Терапия творческим присутствием. Теория и практика

В. В. Ляшенко

Книга знакомит с методом Терапии творческим присутствием. Оригинальный взгляд на арт-терапию, авторская модель переживания и развития психогенных расстройств будут интересны психологам различных направлений.Последовательное изложение метода обеспечит читателю понимание оснований практики Творческого присутствия, которая описывается автором пошагово.Книга написана доступным языком и адресована как психологам, так и всем интересующимся психотерапией, вопросами личностного роста и самопознания.

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ

ТЕРАПИИ ТВОРЧЕСКИМ ПРИСУТСТВИЕМ

История метода

Несмотря на то, что метод имеет экзистенциальную направленность, он не берёт начало в какой-либо школе экзистенциальной психотерапии или в философских идеях экзистенциализма. Эта направленность выражается в том, что практика ТТП обращает нас к смыслам, к месту самоопределения, к выбору.

Как психотерапевтический метод, Терапия творческим присутствием начала формироваться в 2009 году, когда я организовал арт-терапевтическую группу в центре психолого-педагогической помощи, где я работал психологом консультативного отдела. Конечно, у меня не было намерения создавать «свой метод», просто сама практика и личный поиск привели меня именно к такому видению. А когда стало понятно, что сложилась оригинальная методика работы, грех было не обратить на это внимания и не развивать её целенаправленно.

В качестве предпосылок метода можно отметить несколько обстоятельств. Во-первых, с практикой психотерапии я впервые встретился на обучении гештальт-терапии³⁶, и, безусловно, этот опыт оказал большое влияние на моё понимание психотерапии и себя в ней.

Во-вторых, первоначальное знакомство с арт-терапией у меня проходило в рамках мандала-терапии³⁷. И поскольку она чаще всего прибегает к изобразительному творчеству, то в настоящее время практика творческого присутствия в основном связана с рисованием. Однако важно отметить, что ТТП не имеет отношения к работе с собственно «мандалами», даже в тех случаях, когда нами используется форма круга. Кроме того, метод может осуществляться и в других способах творческого самовыражения: лепке, танце, пении и пр., поскольку сутью его являются не столько некие технические художественные приёмы работы, сколько характер внутренней деятельности, содержание работы, её условия и смысл.

В-третьих, на становление метода существенно повлияло моё знакомство с Михаилом Львовичем Покрассом³⁸: сначала через радиопередачи и книги, а затем мне посчастливилось лично участвовать в одном из его психологических марафонов. Это участие открыло мне дверь в совершенно новый мир³⁹, в котором я начал постепенно осваиваться, и это привело меня к тому видению психотерапии, которое естественным путём вылилось в данный способ работы.

Одним из важнейших принципов, воспринятых мною от Михаила Львовича, и повлиявших на формирование метода, стал принцип бережности, ненасильственности, исходящий из уважительного отношения ко всякому переживанию. Такое отношение противостоит любым насильственным попыткам переделывания, «совершенствования» себя или другого, делает невозможным применение «психотехник», отрицающих значимость существующего переживания, объявляющих его неправильным, и низводящих человека до механизма⁴⁰.

На этапе первоначального становления метода для меня также было интересным знакомство не только с «научными» методами психотерапии⁴¹, но и с некоторыми экзотическими подходами (кресе́ние, интеграция полярностей, холотропное дыхание, расстановки и др.), которое дало мне ряд продуктивных идей, нашедших своё выражение в практике творческого присутствия. В настоящее время метод также открыт изменениям.

Особенности практики творческого присутствия обусловлены не столько некими теоретическими построениями или философскими идеями, сколько практическими наблюдениями. Метод рождался постепенно на занятиях нашей арт-терапевтической группы. Начав вести арТ-группу, я много экспериментировал в поисках той формы работы, которая будет оптимальной и с точки зрения эффективности, и с точки зрения моего личного интереса и удобства. С благодарностью хочу отметить сотрудничество с Романом Живаевым, с которым мы долгое время вместе вели группы⁴². Эта совместная работа, рождавшая порой бурные обсуждения и споры, ощутимо помогала моему поиску и была очень плодотворной.

Первоначально я в своей арт-терапевтической работе использовал мандалы. Но с течением времени большинство «инструментов» мандала-терапии (мандал-раскрасок и форм работы с ними) отошли на второй план, а потом и вовсе были исключены из практики. Я сосредоточился на само́м творческом действе: каким образом его организовать, как и какой именно деятельностью заниматься в процессе творчества (и что такое собственно творчество), чтобы оно было наиболее полезным и эффективным, а не просто рисунком на заданную тему. Кроме того, вместе с поиском ответов на содержательные вопросы психотерапевтической практики (каким должен быть психотерапевтический процесс), мною двигало желание упростить процесс технически (насколько это возможно), чтобы искатели были максимально независимы от меня как психотерапевта.

И в конце концов родилась оптимальная форма, которая сначала получила своё выражение в арт-терапевтической методике «Творческое присутствие», а в дальнейшем оформилась в психотерапевтический метод «Терапия творческим присутствием» (присутственная арт-терапия): теоретическое осмысление практики творческого присутствия позволило выделить основные принципы подхода, а это, в свою очередь, дало основания для совершенствования практики.

Несмотря на то, что практическая методика работы начала складываться ещё в 2009 году, на её теоретическое осмысление понадобилось почти десять лет. И даже сейчас вряд ли я до конца её понимаю.

Область применения

Сфера применения метода может быть довольно широкой: он может использоваться и в консультативной практике — со здоровыми людьми, и в психотерапевтической — с людьми, страдающими теми или иными психогенными расстройствами не психотического характера, переживающими смысловые кризисы, испытывающие мучительные чувства вины, стыда, обиды в связи с трудными для себя обстоятельствами и т. д.

В целом, область применения метода определяется не столько психиатрической нозологией, сколько компетентностью специалиста в работе с людьми, имеющими те или иные особенности, испытывающими те или иные трудности, страдающими теми или иными расстройствами. Однако следует учитывать, что степень эффективности Терапии творческим присутствием зависит от степени активности человека в исследовании своего переживания (это будет видно, когда мы перейдём к практической части), и это накладывает определённые ограничения на его применение.

Также ТТП может сочетаться и с другими методами, которые делают акцент не на симптоматической помощи, изменении себя, трансформации переживания, улучшении самочувствия и т.п., а на процессуальной работе, основанной на чувственно-смысловом контакте с собой.

Метод ТТП является способом личного исследования имеющихся трудностей, при этом не столько их истории, сколько их экзистенциальных оснований — то есть личностных, смысловых основ, сопряжённых с определённым отношением, личностной позицией, выбором. В определённом смысле это практика вынашивания и рождения выбора. Осуществляется метод с помощью арт-терапевтической практики творческого присутствия.

Классической практикой психотерапии является «психологическая беседа». По поводу того, как «работает» речевая психотерапевтическая практика, существует немало теорий. Вероятно, все они в той или иной степени, отражают реальность, и всё же в этой практике остаётся место тайне: никто не знает, как и почему в действительности она работает. Полагаю, что этот вопрос близок к тайне самого человека.

Сейчас для меня важно отметить, что уровни работы могут быть различными. В случае, когда проблема не вызывает особой болезненности, напряжённости, то зачастую разрешить её можно путём рассуждения или размышления, с помощью которого мы переосмысливаем наши жизненные обстоятельства и находим возможности для иного взгляда на них. В этом нам, как минимум, может помочь собеседник, обладающий эмпатичностью и достаточным уровнем культуры мышления. Профессиональная работа в этом случае проходит в рамках психологического консультирования.

Если проблема вызывает напряжение, душевную боль, то одним размышлением нам уже не обойтись. Во-первых, потому что чем сильнее душевная боль, напряжение, тревога, тем слабее способность здраво мыслить. Во-вторых, потому, что, когда человек привык отстраняться от своих чувств, не замечать их, противостоять им, тогда настоящая жизнь его души протекает незаметно от его осознавания: он может «всё понимать», но в действительности жить совсем не так, как он об этом думает. Ведь переживать можно по-разному, и нередко так, что одни аспекты переживания подавляют другие. Например, когнитивная деятельность (возможно, здесь точнее будет сказать «нормативная») может преобладать над всеми остальными. Тогда существует разрыв между мыслительным и чувственным аспектами опыта: человек плохо чувствует своё тело, не знает своих действительных нужд, не понимает, что происходит в его отношениях с людьми, не осознаёт (избегает) своей ответственности, не замечает, что именно делает.

В этом случае возникает необходимость непосредственного обращения к состоянию, к чувствам, и через них — соприкосновения с глубинными смыслами и значениями. Это психотерапевтические задачи, поэтому и осуществляется они в рамках психотерапии⁴³.

Как следует из вышесказанного, эти задачи не могут быть решены исключительно на интеллектуальном уровне, и разные методы психотерапии подходят к их решению по-разному. Одни из методов используют всё ту же речевую практику, выстраивая процесс общения таким образом, чтобы побуждать человека мало-помалу соприкасаться со своими чувствами. Другие, кроме вербального общения, используют также и специальные способы взаимодействия с состоянием.

Одна из важных особенностей ТТП состоит в том, что в ходе практики происходит не только отреагирование существующих напряжений (это является характерной чертой всякой арт-терапии), но и определённая внутренняя работа по присвоению имеющегося жизненного опыта. Для того, чтобы получить разрядку, не обязательно прибегать к столь изощрённым методам, как арт-терапия. Вполне достаточно поколотить боксёрскую грушу, побегать, поделать физические упражнения, покричать и т. п. Возможно, что пользы от этого будет даже больше, чем от такой «избавительной арт-терапии». Сброс лишнего напряжения, безусловно, полезен, но для психотерапии этого недостаточно, поскольку проблема состоит не в наличии перенапряжения как таковом, а в том, как это перенапряжение образуется — в значениях, которые являются основой для накопления напряжения: мы откликаемся не на факты, а на значение этих фактов для нас. И потому в процессе творческого самовыражения нам необходимо быть обращёнными к этим значениям.

Задачу психотерапевта я вижу не в том, чтобы человек в ходе консультаций или психотерапии упокоился и стал чувствовать себя лучше, а в том, чтобы помочь ему жить иначе, и жить более включённо. Плохое самочувствие является лишь симптомом, то есть сигналом и проявлением проблемы, но сутью её является мировоззрение, мировосприятие и способ жить. Изменение мировоззрения и мировосприятия, способа и образа жизни происходит тогда, когда человек нечто постигает в своём жизненном опыте, когда он изменяет своё отношение и отношения, когда он внутренне растёт, когда он производит новые выборы, совершает новые для себя действия.

Практика ТТП даёт возможность постепенно:

— высвободить излишние напряжения (то есть дать состояться тем внутренним движениям, которые когда-то по каким-то причинам не состоялись или которым сейчас пока ещё не находится форм для осуществления);

— осуществляя эти движения (соприкасаясь с напряжениями, болью, тревогами и пр.) и вникая в них, опытным путём приходить к открытию того, почему, каким образом и зачем я живу так, что мне жизнь становится в тягость;

— открывая эти причины, не борясь с собой, осваивать новую личностную позицию по отношению к себе и к миру, осваивать уважительное и внимательное отношение — осваивать свою человечность;

— осваивая новую для себя позицию, создавать тем самым условия для внутреннего созревания и роста;

— вместе с внутренним ростом доживать до новых выборов (а не внушать их себе) — тех, которые позволяют действительно изменить способ жизни, придать жизни новое направление.

Этот способ жизни открывается и осваивается естественным путём, без попыток искусственно внедрить в себя то, что тебе пока ещё не свойственно и тобой не может быть присвоено. Практика ТТП способствует освоению уважительной позиции к самому себе и к другим людям. Например, одна из участниц после полугода посещения занятий арТ-группы поделилась тем, что до прихода в группу её мучили приступы панических атак. Однако через несколько первых занятий панические атаки бесследно прошли. Это признание было неожиданным, поскольку она никогда не упоминала об этих проблемах, а на группе занималась вопросами отношений с окружающими её людьми и отношений с самой собой. Освобождение от мучительных состояний паники и было связано с тем, что в ходе занятий изменились её взаимоотношения с собой: она стала к себе более внимательна, более доброжелательна, более человечна. По-видимому, именно прежний, осуждающе-потребительский способ отношений с собой и был причиной её панических атак.

