Смерть в музее

Галина Клюс

Двое молодых людей, полных романтических устремлений, наконец-то намечают свадьбу, однако радостный план их внезапно рушится вследствие печального сообщения из небольшого провинциального городка: убита сестра молодого человека, труп её обнаружен в музее, где она работала. Молодой человек, журналист по профессии, убитый горем, принимает решение: немедленно ехать в родной город и самостоятельно провести тщательное расследование. Вместе с ним отправляются в путь его невеста и давнишний приятель.

Глава четвёртая

Глеб весьма удивился, почему к нему никто не вышел и не поинтересовался, зачем он, собственно, сюда явился, ведь, кроме него, никого из посетителей не было. Он заметил, что музейные окна, а вернее, низкие крошечные оконца, сквозь которые едва процеживался дневной свет, были в решётках, так что взрослому человеку внутрь с улицы не так просто пробраться. С того времени, когда он здесь был в последний раз, в музее почти ничего не изменилось. Та же полуподвальная отвратительная сырость, мерзкий гнилой запах, тот же жуткий полумрак.

Он оглянулся направо, где была дверь, ведущая в небольшую комнатушку — здесь, он прекрасно знал, было рабочее место его сестры. Спустя некоторое время наконец-то показалась одна живая душа. Молодая остроносая девица, в красном вязаном свитере и голубых узорчатых джинсах, привлечённая звуком его шагов, с любопытством выглянула из той самой комнаты, где раньше сидела Лариса.

Ему стало как-то не по себе: не успели похоронить сестру, как уже сразу кого-то приняли. Вот люди!

— Вы к кому? — писклявым детским голоском спросила девица, глядя на него выпуклыми бесцветными глазами.

— Я, собственно, к заведующей, — хмуро буркнул он. Эту девицу с неприятной внешностью он тотчас же невзлюбил. — А, — равнодушно протянула та и широко зевнула, прикрывая рот узкой ладонью со сверкающими ноготками, — так она там, наверху!

По крутой скрипучей лестнице Глеб в сопровождении затхлого воздуха поднялся наверх. На лестничной площадке он чуть не перевернул огромный цветочный горшок со старым фикусом. У кабинета заведующей он немного постоял, переводя дыхание, затем решительно повернул на себя железную дверь. За столом сидела высокая худая женщина средних лет. Она неохотно оторвалась от кипы бумаг и в ответ на громкое приветствие лишь слегка надменно качнула головой. Друг друга они видели впервые.

Заведующую музеем, наверное, можно было бы назвать красивой. У неё была прямая фигура, серые выразительные глаза, правильной формы нос, густая копна русых волос, стрельчатые брови, однако всё дело портили две весьма существенные детали, сразу бросающиеся в глаза. Во-первых, над верхней губой у неё заметно пробивалась тёмная растительность, делающая её похожей на даму с усами, во-вторых, внизу на подбородке прилепилась нелепая мясистая бородавка.

Таисия Петровна Комардина до работы в музее была заведующей отделом культуры городской администрации. На этом месте она прославилась энергичностью и напористостью в организации всевозможных культурных мероприятий, тем не менее, под нажимом сверху ей однажды пришлось нехотя уступить уютное насиженное место родной сестре мэра города.

С первых же дней пребывания в должности заведующей музеем Таисия Петровна проявила бурную деятельность, связанную с косметическим ремонтом здания, однако из-за хронической нехватки финансов все её усилия вскоре были практически сведены к нулю, не считая покраски окон и отопительных батарей.

Глеб сухо представился заведующей, при слове « журналист» у неё немного вытянулись губы, а из рук выпала шариковая ручка. Убрав с покатого лба прядь волос, Таисия Петровна голосом, полным скорби, воскликнула:

— О, Господи! Неужели вас не предупредили, что сейчас нам не до прессы. У нас недавно такое случилось, что мы до сих пор пребываем в шоке. Такой ужас, такой ужас! Прямо на рабочем месте убили нашу молодую сотрудницу, музей ограблен, исчезла ценная коллекция монет.

— Интересно, а почему вы допустили, чтобы ваша сотрудница ночью здесь работала? — Глеб хотел держаться хладнокровно, но дрожащий голос его выдал, он в упор смотрел на заведующую.

— Она не работала, просто у нас было такое стечение обстоятельств, — холодно ответила та, осматривая его с головы до ног колючим взглядом. Затем она слегка привстала и, отчеканивая каждое слово, надменно спросила:

— Собственно, почему я должна перед вами отчитываться, молодой человек?

