Пациенты

Владимир Плеханов

Действие повести происходит в современное время. Главный герой – Александр, выпускник Ярославской медицинской академии, отправляется на поезде в гости к друзьям в город Нею. По пути их состав вдруг отклоняется от своего маршрута в неизвестном направлении, так как не работает ни сотовая связь, ни связь с железной дорогой. Спустя некоторое время поезд, наконец, прибывает на какую-то станцию. Возникшая было радость сменяется разочарованием, пассажиры не знают, что их ждет…

5

Большинство пассажиров сразу же развернулись и медленно побрели по направлению к вагонам, осторожно переступая через пути. Из всех на призыв начальника поезда откликнулись ваш покорный слуга и еще два молодых человека, на вид лет двадцати пяти, представившиеся Дмитрием и Олегом. Сначала я в двух словах рассказал о себе, а затем двое этих ребят также вкратце поведали нам, что являются закадычными друзьями с самого детства, и даже учились сначала в одном классе школы, а потом на одном курсе в Ярославском техническом университете, который недавно окончили, став молодыми инженерами. До наступления этих событий в третьем вагоне нашего поезда они ехали вместе со своими молодыми женами Татьяной и Мариной в Нею на свадьбу к одному институтскому приятелю. По словам ребят, так уж у них с давних пор повелось, что куда один, туда и другой, даже их жены и те были близкими подругами, поэтому и в этом случае они оба приняли решение пойти с нами. И вообще, по всей видимости, из них получились отличные супружеские пары, понимающие и искренне любящие друг друга. В подтверждение этому, девушки, прекрасно зная характер своих мужей, даже не спросили у ребят, почему они вызвались добровольцами, не высказали в их адрес ни слова упрека по этому поводу, а пожелав всем нам удачи и нежно поцеловав своих половинок, направились к составу.

— Девушки, подышите воздухом, — задорно крикнул им в след Дмитрий, — он здесь такой приятный! Разве вы еще не заметили?

— Учтем, мальчики! Спасибо! Возвращайтесь скорее! — улыбнувшись, ответила издалека Татьяна, махнув рукой, и они на пару с Мариной пошли к своему вагону, перешагивая через ржавые рельсы, попутно о чем-то беседуя…

По предусмотрительной просьбе начальника поезда, машинист Колыванов заранее прихватил с собой из кабины локомотива пару железнодорожных фонарей и теперь вручил их нам для освещения темных мест, ведь нетрудно догадаться, что электричества в этом здании, скорее всего, давно уже не было. Оставив на перроне около вокзала машиниста и помощника, мы вчетвером вошли в здание, миновав сломанную входную дверь.

По вокзалу продвигались осторожно, внимательно смотря под ноги и оглядываясь по сторонам. Надо сказать, изнутри здание выглядело таким же заброшенным, как и с улицы. Бетонный пол в нескольких местах разорван крупными трещинами, практически все, что находилось внутри, было покрыто толстым слоем пыли, повсюду разбросаны груды разного рода мусора. Сиденья, предназначенные на вокзале для отдыха пассажиров, были грязными, по большей части сломанными и искореженными, та же участь постигла и витрины бывших кафе, помещений билетных касс, а также большой во всю стену стенд, когда-то информирующий о движении поездов. Пока мы шли, нам нигде не встретилось хоть какого-нибудь свидетельства того, на какой станции мы находимся. На одной из стен я заметил выключатель старого образца, такой, какие обычно устанавливались в домах в тридцатых-сороковых годах прошлого века и, подойдя к нему, повернул ручку, но висевшая в плафоне рядом лампочка не загорелась, значит, электричество здесь, в самом деле, отсутствует.

Попутно мое внимание привлекло то, что воздух внутри здания оставался таким же приятным и свежим, как и снаружи. Помнится, когда мы в детстве, играя в «войнушку», заскакивали в приготовленные к сносу расселенные дома, то в воздухе брошенных жителями квартир всегда присутствовало такое специфическое амбре, которое невозможно спутать ни с чем другим. Здесь обычно перемешаны воедино резкий запах прелости и затхлости, старой штукатурки, дурное зловоние гнилых досок и тяжелый запах следов многолетней людской жизнедеятельности. Такой смрад всегда был мне очень неприятен, чем-то отталкивал, как кладбищенский дух, отчего, бегая с пацанами, я не каждый раз соглашался посещать такие строения. Но здесь, внутри этого давно заброшенного вокзала я не чувствовал дискомфорта и дышал полной грудью…

— Ребята, идите ко мне, — вдруг позвал нас Геннадий Михайлович.

