Палачи и проходимцы времен аншлюса

Влад Ревзин

Чиновник гестапо принуждает бывшего полицейского отправиться в качестве «особого представителя» в Вену для деликатного расследования.В Столице Остмарка, год после аншлюса, убит знаменитый футболист, любимец австрийской публики. Официальная версия о несчастном случае никого не устраивает. Клюг должен найти убойные улики, способные взорвать элиту бывшей Австрии, и принести в зубах в Главное управление гестапо.Очень вероятно, что осколки политического взрыва могут долететь и до столицы Рейха.

Глава вторая

Микаэль Сенн переехал в Цюрих из Льежа семь лет назад, открыл в деловом квартале экспортно-импортное агентство, неплохо зарабатывал, и был доволен жизнью. Агентство занималось всем понемногу: продуктами питания, углем, перевозками итальянских и немецких грузов.

Он имел склонность к твидовым пиджакам в тонкую коричневую клетку, черным зонтикам с бамбуковыми ручками, слыл англофилом. Его серое двубортное пальто казалось безупречным, а шарф тусклой расцветки надежно укрывал горло. Он вступил в местный Английский клуб, по субботам играл в бридж с такими же джентльменами в безукоризненных костюмах и бабочках в безупречно белых воротничках.

Вокзал жил обычной жизнью.

На перроне гуляли сквозняки.

Сенн ждал поезда из Парижа. Времена наступали тревожные, и стоило ожидать, что Арльберг-Восточный экспресс скоро прекратит свое существование.

Экспресс отправлялся от Кале, следовал через Париж, Базель и Цюрих, достигая Вены, Будапешта и дальше, за Белград. Он был чрезвычайно удобен для предпринимателей Центральной Европы, но последние события и активность Германии на европейском театре все более усложняли деловые коммуникации.

Да что там говорить! Над Швейцарией витала необходимость введения продуктовых карточек: на сахар и прочее…

Микаэль Сенн нервно вздохнул. Мир сползал в пропасть. Все это негативно влияло на бизнес, черт побери.

Поезд появился у дальнего конца перрона в назначенное время.

За последние десять минут народу здесь прибавилось. Парочка прохаживалась вдоль здания. Она была красива, в модном пальто, он походил на лошадь, — с длинным лицом и тонкими конечностями.

Недалеко от входа стояли люди с чемоданами. Эти садились здесь на поезд, чтобы следовать до Белграда и дальше, с пересадкой, до Софии и Стамбула.

Экспресс остановился, шипенье заполнило вокзал. Проводники открывали двери, выставляли деревянные подставки под ступенями, вытирали мягкими тряпочками медные поручни. Сошло совсем мало людей, — совсем мало, не то, что еще полгода назад.

Сенну оставалось дождаться, когда его посылку с образцами ароматических спиртов выгрузят из почтового вагона, и он сможет получить ее в отделении «Internationale Post» в здании вокзала.

Он уже было собрался войти в двери зала ожидания, когда его окликнул немолодой полный человек, — в широком плаще с квадратными пуговицами сверху донизу. Он только что сошел с поезда.

— Господин Сенн! Микаэль! Вот так встреча! Мамма миа!

Сенн сначала недоверчиво усмехнулся, затем его лицо озарила улыбка. Этот нос, толстая губа под ним, с игриво загнутыми усиками, как у карточного валета, — ошибиться невозможно.

— Синьор Инсинье… Вы в Цюрихе? И не дали знать?

— Я проездом, дорогой мой! — итальянец попытался широко распахнуть руки, но саквояж в левой, и толстый портфель, зажатый в правой руке не дали это сделать. — Проведу здесь три с половиной часа, и поеду дальше. Меня ждет семья, в Милане.

Он колыхнул всем своим полным телом, и все-таки попытался обнять Сенна. Швейцарец осторожно уклонился. Последние пассажиры огибали их, с улыбками поглядывая на парочку.

— Мы должны выпить по рюмочке! Или может поедем ко мне?

Итальянец удрученно покачал головой:

— Нельзя! Врачи запрещают. А вот кофе, если хотите, с удовольствием…

Сенн секунду подумал.

— Знаете что? Здесь в двух шагах, в самом начале Банхофштрассе, есть отель «Швайцерхоф». На первом этаже готовят прекрасный кофе. Хотите, — с бриошами?

— Чтобы пообщаться с вами, мне достаточно и чашечки кофе…

Несмотря на сопротивление итальянца, Сенн отобрал у него портфель.

Рука об руку они вышли на Банхоф Платц.

Они разительно отличались друг от друга, — стройный моложавый британский джентльмен, и полный, тяжелый житель итальянского севера.

На площади гуляли прохожие, дышали воздухом. Парочка миновала фонтан, над которым бородатый Альфред Эшер сумрачно взирал на Банхофштрассе, и окунулась в прохладу и мрамор кафе «Швайцерхоф».

