Палачи и проходимцы времен аншлюса

Влад Ревзин

Чиновник гестапо принуждает бывшего полицейского отправиться в качестве «особого представителя» в Вену для деликатного расследования.В Столице Остмарка, год после аншлюса, убит знаменитый футболист, любимец австрийской публики. Официальная версия о несчастном случае никого не устраивает. Клюг должен найти убойные улики, способные взорвать элиту бывшей Австрии, и принести в зубах в Главное управление гестапо.Очень вероятно, что осколки политического взрыва могут долететь и до столицы Рейха.

Глава шестая

Мелкая взвесь превратилась в честный дождь.

Струи поливали мир с усердием трудолюбивого дворника, и Уве захотелось подставить и свою голову под струи.

Он поднял воротник плаща и ступил на плитки, сразу же утонув по щиколотку. Плащ и шляпу стали бомбардировать крупные капли. Он пробежал по дорожке к калитке, шлепая по воде.

За оградой было темно. И, конечно, никаких признаков «Opel Kadett» Шалля.

— Черт бы вас всех побрал, — зарычал Уве, ежась от холодных струек, змейками заползающих за воротник. Тут же из темноты вырвались лучи света, стало видно, как к земле неслись потоки воды.

Разбрызгивая лужи, подъехала машина, и Уве облегченно вздохнул.

Это был не автомобиль Шелля, а громадный «Plymouth», детище американской индустрии.

— Эй, мокрая курица, — голос звучал насмешливо. — Забирайтесь в машину!

Уве не стал ждать второго приглашения, дернул на себя ручку, неловко влез в темное нутро.

Тут пахло тонкими духами, табаком и кожей.

— Ну, — сказала женщина. — Едем? Фриц, Донауфелдер, 7.

Мощный двигатель заворчал. Черные глаза поблескивали в темноте, от маленькой сильной руки шло тепло.

— Разношерстное сборище жуликов разной величины, эта вечеринка, — сказала Марика Фанк пренебрежительно. — Но хуже всего, — скучное. Этот позор новая элита Вены называет светской жизнью. Жалкое зрелище. Болтовня, надувают щеки друг перед другом. Моют кости отсутствующим. Сейчас они пляшут под чардаш.

Уве молчал.

— Итак, никакой вы не журналист. И не сотрудник полиции. Когда-то был, но сейчас официально ни к к гестапо, ни к охранным отрядам отношения не имеете. И не… Кто же вы такой? Жалкий самодеятельный детектив без патента, механик маленькой мастерской…

Марика Фанк могла говорить, что ей взбредет в голову.

Все же он открыл рот:

— Мне больше нравилось, когда вы ругали вечеринку.

— Вы такой же гость. В хорошем костюмчике, но без определенных средств к существованию.

— Человек без будущего…

— Этого я не говорила, — она поправила волосы. — Вы обиделись? Однако вы немного колыхнули местное болотце… зачем-то главное управление решило бросить в нашу лужу камешек. Вена город большой, — однако нас, кто реально влияет на политику бывшей Австрии, не так много. Каждый новый человек представляет опасность. За каким чертом вы здесь?

— Вас беспокоит моя персона, или обстоятельства появления? — спросил Уве.

— Нет, меня ничего не может побеспокоить, — но вам-то стоит подумать.

— Я это делаю постоянно.

Женщина раздраженно передернула плечами:

— Рада за вас.

Она изящно держала себя, — даже когда, не стесняясь практически незнакомого мужчины, подняла руку, а другой поправила бретельку под платьем.

— А вам не приходит в голову, что вам не помешают союзники, — здесь, во время вашей, скажем миссии? Чтобы вы там не затевали…

Уве начал подозревать, что бретелька не была лишь проявлением небрежности.

Он сглотнул и ответил:

— Само собой, на условиях взаимной выгоды?

Она чуть оскалила зубы, провела кончиком языка по верхней губе, неожиданно чуть слышно зарычала.

Уве почувствовал, как волоски на его плечах шевелятся.

— И на условиях взаимного доверия. Мы все тут доверяем друг другу. До такой степени, что готовы вцепиться в глотку ближнему.

Собственно, сам Уве не питал никаких иллюзий по поводу Шалля и его гостей.

Марика провела пальцем по стеклу:

— Как любит говорить советник Зальц, хотеть не вредно. Вредно не хотеть. Вы, конечно, слышали о советнике Зальце, человека из бывшего австрийского МИДа? Он участвовал в местном «Отечественном фронте», и на хорошем счету у новых властей, со времен аншлюса.

Уве коротко ответил, что ничего о нем не слыхал, что слава о советнике Зальце еще не докатилась до берлинских равнин.

— Не очень-то вы общительны, — усмехнулась женщина.

Уве молчал.

— В сущности… а, к черту. Вы, кажется, человек прямой. Или говорите, или нет. Черт с вами, молчите.

Больше попыток завязать разговор не было.

— Ну и пусть, — пробормотала она, откидываясь на спинку.

На лоб упала узкая прядь волос, женщина стала похожа на мальчишку, который злится на свои непростые мальчишеские проблемы.

Уве смотрел на скользящие мимо машины здания. Он будто забыл о женщине рядом.

Тяжелые дома давно несуществующей империи, сработанные из светлого камня, бледными пятнами вырывались из дождливой мглы. Отсветы фонарей на стенах, покрытых въевшейся намертво пылью десятилетий. Никакой дождь не смоет. Громоздкая симметрия некогда грозной столицы огромного государства подавляла, и вся эта тяжеловесная архитектура, призванная вбивать по шляпки скрепляющие гвоздики монархии. А головы вольнодумцев тем более.

Сейчас все это тяжелое великолепие казалось неуместным, как рыцарские латы на рабе…

Уве вспомнил человека с ПринцАльбрехтштрассе, с бритым затылком и плохими глазами. И его слова. Они звучали в его голове:

«Разберетесь со смертью футболиста, найдете нужные нам улики, — и мы забудем про ваши маленькие грешки…»

Разожмет ли челюсти гестапо, получив требуемое, — это вопрос без ответа. А выхода нет. Но сначала надо найти это требуемое…

У дома номер семь по Донауфелдер водитель притормозил, аккуратно притерся к тротуару, попав прямо в желтое пятно уличной лампы. У водителя из под фуражки торчали розовые уши. Марика Фанк около минуты изучала затылок, потом приказала:

— Фриц, здесь через час… — покосилась на Уве. — Через два часа.

И повернула лицо к берлинцу:

— Я могу рассчитывать на чашку кофе… или что у вас там найдется?

Клюг открыл дверцу, выбрался под дождь, обошел машину и подал женщине руку.

— В этом доме есть дежурная, — сказал он негромко.

— Знаю, — ответила Фанк невозмутимо, — Именно я принимала ее на службу.

Конец ознакомительного фрагмента.