Изменение способа взаимоотношений с собой и с людьми является одним из главных смыслов занятий: если человек начал по-настоящему интересоваться собой, то это открывает перспективы творческого включения и в свою жизнь, и в свою среду — перспективы самоосуществления. Выход из сумрака отчуждения непременно приводит к большей удовлетворённости своей жизнью.

Стоять при сути

Название «творческое присутствие», родившись как отражение особенностей практики в нашем методе, в свою очередь во многом помогает понимать и уточнять саму практику.

Что значит присутствовать? Это значит не просто «быть где-нибудь в какое-либо время» (например, в кабинете психолога). Присутствовать — значит при сути стоять, пребывать.

При этом особенностью нашего человеческого существования является то, что для того, чтобы быть, чтобы удерживать себя в стоянии при сути, мы должны непрестанно прикладывать усилие для того, чтобы находиться (находить себя) при этой сути.

Находить же себя мы можем только тогда, когда мы встречаемся со своей жизненностью, а для этого нам необходимо непрестанно прикладывать усилие к тому, чтобы чувствовать, то есть — быть живыми. Именно это усилие не позволяет нам солгать самим себе, обращая нас к истине самих себя. Без этого усилия мы будем лишь объектами этого мира, но нас не будет как действующих субъектов: будет жизнь, но не будет живущих.

А как мы находим что-либо? Во-первых, на-ходим мы при движении (шли-шли и нашли): нахождение соотносит нас с непрестанным движением жизни в нас — с переживанием. А во-вторых, находим мы нечто, обнаруживая это.

Что значит, обнаруживать? Обнаруживать — значит выносить наружу из сокрытости, делать явным, видимым, очевидным. Когда мы нечто делаем явным, оно обретает своё собственное место в мире, начинает быть, а мы начинаем знать это.

И тогда присутствовать — означает:

— прилагать усилие быть живым/переживать;

— находить/обнаруживать себя;

— занимать своё место/быть;

— знать себя.

Таким образом, с точки зрения смысла присутствие означает — при сути стою и вижу. Обнаруживать себя-видеть-пребывать-проживать-проявлять — для того, чтобы в нашей действительности что-то начало изменяться, ничего более не нужно. Напротив, изменения не происходят, а мы начинаем томиться, мучиться, страдать потому, что мы за что-то упорно держимся, останавливая самопроизвольное движение жизни в самих себе, и тем самым препятствуем изменениям, которые не нужно ничем особенным ни вызывать, ни «активизировать». Непрестанные изменения, текучесть чувств — естественное свойство жизни; если мы ей не препятствуем, она сама находит наилучший для себя путь.

Свидетельствуя себя, мы вникаем в своё собственное реальное положение, узнаём своё место в мире (и то, которое мы реально занимаем в данное время, и то, которое действительно наше). Задача наша — увидеть, где мы находимся по отношению к самим себе, увидеть своё место и позволить себе жить прямо в этом месте, проживая себя в этом месте, осуществляя и проявляя ту жизнь, которая была нами остановлена, запружена какой-то нашей субъективной невозможностью, отношением к боли — каким-то нашим выбором не чувствовать, не жить вот эту, вот такую жизнь.

Психотерапия постижением

Как я уже отмечал выше, существуют разные понимания того, что такое арт-терапия, какие задачи она призвана решать, как, кем и каким образом может быть использована. Однако это разнообразие касается не только арт-терапии, но и психотерапии в целом. Пока что не существует общепринятой теории психотерапии, и нет её, вероятно, потому, что нет общепринятой теории человека⁴⁴. И поскольку вариантов прочтения человека великое множество, психотерапия не является чем-то цельным и однородным, не имеет единой методологической базы, и представляет собой комплекс довольно разнообразных взглядов как на предмет психотерапии, так и на её практическое осуществление.

Как следствие такого положения, психотерапевтическая работа с людьми может строиться на весьма различных идейных и методических основаниях — в зависимости от решаемой психотерапевтом и искателем задачи, а также от субъективного отношения самого психотерапевта, от того, какую школу он представляет, на какое описание психотерапевтического процесса, человека и его психики опирается. Конкретный подход может быть эффективен для решения одной задачи и малоэффективен для другой (или при другой её постановке), поскольку каждый подход ограничен положенными в его основу теоретическими и методологическими предпосылками⁴⁵. Взглядов на психотерапию существует много, и они имеют право на существование, тем более, если опыт показывает их действенность.

И поскольку арт-терапия является одним из методов психотерапевтической работы, то в нашем разговоре об арт-терапии весьма важно уточнить и то, о какой психотерапии мы будем говорить.

Для пояснения следующей своей мысли я условно разделю все существующие направления психотерапии на две категории: «магическая психотерапия» и «мистическая психотерапия»⁴⁶. В данном случае, это не более чем метафоры, не имеющие отношения к научности или ненаучности, поэтому я беру эти названия в кавычки⁴⁷.

«Магическая психотерапия» ориентирована на управление состояниями и их изменение. Усилия психотерапевта направлены на изменение пациента, а усилия пациента — на изменение себя. Психотерапия видится в снятии паталогической симптоматики, избавлении от стресса, негативных эмоций, мыслей, проблем и пр. и осуществляется путём воздействия на человека. В такой психотерапии большое внимание уделяется различным методикам, техникам и психотехнологиям.

«Мистическая психотерапия» ориентирована не на изменение человека, а на то, чтобы он в процессе психотерапии обретал свой личный, глубоко субъективный опыт, связанный с определёнными смыслами. Это не означает, что в процессе психотерапии не происходит каких-либо изменений, ведь сама психотерапия служит тому, чтобы вызвать необходимые изменения⁴⁸, но усилия психотерапевта сосредоточены не на подавлении симптомов, а на их исследовании, на взаимодействии с причинами симптомов и освоении иных способов жить, в которых данные неблагоприятные симптомы человеку становятся ненужными⁴⁹. Психотерапия осуществляется путём взаимодействия с человеком и постижением⁵⁰ им смысла своего переживания. Разумеется, воздействие психотерапевта в этом случае также происходит, оно неустранимо и присутствует всегда: всякое живое существо при взаимодействии с другим живым существом оказывает на него влияние. Но в случае «мистической психотерапии» акценты другие: нет цели оказывать воздействие, как это происходит в «магической психотерапии». В «мистической психотерапии» основное внимание уделяется процессу установления связи, качеству взаимоотношений, проживанию опыта, проникновению в смысл происходящего, и это создаёт условия для изменений, которые происходят, а не совершаются.

Вопрос состоит в том, когда уместно обращение к тому или иному полюсу и, в частности, когда и насколько в психотерапии уместно прямое воздействие на состояние.

Зачастую для успешного решения психотерапевтических задач необходимо параллельное решение задач медицинских, поскольку нарушение процесса переживания, приводя к дистрессу, нередко вызывает нарушение физиологических процессов; а нарушения в физиологии отражаются на особенностях переживания. В связи с этим может быть не только уместно, но и необходимо медицинское лечение либо поддержка организма с помощью лекарств, витаминов, процедур, практик саморегуляции и т. п. Без этого психотерапия может быть неэффективной, однако сами по себе указанные мероприятия не являются психотерапией. Да и вопросы снижения остроты симптоматики, «гармонизации состояния» могут быть лишь одной из задач, которые решаются в ходе психотерапии, но не являются её целью.

Поле действия психотерапии — пространство субъективного опыта, и поэтому объектными воздействиями (на организм, чувства, мысли, установки и т.д.) её задачи решены быть не могут.

Если состояние самоценно (а не функционально) и оно намеренно «создаётся» лишь для устранения неприятных симптомов или приятного времяпрепровождения, то в этом случае происходит отстранение от переживания. В перспективе это приводит к освоению такой личностной позиции, которая препятствует активному участию в своей жизни и побуждает избегать реальных взаимоотношений с миром. По сути, это мало чем отличается от позиции зависимого человека.

Вопросы психотерапии постижением состоят не столько в том, что человеку делать, и даже не в том, как это делать, сколько в том, каким быть и как быть. И потому, даже если проблема человека связана с трудностью выполнения той или иной деятельности, задачи психотерапии состоят не в изменении человека (чтобы ради этой деятельности привести его в некое «надлежащее» состояние), а в исследовании существа данной трудности и себя в ней: какой я и как живу, о чём забочусь, как осуществляю себя, что выбираю.

«Магический» человек в психотерапии занят тем, чтобы вооружить себя необходимыми приспособлениями, силами или избавиться от лишнего ради решения жизненных задач. «Мистический» человек не избавляется⁵¹ ни от чего и ничем не вооружается, он открывается действительности, вникает, всматривается, вчувствуется в то, что есть, осмысляет свой опыт, и через это изменяется, учится и осваивает способы своего участия и влияния на свою жизнь.

Повторюсь, что вышеизложенное представление является теоретической абстракцией, условно разделяющей единое поле психотерапии на два идеологических полюса. Во-первых, у «магии» и «мистики» есть много общего, и в неявном виде они присутствуют друг в друге: глубина постижения связана с возрастанием силы и действенности, а для того, чтобы успешно действовать и управлять, необходимо понимать то, чем ты собираешься управлять⁵²; и то, и другое — неотъемлемые составляющие жизни каждого человека. Даже «внутренняя работа», которой человек занимается в процессе психотерапии и самопознания, является всё-таки работой, а значит, активным взаимодействием с переживанием: взаимодействие здесь неотделимо от воздействия.

Во-вторых, на разных этапах психотерапии актуальны разные задачи. Чтобы человек был способен задаваться вопросами постижения, нередко бывает необходима предварительная работа, направленная на снижение симптоматических проявлений, причиняющих страдание. Готовность человека к исследованию своего опыта вызревает постепенно.

В-третьих, в психотерапии сейчас наблюдается естественное «прорастание» различных направлений друг в друга, границы между школами психотерапии стираются, происходит активное заимствование друг у друга способов психотерапевтической работы, и от современного психотерапевта в большей степени требуется профессиональная гибкость, чем строгое следование канонам какого-то одного метода.

Таким образом, в жизни нет «чистых» представителей того или иного полюса, а все находятся в континууме между ними. Более того, психотерапевту, занимающему гибкую профессиональную позицию, в процессе психотерапии приходится передвигаться по этому континууму, сообразуясь с терапевтической ситуацией, состоянием искателя, да и своим собственным.

Но, тем не менее, на каком-то уровне обобщения такое разделение психотерапии, возможно, имеет смысл, поскольку каждый психотерапевт может заметить у себя ведущую профессиональную направленность, которая существенным образом отражается и на его понимании психотерапии, и на особенностях практики.

Арт-терапевтические методы и направления также существуют в рамках того или иного психотерапевтического мировоззрения, и поэтому практика арт-терапии весьма разнообразна: существует много различных арт-терапий. Одни арт-терапевты ориентированы на воздействие и предлагают разнообразные арт-терапевтические методики, техники и психотехнологии для психокоррекции, трансформации состояния, избавления от негативных мыслей, уничтожения негативных эмоций, снятия стресса, обретения ресурса и т. п.

Другие направлены на взаимодействие с переживанием. Здесь арт-терапия — это не способ от чего-то избавиться или чем-то себя оснастить, а напротив — способ прийти в соприкосновение с тем, что до этого времени выпадало из сферы внимания, что подавлялось, избегалось, уничтожалось. Такая арт-терапия является способом самопознания, способом приближения человека к себе, раскрытия и обнаружения себя.

Одним из таких методов психотерапии постижением является Терапия творческим присутствием. В связи с тем, что метод ориентирован не на исправление «неправильного», а на обретение человеком непосредственного опыта присутствия при себе и своей жизни, — этот метод не является технологичным. Технология — это совокупность операций и приёмов, направленных на достижение желаемого (заданного) результата. Отличительной особенностью технологии является повторяемость результата. Это означает, что если другой человек в точности воспроизведёт описанный техпроцесс, то он гарантированно получит заданный результат.