Сели у окна, официант сходу предложил по бокалу шампанского, Сенн отрицательно покачал головой. Спросили кофе.

Итальянец обвел глазами небольшое помещение, остановил взгляд на аккуратной пожилой даме в старомодной шляпке, поедающей бело-розовый десерт, перевел глаза на Сенна, и негромко спросил:

— Ну, Димочка, как ты тут разлагаешься, на Западе? Расфуфырен, словно фон-барон…

— Так и вы, Василий Валерьяныч, не в косоворотку и сапоги обряжены.

— Это да.

Итальянец по имени Василий Валерьяныч засмотрелся в окно, потом сказал:

— Хорошо здесь, тихо. Но не надолго. Взлетит вся эта красота на воздух, только позолоченные ошметки полетят. С бриошами, говоришь. Кстати, это что?

— Булочки. А что такое?

— А, не твоего ума дело. Плевать. Я вот чего приехал. У тебя в группе работал Джемини… что можешь сказать?

Сенн удивился:

— Что. Отличная подготовка, проверено на берлинском деле, и раньше, в Лозанне. Не хотел бы я попасть в эти руки…

— Когда-то показатели Джемини, в тренировочном лагере, дома, превышали на голову навыки всех остальных, — согласился «итальянец».

«Итальянец» оттопырил языком изнутри наружу толстую щеку, продолжил:

— Это машина для защиты и убийства. Пора отправлять Джемини в Вену. Сверх ответственное задание от хозяина. Так что у тебя будет новый кадр, прибудет через две недели. Джемини можешь вычеркивать из платежной ведомости.

— А что за…

— Ты хочешь знать, что за миссия в Вене? — спросил «итальянец».

— Да нет, конечно. Я только хотел сказать, что последний год Джемини использовали во Франции, в другой группе, так что я его шефом тут лишь формально. Только два дня, как вернули. Когда отправлять?

— Пусть отправляется послезавтра. Операция, через пять дней. Осмотрится там… а работать начинает сразу, как сядет в поезд. Тот, что через Инсбрук, в 21:15. В поезде будут два наших товарища, Джемини сопроводит их до Вены. Все ясно?

«Итальянец» достал портсигар, тщательно выбрал одну из маленьких коричневых сигарилл, аккуратно размял.

— Закуривай!

Швейцарец взял сигариллу из пачки, большим и указательным пальцем, но так, что и уже размятая итальянцем сигарка застряла между мизинцем и безымянным пальцем. Всунул сигариллу из портсигара в рот, небрежно опустил вторую за твидовый отворот, дождался огонька зажигалки.

— Что ж, спасибо за угощение. Кофе у этих нейтральных подлецов и впрямь хорошее. Прощай, Димочка, на вокзал я и сам вернусь, подожду поезда в зале…

Он спрятал портсигар, встал, застегнул свои квадратные пуговицы, посмотрел на Сенна с высоты своего роста. Что-то не понравился Микаэлю этот взгляд.

Василий Валерьяныч развернулся, и шагнул за дверь. Вскоре его широкая спина исчезла за фонтаном.

Расставшись с синьором Инсинье, Сенн взял неторопливого извозчика, добрался, в полчаса, до своего района Энге. В гостиной он первым делом задвинул одну из ярких штор на окне, выходящего на улицу Мютенквай.

Сел к столу, положил перед собой сигариллу. Маленький цилиндрик покатался на гладкой поверхности и остановился. Он аккуратно разломил сигариллу, выудил из пахучего табака тонкую трубочку папиросной бумаги.

Бледные знаки расползлись на прозрачном листе.

После прочтения он долго сидел, сгорбившись.

Годы, что он прожил здесь, были самыми счастливыми в его жизни. У него были деньги, великолепная квартира, милая Элизабет. Он стал буржуа. Он жил, не как пролетарий, — провались они все вместе с крестьянами и интеллигентской прослойкой, в тартарары. И пусть бы товарищей партийцев с собой забрали.

Агентство дало независимость.

Он мог прожить и сам, — без указаний и контроля, жалованья, секретных фондов. И цепей служебного долга, навечно прикованных к прошлому.

Сенн встал, подошел к шкафу, открыл нижний ящик, вытащил револьвер в батистовой тряпице. Револьвер «Scmidt» 1882 года, изящный, как скаковая лошадь. Он пересчитал патроны в барабане, взвесил тяжесть и удобство деревянной ручки.

Надел пальто, положил оружие в карман, проверил, не цепляются ли скоба или подствольный шомпол за ткань.

Потом стоял у окна, глядел на озеро и далекие деревья на другом берегу.

Сенну пришло в голову, что по-французски и немецки он сейчас может выразить желание или деловое предложение предельно внятно. Гораздо лучше, чем по-русски. Как там у Маркса, — бытие определяет сознание. А может, и не у Маркса, — а еще какого-нибудь тоскливого зануды.

