Коробок III
Розы, солнце, день чудесный, паровоз пустил барашки
«Мечтал я, Слава Ладогин, дитя…»
Мечтал я, Слава Ладогин, дитя,
Стать плотником, по всей земли скитанцем,
Сруб клал бы — «в лапу», «в обло», — без гвоздя,
Гвоздём — сверлил шар в шаре, в тон китайцам,
В хвост — расписным пичужечкам — свистя,
Дарил свистки, пичуг вручал — все шансы
На детский смех, она ж… с ней… никогда!.. хотя
В посёлке за рекою сё-дня танцы…
Мечты-мечты, ау? Увы-увы,
…Ах, лишь отделывал столовку — рейкой
Я, в лиственницу гвозди загоняя,
Кусачки шляпку щёлк: «Гвоздя-меня», — я
Смеюсь, — «обкусят: чтоб не ржавел — с головы».
Гром… Бах — и в дерево скользнёшь — уклейкой.
Послесловие
Паровоз пустил барашки…
Возвращённый во края,
Славка, пьяный певчей медью, —
Жив-я-жив… не верю я
В расставанье с хищной смертью!
Марш “Прощание славянки”
Отпевал мой век в саду
Паровозные баранки…
……………………………………………
…Дул Уткин-духовик в дуду.
По вагончикам — пехота,
Не читавшая стихи.
Вскорости в шеренгах рота,
Топоча, сомкнёт штыки.
Тамбура набились плотно.
Поезд свистнувши, пошёл.
От махры смотреть щекотно.
Кто не падаль, тот — орёл.
Бабка щёку утирает
Платом цвета кирпича:
«Всяко, Славушка, бывает —
Пуля любит сгоряча…»
Пуля — дура! Баба — дура!
А кто прав? — прав командир:
Прокуроченная шкура,
Но — с иголочки мундир.
Принимая эти вещи,
В барабан бьёт бородач.
Кожа гулкая трепещет,
Повторяет: «Плачь не плачь…»
И Ося Уткин незабвенный
Пьёт сверканье из трубы.
И считает взгляд военный
Телеграфные столбы.
…Жив-то жив, да не верю я
В расставанье с хищной смертью.
Просека и просинь
Зеркальна меж берёз ты, осень:
Здесь просека, над лесом — просинь.
Не скажешь ли, где сам я есть,
На синем небе, или здесь?
Карадаг
Розы,
солнце,
день чудесный,
Райский день в Крыму
Высоко над синей бездной
В Водяном дыму.
Слух мой угости — свирелью,
Соловей в садах,
Покажись мне акварелью,
Спящий Карадаг,
Спит картинка, спит причуда
Горних и зыбей.
Не докатится досюда
Эхо зимних дней:
Розы, солнце, день чудесный,
Пушкин! Мы — в Крыму…
Высоко над синей бездной
В Водяном дыму.
Пастух
(песня)
Спит за окнами ночью людское добро и зло,
Млечный путь коромыслом лежит у горы на плечах.
Плещет голос дождя, как рыбачье в реке весло,
Серебро выплавляет рассвет во семи печах.
Пастухам ли дневать, сожалея о вечерах?
Пастухам ли вечерять, печалясь о прежних днях?
Скоро утро. Спешат позаботиться о конях,
На хребты, чтоб не жгло седлом, положить чепрак.
Уж пора сквозь деревню погнать сонный скот в луга,
Чтобы в пении стада ночной небосвод прозрел.
От мычанья туман ползёт глубоко в лога,
Подставляет подпасок веснушки лучу, пострел.
Пастухам ли дневать, сожалея о вечерах?
Пастухам ли вечерять, печалясь о прежних днях?
Скоро утро. Спешат позаботится о конях,
На хребты, чтоб не жгло седлом, положить чепрак.
Сон на Волге
То мне снилось: краснеет рябина,
Кормилица снегирей.
То приснилась, иссечена поркой, рабыня
Мне, в шрамах, невольница южных морей.
Мне приснилась приволжская вьюга,
Трюмы влажные корабля.
То снилось мне, воешь, как волк, как белуга,
Ты, пустая, покрытая настом земля.
И коснулся пронзительный холод
Проснувшегося лица.
И почудилось мне, что, как якорь, наколот
Крест Южный на сильном предплечье Творца.