— Что случилось? — спросили мы, подойдя ближе.

— Похоже, я отыскал вход в служебное помещение. Давайте войдем туда, надеюсь, нам повезет, и мы раздобудем какую-нибудь информацию.

Вся наша небольшая группа без разговоров последовала за ним. Геннадий Михайлович толкнул дряхлую дверь рукой, и она легко поддалась, чуть было, не слетев с ржавых от времени петель, так мы оказались внутри. В первой комнате не было ничего, кроме ветхого стола и пары сломанных стульев, а потом мы перешли в следующую, на двери которой висела деревянная вывеска с порядком выцветшей надписью «диспетчерская». Там нас встретили следы полного хаоса: все было перевернуто, что называется, вверх дном. Два деревянных желтого цвета письменных стола лежали на крышках и топорщили на нас свои маленькие ножки, на единственном правильно стоявшем столе находился запыленный телефонный аппарат образца тридцатых годов прошлого столетия, в полном беспорядке лежали различные бумаги, старые журналы, папки, конторские книги, за долгий срок успевшие покрыться толстым слоем пыли. На обеих дверцах книжного шкафа стекла были начисто выбиты, а их осколки валялись рядом на полу вместе с несколькими упавшими с полок книгами, также обильно покрытые пылью.

Бригадир сразу подошел к столу с бумагами и стал все это разбирать и внимательно рассматривать. Спустя несколько минут он отыскал какой-то журнал и, взяв двумя руками, сдул с него многолетний налет и прочитал надпись, выведенную синими чернилами аккуратным почти каллиграфическим почерком: «Журнал движения поездов по станции Синва Котласского отделения Северной железной дороги. Начат в 1932 году». Дата окончания ведения записей на титульном листе журнала не была указана. Мы продолжали стоять рядом, осматривая комнату, а Геннадий Михайлович, листая журнал, открыл его на странице, где оканчивались пометки диспетчеров.

— Интересно, последняя запись датирована июлем 1940 года, но сам журнал еще не был окончен, — задумчиво произнес Геннадий Михайлович, — получается с тех пор станция, фактически, не эксплуатировалась. Столько лет! Напрашивается вывод, что в тот период произошло нечто фатальное, причем, не только для этой станции, но и для всего участка железной дороги, которая привела нас в это заброшенное место. Однако насколько я понимаю, в тех местах, где мы должны сейчас находиться, принимая во внимание данные журнала, эта территория густо населена и продолжает развиваться, так что бросать эту дорогу даже в то время не было смысла. Как считаешь, Саша?

— Это сейчас территория густо населена, а в 1940 году живущих здесь, надо полагать, было немного, — предположил я в ответ.

— Ребята, а что, если эта железнодорожная ветка и станция сначала активно действовали здесь в те годы, а потом были заброшены, — включился в разговор Дмитрий. — Ведь, судя по документу, это случилось перед финской войной, потом отечественная началась, а там, сами знаете, уже было не до развития станций, вот и эта не пригодилась, а потом про нее вообще забыли, так она и осталась в полном упадке и разорении.

— Версия хорошая и простая, — заметил я, полистав журнал — возможно, так оно и было, но обратите внимание на парочку маленьких деталей…

— Каких же? — спросил Олег.

— Вот посмотрите, — начал я свое рассуждение. — Первое: судя по тому, что здесь осталась какая-то документация, мебель, то есть сохранились явные следы текущей эксплуатации, значит то, что здесь произошло, наступило очень быстро, я бы сказал, внезапно.

— Могу согласиться с Вами, Саша. Если бы станцию действительно законсервировали официально, то при закрытии наверняка бы увезли с собой все документы и мебель, и нас бы сейчас встретили лишь пустые стены, — поддержал мои доводы начальник поезда.