Глеб назвал свою фамилию и сухо объяснил, кем он приходится погибшей.

— Вот оно что! — нехотя выдавила из себя заведующая, строя на своём лице что-то наподобие улыбки, — то-то я вижу, что вы мне кого-то напоминаете. А вы удивительно похожи с ней, вы не близнецы, случайно? Ну и какова цель вашего визита?

— Я буду проводить собственное расследование! — твёрдо заявил Глеб и, так и не дождавшись приглашения, опустился на придвинутый к себе стул. — Для начала хотел бы узнать, что происходило в музее в тот день; я должен, во-первых, познакомиться с членами вашего коллектива и надеюсь, что вы как руководитель поможете мне в этом.

Он помолчал, переводя свой взгляд на стены, аккуратно оклеенные обоями с ярким рисунком. В центре комнаты висела квадратная хрустальная люстра, на окнах были оранжевые шторы, на полу — огромный ковёр такого же цвета. И хотя в кабинете заведующей были такие же низкие оконца, как на первом этаже, всё же света здесь было гораздо больше, наверное, оттого, что окна выходили на юг, а не на север. Таисия Петровна с постным лицом смотрела не на журналиста, а куда-то поверх него и держала паузу, затем, поджав ярко накрашенные губы, проговорила:

— А что, интересно, конкретно от нас требуется? — и затем уже сквозь зубы она процедила:

— Не думаю, что мы можем быть вам чем-то полезными, и, надо полагать, вы в курсе, к нам уже приходил следователь и всех понемножку пытал. Не понимаю, сколько же ещё можно нас дёргать!

— Ну, хорошо, хорошо, — переменила она сразу тон, заметив, как посуровело у него лицо, — от вас, корреспондентов, ей Богу, так просто не отвяжешься, ладно, сейчас соберу коллектив, правда, людей у нас раз, два и обчёлся. Кстати, уборщицу и сторожа звать?

— Обязательно, они мне тоже нужны.

— Видите ли, сторож у нас приболел, и сейчас он находится дома, пожалуй, его не стоит беспокоить, — нервно улыбаясь, добавила она и проворно встала.

— А тогда он был на работе?

— Тогда ваша сестра потому и осталась вместо него, — сказала она, и её высокая сухопарая фигура скрылась в дверях. Глеб же был в недоумении. Почему именно Ларису оставили в ту ночь за сторожа? Эта мысль не давала молодому человеку покоя. Он прекрасно знал, что сестра жутко боялась темноты и всегда старалась избегать подобных ситуаций.

Глеб дал себе слово непременно встретиться со сторожем, так как от его зоркого глаза не укрылось то, что заведующая при упоминании о нём как-то неестественно задёргалась, словно в нервном тике.

Через пятнадцать минут, гордо неся голову, вошла заведующая и, не удостоив его взглядом, прошествовала к столу, а ещё минут через десять все сотрудники музея, кроме сторожа, были в сборе. Шушукаясь между собой, они расселись вокруг стола, то и дело кидая на гостя настороженные взгляды. Среди приглашённых, — а их было четверо, — Глеб заметил остроносую девицу, занявшую место Ларисы. Заведующая поочерёдно представила ему собравшихся. Черноглазая смазливая девушка, с тёмными пышными волосами, которой на вид можно было дать лет 17—18, в отличие от всех доброжелательно и даже несколько лукаво ему улыбалась. Звали её Катей Тимофеевой. Остроносая девица — Наталья Кремова, сидела с насупленным лицом и о чём-то всё время шепталась с сидящим рядом с ней молодым сутуловатым, с насмешливым взглядом, мужчиной. Последнего Таисия Петровна представила как человека со стороны и сначала даже не сочла нужным назвать его имени.

— Он у нас на пол — ставки работает, — небрежно объяснила она, — но знаете ли, человек очень ценный, большой знаток истории нашего края. Когда у нас большой наплыв посетителей, он выполняет функции экскурсовода.

О пожилой женщине, с огрубевшими узловатыми руками, которая почему-то сидела с испуганным лицом и, вся сжавшись, как мышка, заведующая отозвалась коротко и небрежно:

— Полина Михайловна — наша уборщица, — и при этих словах звучно высморкалась, затем выжидательно посмотрела на Глеба.

Тот не заставил себя долго ждать.

— Мне хотелось бы, во-первых, — окрепшим голосом и уверенно начал он, — чтобы вы в деталях, не утаивая ничего, рассказали, как прошёл тот день, когда погибла моя сестра, а ваша работница. Давайте по очереди и по существу высказываться. — Он обвёл всех изучающим взглядом и остановился на том, кого мысленно окрестил « человеком на пол-ставки».