Вышел, осмотрелся, скорее по привычке, тяжелым шагом пошел к воде.

У него было скверно на душе.

Сенн шел под деревьями, окаймлявшими набережную, направляясь к дальним стенам полуразрушенных старых домов на той стороне. Там, на противоположном берегу, городские власти собирались проложить улицу и построить новые дома.

Но сейчас за Китайским садом было пусто.

Молодые мамы в маленьких домиках укладывали своих детишек спать, пожилые джентльмены, курящие сигары за столиками кафе, сейчас отходили ко сну, парочки, гуляющие здесь днем у кромки воды, разошлись по домам.

Вдали, по темному озеру, беззвучно скользил пароходик, и скоро исчез в тени берега. Громада Цюрихсбергской горы тяжелым силуэтом выделялась на вечернем небе.

Он так и не собрался туда подняться.

Вода была гладкая и черная. Кусок старой еще нетронутой строительными рабочими мощенки блестел под ногами. Свет дугового фонаря просачивался сквозь голые ветви. Уединенное местечко.

От крайнего ствола сада отделилась темная фигура, преградила Сенну путь.

— Микаэль!

У Сенна перехватило дух.

— А. Джемини. Хорошо. Рад, что ты здесь.

— Штора на окне. Срочно. Что-то случилось?

— Случилось, — он судорожно хлопнул ладонью по карману, выхватил револьвер:

— Извини…

Он положил палец на курок, опоздав лишь на десятую долю секунды.

Сильный удар по руке. От локтя до плеча пронзило болью, будто ударило молнией. Револьвер вылетел из ладони, ударился с металлическим звоном о брусчатку. Пропал в темноте.

Сенн схватился за предплечье, нащупал рукоятку ножа.

Это в его руке торчал нож. Руке было тепло и мокро.

Теперь стало страшно.

Темная фигура сделала шаг вперед. Его ударили в лицо, словно кот толкнул лапой, небрежно и мягко, — он покачнулся, упал на левый бок. Он продолжал держаться за правую руку, и боль от встречи ребер с мощеным покрытием прорезала бок и грудь.

Он перекатился на спину, застонал.

Над Сенном нависла тень.

— Как видишь, я был прав. Предатель…

Василий Валерьяныч…

Тяжелая ступня наступила на грудь. Он захрипел.

— Так что, Димочка, было в сообщении? Что тебя так расстроило? Так оно тебя взволновало, что ты припёрся сюда с пистолетом…

Сенн хрипло втянул воздух.

— Хозяин приказывает возвращаться в Москву,…это неминуемый арест… я знаю, и вы знаете…

— Значит, есть за что.

Давление на грудь ослабло. Сенн застонал:

— У меня кость раздроблена. Надо к врачу…

— Будет тебе врач. В нужный момент. Почему ты решил ликвидировать Джемини?

Он тяжело дышал.

— Ну?

— Больно… дома меня обязательно расстреляют! Жить хочу!!

— Ты и так не жилец. Говори! Я сейчас, — твоя единственная надежда.

Сенн затих, потом невесомо выдохнул:

— BCR…

Василий Валерьяныч явно удивился:

— Бюро сбора информации? Ты спутался с лягушатниками? Дима, ты рехнулся…

— У них на меня есть… кое-что. Деньги должен. Запутался… немного… Игра на бирже…

«Итальянец» усмехнулся, Сенн услышал это.

— И, понятно, не на свои. А зачем полковнику Гоше смерть Джемини?

— Не знаю. И с Гоше незнаком. Я ведь не Сидней Рейли… региональный резидент… Трое суток назад сбросили в почтовый ящик. — Сенн застонал. — Я до последнего не хотел. Но сегодня, после сообщения решил, что пора уходить…

Только сейчас пришла холодная мысль, что это конец.

Василий Валерьяныч сказал преувеличенно иронично:

— Ну да. Тебя бы приняли, как героя. Только знаешь избитую истину, — предал раз, предашь еще…

— Я не хочу в Москву. Слушай, у меня есть деньги.

Давление опять ослабло. Сенн лихорадочно соображал.

— Много?

— Полторы тысячи франков…

Сенн замер, преодолевая боль. Схватиться за соломинку, выбраться из расстрельного подвала, жить…

— Ты же все проиграл?

— Французы. Пообещали еще…

Над ним усмехнулись.

— Ты высоко ценишь свою жизнь. Что скажешь, Джемини? В конце концов, это тебя эта сволочь собиралась прикончить. Тебе решать…

«Итальянец» снял тяжелый ботинок с груди Сенна.

Микаэль облегченно вдохнул ночной воздух. Черт с ними, с деньгами, лишь бы жить. А дальше он придумает, что делать. Он хитрый… только жить, жить…

Это был его последний вдох. Еле заметное движение ночной тени, его зрачки расширились и глаза вылезли из орбит. Кулак Джемини раздробил его горло.

Микаэль Сенн перестал существовать.