— Вот именно!.. Далее, — продолжал я. — Куда мы ехали на нашем поезде? Правильно! До станции Нея Костромской области, а здесь, где мы находимся в настоящий момент, указана какая-то станция, относящаяся к Котласскому отделению дороги!

— Боже мой, ты, прав, Саша, я как-то сразу не обратил на это внимания! — воскликнул Геннадий Михайлович. — Кстати, что-то не припомню я такой станции «Синва» в Котласском отделении…

— Может, в те времена она была под таким названием, а сейчас эта станция не помечена на картах, не учтена в документах РЖД, потому что не действующая, ее попросту списали! — высказал свое предположение Олег.

— Знаете, юноша, не так уж часто в летописи путей сообщения России менялись названия старых станций! Поверьте, я большой любитель истории железных дорог, но даже в старых документах я не припомню подобного наименования, могу утверждать это основательно, — с достоинством знатока произнес Геннадий Михайлович.

Потом он спешно извинился передо мной, что были прерваны мои рассуждения, и я, поблагодарив его, повел свою речь дальше…

— Каким же образом можно оказаться так далеко от основного маршрута?! Ведь мы каким-то фантастическим способом махнули километров триста на север!!! Но, насколько я знаю, первая железнодорожная ветка, поворачивающая в сторону Котласа с нашей восточной трассы, есть только в Кирове! На участке от Буя до Неи никаких поворотов на север нет! Но даже если предположить, что они каким-то чудом там оказались, при той скорости движения, с которой мы тащились, ехать нам пришлось бы часов двенадцать, а то и больше! Однако, судя по моим расчетам, мы добрались до этой станции уже часа через два после неверного поворота.

— Молодец, Саша, ты очень наблюдателен! — заметил начальник поезда. — Теперь я вспомнил, как проводница мне сообщила, что мы целых часа полтора едем не туда, а я не придал этому значения, или не обратил не ее слова внимания…

— Большое спасибо за комплимент, но есть еще одна мелочь: даже если бы мы направились к северу, как можно предположить, то в этом случае, как вы понимаете, мы должны были бы повернуть налево от основной ветки, а по факту мы свернули направо! И это еще более странно, и совсем не поддается нормальному объяснению…

— Скажите, уважаемый Геннадий Михайлович, — продолжал я беседу, — пока мы сюда ехали, что-нибудь необычное происходило, не помните, случайно?

— Вроде ничего такого… да я все время почти в своем купе находился, документы заполнял… Ой, нет! Как же я забыл! Мне Петрович, ну машинист наш, после остановки прямо здесь рассказал, что в какой-то момент у них на пути неожиданно «вырос» тупик, а потом также неожиданно исчез, все это произошло так мгновенно, что они толком испугаться-то не успели и ничего не поняли.

— Это уже кое-что! — с интересом заметил я, — не исключено, что это и была граница того места, пересекая которое мы каким-то чудесным способом перенеслись на такое большое расстояние от своего маршрута.

— Ничего не понимаю, все как-то странно! Обычная логика отказывается здесь работать… — полный недоумения проговорил Геннадий Михайлович, разводя руками.

— Мне кажется, что здесь вообще нет никакой привычной логики, — высказался я, аккуратно положив пролистанный диспетчерский журнал на пыльный стол.

— А может такое случиться, что мы вдруг переместились в иное измерение?! — немного растерянно спросил начальник поезда. — Я много слышал и читал о таких вещах, но никогда не участвовал в этом…

— Геннадий Михайлович, фантастика все это, в жизни такого быть не может! — уверенно заявил Дмитрий.

— Не знаю, уважаемые, не знаю, в этом мире все возможно! — спокойно проговорил я. — Кстати, друзья, когда мы еще ехали, у меня в какой-то момент появлялось ощущение, что из памяти исчезла информации о самом себе, в течение нескольких минут я не мог вспомнить, кто я такой и что делаю в поезде. Хочу поинтересоваться, а с вами случалось подобное?