— Вот вы, молодой человек, извините, не знаю, как вас зовут…

— Анатолий Дробышев, — тая усмешку, произнёс молодой человек и слегка привстал, наклонив темноволосую голову. Голос у него был низкий, но приятный. На светлой рубашке у него, оттенявшей крепкую загорелую шею, красовалась массивная золотая цепь. Глеб неприязненно смотрел на него. « Какого чёрта этот тип окопался в музее среди баб. Здоровенный детина, ему пахать бы где, что он может здесь заработать? Жалкие гроши», — размышлял он. Ему мучительно захотелось курить, однако он сдерживал себя. Он поставил себе задачу, хорошо это или плохо, — столкнуть всех лицом к лицу, затем поговорить с каждым наедине, чтобы узнать, кто и чем дышит.

— А вы что же, подозреваете, что кто-то из нас убил вашу сестру? — Голос у Дробышева звучал насмешливо, он скривил губы, закинул ногу на ногу и потёр у себя за ухом, затем стал сосредоточенно рассматривать свои аккуратно подстриженные и подпиленные ногти. Только сейчас Глеб с отвращением заметил, что у него в белке левого глаза, как в желе, плавал кровяной сгусток, создавалось впечатление, что глаз у него был огненный.

— Успокойтесь, пожалуйста, я не собираюсь пока никого и ни в чём обвинять, просто не имею на это права! — сердито отрезал Глеб, глядя на Дробышева из-под нависших бровей. — Сейчас, повторяю, мне нужна картина того дня от начала до конца.

— Анатолий, не лезь в бутылку, говори по существу, — вмешалась заведующая, на щеках у которой, видимо, от волнения, или от злости горел румянец. — Она повернулась в сторону Глеба и вежливо предупредила:

— Да, забыла вам сказать, в моём распоряжении только час, срочно вызывают в администрацию.

— Ну, хорошо, с меня, так с меня давайте начнём, — бодрым голосом проговорил Дробышев и картинно откинулся на спинку стула.

— Вообще человек я здесь как бы посторонний, бываю далеко не каждый день, а по необходимости, Таисия Петровна не даст соврать.

— Извините, а вы кто по образованию? — спросил Глеб, вскидывая голову.

— Историк, работаю в школе, но поскольку там мало платят, то вынужден где можно подрабатывать. Так вот, — продолжал он, кашлянув и обменявшись многозначительным взглядом со своей соседкой, продолжал:

— 26 июля мы отмечали 15-летие музея, вернее, музею на самом деле лет сто, наверное, но после реконструкции мы отмечали его как бы второе рождение. В семь часов вечера все собрались, людей было немного, настроение у всех, если я не ошибаюсь, было отличное, в этот день каждый из нас получил премию, аж по 200 рублей.

— Где конкретно проходило застолье и кто там присутствовал? — расспрашивал Глеб.

— Да какое застолье, — раздражённым голосом воскликнул Анатолий и театральным жестом пригладил жёсткие волосы. — Пили чай с тортом, вот и всё. А кто именно был? Таисия Петровна, Катюша, Наталья, ну и, конечно, Лариса, ещё Полина Михайловна была, был ещё сторож, но он раньше всех ушёл, сам я покинул общество вторым, где-то часов в десять, так что о дальнейшем вопросы не ко мне.

— Да, да, — подтвердила Таисия Петровна, жестикулируя, — Анатолий действительно ушёл сразу после сторожа, а мы, женщины, ещё остались, но пробыли недолго.

— Но позвольте, каким же образом оказалась в вашей компании вот эта девушка? — Глеб ткнул пальцем в Наталью, отчего остроносая девица несколько смутилась и опустила голову. — Она ведь у вас, насколько мне известно, на то время не работала.

— Господи, и всё то вам известно. Да не работала, ну и что тут такого, она всё равно из нашего круга, потому что часто захаживала к нам, помогала, — веско заявила, пожимая плечами, Таисия Петровна. А Наталья при этом густо покраснела и усердно заработала пилочкой для ногтей. От зоркого взгляда Глеба не ускользнуло то, что Катя Тимофеева, показавшаяся ему самой симпатичной в этой компании, чему-то усмехнулась, и темноволосая головка её слегка качнулась. После Анатолия Глеб ещё раз внимательно выслушал заведующую, но она своим скрипучим голосом ничего нового не добавила к тому, что он услышал от неё в первый раз.