Но поскольку ТТП ориентирована на субъективный опыт человека, то, разумеется, ни о каком гарантированном результате речи быть не может. Всё, что мы можем делать — это создавать условия, в которых человек получает возможность постигать нечто в своём жизненном опыте и через это созревать до некоего нового выбора: выбора воспринимать иначе, действовать иначе, жить иначе. Это становится возможным тогда, когда человек начинает переживать то, что есть, вместо уклонения от переживания и попыток влиять на него. Мы создаём условия для этого, но ничего не гарантируем: внутреннюю работу каждый человек производит по-своему, и переживать вместо другого человека невозможно⁵³.

Психотерапия обращена к свободе человека, то есть к самому основанию человеческого в человеке. Она призвана увеличивать степень его свободы. Но как свобода может быть гарантирована, запрограммирована технологией психотерапии или даже искусными усилиями психотерапевта? Гарантии означают отрицание свободы человека, и противоречат смыслу психотерапии.

Психотерапия не происходит за счёт механических действий, воздействий, манипуляций: поговорили, порисовали, попели, потанцевали, поделали некие упражнения, попили таблетки и т. п. Необходимо учитывать особенности термина «терапия»⁵⁴ в психотерапии, который не тождественен «терапии» в медицине. Ясно, что происхождение этого термина имеет медицинские корни. Но важно помнить, что в психотерапии происходит взаимодействие с душой человека, и к её лечению нельзя подходить так же, как к лечению тела⁵⁵.

Душа — это субъект (человек переживающий), а не объект, и её невозможно вылечить медикаментами, препаратами, процедурами и т. п. Душа лечится душой, то есть, через переживание и сопереживание. Исцеление⁵⁶ души связано с восстановлением процесса переживания. А это невозможно вне отношений: всё человеческое в нас создано отношениями, душа живёт и проявляет себя в отношениях, и потому она лечится/исцеляется именно отношениями и в отношениях.

Кроме того, психотерапия может считаться успешной не тогда, когда человек просто стал чувствовать себя лучше или когда он «успокоился», а когда он начал жить иначе, и жить более включённо. Плохое самочувствие является только проявлением, только сигналом проблемы, а сутью её является наше мировоззрение и мировосприятие: как смотрим на мир, таким его и видим, каким видим мир, таким его и переживаем, каким переживаем мир, так и живём в нём.

Изменение мировоззрения и мировосприятия, способа и образа жизни происходит тогда, когда человек нечто постигает в своём жизненном опыте, когда он внутренне растёт, когда он приобщается к себе и к другим людям, когда он производит новые выборы и совершает новые для себя действия.

Разумеется, в ТТП, как и в любой психотерапии, имеется определённая методическая составляющая (о ней мы говорить будем ниже), однако простым повторением методики психотерапии не произойдёт: сама по себе методика не является носителем существенного. Носителем существенного является психотерапевт, который участвует в живых взаимоотношениях с искателем, проявляет свою жизненную позицию, свой способ жить, помогая тому открывать пространство новых для него отношений с самим собой и с миром⁵⁷. А особая деятельность, описываемая методикой работы, овеществляет эти новые отношения с собой, создаёт необходимые условия и контекст для них.

Через творческое присутствие человек на практике, опытным путём вступает с самим собой в новые для него отношения. Открытие этих новых отношений с самим собой и является одним из основных смыслов психотерапии в нашем методе. То существенное, что происходит в терапии, происходит за счёт определённых внутренних действий, которые совершаются в процессе творчества. Без этих внутренних действий арт-терапевтический процесс будет не более чем процессом рисования, вне зависимости от того, на какую тему это рисование будет и что будет «изображаться», даже если это будет «рисование переживаний».

Однако эти внутренние действия не являются технологичными. Внутренние действия невозможно передать, им невозможно научить (им можно научиться), хотя о них можно рассказать: что они подразумевают, на что нужно обращать внимание в ходе работы, какой процесс будет творческим и целительным, а какой — обычным рисованием или псевдомагическими манипуляциями. Особенности этих внутренних действий и такая организация процесса, которая облегчает их освоение и совершение, и составляет «технику» метода ТТП.

Другими словами, суть ТТП состоит не в рисовании как таковом, не в «изображении своих чувств» и не в «выплёскивании негативных эмоций», не в «эстетизации переживания», а в том, ка́к творческий процесс осуществляется, в какой внутренней позиции находится человек и что́ именно он делает, когда он нечто рисует на листе.

Для лучшего понимания того, что такое Терапия творческим присутствием, возможно, есть смысл прибегнуть к апофатическому⁵⁸ способу её описания:

— она не является практикой создания произведений искусства (к искусству она имеет весьма отдалённое отношение) или произведений, отвечающих условиям гармонии, хотя практика осуществляется в форме изобразительной «художественной» деятельности;

— она не является практикой «изображения своих чувств», хотя с экспрессивной арт-терапией имеется много общего;

— она не связана с аналитическими интерпретациями произведений (рисунков) пациента с целью извлечь какую-либо информацию о существе проблем, хотя некоторые пересечения с аналитической арт-терапией тоже есть;

— она не связана с псевдомагическими манипуляциями, направленными на выплёскивание, слив, уничтожение, «трансформацию» негативных мыслей, эмоций, переживаний, на изменение состояния и поиск так называемого «ресурса», хотя изменение состояния и прилив сил в ходе терапии происходит.

Практика ТТП напрямую обращена к симптомам, но при этом не является симптоматической, то есть она не направлена на изменение симптомов. Конечно, и симптоматическая работа тоже имеет свою пользу, однако о выздоровлении здесь речи не идёт.

Одним из главных смыслов ТТП является восстановление отношений с самим собой, с людьми, с миром. Путём к этому является практика чувственного и деятельного пребывания с самим собой внутри своего опыта, практика обнаружения самого себя, восстанавливающая взаимосвязь между различными аспектами переживания, связность личного опыта. Помогая налаживать общение с самим собой, она открывает возможность знакомиться с собой без попыток изменить себя и что-то в себе искусственно переделать. И это становится условием для внутреннего роста (взросления), роста внутренней целостности и самопринятия, что и становится причиной изменений. В ходе практики пробуждаются внутренние движения, которые по разным причинам оказались сдержанными, замороженными, и инициируется их осуществление; естественным путём налаживаются внутренние взаимосвязи между сферой чувственного опыта и рационально-нормативной сферой личности. В конечном итоге, практика творческого присутствия научает принятию самого себя (на практике, а не путём самовнушений), развивает чувствительность и подлинный интерес к самому себе (а не интерес к самопеределыванию).

Практика ТТП обращает к тому состоянию, к тем чувствам, которые вызывают страдание⁵⁹, и через постепенное проживание этих чувств, через обнаружение их внутренних оснований, раскрытия их смысла, что, в конечном итоге, способствует освоению новой жизненной позиции и способа жить, — происходит выздоровление. Вместе с этим (несмотря на постепенность процесса психотерапии в целом) сброс напряжения, переоценка обстоятельств и последующее расслабление может быть и весьма стремительным и происходить в течение одного занятия.

В популярной психологии существует представление об «освобождении от негативных содержаний сознания». Представление это далеко неоднозначно. Поскольку мы разговариваем, читаем, пишем, у нас есть воспоминания, представления, то логично считать, что содержания сознания существуют. И вероятно, какие-то из этих содержаний полезны для нашей жизни, а какие-то вредные (позитивные или негативные). Тогда предполагается, что от негативных содержаний следует избавляться, а позитивными содержаниями — себя удобрять.

Но что такое эти «содержания сознания»? Это образы, которые приобретают свою значимость в силу опыта переживания определённых жизненных обстоятельств и проявляют себя в качестве установок, доминант сознания. От них невозможно освободиться так, как если бы мы их выбросили или особым образом переделали, потому что то, что мы собираемся выбрасывать или переделывать, не существует в качестве некоей самостоятельной изолированной вещи или детали, которую можно выкрутить и выбросить или заменить на новую, — они являются нашим свойством. И, следовательно, задачей является не избавление от неких «негативных содержаний», а изменение структуры сознания. Однако и эта задача, скорее, является мета-задачей, поскольку на структуру сознания мы также не можем воздействовать непосредственно. На практике же мы занимаемся вовсе не содержаниями и не структурой сознания, а своим поведением (внутренней и внешней деятельностью) — только на него мы и можем воздействовать и его изменять.

«Негативные» и «позитивные» содержания сознания — не более чем наши умозрительные оценки, которые говорят лишь о том, что мы вместо того, чтобы вникнуть в основания существующего переживания, намереваемся его насильно переделать — попросту отвергаем действительность самих себя, отказываемся от своего опыта, выбора и своей жизни.

С точки зрения ТТП суть психологических проблем состоит в том, что человек как-то относится к тому, что у него имеется (или не имеется), что с ним происходит (или не происходит), кем он является (или не является), какой он в своих собственных глазах, как он живёт, что выбирает, как поступает… Сами содержания сознания стоят в прямой зависимости от выбора: кем и каким быть, чему быть, в каком мире и как жить. Психологическая проблема или психическое расстройство заключаются в способе переживать, или иначе — в способе жить.

Наш способ жить является существом проблемы, именно его и должна затрагивать психотерапия. Во внутреннем мире, в мире души никакими действиями «от» ничего невозможно изменить, ни от чего освободиться и избавиться (не от чего освобождаться!), а можно лишь усугубить и усложнить. «Освобождение» достигается прямо противоположными действиями: вниманием, включением, позволением, прочувствованием, проживанием, осознаванием, принятием, пониманием. Любовью.

Пациент? Клиент? Искатель!

Кроме идеологической и практической неоднозначности в психотерапии и психологическом консультировании, о чём мы говорили выше, существует также трудность в определении того, каким термином обозначать человека, обращающегося за помощью.

В медицине используется термин «пациент», который является довольно точным для обозначения страдающего человека (лат. patiens — страдающий, терпящий; греч. παθος — чувство, страдание, боль). Этот термин может использоваться и для психотерапии и консультирования, так как к психотерапевту человека также приводит страдание.

Но, поскольку психотерапия и консультирование значительно отличаются от медицинского лечения, то от термина «пациент» отказались; и чтобы отличать человека, обращающегося за психологической помощью, от медицинского «больного», в прошлом веке в психологическом консультировании закрепился термин «клиент». Однако и этот термин для нашей деятельности неподходящий.

Во-первых, слово «клиент» описывает человека, как пассивного слушателя (лат. cliens — слушающий), что не отражает характера деятельности человека, проходящего психотерапию. Разве что, если воспринимать «слушание» в переносном смысле, как вслушивание в себя⁶⁰. Однако нужно ещё постараться, чтобы увидеть столь неочевидный смысл, ведь само слово «слушание» не указывает на такую внутреннюю активность. В этом смысле клиентом, то есть «слушающим», правильнее было бы называть психотерапевта, поскольку именно активное слушание является основой его деятельности. Слово «клиент» также подходит и для описания пациента, поскольку выслушивание предписаний врача является частью его «роли».

Во-вторых, слово «клиент», в силу особенностей современной культуры, основными значениями имеет «покупатель», «потребитель», «заказчик», что мало подходит для ситуации психотерапии и консультирования.

Нельзя не отметить того факта, что само название «клиент» зачастую настраивает человека, обращающегося за помощью, на то, чтобы занимать потребительскую и безответственную позицию (чего только стоит выражение, уже неразрывно связанное с понятием «клиент»: клиент всегда прав).

Понятию «клиент» логично соответствует и понятие «услуга», однако и оно подходит не для всякой помогающей деятельности⁶¹: у психотерапевта нет задачи «обслужить клиента». Психотерапевт может быть помощником, проводником, соучастником, сотрудником, сподвижником, соратником, но не обслугой.

Всё это может показаться мелочами, не стоящими того, чтобы на них обращать внимание. Есть термин, который вроде бы прижился, зачем что-то менять? Тем не менее, эти «мелочи» оказывают существенное влияние, но не всегда заметное и осознаваемое нами, в силу того, что мы считаем их мелочами и не придаём им особого значения. Мы находимся в языковом поле и подвержены его влиянию: сам язык во многом определяет наше мышление, взгляды и верования.

Необходимо учитывать, что всякое понятие имеет свой смысловой объём и потому довольно много чего предполагает лишь в силу своего названия. Названия явлений создают определённый контекст, смысловой фон, на котором мы их воспринимаем. Они ориентируют нас в мире, поясняя особенности взаимодействия с ним в данных обстоятельствах. Так задача пациента — точно описать симптомы врачу и выполнять все его предписания. А у клиента какие задачи? Оплатить услуги и ожидать надлежащего обслуживания?