Ох, всё чудилось мне, что молюсь я, что каюсь,
Что исповедь нежная — удалась,
Но грёза, как хлопнувший парус,
Куда-то спешила от глаз.
Спи ты, Волга — под толщей, под коркой,
Под серой фольгою льда.
Там снегирные флейты, вороньи стада…
Там рябина кипит снегирями — над Волгой,
Древней флейте подобно.
Михайлов, Петров, Харламов
Не так ли и ты, Русь,
Что бойкая необгонимая
(хоккейная) тройка, несешься?
Дымом дымится (лёд)
Под тобою (хоккейная тройка)
(к пьедесталу почёта) дорога,
Гремят (коньки, сожжены) мосты,
Всё отстает и (мы
Чемпионы (бит швед, и канада)
Остается (ура!) позади.
Остановился пораженный
Божьим чудом (американец)
Созерцатель(обозреватель)
Не молния ли (петровский
Знаменитый бросок, что это,
Шайба) сброшенная (прямо) с неба?
Что значит это
Наводящее ужас движение?
И что за неведомая сила
Заключена в сих неведомых светом
(Михайлов, Петров, Харламов),
Трёх ужасных (советских) конях?
Эх, (коньки), кони, кони,
Что за (ледовые)кони!
Вихри ли сидят в ваших гривах?
Чуткое ли ухо горит
Во всякой вашей жилке?
Заслышали с вышины
(гимн Союза, иль пение певчих,
что в нем скрыто, как девочка в хоре,
узнаёте) знакомую песню,
(под доспехами) дружно и разом
Напрягли (свои) медные груди
И, почти не тронув (коньками
Льда хоккейного, скользкой) земли,
Превратились в (продление клюшек)
Одни вытянутые линии,
Летящие по воздуху, и
Мчится, вся вдохновенная богом!..
(как легенда, хоккейная тройка)
Русь, куда ж несешься ты,
Дай ответ? Не дает ответа.
Чудным звоном (коньков об лёд)
Заливается колокольчик;
Гремит и становится ветром
Разорванный в куски воздух;
Летит мимо всё, что ни есть на земли,
И косясь постораниваются
И дают ей дорогу другие
Народы и государства.
Имя её, этой птицы хоккея
Михайлов, Петров, Харламов.
Говорит и показывает
Москва в телевизоре «Темп».
У микрофона Озеров.
…Вначале, я верую, слово.
Представь: до всего… до бабла!
Я зрел, как с иконы Рублёва
Хоккейная тройка пришла
В ледовом малиновом звоне.
Три клюшки — три тонких жезла
На средневековой иконе,
И вера в нас не умерла.
Что хочется, с Церковью делай
Но «Темп» черно-белый не врёт,
Как вера твоя в чёрно-белый
Крепка телевизорный лёд.
Потомок владетельных хамов,
Был я в телеикону влюблён —
Михайлов, Петров, Харламов,
Коньков тех — малиновый звон.
Широкая грудь с «эСэСэРом»,
Как молнии росчерк, бросок.
Над замершим в страхе партером
Священный летит сквознячок.
Как камня свист шайбы, о, кара
Давидова! Крах вратаря!
О, волшебная сила удара!
О, восторги, что вера не зря!
Даже тени не знал я сомненья
В чистой правде хоккейных побед,
Таково моё было крещенье,
А иного, считалось, что нет.
Голоса про высокое благо
Часто лгут (что пятнает Христа).
Маргарита — с метлой, а в «Живаго»
Много прозы. Вся полупуста.
Не спеши дать оценок спесивых,
Почитатель рояльных вершин
Вспомни, Быков, чудесный отрывок,
В русской прозе такой лишь один:
Лёд дрожит, да вскрикнул в испуге
Остановившийся (чешский защитник)
И вон она понеслась, понеслась, понеслась!
(Наша тройка: Михайлов, Петров, Харламов),
И вон уже видно вдали,
Как что-то пылит и сверлит воздух,
(Это шайба, смотрите повтор)!
Не так ли и ты, Русь,
Что бойкая необгонимая
(хоккейная) тройка, несешься?
После вышла «Рублёв» кинолента,
И хоккейный развеялся сон,
Очевиднее нет документа,
Что летал тенью Троицы он.
…И хоккей наш, и Тройку из Гоголя,
И наш коврик а ля Васнецов
Взяли мы грабежом не у Бога ли?
Всё Твоё. Пощади наглецов.