Очередь дошла до Кати. Она, как школьница, встала и бойко без запинки, с вызовом глядя на коллег, начала рассказывать, делая акцент на то, что у них в тот день было вовсе не чаепитие, а самая настоящая вечеринка, с обильной закуской и водкой.

— Закуску мы принесли каждый из дома, — пояснила она, глядя с теплотой на Глеба и не обращая внимания на то, что Таисия Петровна громко постукивает костяшками пальцев по столу и многозначительно покашливает в её сторону.

— Всего было много: и пирожки, и солянка, и пельмени, и маринованные грибы, — с каким-то удовольствием перечисляла девушка.

— Катюша, Катюша, так ли уж важно об этом говорить, — перебила её заведующая, готовая, кажется, сейчас разорвать на части чересчур словоохотливую сотрудницу.

— Ничего, продолжайте, Катя, мне всё важно знать, — поддержал девушку Глеб и что-то записал в блокнот. Закончив писать, он поинтересовался:

— А вы не припомните ли, что у вас было из выпивки?

Не взирая на разгневанное пылающее лицо своей начальницы, Катя с воодушевлением продолжала рассказывать:

— На столе, если мне не изменяет память, было три бутылки водки и две — вина. Вообще мы все к концу вечеринки были навеселе, за исключением Ларисы, я хорошо запомнила, что она почему-то сидела грустная и ни к чему не притрагивалась.

В зале повисла тягостная тишина, было только слышно, как назойливо жужжали две жирные мухи, залетевшие сквозь распахнутую форточку.

У Глеба создалось впечатление, что молоденькая симпатичная сотрудница специально выводит из терпения заведующую.

— Ну, допустим, выпили, а что здесь такого, — с вызовом произнесла Таисия Петровна. Румянец уже отхлынул с её щёк, бледная и злая, она с вызовом посмотрела на Глеба. — Святых сейчас нет, в других коллективах, думаете, не устраивают вечеринок! Да сколько угодно. Такова наша традиция.

— А что вы так, собственно, разволновались? — спокойным голосом сказал Глеб, — у меня нет такого права в чём-то вас упрекать и тем более читать мораль насчёт того, проводить вечеринки в коллективе, или нет. Это сугубо ваше дело. Мне только нужна точная картина происходившего. — Он перевёл взгляд на Катю. — Вы постарайтесь ещё чего-нибудь припомнить, ничего нельзя упустить из виду.

Ничуть не смутившись, девушка с готовностью кивнула и, теребя свои пышные волосы, продолжала рассказ.

— В тот вечер произошло вот что. Наш сторож Григорий Иванович внезапно почувствовал себя плохо, он весь сделался бледным, как полотно, закашлялся и слабым голосом произнёс, что у него схватило желудок и сильно заболела голова. Не знаю, что с ним случилось, но только он вдруг так ослаб, что нам пришлось перенести его на диван. А, может, он отравился… наверное, это так, потому что кто-то принёс маринованные грибы, и именно после них ему стало плохо. Он мне сам так сказал.

— А с тобой, Катюша, опасно бывать на вечеринках, ты, наверное, всем заглядывала в рот. А ты не запомнила случайно, сколько шоколадных конфет поглотил я? — с издевкой спросил девушку « человек на пол-ставки».

— Нет, не запомнила, — сердито ответила Катя и дёрнула плечиками, — зато я прекрасно запомнила другое, как вы всё время усердно подливали водку сторожу, хотя хорошо знали, что ему в ту ночь надо быть на дежурстве. И потом… — Катя помолчала, обводя всех торжествующим взглядом, — банка с грибами принадлежала вам.

— Здравствуйте, я ваша тётя! — насмешливо провозгласил Дробышев, прищурив глаза. — Во-первых, грибы не мои, а, во-вторых, при чём здесь эти злосчастные грибы! Другие их ведь тоже ели и ничего — живые.

— Катюша, Анатолий правильно говорит, — вмешалась Полина Михайловна, дотоле сидевшая в своём углу тихо и неприметно. — Грибы эти я принесла из дому, я их Анатолию передала, когда он поднимался наверх. А мне надо было полы помыть. Но я не знаю, зачем ты, Катя, нас обижаешь? Грибки у нас отборные, мой старик сам их собирает, никакого вреда от них не могло быть, — уборщица обидчиво поджала губы. — Вот вы, Таисия Петровна, небось, тоже отведали этих грибков? — добавила она.