Термины «клиент» и «пациент» несмотря на свою привычность, являются необоснованными ни особенностями психотерапевтического процесса, ни российской ментальностью. Нам необходимо подобрать такой термин, который, прежде всего, не будет для человека оскорбительным (мало кому нравится называться больным, страдальцем, горемыкой), а кроме того, будет ориентировать человека на активную, деятельную позицию — на то, что именно он в ходе своей психотерапии занимает ведущее место, а психотерапевт ему только помогает в процессе его выздоровления и разрешения задач, которые он перед собой ставит.

На мой взгляд, таким требованиям лучше всего отвечает слово «искатель»⁶². Что ищет (или может искать) человек, приходя за помощью к психотерапевту? Причины своего страдания, возможности для выздоровления, пути выхода из жизненного тупика, счастье, самого себя…

Слово «искатель», на первый взгляд, может показаться непривычным для слуха, но, вероятно, только в силу очевидности значений русских слов для нас (когда мы используем иностранные термины, их смысл не так очевиден, и возможно, поэтому мы их и предпочитаем — непонятому слову можно придавать любые произвольные смыслы).

Кроме того, мы имеем и давнюю традицию использовать в профессиональных областях иностранные заимствования. С одной стороны, это нас как будто приобщает к мировому сообществу, но с другой — нередко мешает нашей деятельности. Порой даже психологи с трудом понимают друг друга из-за использования непонятных (и чаще всего излишних) терминов⁶³. Что уж говорить о «непосвящённых»?

Термин «искатель» для нас имеет явные преимущества. Во-первых, он нейтральный, не имеющий сомнительных ассоциаций; во-вторых, создаёт контекст активного личного поиска и самопознания (что и отражает основной смысл и содержание психотерапии); а в-третьих, что немаловажно, может вызывать множество приятных ассоциаций, поскольку разного рода «искатели» в истории человечества чаще всего наделяются положительными чертами, их уважают и ценят. Этот термин гораздо точнее отражает и особенности деятельности человека, обращающегося за помощью, и нашу культуру. И никого не обижает.

Термин искатель психологической помощи я и предлагаю использовать для обозначения человека, обращающегося к нам, психотерапевтам и психологом-консультантам.

Переживание

и его качественная

определённость

Всё разнообразие психологических трудностей условно можно разделить по четырём сферам человеческого опыта: отношения, состояние, деятельность и самоопределение. Здравый смысл и житейский опыт подсказывают, что они всегда друг с другом связаны. Например, в зависимости от характера отношений с определённым человеком, мы испытываем какие-то чувства, можем иметь сомнения и неуверенность в том, как себя с ним вести, и это сказывается на нашей совместной деятельности.

Связаны эти «сферы жизненного опыта» друг с другом в переживании, неотъемлемыми ипостасями которого они являются. Другими словами, в различного рода психологических трудностях мы обращены (выделяем в своём осознавании) к тому или иному аспекту переживания, которое всегда целостно, то есть содержит все из перечисленных выше аспектов. В данной главе я и постараюсь это показать.

Начнём с прояснения понятия. Словари переживание определяют как:

— особое психическое состояние, выражающееся в наличии каких-нибудь впечатлений, ощущений, чувств: переживать — значит чувствовать, ощущать;

— особую психическую активность по отношению к воспринимаемому: проникновение в состояние персонажа; непосредственное внутреннее схватывание явления; процесс присвоения впечатлений.

Слово «переживание» происходит от глагола переживать: пере+живать (жить).

Переживать:

— жить, существовать какой-либо срок, время;

— жить дольше кого-либо, оставаться живым после чьей-либо смерти; продолжать сохранять своё значение после смерти автора, творца;

— находить в себе силы переносить что-либо, выдерживать, терпеть; справляться.

Можно сделать вывод, что основное значение слова «переживать/переживание» — быть живым, находиться в процессе жизни⁶⁴. Все остальные значения так или иначе раскрывают и поясняют это значение с различных сторон и в различных контекстах.

Наряду со словом «переживать» часто используют слово «проживать». Оно вносит особенную и очень важную ноту в смысл понятия «процесс жизни». В связи с ним можно выделить ещё один смысл слова «переживание»: переживание как процесс перехода отсюда туда; его можно сравнить с переходом через дорогу, что хорошо показано в такой фразе, как «пережить горе». Приставка про — в слове «проживание» выявляет такой смысл, как пребывание внутри, который хорошо слышится в таких словах, как «проходить, проход». Переходя (переживая), мы движемся как бы по поверхности, а проходя (проживая) — внутри: «Жизнь прожить — не поле перейти».

Когда мы говорим о переживании в психологическом смысле, то мы в большей степени обращаемся именно к этому глубинному смыслу «внутри-внутри». Проживая, мы не просто находимся в «процессе жизни», мы находимся внутри переживания жизни: мы как-то в нём находимся, наполняем его каким-то своим личным взглядом, смыслом, точкой отсчёта, своим способом жить. Именно такой контекст переживания-проживания и будет иметься в виду в дальнейшем нашем разговоре.

В психологии и психотерапии наиболее известны следующие понимания переживания:

— переживание как совокупность ощущений, эмоций, чувств и аффектов (обыденное представление);

— переживание как отношение (Л. С. Выготский);

— переживание как внутренняя деятельность (Ф. Е. Василюк);

— переживание как свидетельство (Р. Д. Лэнг);

— переживание как результат деятельности мозга (медицинская модель).

Каждый из подходов, с разной степенью проработанности описывая сущность переживания, предлагает довольно узкое определение. Вместе с тем, каждое из предлагаемых пониманий, является, безусловно, верным и всё же недостаточным для описания сущности переживания, поскольку затрагивает всего лишь один из его существенных аспектов. Жизнь — явление целостное, поэтому и переживание, будучи процессом жизни, не может быть описано лишь как чувства, или лишь как отношение, или лишь как внутренняя деятельность и т. д.

Давайте попробуем рассмотреть переживание с точки зрения его качественной определённости. Воспользуемся для этого методом качественных структур⁶⁵ (МКС). Несколько слов о самом методе.

Метод качественных структур

Метод позволяет рассматривать любое явление как «целое», то есть в совокупности его внутренних и внешних связей. Ключевым понятием метода является категория качества: «Рассматривая объект с точки зрения его качественной определённости, мы уже тем самым рассматриваем его как целое, присутствующее тотально как во внешнем, так и во внутреннем своём бытии. Иными словами, тотальность является сущностным свойством целого»⁶⁶.

Согласно МКС (рис. 1) бытие целого (явления) можно представить как совокупность четырёх «аспектов бытия» (свойств, модусов): координации, связи, функционирования, организации. Ни один из данных аспектов не является главным или второстепенным, они не образуют между собой соподчинения — они все главные, все равные, проявляются все и сразу, и в силу своей одновременности создают качество тотальности целого.

«Аспекты бытия» рассматриваемого объекта не являются элементами, из которых состоит это целое⁶⁷ (целое не состоит из самостоятельных элементов: вне целого ни один из аспектов не имеет самостоятельного существования). Их скорее можно представить как различные свойства или проекции целого, позволяющие его увидеть в особом контексте и проявляющие присущие ему свойства, отвечающие особому качеству этого целого, то есть проявляющие его сущность.

Рис.1. Квадрат аспектов (Игорь Калинаускас, 2002)

Другими словами, «аспекты бытия» описывают такую совокупность существенных признаков данного явления, которая определяет его качественную особенность, самобытность, что и выделяет его из других явлений.

— «Аспект координации» (АК) — выражение принципа единства, того, что делает явление «таким», именно «этим», именно тем, чем оно является; определяет его внутреннее содержание, смысл. Отвечает на вопрос «Какой?»

— «Аспект функционирования» (АФ) — способы и формы проявления во внешнем мире, а также результаты этого проявления — продукт. Отвечает на вопрос «Как?»

— «Аспект организации» (АО) — конструкция, структура, организация, устройство объекта — то есть то, как целое упорядочено. Отвечает на вопрос «Что?»

— «Аспект связи» (АС) — всё многообразие воздействий окружающей среды на данное целое. Отвечает на вопрос «С чем?»

Обобщающая модель

переживания

Используя данный метод, переживание можно представить в виде следующей совокупности⁶⁸ (рис. 2): АК: «самоопределение»; АО: «состояние»; АС: «отношения»; АФ: «деятельность».

Первое, на что сразу хочется обратить внимание: все вышеуказанные подходы к определению переживания здесь оказываются актуальными. Все они справедливы, но сами по себе недостаточны и лишь в совокупности могут описать переживание как особое явление.

Переживая, мы всегда:

а) что-то чувствуем (АО);

б) по поводу чего-то и в связи с чем-то это чувствуем (АС);

в) что-то думаем по поводу происходящего и как-то себя ведём в данных обстоятельствах (АФ);

г) занимаем какую-то личностную позицию, как-то относимся к себе и к миру (АК).

Переживание (рис. 2) всегда включает всю совокупность свойств (выбор-состояние-отношения-деятельность) и не существует вне какого-либо из них. Лишь все вместе они являют собой «нераздельность и неслиянность» — неразрывное единство переживания.

Рис. 2. Переживание. Обобщающая модель

Ни одно из свойств переживания не существует само по себе — все они лишь различные проекции одной «фигуры», одного целостного явления. И потому каждое из них непременно участвует во всех остальных и раскрывается через них. Стрелки на рис.2 показывают взаимосвязанность всех свойств переживания между собой.

Рассмотрим данную совокупность свойств.

Состояние

Аспект организации (АО): «состояние».

«Состояние» является собирательным термином, под которым подразумевается всё многообразие эмоциональных проявлений, вегетативно-соматических реакций и химических изменений в организме.

Состояние является одним из неотъемлемых свойств переживания: переживание не существует вне того или иного состояния. И поскольку всякое переживание всегда представлено тем или иным состоянием, это обстоятельство объясняет, почему понятие «переживание» смешивается с понятиями «эмоция» и «чувство». В этих случаях мы нередко используем слово «переживание» во множественном числе — «переживания»⁶⁹.

Однако переживание не сводится исключительно к состоянию, — это целостное явление, которое затрагивает человека целиком⁷⁰.

Субъективно выбор/отношения/мысли воспринимаются нами в виде того или иного состояния: когда мы переживаем, мы всегда что-либо чувствуем, испытываем те или иные желания, побуждения, ощущения и т. д. Переживание «овеществляется» в том или ином состоянии, оно как бы «сделано» из него.

Всякое состояние зависит от актуальной в данный момент потребности — той потребности, которая возникает в данных обстоятельствах, в данных отношениях, при данном выборе. Таким образом, АО «состояние» проявляется в виде потребностей и желаний (рис. 3).

От особенностей отношения к своим состояниям, и к самому себе, испытывающему эти состояния, зависит качество внутреннего опыта — то, что именно мы будем испытывать, чем для нас будут те обстоятельства, в которых мы находимся. Другими словами, содержание переживания зависит от особенностей процесса переживания: то, как мы переживаем, влияет на то, что мы переживаем.

Рис. 3. Феноменология переживания

С психотерапевтической точки зрения, важно иметь навык обнаружения и обретения себя в океане того, что чувствуешь, поскольку «я» как состояние и «я» как осознающее себя присутствие, наблюдатель — не одно и то же⁷¹.

При этом важно понимать и то, что нет никаких сил, чувств, состояний, принципиально отдельных от меня-живого — от того, кто явлен, кто имеет тело, кого я могу видеть в зеркале. Моё состояние — это не какие-то силы «во мне», как некие отдельные сущности, а это силы, выражающие меня. Они — это выражение моей жизни и в каком-то смысле — я сам, даже если я могу сказать: это мои силы, мои чувства, мои ощущения, моё состояние, моя душа. Они не просто «мои», они — это и есть я-человек, поскольку они и являют меня-живого, меня-человека. Я ими создан, они моя плоть и кровь, я ими живу, ими действую — они моё вещество и материя моей жизни.

