расследовать причины, заставившие их сотворить подобное, тем более никто не станет.

— Ну почему же. Существует наказание за доведение человека до самоубийства, но ведь, если я правильно понимаю ситуацию, ваш муж сознательно сделал это. Он в предсмертной записке написал об этом. Вы решили, что она слишком лаконична и что он не мог так написать, но…

— Да, понимаю, вы хотите сказать, что в такие моменты не до романтических посланий, — она снова кивнула, двигая чашкой по кругу. — Пусть так, но… Но если даже он и сам ушел из жизни, то его довели до этого.

— У него были враги? — тут же зацепился Грибов.

Надо же было с чего-то начинать, а то она ходит вокруг да около да чашкой елозит по столу. Так можно до утра просидеть и ни до чего не договориться.

— Враги? Да… Не знаю… Но в последние дни Витя стал очень нервозен.

— Ему угрожали?

— Нет… Не знаю, дошло ли дело до угроз, но за ним следили!

— Вот как?

Грибов удивился. Он не ожидал, что судьба незадачливого программиста, поменявшего за последний год шесть мест работы, может кого-то интересовать.

— Может, это была его бывшая возлюбленная? У него ведь кто-то был до вас?

— Был, конечно. — Вика посмотрела на него, как на ребенка. — Но с чего это ей было ждать два года, прежде чем начать следить за ним? Нелогично!

— Нелогично. — согласился Грибов. — А кто мог следить за ним, он ничего по этому поводу не говорил? И как вы узнали о слежке?

— Кто мог следить, я не знаю. И Витя не знал. Это совершенно точно. Он просто занервничал и как-то решился поговорить со мной обо всех своих увольнениях. Начал с того, что он не просто так увольнялся или что-то в этом роде.

— А там что же, прослеживалась какая-то связь?

— Я не знаю! Он так и не договорил! Его отвлек телефонный звонок. Он с кем-то очень долго и нервно говорил по телефону…

— Звонок был на мобильный? — перебил ее Грибов, понемногу увлекаясь.

— Нет, звонили на домашний. Кажется, из бара или ресторана. Шумно было очень. Витя еще повторял фразы по несколько раз и говорил громко. Я потом его спросила, чего, мол, кричал-то. А он ответил, что звонили из кабака, плохо было слышно.

— А кто звонил, он не сказал?

— Нет, не сказал. Ушел от ответа, сославшись, что я этого человека не знаю.

— И к вопросу о своих увольнениях он больше не возвращался?

— Нет. — Вика мотнула головой, глянув на него несчастными глазами. — Но то, что за ним кто-то следил, об этом он говорил потом неоднократно в течение всей недели.

— Стало быть, слежку он почувствовал за неделю до самоубийства? — уточнил Грибов.

— Да, за неделю до собственной смерти, — поправила его Виктория с недовольно поджатыми губами. И воскликнула потом: — Как вы не понимаете, тот человек, который ходил за ним повсюду, мог его и убить!

— Или просто загнать его в угол, в петлю то есть. Вы ведь не знаете причины увольнения собственного мужа? Не знаете. — Грибов перестал быть лояльным и начал говорить жестко и прямо, как если бы говорил с ней в своем кабинете. — А почему вы думаете, что Виктор ваш был таким уж безупречным гражданином? Может быть, он сильно насолил кому-то. И этот кто-то начал его преследовать и требовать что-либо… Нервы у вашего Виктора не выдержали, вот он и…

— Нет. Это неправда. — Она вдруг так толкнула по столу чашку, что чай из нее расплескался, и коричневые кляксы расползлись по клеенке. — Так говорить, значит, не знать его вовсе! Он был славным человеком! И порядочным! Очень порядочным! Если кто-то следил за ним, то с одной лишь целью!

— С какой?

Грибов успокоился окончательно. Хвалебных речей родственников преступников и потерпевших в их адрес он наслушался за свою жизнь предостаточно.

Виктория ведь могла и не знать о пакостях своего гражданского супруга, не так ли? Она даже о причинах его многократных увольнений не знала, деликатно воздерживаясь от вопросов, чего же говорить о чем-то более серьезном. И не исключено, что на самоубийство программиста могло толкнуть какое-то преступление, которое тот тщательно скрывал. И даже более того, Грибов теперь в этом был почти уверен. Но…

Если этот парень напакостил в своей жизни так, что совесть его заглодала и загнала в петлю, то и… поделом ему. Кого еще винить-то?! Кого искать? Пострадавших от его же пакостных рук? Ну, допустим, найдет Грибов их, дальше-то что? Кому от этого станет легче?

— Мне! — выпалила Виктория, когда Грибов, не особо выбирая выражения, изложил ей свою точку зрения. — Мне станет легче, понимаете! Мне просто необходимо знать, кого именно я потеряла: мерзавца или святого! И я хочу…

Она снова замолчала, уставившись на Грибова умоляющими зелеными глазищами, в которых блестели слезы.