— Конечно, — подтвердила та и с презрением посмотрела на молодую сотрудницу, — между прочим, очень вкусные.

Но задиристая Катя опять пошла в наступление.

— Вот если бы мы, когда Григорию Ивановичу стало плохо, сразу вызвали врача, тогда бы сейчас не гадали, отчего ему стало плохо, но вы, Таисия Петровна, когда я взяла телефонную трубку, буквально вырвали её у меня из рук. — Закончив свою обличительную речь, девушка со вздохом села на своё место и, шмыгая носом, на обрывке газеты принялась рисовать каких-то замысловатых чёртиков.

Глеб сделал одобрительный кивок в её сторону, опять что-то записал в блокнот, затем, обратившись к расстроенной заведующей, предложил:

— Может, вы, Таисия Петровна, продолжите рассказ вашей сотрудницы. Что же происходило у вас дальше? Итак, сторожу внезапно сделалось плохо, вы его уложили на диван, и перед вами наверняка возник вопрос: поскольку сторож вышел из строя, надо было ему найти срочно замену, потому что безнадзорным музей оставлять было нельзя. Так, или не так?

— Ну что дальше? Дальше я опросила всех, кто заменит сторожа? Но охотников, кроме Ларисы, что-то не нашлось. — А вот и неправда, — раздался звонкий голос Кати. Глеб невольно улыбнулся, глядя на её разгоревшееся лицо. « Смелая девушка, — отметил он про себя, — но обычно так вызывающе ведут себя люди, подавшие заявление об уходе».

— Неправда, — повторила, вскакивая с места, Катя. — Ни у кого вы не спрашивали желания сторожить музей. Вы просто-напросто сразу приказали Ларисе: « тебе надо остаться здесь до утра», — вот ваши слова. Ну что вы все молчите, словно воды в рот набрали?

На этот раз Таисия Петровна аж вся взвилась, на тонких змеевидных губах у неё забелела пена. Казалось, вот-вот, и она, забыв всякое приличие, вцепится в волосы своей подчинённой.

— Ну, допустим, я велела Ларисе покараулить музейные ценности, — не сказала, а как-то взвизгнула она, и лицо у неё покрылось бурыми пятнами, — так что тут плохого!

— Всё же мне, Таисия Петровна, немножко странно вот что, — подал голос Глеб, кипевший весь от возмущения. «Если бы эта стерва, — думал он — не отдала этот нелепый приказ, сестра была б жива».

— Почему вы именно Ларисе поручили это дело? Гораздо логичнее поручить его крепкому мужчине, — он кивнул в сторону Дробышева.

— Но Анатолия к тому времени уже и след простыл, и как я могла его заставить, если он у нас числится не на полной ставке! — оправдывалась Таисия Петровна, хорошо понимая, какое чувство сейчас питает к ней брат Ларисы.

— Да и на кого ещё я могла возложить эти обязанности, не на неё же, — пренебрежительно сказала она, кивая в сторону Кати. — А Лариса была самой ответственной. Этим я и руководствовалась.

Затем она откровенно зевнула, давая понять Глебу, что разговор пора закруглять и, уже не обращая ни на кого внимания, принялась шуршать бумагами, небрежно складывая их в сумку. Потом она решительно поднялась и быстрыми шагами направилась к выходу. А Глеб всё ещё находился под впечатлением информации, услышанной от Кати Тимофеевой. Хотя сегодня он сделал только первые шаги на пути к расследованию, но уже остро почувствовал, как чертовски устал от всего этого копания в грязном музейном белье. Его даже начинали одолевать сомнения, правильно ли он сделал, что взялся за столь сложную задачу. Ведь, как ни крути, в этих неимоверно трудных вопросах он фактически дилетант, а тут, несомненно, нужно профессиональное чутьё.

По большому счёту он был страшно недоволен собой. Не так надо было действовать, не так, укорял он сам себя. Какого чёрта он свёл всех лоб об лоб, как на банальном собрании? С уборщицы он так и не выжал ничего путного, а ведь она наверняка что-то, да знает, да и другие тоже, просто боятся все заведующую, это видно невооружённым глазом. Как бы там ни было, он был твёрдо убеждён, что выводы делать слишком рано, что в подобных делах нередко так бывает: тот, кто на подозрении, в конце концов, оказывается ни в чём не замешанным.