Проще говоря, нет никакого гнева «во мне», нет никакой обиды «во мне», нет никакой радости, зависти, печали «во мне», как нет «у меня» и никакой «низкой самооценки», «плохого состояния», «страха» «мук совести» и т. п. Ибо если мы вникнем вглубь того, что же мы называем, к примеру, своей совестью, то мы увидим, что совесть — это не просто нечто «во мне» или «у меня». Содержанием моей совести является моё поведение и моя деятельность: я как-то живу среди людей. Моя совесть — это мой способ быть человеком (или не быть им).

Так называемая «самооценка» — это тоже не то, что есть «у меня», а это некое моё отношение либо к своим действиям (тогда самооценка является способом управления своей эффективностью), либо — к самому себе (в этом случае самооценка является способом поставить себя в какое-то положение, в какое-то особое место, в котором я какой-то).

И страха, как чего-то во мне, тоже не существует, а есть каким-то образом переживаемые мною взаимоотношения с чем-то или кем-то. Иначе говоря, «у меня страх» в действительности означает, что «я боюсь».

То, что мы подразумеваем под «эмоцией», когда говорим о душевном волнении, об «эмоциональном состоянии», относится к неким внутренним движениям, побуждениям. Другими словами, «эмоции», «эмоциональные состояния» (радость, возбуждение, удивление, горе, ярость, страх, отвращение, стыд) есть побуждения, в которых проявляются определённые потребности.

Слово эмоция происходит от лат. ē-moveo, mōvī — вы-двигать, приводить в движение, потрясать, волновать. В свя́зи с понятием эмоциональных состояний находится и понятие мотива (от лат. moveo — двигать, побуждать). Принято различать эмоции, аффекты, чувства, настроения, мотивы, причём единого мнения об этих понятиях не существует. Одна из причин их неясности состоит в одновременном использовании нами различных языков: какие-то состояния называются по-латыни, а какие-то по-русски. В этом случае нарушение точности мышления, понятийная путаница и «умножение сущностей» почти неизбежны⁷².

Однако нельзя не заметить, что «эмоциональные состояния» отличаются друг от друга примерно так же, как отличаются агрегатные состояния воды: состояния разные, а вода одна и та же. Сущность явления одна — «движения души», а вот двигаться, проявлять себя душа (переживание) может по-разному: бурными всплесками внезапных волнений, побуждениями к деятельности, страстными влечениями, стойкими привязанностями, спокойным стоянием, замиранием и т.д.⁷³ Причём различные движения/состояния могут происходить в одно и то же время, так же, как, например, вода может течь и бурлить, вспениваясь, при этом брызгать, быть холодной или горячей, временами она может «каменеть», застывая, а в другое время становиться «бесплотной» и воспарять.

И эту жизнь своей души, мы как-то чувствуем, ощущаем, осознаём и говорим: «чувствую радость», «чувствую горе», «ощущаю упадок», «хандрю», «гневаюсь», «стыжусь»… Эти внутренние движения не есть чувства, они есть чувствуемое. Чувство есть чувствуемое состояние в связи с отношением к чему-либо.

На мой взгляд, с нами играет злую шутку наш язык — вернее то, как мы его понимаем и используем. Поскольку названия у нас звучат в форме существительных, отвечающих на вопрос «кто? что?», то возникает иллюзия, что это нечто действительно существует как некая сущность — страх, гнев, вина и т. д. Но нет никакого страха, как некой сущности, вещи, объекта, природного явления. Как нет тревоги, нет обиды, нет боли — строго говоря, чувств вообще не существует! — чувств, как неких самостоятельных процессов, как чего-то «во мне» или «у меня». Да, чувство — это процесс, но не процесс «во мне», а процесс моего отношения к чему-то и чувствования чего-то — это процесс меня самого.

В общем виде возникновение тех или иных состояний/чувств (то есть моего живого отклика на происходящее) можно описать следующим образом.

Когда происходит некое событие, я в этом событии тем или иным образом себя определяю: я совершаю выбор о том, как относиться к этому событию, чем это событие для меня является, кем и каким мне быть в происходящем. Своим выбором я занимаю определённое положение, точку зрения (и по отношению к самому себе, и по отношению к событию).

От того, как отнесусь (то есть, кем/каким выберу быть и в каком мире), зависит то, какое впечатление на меня произведёт это событие. Но так говорить неточно, ибо не событие производит на меня впечатление, а я своим выбором занимаю такое положение, что либо впечатляюсь⁷⁴ (впечатляю себя, впечатываю-в-себя), либо нет (и тогда событие не оказывается для меня со-бытием, я его не замечаю).

И это моё положение (место, точка зрения) естественным образом вызывает во мне состояние, соответствующее моему выбору. Образно говоря, моя душа начинает определённым образом двигаться — во мне возникают те или иные течения, я начинаю жить и действовать в соответствии со своим выбором, в соответствии с занятым мной местом.

От чего зависит то, какие побуждения будут возникать? Это зависит от того, в чём я теперь (после такого своего выбора и такого отношения) буду испытывать нужду. Моя нужда даёт толчок к движению: к изменению существующего или к его освоению.

И эти внутренние движения, эти течения души я как-то чувствую, то есть знаю (это знание организмическое, далеко не всегда осознаваемое) о том, каково моей душе, что с ней происходит, как она живёт: как мне-живому теперь, после моего выбора, живётся на белом свете, чего я хочу, в чём нуждаюсь (потребность осознаётся как желание чего-то). Эти движения души и являются тем, что мы называем словами «состояние», «внутренняя жизнь», «чувство», «желание», «переживание».

Другими словами, мои выборы, из которых вырастает мой способ жить, и рождают то или иное моё самочувствие (то или иное моё состояние). Таким образом, «внутренние силы», «состояния», «чувства» — это не нечто отдельное от меня и моих выборов, моей деятельности, моего поведения, моего способа жить; и это не силы и чувства «во мне» или «у меня», так как нет никаких во мне сил, отдельных или отличных от меня, — а это «силы меня». Мои силы/чувства — это я действующий, я живущий. Проще говоря: я чувствую радость тогда, когда я как-то и что-то выбираю и как-то отношусь — я радуюсь; я чувствую горе, когда я горюю; я чувствую гнев, когда я гневаюсь и т. п.

В этом смысле моё состояние означает не что иное, как состояние меня: какой я, в какой позиции нахожусь, какую точку зрения занимаю, что выбираю, как отношусь. Если я живу во вред себе (предаю себя), то жить мне на белом свете будет плохо (вне зависимости от событий и обстоятельств), я буду страдать и болеть. Если я осуществляю себя, живу созидательно и творчески, то жить мне будет хорошо (вне зависимости от событий и обстоятельств), я буду полон сил, и силы мои будут прибывать.

Немного забегая вперёд отмечу, что попытка влиять на состояние непосредственно, с целью улучшить своё самочувствие, в долгосрочной перспективе может приводить к формированию избегающего стиля поведения, смысл которого в том и состоит, чтобы не встречаться с болезненными чувствами. В повседневной жизни у нас есть необходимость управлять не столько своим состоянием, сколько — проявлением, выражением того, что и как мы чувствуем (то есть своим поведением), а также необходимость осознавать причины своего состояния и его смысл.

Когда в практике творческого присутствия мы встречаемся с собой, мы всегда встречаемся с собой каким-то в каком-то мире⁷⁵. Обнаруживая себя какого-то в каком-то мире, мы имеем возможность обнаружить и то, какими мы утверждаем мир и себя; в связи с чем мы понимаем происходящее именно так — из каких своих убеждений, установок, точки зрения, личностной позиции, ценностей, потребностей… В конечном итоге, мы обнаруживаем некий свой выбор: «я выбираю такого себя и такой мир».⁷⁶

Обнаруживать это мы имеем возможность, обращаясь к своим чувствам, к своему состоянию. Ведь когда мы встречаемся с какими-либо трудностями, мы всегда имеем дело с некоторыми чувствами, которые у нас возникают в связи с этими трудностями. Сами по себе события — просто факт, случай, «это». Для каждого из нас, субъективно, психологической проблемой являются не трудности сами по себе, а наше сознавание этих трудностей, наше отношение к ним, которое проявляется в виде болезненных для нас чувств, ощущений, состояний. О наличии проблемы сигнализирует наличие трудных для нас чувств. Психологическая проблема — это всегда проблема отношения, проблема собственной позиции, собственного выбора.

Если мы в связи со своей трудностью не испытываем никаких мучительных состояний, то никакой «психологической проблемы» у нас нет, а вопрос не психологический, а, скажем так, «технический», и решается в техническом смысле. Здесь психолог не нужен. Если человек приходит к психотерапевту⁷⁷ с вопросом — как и что сделать, то он приходит не к психотерапевту, а к педагогу, учителю, наставнику. Порой психотерапевт выполняет и эти функции, но не они определяют его как психотерапевта. Необходимость в психотерапевте возникает, когда человек встречается не просто с некими обстоятельствами, а с неким трудным переживанием этих обстоятельств.

Те чувства, которые для нас являются трудными, субъективно переживаются, как различного рода напряжения и побуждения, которые вызывают боль: психологическая проблема появляется тогда, когда мы испытываем нечто болезненное. Мы не хотим испытывать боли, избегаем её всячески, но происходящее нас «сталкивает» с нею, и мы её предчувствуем: возможность боли исподволь начинает нас тревожить, сигнализируя о неких важных для нас значениях, которые мы пока не извлекли, не осознали, не освоили.

И вот здесь есть важная тонкость. Хотя «пространство чувств» и является, условно говоря, той средой, с которой мы непосредственно имеем дело в психотерапии, чувства, состояние не являются объектом нашего воздействия (также не являются объектом воздействия и любые другие аспекты переживания: мысли, отношения, выбор). Да и бессмысленно пытаться воздействовать на чувства.

Приведу для наглядности простой пример: человек прищемил палец дверью. Это вызывает боль. Если боль — единственное, что человека заботит — боль сама по себе, а не повреждённый палец, не лечение, не те действия, которые привели к его повреждению, — и человек пытается устранить лишь боль, то нелепость ситуации очевидна, ведь анестезия не является лечащим средством. Однако подобные запросы (устранить боль) являются одними из самых частых, с которыми люди приходят к психотерапевту. Приходят лечить боль…

Но ведь понятно, что боль — это сигнал (смысл которого ещё необходимо выяснить, ведь боль не обязательно сигнализирует о болезни, порой она сигнализирует и о здоровье). И поэтому нам нужно не состояние менять, не чувства устранять, а прежде всего, заметить, по поводу чего боль, и какие наши действия эту боль вызвали. А после этого принимать решение: продолжать в том же духе (возможно, мы делаем всё правильно и боль нужно только пережить) или делать что-то иное, как-то по-другому жить?

То есть нам не боль нужно лечить, а болезнь (это, конечно, тоже неверно, ибо не болезнь, а человека нужно лечить, но в данном контексте допустим такую формулировку). И потому в практике психотерапии мы не ставим задачу «избавиться от боли», «негатива», неприятных ощущений, и мы не стремимся к тому, чтобы «чувства ушли», «негатив исчез», «нашёлся ресурс», «состояние изменилось», а мы напротив — вникаем в эти существующие, реальные чувства, ведь чувство — это наш естественный отклик на то, что происходит.

Сейчас многие люди всерьёз убеждены (эта идея настойчиво насаждается в популярной и «эзотерической» психологии), что могут решать, какие им чувства испытывать, а какие нет (что чувствовать, а что нет). По-моему, это одно из тех опасных заблуждений, которое приводит к тому, что человек подобных взглядов отказывается замечать действительность самого себя и, живя в вымышленном мире, утрачивает связь с самим собой, живёт вопреки себе, в результате чего в какой-то момент «необъяснимые» проблемы обрушиваются на него со всех сторон.

В этой связи хочется отметить одно важное обстоятельство, на которое однажды обратила моё внимание моя жена⁷⁸. В русском языке существуют выражения: мне радостно, мне грустно, мне скучно, мне тревожно, мне хорошо, мне кажется, меня знобит и т. п. Эти выражения указывают на то, что наши состояния самостоятельны относительно наших сознательных решений о них, они им не подчиняются⁷⁹ («Сколько ни произноси слово „халва“ — во рту слаще не станет»). Язык весьма точно подмечает, что человек является не источником, а проявлением жизни: жизнь в нём происходит.