— Что вы хотите? — поторопил он ее недовольно.

— Чтобы вы мне в этом помогли, Анатолий! Иначе я просто не смогу жить, понимаете?! Я просто умру от этого! И… это уже будет на вашей совести. — И Вика заплакала.

Вот тебе и субботний вечер. Уж лучше бы Елена сосватала ему на эти выходные одну из своих знакомых, и он укатил бы с ней куда-нибудь за город, чем сидеть напротив симпатичной одинокой девушки — а она ведь нравилась ему — и понимать, что шансов у тебя с ней никаких абсолютно. Ни теперь, ни потом.

Ведь что получается, Грибов? Получается, что ты теперь должен в ущерб своему свободному от основной работы времени искать причины, загнавшие ее парня в петлю. Что ты от этого поимеешь? Ровным счетом ничего, кроме возможных неприятностей или ее благодарственного поцелуя в щеку.

Докажи он ей, что Виктор умер героем, она во вдовстве своем благородном еще пару лет станет страдать.

А ему что, ждать, что ли?

Докажи он, что Виктор был мудаком и умер, как мудак полный, она также будет страдать и раны душевные зализывать еще и того дольше.

А ему что же, снова ждать?

И ведь самое противное — отказать он ей теперь не может, так как девочка недвусмысленно дала понять: если что, ее смерть будет на его совести.

— Как вы себе представляете все это?! — начал он пыхтеть скорее по инерции, уже понимал, конечно, что влип. — Вы не знаете его друзей, его возможных врагов, не знаете причин его увольнений. Вы ничего не знаете! С чего мне начинать, Виктория?! И главное, когда мне этим заниматься? Официально — дела никакого нет, его смерть признана самоубийством, свидетельство тому судебно-медицинская экспертиза, предсмертная записка и многочисленные показания свидетелей. Вы понимаете, что в свое рабочее время я не смогу заниматься этим! Да я и вообще не смогу, потому что не вижу смысла!

— Вы возьмете отпуск, Анатолий. — Ее голос вдруг обрел необычайную силу, и слезы высохли. — Я вам компенсирую все затраты. Я заплачу вам, я не говорила? Извините! Конечно, я заплачу вам! Очень щедро заплачу! Мне нужна правда… А начать вы можете не с его друзей, которых я и в самом деле не знаю, а с тех мест, где Витя успел поработать и откуда самым странным образом так быстро увольнялся. Вот список компаний, я переписала…

И она пододвинула к нему по столу небольшой листок бумаги с названиями фирм. Какие-то названия были Грибову знакомы, о каких-то фирмах он вообще ничего не слыхал и не подозревал даже, что они существуют.

Грибов нервно свернул листок до размеров спичечного коробка и сунул в карман рубашки, искренне надеясь на то, что он ему не понадобится. Может, девочка передумает через день-другой, а?

— Он все время работал программистом?

— Я не знаю, скорее всего. — Виктория приложила ладони к глазам и заговорила с печалью: — Оказалось, что я так мало о нем знаю вообще. Мы любили друг друга, прожили бок о бок два года, до этого еще встречались… Я считала его родным человеком, и вдруг оказалось, что я почти ничего о нем не знаю. Наверное, программистом. Вам лучше узнать в фирмах, где он работал.

— А вы не можете посмотреть в его трудовой книжке? — напомнил Грибов, устав слушать про чужую любовь. — Это же проще простого.

Он к Елене сегодня не поехал только по причине того, что не желал наблюдать чужое счастье и ощущать себя рядом с ним совершенно старым и никому не нужным. Тут Виктория на голову свалилась.

— Вы так считаете? — Она глянула на него из-под ладоней с легкой усмешкой. — Кто же мне его трудовую книжку отдаст, Анатолий Анатольевич? Вы, милиция то есть, не взяли, потому что не нужна она вам. А мне никто не отдаст. Так и станет пылиться в архиве у кадровиков.

— А почему? — не сразу понял он.

— Потому что в гражданском браке мы жили, без штампа в паспорте, оттого и прав никаких. Но вы не сомневайтесь, названия фирм, где Витя работал, я помню отлично. Здесь сбоев не будет.

Сбоить начало в другом месте и уже в самом начале трудовой недели.

Елена пришла на работу в понедельник мегера мегерой. Сходила на совещание к начальству, вернулась оттуда еще более мрачной и агрессивной, орала на всех подряд, включая Грибова. Затем, наоравшись вдоволь, потребовала письменных отчетов через час и ушла. А потом явилась в кабинет совершенно некстати, будто под дверью караулила. Грибов только-только номер телефона одной из контор, где работал Синицын, набрал, как тут Елена в дверь просочилась.

— Куда звонишь, Грибов?! — прицепилась она тут же, заподозрив его в бездельничанье.

— Да так, никуда, — он помахал трубкой в воздухе. — А че?

— Вот я тебе сейчас дам че!