И всё-таки интуиция подсказывала ему, что убийство сестры произошло при весьма таинственных запутанных обстоятельствах, кто-то был явно заинтересован в её смерти, кому-то она, возможно, сильно мешала, и этот загадочный «кто-то», скорее всего, из их же коллектива. В самом деле, откуда убийце было известно, что в ту ночь в музее дежурила Лариса и что она была совершенно одна. Кто, как не свой человек, мог беспрепятственно открыть дверь, да ещё в ночное время и свободно проникнуть в помещение?

Глеб был чрезвычайно рад, что наконец-то выбрался наружу, мрачная музейная атмосфера угнетающе действовала на психику. «Как только моя бедная сестрёнка работала в этом чёртовом склепе, да ещё среди этой странной публики!» — подумал он, и, размахивая руками, с сигаретой во рту, ускорил шаг. Он пожалел, что не воспользовался сегодня машиной Адель, и вот теперь надо было отмахать пешком весьма приличное расстояние, а в его положении нельзя разбазаривать ни одной минуты. Почти бегом он добрался до небольшого тихого переулка, и тут услышал за спиной чьи-то шаги и чей-то негромкий оклик. Он оглянулся и в голубоватых сумерках разглядел чей-то смутный женский силуэт; когда невысокая хрупкая фигурка приблизилась к нему, он с удивлением воскликнул:

— Катя! Вы что же за мной следом бежали?

Она кивнула и, запыхавшись, остановилась. Затем, оглянувшись по сторонам, тихо проговорила:

— Вы не заметили, за нами никто не следит?

— Да вроде бы нет никакого хвоста! Вы, Катюша, такая отчаянная, и вдруг чего-то испугались! Что-то я не заметил в ваших глазах страха, когда вы буквально припёрли вашу начальницу к стенке?

Девушка расценила его слова как комплимент и не удержалась от довольной улыбки, но тут же сделалась серьёзной.

— Глеб Иванович, вы, наверное, думаете, что я бесстрашная и принципиальная, на самом деле я обыкновенная. Просто я собираюсь оттуда уходить. Делать мне уже там нечего. Эта беспардонная ложь… вы и не представляете, как мне всё надоело! Без Ларисы я там вообще пропаду, мы хоть друг друга поддерживали, теперь, когда её нет… — неожиданно она закрыла лицо руками и всхлипнула, плечи у неё мелко затряслись,

Не предвидя такого поворота, Глеб растерялся, затем неловко положил руки на её плечи и принялся негромко утешать:

— Ну, ну, Катюша, перестаньте, ради Бога! Этим вы всё равно не поможете!

— Да зовите меня на «ты», мне всего 24, да и вы, наверное, недалеко от меня ушли! — сказала она, вытирая слёзы. — Представляю, как вам тяжело проводить это расследование, но я вам буду обязательно помогать, честное слово. Обещаю!

При тусклом свете уличных фонарей он заметил слабую улыбку на её дрожащих губах, девушка показалась ему маленькой и беззащитной, как сухой стебелёк на ветру.

— Давай, Катюша, обопрись на мою руку, тут скверная дорога, неровен час, можно шею свернуть. Вот так и пойдём! — бодро сказал он, подхватив девушку. Та зашагала, стараясь приноровиться к широкому размашистому шагу своего спутника.

Дорогой она с горечью изливала ему свою душу.

— Понимаете, Глеб Иванович, самое противное для меня то, что эта дрянь…

— Ты это о ком? — он притворился, что не понимает, кого она имеет в виду.

— О ком же ещё, о заведующей, — сердито отозвалась Катя. — Я сразу поняла, что эта дрянь человеческую жизнь не ставит ни во что. Я не удивляюсь, что она совершенно спокойно прореагировала на убийство Ларисы. Представляете, больше всего она возмущалась пропажей коллекции. И все уши нам прожужжала: ой, что мне будет, что мне будет! Кто возместит мне огромные убытки? Только это мы от неё и слышали. — Тут девушка приостановилась, освобождая свою руку и заглядывая в его лицо. — А знаете, зачем я вас догоняла?

— Догадываюсь, — неуверенно произнёс он, — наверное, хочешь мне что-то важное сообщить.

Катя подавила вздох и крепко взяла его под руку.

— Именно так. Не могу молчать, когда кругом такая несправедливость. Вы, вероятно, обратили внимание на ту невзрачную особу, что сейчас на Ларисином месте?

Он кивнул и весь ушёл в слух.

— Эта девица не кто иная, как родная племянница нашей заведующей. Вам она, конечно бы, этого никогда не сказала.