Есть жизнь (живое бытие, жизненность), и она проявляется в мире в виде человека и через него: человек есть порождение жизни, а не её создатель. Наша задача — быть проводниками жизни, позволять ей воплощаться через нас и способствовать этому — быть живыми.

Другими словами, то, что мы чувствуем, — это не результат нашего сознательного решения о том, чтобы это чувствовать, а это то, что с нами происходит: что-то происходит с нашей душой, она как-то живёт, она на что-то откликается, и мы это как-то чувствуем и осознаём⁸⁰. Если какое-либо чувство есть, то оно — есть! Если мы что-то чувствуем, то мы не можем отменить это своё чувствование, это факт жизни, а факт, как говорится, вещь упрямая. И в этом смысле чувство, конечно же, есть, но не как сущность, а как проявление некоей настоящей внутренней жизни. Эта наша внутренняя жизнь, являющаяся основанием для того, что мы что-то чувствуем, может быть совсем нам неведома (отчасти это зависит от того, насколько мы ею интересуемся и признаём). И возможно, что именно это свойство жизни души — протекать скрыто и независимо от наших сознательных намерений — даёт порой нам основания ошибочно полагать, будто «в нас» или «у нас» существуют какие-то «силы», и потому мы начинаем с ними бороться, им противостоять, если они нам неугодны.

Мы не вольны выбирать свои чувства, потому, что «чувство», повторю, есть процесс чувствования/ощущения⁸¹. Конечно, мы можем научиться снижать свою телесную и эмоциональную чувствительность (однако в экстремальных ситуациях это и так происходит само собой). И всё же важно понимать, что без обращения к душевной боли невозможно «от неё освободиться»: то, что является причиной боли можно обнаружить и разрешить только внутри этой боли, то есть, переживая боль. Иначе, обезболивая свою душу, мы действуем вопреки самим себе, жертвуя своей жизненностью, переставая быть живыми. Невозможно жить под анестезией, бесчувственно: жить значит — чувствовать⁸².

От чего зависит то, что я чувствую? Это зависит от того, какое значение имеет для меня то, что происходит. А это значение, в свою очередь, зависит от того, кто такой я, какой я, в каком положении, в каком «месте» я нахожусь в данных обстоятельствах (АК). Чувства (состояние) зависят от выбора меня! Качество меня рождает качество моих чувств. Чувства, как некоего отдельного от меня явления, не существует⁸³. Существую я, который как-то что-то выбирает, как-то к чему-то относится, как-то что-то думает и как-то что-то чувствует: нет чувств, а есть я чувствующий. Какой я, как я отношусь к происходящему, к самому себе, к другому человеку, так я и чувствую.

Всякое чувство (чувствование) является следствием некоего выбора⁸⁴: выбора себя, своего места, других людей и мира. Но не выбора чувства (или, к примеру, мыслей: лозунг «думай о хорошем» при буквальном его применении — верный путь в невроз). То, что я чувствую, есть мой естественный отклик на происходящее, и это то, что со мной происходит под влиянием того, какое значение для меня имеет происходящее. Занимая одну точку зрения, я буду одним образом откликаться на происходящее, а занимая другую точку зрения — как-то иначе, соответственно этой точке зрения, этому выбору.

Под моим «местом» я подразумеваю, прежде всего, некое место моего «внутреннего пространства»: место меня во мне самом. Это некая моя позиция по отношению к себе и к миру. И это моё место определяет самую важную вещь — кто я такой? В зависимости от того, какую позицию я занимаю, тем я и являюсь. Этим моим «местоположением» определяется моё отношение к себе и к миру.

Кроме того, эта моя внутренняя позиция определяет и моё внешнее местоположение: то, где, с кем и каким образом я нахожусь, в каких отношениях состою (АС), что делаю и чего не делаю (АФ), что чувствую и чего не чувствую (АО).

В связи с этим так важно определить своё собственное место, определить своё положение: в каком я месте? (какое место я занимаю? где я нахожусь?); что в этом месте я делаю? (чем я занят?); кто и какой я в этом месте? (каким человеком нужно быть, чтобы занимать то место, в котором я сейчас нахожусь?); в каком мире я живу и что в связи с этим моим мнением о мире я от него (от мира вообще или от людей, в частности) ожидаю (гласно или негласно требую)? От того, кто и какой я, в свою очередь зависит — почему я именно в этом месте; как я здесь оказался и что мне позволяет здесь оставаться; зачем я здесь; что я чувствую и каково моё состояние в этом месте.

Если мы находимся на своём месте, то никаких неразрешимых душевных тупиков у нас в этом месте не возникает: там просто негде застрять или потеряться. На своём месте можно быть и видеть то, что с нами происходит. Иначе говоря, для человека, занимающего своё место, психологических проблем не существует.

Однако быть вместе с собой и в месте себя (занимать своё место) весьма непросто. Во-первых, с точки зрения удержания внимания, поэтому чаще всего мы находимся в каком-то другом месте, не в своём, ничего не зная ни о своём месте, ни о том месте, которое мы занимаем. Во-вторых, осознание того, что ты занимаешь не своё место (и, тем более, понимание, что ты представления не имеешь о том, какое место твоё) может быть довольно болезненным и тревожным. Но не менее болезненным может быть осознавание того, где твоё место, поскольку это знание требует и соответствующих действий, соответствующего участия в своей жизни. И если мы не готовы к участию, если мы не выбрали отвечать своей жизни, то зачастую уходим от этого знания (лишь бы не слышать укоряющего голоса совести, лишь бы избежать тревоги и боли). Для встречи с этими тревожными и мучительными чувствами нужна особая решимость, нужно желание, нужна внутренняя необходимость в этом.

Чаще всего мы делаем всё что угодно, лишь бы не узнать, какое место мы занимаем, в каком положении мы находимся, что делаем, и каковы результаты наших действий. Знать, что ты не на своём месте, и больно, и чревато необходимостью трудного поиска и выбора своего места. Это трудно не только с точки зрения его обнаружения, но и с точки зрения решимости его занять. Быть не на своём месте зачастую не так страшно: можно прикинуться дурачком, умником, оригиналом, гением, великим — каким угодно, — и… ничего действительно нужного (непременно нового, а значит, трудного и потому страшного) не делать. Решиться занять своё место — настоящее геройство!

От того, что я за человек для самого себя, какой я человек для самого себя и от того, какими я вижу свои обстоятельства, людей в этих обстоятельствах, зависит то, какие чувства я испытываю, в чём вижу свои трудности, какие совершаю действия.

Отношения

Аспект связи (АС): «отношения».

Это система связей человека с различными сторонами объективной и субъективной действительности.

Всё существующее, существует где-то, состоит в связи с чем-то и кем-то. К живому это относится в ещё большей степени, поскольку оно само активно участвует в установлении жизненных связей со своей средой обитания. И среда обитания, в свою очередь, активно участвует в нём: по большому счёту, всякий организм таков, какова его среда обитания — необходимость приспособления к своей среде обусловливает одно из фундаментальных свойств всякого живого организма — его изменчивость. Среда обитания является в некотором смысле неотъемлемой «составляющей» организма, определяя те или иные его свойства.

Среда обитания человека — человеческое общество. Человек развивается сообразно тому обществу, в котором он живёт (в особенности, в первые годы своей жизни). Потому ведущую роль в его самоопределении играют отношения с окружающей средой. (Нет нужды приводить примеры так называемых «маугли», а также педагогической запущенности, когда у ребёнка не формируются соответствующие высшие психические функции вследствие того, что он был выключен из человеческих отношений, из среды — он остаётся человеческим существом, но не становится человеком).

В разных отношениях и в разных обстоятельствах человек определяет себя по-разному: они создают тот фон, тот контекст, который определяет содержание «фигуры». Иначе говоря, среда, в отношениях с которой состоит человек (и которая является частью его самого), создаёт те или иные условия существования, те или иные необходимости, на которые человек вынужден как-то откликаться, как-то их учитывать, и его «форма» (то, каким, кем он себе определит быть) меняется в соответствии с этим условиями⁸⁵.

Существенным обстоятельством является также то, что отношения у человека имеются не только с людьми, — человек состоит в отношениях со всем миром, с природой, с обстоятельствами и событиями своей жизни, со своими состояниями и смыслами, — они непрестанно наполняют переживание человека и побуждают его откликаться на происходящее всем своим существом.

При этом отношения не следует путать с отношением, поскольку они представляют разные проекции переживания: отношения — «аспект связи», а отношение — «аспект координации». Разница эта не всегда видна, но, тем не менее, нетрудно понять, что мы можем как-то относиться к отношениям (с кем-то/чем-то).

Что такое отношение?

Во-первых, моё отношение (АК) к кому-/чему-либо означают наличие между нами некоей связи (АС).

Во-вторых, слово «отношение» буквально означает от-нести, то есть что-то к чему-то приближается и что-то от чего-то удаляется: когда я что-то куда-то отнёс, то этим я что-то откуда-то унёс и что-то куда-то принёс. Во взаимоотношениях это означает, что мы удаляемся и приближаемся (АФ).

Это означает, что в нашей душе что-то происходит, она как-то движется и куда-то нас несёт (либо к, либо от), и это мы как-то чувствуем (АО). Другими словами, мы каким-то образом относимся не потому, что сознательно так «решили относиться», не потому, что мы как-то и что-то думаем по поводу того, к чему мы относимся, а напротив: мы «решаем отнестись» потому, что в душе уже как-то отнеслись, заняв определённую позицию, точку зрения — совершив выбор (АК). И этот свой выбор мы как-то переживаем, как-то его чувствуем (АО), осознавая это (АФ) как своё отношение (АК), которое проявляется в некоем качестве связи (АС).

Характер связи проявляется в той или иной дистанции между мной и предметом моего отношения. Таким образом, отношение можно определить как меру дистанции во взаимодействии.

Кроме того, что мы приближаемся и удаляемся, изменяя характер отношений между собой и миром, мы также открываемся и закрываемся, изменяя характер своего отношения к миру. Характер отношений зависит от характера отношения: отношение определяет особенности связи (близости/дальности, опасности/безопасности, тепла/холода и т.д.), а отношение, в свою очередь — от отношений. Однако зависимость эта неоднозначна: приближение, так же как и удаление, может вызывать не только открытие, но и закрытие, поскольку мой визави также имеет своё отношение ко мне: характер отношений проявляет качество связи, которое определяется взаимным отношением друг к другу.

Отношение всегда связано с действительным внутренним выбором (АК), который существенно отличается от решения (которое мы принимаем сознательно, АФ). И потому весьма вероятна такая ситуация, когда мы думаем о человеке одно (думаем, что относимся к нему так-то), а чувствуем совсем другое (а на самом деле относимся иначе). В этом случае мы себя обманываем, не замечая своих чувств и своего действительного отношения. А потому, скорее всего, мы будем неудовлетворены и теми отношениями, которые у нас будут складываться с этим человеком, потому что мы будем находиться в пространстве своей иллюзии. И его живой отклик на наше живое, настоящее к нему отношение (которое нам неизвестно в силу самообмана) может нами восприниматься как неадекватность, враждебность, необоснованность, несправедливость.

Человек становится человеком только среди людей, это уже банальная истина. В этом смысле весьма точно сказано: «Человек сделан из людей, людьми и для людей»⁸⁶. И если это так, то «краеугольным камнем» человеческой жизни является не что иное, как пространство отношений. Отношения — это всегда некое пространство, ибо они всегда происходят с и между. Они открывают нас миру, а мир открывается нам. Мы живём не просто «в мире». Как люди, мы живём именно в отношениях, и от характера наших взаимоотношений с миром зависит наша человечность, зависит то, насколько мы являемся людьми.

Данное свойство переживания указывает на то, что переживание — это всегда нечто большее, чем «мой внутренний мир». Переживание выходит за рамки моей обособленности, переживание — это всегда я-и-мир в неких взаимоотношениях: мир участвует во мне самым непосредственным образом — в моих чувствах, ощущениях, мыслях, в моём самоопределении, и нет ничего такого «моего», что не принадлежало бы также и миру.

Деятельность

Аспект функционирования (АФ): «деятельность».

Согласно определению Ф. Е. Василюка, переживание есть внутренняя деятельность, особая работа по перестройке психологического мира, направленная на установление смыслового соответствия между сознанием и бытием, общей целью которой является повышение осмысленности жизни. Необходимость в переживании возникает в особых критических жизненных ситуациях, которые не разрешимы процессами предметно-практической деятельности [Василюк, 1984].