Она пролетела по кабинету, выдрала у него из рук телефонную трубку, послушала, потом вернула трубку на аппарат и заорала на него:

— Я тебе дала задание, Грибов?! Тебе непонятно, чем надо заниматься?! Зачем звонил в «Астру», а?! Зачем?! Кто тебе нужен был в отделе кадров?!

— Аль, хорош орать, — спокойно парировал Грибов. — Чего ты как с цепи сорвалась? Ну звонил в эту самую «Астру» и че с того?

— Зачем звонил? — проворчала она уже тише, возвращаясь к себе за стол. — Дел, что ли, других нету? У тебя кто там?

— Да никого уже. — Грибов обиженно надул губы.

— А кто был? — не отставала Елена.

— Ну, этот там работал, как его… — принялся невнятно бормотать Анатолий.

— Кто этот?! — снова зашипела Елена.

— Висельник этот. — Грибов сморщил лицо в улыбке, боясь смотреть в сторону своей начальницы. — Прикинь, шесть раз за год уволился человек!

— И что?! Тебе-то что до этого, Грибов?! — Ее голос снова начал набирать обороты. — Это самоубийство, Толя! Сказать по слогам?!

— До самоубийства тоже ведь можно довести, Аль, — начал он вяло сопротивляться, проклиная вечер субботы, когда дал слабину.

— Кто же его довести мог, Толя?! Бандиты виртуальные?! — Она сжала кулачки и замолотила ими по столу, повторяя: — Не смей, не смей, слышишь! Работы невпроворот! Нагоняй за нагоняем, а он решил причины самоубийства поискать! Времени много, да?!

— Опять же за ним следили, и он об этом твердил всю неделю до своей смерти, — продолжил Грибов, будто и не слышал ее вовсе, и потянул из стопки лист белой бумаги для самолетика. — И еще сказал своей жене, что он не просто так увольнялся шесть раз.

— Откуда ты знаешь?

Елена подозрительно прищурилась. Она тут же почувствовала тему, тоже ведь опером поработала не один год.

— Ты же звонил мне с места происшествия и сказал, что все чисто, никаких следов, эксперты подтвердили, свидетели тоже. Подтвердили, нет?

— Ну, подтвердили.

— Чего тогда ты сейчас пургу несешь, Толя? — Голос Елены сделался ядовито-вкрадчивым. — Что-то тебе не нравится, так? И покоя тебе не дает, и свербит в одном месте, так? И ты решил снова самодеятельностью заняться, так?

— Да я-то тут при чем?! — возмутился он совершенно искренне. — Это все она!

— Кто она?

— Жена его гражданская, Виктория Мальина. И список фирм мне подсунула тоже она. Вот он! — Грибов встряхнул, разворачивая список, и потряс им в воздухе. — Просто уверена, что он не сам того… дернулся.

— Так, постой, что-то я не пойму. А ты где с ней увидеться успел? На месте происшествия разговора у вас не получилось, сам сказал. Так когда?

— Ну, приходила она ко мне, приходила! Довольна?

У него просто все внутренности свело от того, какой обидой полыхнуло на него из глаз Елены. В гости зазывала — отказался, с подругой своей предлагала познакомиться — послал ее куда подальше вместе с подругой. А с пострадавшей чего же не встретиться? Почему нет?

— Не смотри на меня так, Аля, я во внерабочее время.

— Я уже поняла, — сказала она. — Мы его как дураки прождали, надеялись, что все-таки и приедет, а он тем временем… Она что, красивая?

— А ты что, ревнуешь? — Грибов заржал. — Все Сашке расскажу!

— Плевать мне на Сашку! — рявкнула Елена, но тут же прикусила язык, покосившись на дверь, и даже, кажется, голову в плечи вжала. — При чем тут Сашка?! Я тебя сколько раз с девчонками своими знакомила, он нос воротил! А тут с какой-то первой встречной… Нет, Грибов, ты все же мерзавец! Ты с кем связался, а?! И какое ты имеешь право вести расследование несуществующего дела?!

— Во внерабочее время имею полное право. — Он аккуратно загнул крыло бумажного самолетика и принялся его утюжить ребром ладони.

— То-то я и гляжу, ты в «Астру» в самый разгар рабочего дня принялся звонить! И где оно у тебя, нерабочее время?! Где? И кому ведь помогать взялся?! Мои девчонки ему не пара, а с какой-то истеричкой он вечер субботы решил провести!

— Почему истеричкой? — удивился Грибов, с воодушевлением конструируя второе крыло.

— Да потому что, может, это она своего мужика в петлю своими истериками загнала, а теперь угрызениями совести мучается.

— Вот! Именно! — И он с удовольствием послал готовый аэроплан в ее сторону. — Именно поэтому я просто обязан разобраться во всей этой истории.

— А не потому, что она тебе понравилась? — не поверила Елена, тут же скомкала самолетик, швырнула в урну и пригрозила: — Валяй, чего же, но застукаю за этим на работе, шкуру спущу!