Глеб страшно удивился услышанному. «Неужели у них в городе так плохо с работой, что, кроме музея, некуда устроиться! — мелькнула у него мысль. — Выходит, смерть Ларисы была прежде всего выгодна заведующей, которой не терпелось очистить место для своей племянницы. Но это абсурд — убивать человека из-за какого-то ничтожного низкооплачиваемого места!»

— Послушай, Катя. А в каких отношениях была Лариса с заведующей? Были ли между ними какие-то серьёзные конфликты. Если да, то из-за чего? Припомни, пожалуйста. Понимаю, что ты её недолюбливаешь, но мне нужна лишь правда.

Девушка некоторое время размышляла, потом решительно кивнула пышноволосой головой.

— Господи, да, конечно, были, причём, по разному поводу. Лариса была очень порядочна, она терпеть не могла фальши, лицемерия и мошенничества.

Несколько минут они шли молча, прислушиваясь к звуку собственных шагов. Разговор продолжался уже на автобусной остановке, Кате надо было ехать в одну сторону, ему — в противоположную.

— В последнее время, — шёпотом, озираясь по сторонам, говорила Катя, — у Ларисы с заведующей в основном вспыхивали ссоры из-за этой пресловутой коллекции старинных монет, которую продал нам один коллекционер. Сейчас, как вы знаете, она пропала с концами… — Девушка замолчала, собираясь с мыслями, затем в ожидании автобуса, который сегодня опаздывал, опустилась на пустую скамейку, возле которой была гора мусора из окурков и пустых бутылок.

Услышав про коллекцию, Глеб сразу насторожился и приготовился ничего не пропустить из её рассказа. В душе он поразился тому, с каким искренним желанием эта симпатичная щуплая девушка хочет ему помочь. Что ею руководило на самом деле? Только лишь ненависть к чёрствой и надменной заведующей? Или ещё что-то другое? Но к нему она явно прониклась доверием.

— Дело в том, Глеб Иванович, — объясняла всё тем же взволнованным голосом Катя, — что хозяином коллекции является Дмитрий Егорович Остапчук, вам эта фамилия, конечно, ничего не говорит, а в нашем городе он хорошо известен, как ярый нумизмат, у него была самая большая коллекция. Представьте себе, какой громкий скандал вышел: музей остался должен Дмитрию Егоровичу приличную сумму, указанную в договоре. Деньги до сих пор хозяин не получил, а коллекция исчезла. Вот наша начальница сейчас буквально рвёт и мечет. Теперь Остапчук имеет полное право через суд потребовать свои кровные, да только где их теперь музею взять, если они были, а потом тю — тю.

— Как это тю-тю! — недоумевал Глеб, которого рассказ девушки явно заинтриговал. — И почему Лариса ругалась с заведующей из-за монет?

— А потому, — горячилась Катя, даже в полутьме было видно, как разрумянились у неё упругие щёки и сверкали тёмные глаза. — Когда Таисия узнала про то, что Остапчук — владелец такой ценной коллекции, которую, он, считай, всю жизнь по крохам собирал, то глаз на неё сразу положила и прицепилась к нему, как банный лист. Очень уж ей хотелось заполучить её. Сначала старику не хотелось с нею расставаться, так как он очень дорожил коллекцией, но видно с деньгами у него было неважно, и он, наконец, сдался. Однако он потребовал взамен не менее 300 тысяч рублей, он жил на съёмной квартире, мечтал о собственной, за счёт коллекции и хотел осуществить свою мечту.

— Ну а Лариса-то чем была недовольна, что её не устраивало? — не вытерпев, перебил свою собеседницу Глеб и торопливо закурил.

— Когда был подписан договор между музеем и Остапчуком, и коллекция перекочевала к нам, Лариса стала доказывать Таисии Петровне, что так делать было нельзя. Она считала, что надо было сначала заплатить владельцу, а потом брать эти монеты. Она как будто предчувствовала, что их непременно украдут. Но заведующая всё безбожно тянула с оплатой, кормила старика обещаниями, мол, в следующем месяце обязательно заплатим. И однажды у старика уже лопнуло терпение, он во всеуслышанье заявил, что, если ему не дадут сколько положено денег, он забирает обратно свою коллекцию. И он тысячу раз был прав.

— Так, так, а ты не в курсе, когда он поставил этот ультиматум?

— Примерно за месяц до гибели Ларисы.

Глеб поспешно вытащил блокнот, но так как ничего не было видно, он опять спрятал его.

— Да, Катя, ты проговорилась о деньгах, я так тебя понял, что они были, а потом тю — тю! Что это означает? — напомнил он.

Несколько минут Катя сидела молча, застыв, как монумент, потом опять оживилась.