Вместе с этим существенные отличия «внутренней» и «внешней» деятельностей, разумеется, не означают того, что в переживании они друг другу противопоставлены. Данное кажущееся противопоставление может исходить из понятного представления переживания как совладания с обстоятельствами жизни (например, смертью близкого человека), которые не могут быть изменены никакой внешней деятельностью. Однако нельзя не признать, что переживая нечто, мы как-то живём и что-то делаем, и наша «внешняя жизнь» проявляет особенности нашей «внутренней жизни». Внутренняя деятельность, в свою очередь, также испытывает влияние внешней деятельности. По сути, их невозможно отделить друг от друга. Например, переживая потерю, мы можем пить горькую, а можем ходить на консультации к психологу. И даже, когда наша внешняя деятельность, казалось бы, совсем никак не связана с тем, что мы переживаем, тем не менее, она испытывает на себе влияние того, как именно мы переживаем. Так, можно читать, и быть поглощённым своими мыслями, в результате чего прочитанное не усваивается; и, напротив, можно настолько активно осмысливать прочитанное, что оно будет оказывать влияние на текущее состояние и характер переживания.

Наша внутренняя деятельность будет различной, в зависимости от того, какой внешней деятельностью мы заняты.

Согласно представлениям отечественной психологии, мышление как внутренняя деятельность, имеет орудийную природу: оно есть интериоризированная («вращенная») внешняя деятельность. Родившись в качестве внутренней деятельности, мышление становится основой для планирования внешней деятельности. Но и внешняя деятельность сохраняет своё влияние на деятельность внутреннюю: они постоянно друг на друга влияют и порождают одна другую.

Переживая, мы совершаем деятельность по осознаванию и осмыслению себя и происходящего и деятельность самоопределения в происходящем.

Мышление как особая внутренняя деятельность появляется всегда в связи с необходимостью решения определённой жизненной задачи: когда мы встречаемся с неким препятствием удовлетворению имеющейся потребности. Если потребности удовлетворяются мгновенно, то и необходимости в мышлении нет. При этом на характер мышления, на то, каким образом будет решаться задача, влияет то, как мы определим самих себя, какой выбор относительно себя и мира сделаем. Исходом этих деятельностей является рождение смысла.

Однако с рождением смысла переживание не исчезает, оно лишь меняет свою качественность. И вопрос смысла перед нами стоит не только в особых критических ситуациях, а вообще всегда: человек — «существо смысла». Вне переживания мы не осуществляем себя как личность, то есть собственно по-человечески. Другой вопрос, что в «обычной ситуации» мы можем отстраняться от выполнения внутренней деятельности по порождению смысла, поскольку в этом нет такой острой необходимости. А критические ситуации, в силу того, что переживаются как угрожающие жизненно важным ценностям, с наибольшей интенсивностью ставят перед этой необходимостью.

Однако мы знаем массу примеров того, что даже критические ситуации не побуждают к внутренней деятельности по проживанию своего опыта и его переосмыслению, зачастую происходит как раз противоположное: человек пуще прежнего отстраняется от неприятных для него чувств, и не производит работы по обретению личных смыслов.

Другими словами, внутренней деятельностью мы можем заниматься и вне критических ситуаций, также как не заниматься ею и в критической ситуации. Переживание выходит за рамки критических ситуаций, оно всеобъемлюще и пронизывает всю жизнь. Здравый смысл подсказывает, что иначе и быть не может, если переживание означает процесс жизни, а переживать — быть живым.

Переживание присутствует в любой деятельности: сама деятельность является проявлением того или иного качества переживания, его творческим исходом — переживание порождает ту или иную деятельность. Другими словами, внутренняя деятельность порождает и наполняет внешнюю: рождённый переживанием смысл приводит к принятию решения и в дальнейшем осуществляется в предметной деятельности, проявляется в том или ином поведении. Равным образом и «не рождённый смысл» проявляется в поведении.

Таким образом, «внутренняя деятельность по порождению смысла» является частным случаем переживания. Переживая, мы можем заниматься разной внутренней деятельностью: например, вникать в свои чувства, отношения, обстоятельства и порождать новые смыслы; или отстраняться, избегать, вынашивать планы отмщения, «думать о хорошем» и т. п. — и это будет нашим способом переживать: переживать «не переживая».

Следовательно, сама предметная деятельность и поведение являются не только порождением переживания, а его неотъемлемой составляющей, его «выразительной» ипостасью. Переживание раскрывается в поведении, как семя раскрывается в ростке.

Проще говоря, переживать — это всегда означает, в том числе, и — жить как-то. Что бы и как бы мы ни переживали, мы при этом всегда как-то живём: как-то себя ведём, что-то делаем, то есть проявляем себя в поведении.

Итак, АФ «деятельность» описывает не только внутреннюю деятельность по порождению смыслов, но и поведение в целом, которое служит как воплощению этих смыслов, так и основой внутренней деятельности (рис. 2, 3).

В отношении психотерапии, важно осознавать, что практически мы имеем возможность управлять только своим поведением: только через наши действия (внутренние и внешние) нам открываются все остальные аспекты нашей жизни, только через деятельность мы получаем опыт переживания.

АФ показывает то, как данное целое проявляется. Всякое живое существо проявляется в своём поведении. В каком-то смысле мы можем сказать, что всякое наше проявление есть поведение: мысли, речь, чувства, действия, выборы, состояния, отношения — всё это мы можем рассматривать через поведение. Но это не значит, что все аспекты переживания мы можем свести к одному поведению. Важно учитывать контекст подобного рассмотрения. Ведь поведение не возникает откуда ни возьмись: это всегда поведение кого-то, в каких-то обстоятельствах, в связи с чем-то, на основе чего-то. То есть поведение не может рассматриваться вне всей совокупности аспектов, его просто не будет как такового.

То же самое можно сказать о любом другом аспекте переживания: каждый из них является представителем переживания, так как переживание целостно.

Самоопределение, выбор

Аспект координации (АК): «самоопределение».

Центром всякого переживания является определение человеком самого себя. Самоопределение: отношение к самому себе, отношение к своей среде — является сердцевиной личности человека. Оно есть место нашего экзистенциального, сущностного выбора⁸⁷ себя и своей жизни: какую точку зрения занять, «с какой колокольни смотреть» — кем/каким мне быть в том, что происходит? как мне относиться к тому, что происходит? чем оно для меня является?»

Качество переживания зависит именно от выбора себя, от того, кем и каким человек выберет быть. Этот выбор рождает и соответствующий выбор мира (см. АС): что именно сейчас происходит? в каких обстоятельствах я нахожусь? в каком мире живу?

Определение себя-и-мира рождает именно такое переживание, а не какое-либо другое.

Феноменологически АК «самоопределение» проявляется как вопрошание себе «кто я?/какой я», как выбор той или иной установки, дистанции (рис. 3).

Выбор имеет свою предысторию, какой-то личный опыт, закреплённый в тех или иных установках. Установка⁸⁸ есть факт личного опыта — она есть вера в то, что я-и-мир таков. По-другому установку мы называем доминантой, личностной позицией, личным выбором, точкой зрения, экзистенциальным статусом и т. п.

Поскольку самоопределение является «аспектом координации» переживания, то это означает, что все виды собственно «психологических трудностей» берут своё начало в одной основополагающей трудности — трудности самоопределения: человек та́к определяет себя, что это препятствует освоению переживания, то есть приспособлению к существующим условиям и требованиям жизни.

Обобщение

Все описанные выше свойства переживания взаимосвязаны, невозможны друг без друга и раскрываются друг в друге. Они представляют собой единый процесс, в котором мы выделяем разные качественные стороны, в зависимости от того, на что обращаем внимание.

Например:

— От характера самоопределения зависит то, в каком состоянии человек будет находиться, в каких отношениях и с кем состоять, что будет делать, а чего делать не будет (или чего будет избегать делать).

— Невозможно говорить об отношениях и не говорить одновременно о чувствах, деятельности и самоопределении: в отношениях всегда состоит какой-то человек, и его отношения всегда проявляются в каких-либо действиях и состоянии.

— Всякое чувство, эмоциональное и вегетативно-соматическое состояние является проявлением деятельной, смысловой позиции по отношению к происходящему (оно функционально).

— Когнитивная обработка (АФ) влияет на эмоциональное и вегетативно-соматическое состояние (АО), которое в свою очередь всегда влияет на характер когнитивной обработки.

— Связь «самоопределение-отношения» (рис. 2) предполагает логическую связь особенностей самоопределения с соответствующим определением мира (обстоятельств, отношений, окружающей среды), в контексте которого человек определяет себя. Например, если человек боится мира (мир «большой и страшный»), то такому восприятию мира соответствует и восприятие себя («я маленький и беспомощный»). В связи с таким отношением к себе и к миру человек в той или иной степени замыкается в себе, ущемляя не только свою человеческую, но и природную взаимосвязь с миром (постольку, поскольку развившиеся общественные потребности подчиняют себе природные), и это в свою очередь сказывается на его самоопределении.

Чем менее человек учитывает особенности своей среды, тем более он от неё зависит. Кроме того, эта связь показывает, что, влияя на характер отношений со средой, мы влияем как на сферу деятельности, так и на сферу чувств одновременно.

— Связь «отношения-состояние» указывает на то, что чувства появляются и проявляются в отношениях со средой, и что среда влияет на чувства: «объективно» всякое состояние есть какие-либо отношения (с кем-то и чем-то); а «субъективно» всякие отношения есть какое-либо состояние.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

36

Я проходил обучение в 2006—2007 гг. в тольяттинском филиале МИГТиК. Наш курс вели Ирина Захарян и Марина Ткаченко.

37

Мандала-терапия — одно из направлений аналитической арт-терапии, которая берёт начало в юнгианской психотерапии. В качестве инструментов психотерапевтической работы, используются различного рода мандалы: как спонтанно создаваемые участниками в процессе психотерапии, так и особые праформы, предназначенные для работы с той или иной проблематикой. Моё обучение «мандала-терапии» проходило на семинарах канд. психол. наук А. Л. Коробкина.

38

Михаил Львович Покрасс (1943 г.р.) — самарский врач-психотерапевт, основатель самостоятельного психотерапевтического подхода к лечению неврозов и психосоматических расстройств под названием «Терапия поведением», автор множества книг. В советском и постсоветском пространстве М. Л. Покрасс стоит у истоков отечественной психотерапии.

39

Этот мир часто называют «пространством психотерапии». Для меня он открылся как «пространство присутствия», возможно именно поэтому у меня впоследствии родились названия присутственная арт-терапия и творческое присутствие.

40

Идея целенаправленного изменения, «трансформации» переживания/состояния формирует неуважительное отношение человека к самому себе и к жизни, низводит его до предмета — объекта механических манипуляций.

41

Научность сама по себе не может служить критерием эффективности того или иного метода психотерапии. Скорее, можно говорить о степени доверия, которое повышается при наличии «научной обоснованности». Однако для психотерапии важна не столько научность, сколько результативность. Вместе с этим вопросы о том, что признавать хорошим результатом терапии или что является признаком эффективности метода, также являются не простыми. В процессе психотерапии участвует множество факторов, которые не поддаются ни контролю, ни учёту. Таким образом, всегда есть возможность отнести результаты психотерапии на действие случайных факторов.

42

Также с теплом вспоминаю совместную работу со Светланой Наумовой, с которой у меня тоже был опыт совместного ведения арт-терапевтической группы и арТ-погружений.

43

Не так важно, какой термин мы используем «психологическая консультация» или «психотерапия», как важно понимание, что содержательная работа может иметь разную «глубину», в том числе, и на разных этапах психотерапии.

44

Вместе с тем существование единой и окончательной теории, признанной всеми, по всей видимости, было бы нонсенсом и означало бы конец познания и человечества. На этом основании единая теория психотерапии маловероятна, хотя выработка неких общих принципов и условий психотерапевтической работы и возможна, и необходима.

45

Это обстоятельство справедливо не только для профессиональной деятельности, но и для жизни вообще: наши возможности в мире во многом ограничены нашим собственным мировосприятием и мировоззрением. Наша жизнь зависит от того, как мы описываем мир.