Руки
Меня не брали в команду, почти — не брали…
И младше был я, и хуже умел — с мячом,
Когда им хватало людей, без меня играли.
Я был — «на пожарный случай», — «Я исключён,
Я лишний на поле», — страдание мне твердило,
И «тише, Танечка», — дразнил себя я, — «не вой», —
Пиная мяч, пока солнце не заходило,
Настропалялся ловить его головой,
И вот однажды я выскочил из защиты
На правый фланг, и повёл, повёл мяч, пошёл…
И пас был на левый край… И летит, обшитый
Верёвками, мяч, тут-то я — головой, и… гол,
В девятку сладко попасть. Мяч попал в девятку.
Признанье смущало. Все хлопали по плечам:
«Как Славка наш вмазал!» — а Славке почти не сладко.
А Славка гулял, только где вот, не вспомню сам.
Уж не по душе мне играть ни в единой сборной,
И новый придумал футбол я в сердце моём:
Выходит один на поле с душой упорной,
И все двадцать двое играют с одним игроком,
Где чисто играют, а где «подкуют», попинают,
Где в спину двумя руками толкнут на бегу,
Где слово обидное скажут. Игрок же играет.
Я сам тот игрок. И ни жалобы, ни гугу.
Понятно, что в этом поле одни лишь ворота,
И ясно, что сложно забить в них победный свой гол,
Но если забьёшь, «победил Слава Ладогин». Вот как.
«Зачем же?» — спросил я себя и ответ нашёл:
В том матче, где гол я забил головой в девятку,
Я руки увидел — из воздуха — взявшие мяч,
И внесшие в угол, и дивно мне стало, и сладко
От их красоты, и огонь в моём сердце горяч.
Я не знаю, что нужно, чтоб я их увидел снова,
Но думаю, нужен почти невозможный гол,
И если я прав хоть на ноготь, то, честное слово,
Нет лучшей игры, чем Ладогинский футбол.
Пропасть
1.
Вот, ты, моя радость, не любишь моих
Народных баллад за корявости…
С другой стороны — ну куда мне без них —
В серебряный век и кудрявости?
Живей меня — в кузню хороших манер,
Да перековать мои слабости,
И выйдет оттуда — такой кавалер! —
Что горло заноет от сладости.
Даёшь перековку, ни шагу назад!
Жаргонами больше не «ботаю»!
Долой этих уличный слов зоосад,
Смотрителем где — я работаю.
Гиен и волков, ядовитых змеюг
На зебр поменяем
с жирафами.
Жаргонные фразы, вам скоро каюк!
Мужланы, хотите ль быть
графами?
2.
Я сам по себе никуда не гожусь,
Вся песнь! Весь язык мой, всё начерно!
Скорей же к тебе! — в тачк………… в авто я сажусь,
Которое взял я на Нансена,
А там, в этой тачке… тьфу, в этом авто
Шансонская радиостанция,
Унылый пошляк завывает про то,
Что «в жизни, бродяга, скитался я», —
Что «Пропасти, братцы, я встал на краю», —
Что, — «Рвётся душа, в пропасть падая», —
Что, — «РРР… столько лет отдыхал я в раю», —
Рычит магнитола хрипатая.
И я, чтоб не слышать, стал сам говорить,
Слова выбирая не «зверские»,
А так, понежней: «Надо переварить», —
Сказал я, — «Причины бы — веские,
Зачем «Я у пропасти встал на краю»
Сует обязательным образом
Вся русская улица в песню свою,
С надрывным при том ещё голосом?
Возможно, у всех нас характер такой», —
Сказал я водителю, — «Кажется
В России всем — пропасть, мол, передо мной,
Бултых… и кровавая кашица»…
3.
«Возможно, вы правы», — водитель вздохнул
Остатком вчерашнего Бахуса, —
«Бывают такие дела… ну и ну…
Но в пропасть нельзя вдруг — шарахнуться.
Мне всякое видеть случалось: в делах
Ограбят, побьют… сами знаете…
Забрали машину — пусть не Кадиллак,
Однако — модель… и куда идти?
…Нет, надо терпеть, одолеешь беду,
И жизнь рассосётся коварная.
Да вот я, хотите? — пример приведу,
Как смерть наступает бездарная?
4.
Мой друг, одноклассник, сказал мне в году…
(Лет десять назад, или менее):
«Всё. Жизнь холостую имел я ввиду,
Один не хочу — как растение!