— О деньгах, Глеб Иванович, мне рассказала Лариса, мы с ней дружили, и она мне многое доверяла. Дело в том, что деньги, предназначенные на выкуп коллекции, были перечислены на музей из бюджета. Эта дрянь просто водила старика за нос, ссылаясь на то, что денег нет. — Девушка говорила вполголоса, хотя на автобусной остановке они были совершенно одни.

— Но куда же, чёрт побери, девались деньги?

— А Бог их знает, куда! Мы, например, с Ларисой подозревали, что Таисия просто-напросто использовала эти деньги на свои личные нужды. Нам показалось странным, что у её мужа ни с того, ни с сего вдруг появился шикарный автомобиль. Не знаю, правда, какой марки, я в этом плохо разбираюсь. А ведь супруг её был в последнее время безработным тренером, его турнули с одного места за пьянку. Где же они могли взять деньги, как не в казне.

— Но ведь это же огромный риск — растратить казеные деньги, ведь за них надо было рано или поздно отчитываться, и как она, интересно, собиралась расплачиваться с Остапчуком!

Катя усмехнулась и пожала плечами.

— А, может, они с мужем собирались со временем отсюда дёру дать, мы же не знаем, что у неё было на уме!

Закашлявшись и почувствовав сухость во рту, Катя проворно достала из сумки маленькую коробку с апельсиновым напитком и с жадностью припала губами к ней. В это время там, где они остановились, начали появляться одиночные прохожие, и девушка уже, наклоняясь к уху Глеба, зашептала:

— Хоть убейте меня, Глеб Иванович, но тут есть какая-то связь с убийством Ларисы. — Девушке явно не терпелось сообщить ему одну, очень важную с её точки зрения вещь, о которой, как ей казалось, Таисия Петровна на собрании умышленно не сообщила.

— Давайте отойдём в сторону, мне кажется, что за нами наблюдает вон та пожилая пара, — она увлекла Глеба за собой, отойдя на несколько шагов влево.

С расширенными от возбуждения глазами она опять шёпотом проговорила, что в тот раз на вечеринке был и муж Таисии Петровны.

— Я заметила, что он заглянул к нам тогда, когда мы стали уже все собираться домой, но минут десять он всё-таки посидел за столом, выпил водки и закусил. От меня не укрылось то, что, когда мы стали расходиться, и я повела больного сторожа домой, Таисия Петровна с мужем ещё оставались там.

Глеб порывисто схватил девушку за руку, радуясь тому, что, слава Богу, есть ещё на свете такие правдолюбцы, как это милое и бесхитростное создание.

— А что представляет из себя этот человек?

— Рослый такой детина, уж на что вы высокий, а он ещё выше и здоровее! Они два сапога пара. Он такой же самоуверенный и надменный, невесть что из себя воображает.

— А как ты, Катя, думаешь, что из всего этого следует?

Она немного замялась, а потом, задыхаясь от внутреннего волнения, с таинственным выражением на лице выпалила:

— Мне кажется, Глеб Иванович, это они с мужем и убили Ларису, кроме них, в помещении никого не было.

Однако Глеб, как здравомыслящий человек, привыкший всё анализировать и не делать скоропалительных выводов, на тот момент был ещё далёк от мысли обвинять заведующую музеем, как бы она неприятна ему ни была, в убийстве сестры. Он с сомнением покрутил головой и, подавляя вздох, с ласковым снисхождением обратился к девушке.

— Подожди, Катюша, не горячись, я прекрасно понимаю твой порыв, твоё стремление помочь мне, за что тебе огромное спасибо. Но понимаешь, пока в нашем распоряжении нет каких-то веских доказательств. Надо копать и копать и детально во всём разбираться.

Разочарованная услышанным, Катя устало произнесла:

— Но ведь деньги, которые перечисляли на коллекцию, и вправду непонятно куда израсходованы, Лариса мне об этом сама сказала. Что ж это заведующей так с рук и сойдёт!

Глеб уклончиво ответил:

— Думаю этим рано или поздно займётся полиция. — После паузы он мягко её предупредил:

— Знаешь, Катюша, я пока во всём не разберусь, ничего не берусь утверждать, но и ничего не отвергаю. Только давай с тобой договоримся для пользы дела держать язык за зубами. Идёт?

Она молча кивнула и наклонилась, чтобы поднять выпавшую из рук сумочку.

Вскоре подъехал переполненный автобус, и дверцы с шумом распахнулись. Глеб тепло поблагодарил Катю за помощь.