46

«Мистика», греч. μυστικός — скрытое, тайное. Это субъективное, личное внутреннее постижение мира и самого себя через установление связи с объектом постижения с целью пребывания в единстве. Всякий мистический опыт — это опыт установления отношений и постижения. «Магия», лат. magia, греч. μαγεία. Этимология противоречивая и неясная, но по смыслу слово хорошо сочетается со словами мочь, могущество, муж. Это объективное изучение мира и самого себя с целью управления и использования. Воздействие естественными или сверхъестественными способами. Всякий магический опыт — это опыт делания.

47

Выражаясь более прозаично, эти два вида психотерапии можно было бы назвать психотерапией воздействием/управлением/изменением и психотерапией взаимодействием/постижением/принятием.

48

«Психотерапия является процессом, цель которого — вызвать изменения» [Психотерапия — что это? Современные представления, 2000].

49

Психогенное расстройство можно сравнить со сказочным многоголовым змеем, головы которого представляют многочисленные симптомы расстройства. Благодаря этой метафоре становится очевидным тот факт, что просто «отрубать головы» симптомам бесперспективно, так как они имеют свойство вырастать вновь.

50

Слово «постижение» (корень стиж/стиг) связано с такими словами как: прибывать, поспевать, созревать, подниматься, идти, стезя. То прибавление, которое обретается путём постижения, отличается от того, которое получается путём управления. При постижении идёт речь о внутреннем, личностном, духовном созревании.

51

Это различение «мистика» и «мага» можно проводить по разным основаниям. Если основанием для различия взять пару противоположностей: вооружение себя (оснащение, приобретение) и освобождение (избавление от лишнего, очищение), то к магическому полюсу будет относиться в большей мере — прибавление необходимого, а к мистическому — убавление лишнего, освобождение.

52

«Мистику» и «магию» можно представить как сферу смысла и сферу действия. «Мистика» — это когда я чувствую, думаю, понимаю, постигаю нечто; а когда я говорю, пишу, делаю — это «магия». Понятно, что действие в мире и постижение мира не могут быть друг без друга — это две неразделимые качественные стороны существования. Поэтому данное противопоставление является всего лишь условным концептуальным разграничением, помогающим понять особенности разного рода психотерапевтической практики.

53

Нельзя не согласиться со словами Ю. Джендлина, о том, что психотерапия — это процесс самого клиента, а не проводимая психотерапевтом процедура [Джендлин, 2000, с. 258].

54

Терапия (греч. therapeia — забота, уход, лечение) — консервативное (не хирургическое) лечение той или иной болезни, а также область медицины, изучающая внутренние болезни и методы их лечения.

55

Организм человека и человек — не одно и то же. Организм живёт физиологическими процессами, а человек живёт переживанием. Переживание, хотя оно и обеспечивается физиологически, невозможно свести только к физиологии, поскольку функционирование организма не тождественно жизни человека. Человек не только организм, и физиологические процессы не отрицают и не заменяют психологических. Лечение психики с точки зрения медицины подразумевает химическое или физическое воздействие на деятельность мозга. Это имеет смысл, если болезнь имеет органическую природу. Но при психогенном расстройстве клинические симптомы носят функциональный характер, и вызваны нарушением значимых жизненных отношений. А потому лечить психогению с помощью медицинских воздействий — всё равно, что пытаться с их помощью обучить речи, письму и прочим человеческим навыкам.

56

Целый (праслав. celъ) имеет единую основу с английским whole и немецким heil, первоначальное значение: полный, весь, здоровый, неповреждённый. Целовать — желать целости, здоровья; исцелить — сделать целым, здоровым: выздоровление происходит через обращение ко всему человеку, к его целостности, и движении от неё к тому, что эту целостность нарушает.

57

В этом состоит главная трудность для самостоятельных занятий. Прежде, чем появится возможность для самостоятельной работы, необходимо получить опыт в совместной деятельности с психотерапевтом. Тогда будет на что опираться. Без такого опыта возможность самостоятельной практики сомнительна.

58

Апофатическое описание (др.-греч. ἀποφατικός — отрицающий) — описание с помощью отрицательных определений.

59

Точнее будет сказать, что мы обращаемся к тому состоянию, которое переживается наиболее живо, ощутимо. Поскольку к психотерапевту обращаются страдающие люди, то говорим мы преимущественно о страдании. Но в ходе психотерапии состояние меняется, меняются смыслы и ценности — и мы всегда обращаемся к настоящему состоянию, к тому, что наиболее ощутимо, важно и значимо здесь и сейчас.

60

«Вслушивание в себя» (всматривание, вчувствование и т.д.) является метафорой обращения внимания и осознавания.

61

Понятие «услуга» также плохо подходит для врачебной и преподавательской деятельности, для службы в армии и полиции, даже несмотря на то, что в последнем случае в названиях прямо звучит слово «служба»: служба есть, а услуг нет.

62

Данное предложение является дискуссионным. Возможно, кто-то предложит и более подходящий термин. На мой взгляд, важно, чтобы это было слово, отвечающее свойствам и задачам психотерапии, и в то же время — понятное русское слово, а не непонятное заимствование, не оправданное необходимостью.

63

Научным сообщение делает не столько использование особых терминов, сколько содержание. А к языку изложения одно требование — чтобы он наиболее точно для смысла и доступно для слушателя передавал суть сообщения.

64

Слово «жить» (от общеслав. giti) родственно словам «жидкий», «жила», «жир» и означает бодрствовать, двигаться [Этимологический словарь Крылова].

65

Автор метода качественных структур (МКС) — Игорь Николаевич Калинаускас: психолог, доктор философии, автор методики активной саморегуляции ДФС, один из разработчиков соционики, авторская модель которой также основана на МКС.

66

Калинаускас, 2002, с. 193.

67

Разумеется, всякое «целое» является, с одной стороны, теоретической абстракцией, с другой — свойством нашего восприятия: мы всё воспринимаем целостно, выделяя в объёмы, гештальты, образы. Никаких «целостностей» как неких данностей мира, не существует, они существуют лишь в нашем представлении — это мы своим воображением складываем «ткань мира» в те или иные целостности, рождая в своём восприятии те или иные явления мира: они становятся явленными только через нас и для нас. Для существ с иным (чем человеческий) способом образования гештальтов-образов, выделяемые ими целостности-явления также будут иные.

68

Можно усмотреть некоторое сходство в рисунке, графически представляющем сам метод (рис.1), и в рисунке, представляющем переживание (рис.2). Вероятно, это сходство неслучайно, поскольку само представление о целостности чего-либо может родиться только как некое переживание: переживание явления — и есть само основание целостности этого явления в нашем представлении.

69

Во множественном числе слово «переживание» (переживания) мы используем также, когда возникает необходимость подчеркнуть разные содержательные контексты переживания («У меня так много разных переживаний!»).

70

Разумеется, состояние также затрагивает человека целиком, но именно потому, что все свойства переживания взаимосвязаны и проявляются друг в друге.

71

Метафора «я» может иметь разные контексты, и эти контексты важно не смешивать между собой. «Я» — это и я-живущий (телесный), и я-наблюдатель (самоосознающий). Эти два «я» являются разными проекциями (функциями) Единого меня. Эти проекции не существуют друг без друга (они не являются так называемыми «частями» меня), но и подменять друг друга не могут.

72

Когда мы говорим по-русски — волнение (эмоция), побуждение (мотив), страсть (аффект), — то всё становится гораздо яснее.

73

Данная метафора, объединяющая различные «эмоциональные состояния», не отменяет того факта, что они могут относиться к явлениям разного порядка: эмоция и аффект относятся преимущественно к физиологическим процессам, а, например, чувство и мотив — к личностным, смысловым (поэтому, например, гнев относят к эмоциям, а обиду — к чувствам). Разумеется, и при этом важно не сбить себя с толку словами.

74

Когда мы говорим о впечатлении, важно понимать, что мы говорим о том, какой смысл несёт для нас это событие, какое послание заключено в нашем со-бытии. Иначе, если нет послания, то нет и никакого со-бытия, а есть только моё бытие и ещё чьё-то бытие, до которого мне нет никакого дела, а значит, не будет и никакого смысла, который я мог бы извлекать из нашего совместного бытия — я не впечатляюсь.

75

Мир — не абстракция, он конкретен. Всё, что существует, всегда какое-то и не может быть «никаким». «Никакое» означает, что нечто не выделено из других явлений, не имеет своей качественной определённости, а значит, его как явления нет. Нечто всегда какое-то; ничто — никакое.

76

Под «миром» понимаются обстоятельства жизни, окружающие условия и люди, с которыми человек состоит в отношениях.

77

Под психотерапевтом я подразумеваю специалиста, который занимается психологической помощью и психотерапией: врач-психотерапевт, психолог-психотерапевт, психолог-консультант.

78

Татьяна Михайловна Ляшенко — кандидат филологических наук, доцент, психолог, автор научных и учебно-методических работ, посвящённых речевому общению и вопросам функционирования языка в разных социокультурных сферах.

79

Безусловно, подобные безличные выражения свидетельствуют также и о пассивной личностной позиции. Высказывания в личной форме (я чувствую, я скучаю, я тревожусь и т.п.) означают, что человек активно участвует в своей жизни, занимает своё место, выбирает, а не просто ведом обстоятельствами. Однако это не отрицает того факта, что чувства в нём всё же именно происходят, а не он себе их делает. Активная позиция означает присвоение чувств и их неотделимость от личностной позиции.

80

На примере этого предложения можно заметить, как язык увлекает в представление о том, будто «у меня» есть некая отдельная от меня «душа», которая как-то живёт, и есть некий «я», который это осознаёт. Но «моя душа» означает лишь меня-живого, меня-переживающего: я нечто переживаю и осознаю то, что и как я переживаю.

81

Слова «чувство» и «ощущение» имеют этимологическое родство: корень у обоих слов один и тот же чу/щу. Рассматриваемая нами природа переживания позволяет понять, что между телесным ощущением и душевным чувством не существует непреодолимой границы, поскольку являются аспектами одного психического явления (переживания). Всякое чувство всегда проявляется в ощущении.

82

Согласно рассматриваемой нами качественной определённости переживания, жить — значит находиться в отношениях, испытывать потребности, хотеть, чувствовать, выбирать, осмыслять, действовать.

83

Без меня — без того, кто может выделить нечто и переживать это — вообще нет никаких явлений, они теряют свой смысл. Жизнь «вообще» существует только с научной точки зрения, то есть абстрактной. Для каждого живого существа есть только его конкретная жизнь, в которой что-то есть или чего-то нет.

84

Выбор невозможно совершить умозрительно, его невозможно себе назначить, предписать, уговорить себя принять тот или иной выбор: выбор происходит.

85

Здесь уместно привести слова Л. С. Выготского о переживании как об отношении: «Переживание ребёнка и есть такая простейшая единица, относительно которой нельзя сказать, что она собой представляет — средовое влияние на ребёнка или особенность самого ребёнка; переживание и есть единица личности и среды, как оно представлено в развитии. Так что в развитии единство средовых и личностных моментов совершается в ряде переживаний ребёнка. Переживание надо понимать как внутреннее отношение ребёнка как человека к тому или иному моменту действительности. Всякое переживание есть всегда переживание чего-нибудь. Нет переживания, которое не было бы переживанием чего-нибудь, как нет акта сознания, который бы не был актом сознания чего-нибудь. Но всякое переживание есть моё переживание. <…> Переживание имеет биосоциальную ориентировку, оно есть что-то, находящееся между личностью и средой, означающее отношение личности к среде, показывающее, чем данный момент среды является для личности. <…> Если дать некоторое общее формальное положение, было бы правильно сказать, что среда определяет развитие ребёнка через переживание среды» [Выготский, 1984, с. 382].

86

Конечно, данную фразу можно принять только в качестве остроумной метафоры, поскольку одной из главных отличительных особенностей всего живого является то, что оно не может быть сделано, а может быть рождено и выращено, даже если смотреть на общество как на некую «фабрику по производству людей».

87

Выбору посвящена глава «Иллюзия и реальность выбора».

88

Будучи порождением определённого жизненного опыта, установка, в свою очередь, формирует последующий жизненный опыт. Она есть готовность воспринимать, чувствовать, видеть, относиться, думать и поступать определённым образом.