«Женюсь»! — «А на ком»? — Называет одну.
Ту женщину знаю, и тесно я.
— «С ума», — говорю, — «ты сошёл, маханул,
Штамп негде поставить. Известная», —
— «Молчи», — говорит, — «Здесь любовь у меня,
Не путай меня, я распутался».
— «Тогда сам решай», — говорю ему я…
Женился. А эта распутница
Беременная, представляешь, пила
Коктейли из банок поганые,
Курила одну за одной… Ну, дела…
Представляете: роды-то пьяные!
5.
…Рождается девочка. Мать только пьёт,
Муж деньги приносит, в работе весь.
Представьте, ребёнку пошёл третий год,
И вышло, опростоволосились —
Ребёнок глухой от рожденья у них,
А мать и не знает, гулящая.
Представьте, в каком настроенье мужик,
«Любовь ведь», — твердил, — «настоящая»…
Забрал он дочурку, — «Живи», — говорит, —
«В квартире моей, да развод мне дай».
«Знай, я отравилась», — она звонит,
Вот рыбка ж какая… даёт!.. минтай.
6.
И нет бы сказать ей: «Бросаю пить»,
И нет бы сказать: «Дорогой, прости»,
Пришлось этой маме в могилке сгнить,
На пьянку таблетки — и не спасти…
Хотела пугнуть, а не вышло пугнуть,
Рвало, а отраву не вырвало.
Вот вы мне скажите, ну разве не жуть,
Ну разве не дура, чувырла-то?..
7.
Вожу теперь девочку я в интернат,
Чтоб как-то помочь однокласснику.
Да, пропасть, вы правы, на первый-то взгляд,
Жизнь — пропасть, и тут не до праздника!
А надо же — как вы считаете? — жить!
И завтра встречать, может, хмурое,
Не прыгать по пропастям, зря не блажить,
Не быть, извините, но дурою…
А как эту пропасть порой миновать,
Не знаешь, стоишь, и шатаешься…
Других что́ учить? Самому не понять,
Хоть честно страдаешь, пытаешься.
8.
Вот, взять для примера (я лично свою)
Как есть, расскажу пропасть тёмную:
Я пью, очень редко. Но если уж пью,
То метко. Уж начал, так ё моё…
Однажды я выпил… не знаю сам, как
Добрался домой после этого.
Проснулся. С похмелья пылает чердак.
Мутит не шутя. Сигарету бы.
Влез в сумку к жене (она в смене была,
Такая работа — посменная)
Чужая сим-карта в ладонь мне легла.
Будь трезв, говорю откровенно я,
Я б эту сим-карту, уверен, забыл,
Но тут в мою пьяную маковку
Втемяшилось. Вставил. Себе позвонил.
И разоблачил свою лакомку.
9.
Звоню генералу из органов: «Слышь,
Пробей, кто хозяин мобильника.
По гроб должен буду. Пробил он. Тот шиш
Работал с ней вместе. Как миленько!
У всех нас, кто в бизнесе, есть на крайняк
Любая печать, сами знаете,
На всякий на случай… И я не дурак.
Что нужно? Нотариус. На тебе!
10.
Всё нотариально — доверенность есть —
«Друг болен, нужна распечатка мне
Звонков» — распечатку дают в МТС
…Звонки в тот же номер десятками.
Всё ясно мне стало. От злости дрожу:
Жена, не посмей отпираться ты»!
«Зачем», — говорит, — «я к нему ухожу»…
Вот, знаете, рада стараться-то!
Как всякий мужик, я беру пистолет,
Который у всех нас в загашнике,
Звоню её хахалю, мол-де, привет.
Примчал. Он сидит на багажнике,
И пьёт из бутылки коньяк — из горла.
«Убью» — я сказал, — «И беседа пошла».
11.
Жена оказалась ему не нужна
Иначе, как для развлечения.
Осталась со мной… но не спим ни хрена
Два года, и нет излечения.
А как излечиться? Не скажете вы,
Как в пропасть не рухнуть проклятую?
Два года. Два года. И чтобы не выть,
Бомблю по ночам, зарабатываю.
«У пропасти», — в песне поётся, — «стою»,
И чтоб не упасть в неё, водку не пью.
12.
Прощаемся, вышел, и про́пасть в тот миг —
Открылась мне в пламенной явности…
Вот, ты, моя радость, не любишь моих
Народных баллад за корявости…