— Наверное! Точно, было! — заявил Геннадий Михайлович. — Некоторое время я не мог сообразить, что я делаю в поезде, поэтому в те минуты мне были безразличны многие вещи, в том числе, доклады проводников о неверном курсе нашего поезда, а потом память вернулась…

— Нечто подобное произошло и у нас с Олегом, и у наших жен, — сообщил Дмитрий за двоих, — помнишь, как мы несколько минут не могли сообразить, кто мы, и почему рядом сидят наши девчонки? А спустя считанные минуты все как рукой сняло…

— Верно, было такое! — подтвердил Олег. — Надо полагать, в это время потеря памяти случалась у всех пассажиров, потому что мы слышали их рассказы об этом, когда вместе со всеми вышли постоять рядом с вагонами после остановки поезда…

— И что, больше ничего не ощущали? — поинтересовался я, глядя на Олега, одновременно с этим держа в руках пыльную книгу.

— Вроде бы нет, только эту временную амнезию… — ответил Олег. — А что?

— Вы знаете, кроме этого, я еще испытал зловещий страх смерти и дикую боль в сердце, пожалуй, именно в тот момент, когда поезд проскочил этот ваш злосчастный мнимый тупик, — уверенно констатировал я.

— Наверное, это необычное событие только у тебя вызвало дополнительную реакцию? — предположил бригадир, — правда, мы больше ни с кем не говорили…

— Нет, не только у меня, а, например, у большинства людей из моего вагона, это я точно выяснил, значит, эти симптомы могли встретиться и у других пассажиров, — вымолвил я и положил книгу обратно на стол.

— С нами ничего подобного не происходило, сердце не болело, ни у нас, ни у наших жен, — категорично заявил Дмитрий за себя и за своего друга.

— Кстати, и со мной ничего подобного не случалось, — задумавшись, ответил Геннадий Михайлович. — Помню, что я сидел в купе, не мог ни с кем общаться, а когда реальность вернулась, я уже помнил, как проводники сами приходили ко мне с рассказами о том, что все в этом рейсе пошло как-то не так.

— Отлично! Итак, мы установили, что неприятные ощущения возникали именно в тот самый момент, когда наш поезд пересек границу этой странной местности… — заключил я.

— Установили-то, кончено, установили, но все это нам пока не помогло прояснить ситуацию и понять, что с этим делать! — скептически заметил Олег.

— Проясним, Олег, со временем все проясним! — спокойно отвечал Геннадий Михайлович.

— И потом, вы обратили внимание на окружающий нас пейзаж? — продолжая цепочку рассуждений, обратился я к присутствующим. — Я его наблюдал очень долго еще во время движения поезда.

— Что же с ним не так? — удивился Олег.

— Да ты посмотри вокруг! — воскликнул я. — Когда смотришь на всю эту местную экзотику, создается ощущение, что все было кем-то уничтожено… И вообще все это выглядит более чем странно… эти деревья с огоньками, черная земля… а небо!!! Такого я сроду не видовал!!!

— Смотри-ка, а я даже как-то не обратил…! Не до того было! Ты прав, Саша, такого и вправду не бывает в обычной жизни, — произнес Дмитрий, почесав затылок.

— Ты много внимания уделяешь своей Танюшке, вот ничего и не замечаешь! — с улыбкой произнес Олег в адрес друга.

— А ты будто свою Маришку игнорируешь! — начал было подначивать Дмитрий приятеля.

— Итак, — заключил Геннадий Михайлович, прерывая пустые разговоры, — о станции мы кое-что узнали, но ситуации в целом не прояснили?!

— Полагаю, мы не в состоянии этого сделать! Ведь мы всего лишь люди, — отозвался я…

— Что касается природных и погодных явлений, — продолжил Геннадий Михайлович, не отреагировав на мое замечание, — то тут мы ничего изменить не в силах, и на это сейчас нечего обращать внимание. Надо думать, как выбираться из всего этого, у нас еще человек семьдесят пассажиров, в том числе шестеро детей от пяти до четырнадцати лет. Хорошо еще, что билетов на этот рейс было продано не много, в основном плацкартные места, а два купейных вагона фактически пустые ехали. Тем не менее, ребята, если мы будем находиться здесь очень долго и ничего не предпринимать, то у нас возникнут проблемы иного рода и вполне серьезные. Например, у людей почти не осталось продуктов питания, как вы понимаете, все съедено во время поездки, в вагонном буфете уже давно хоть шаром покати, да и питьевой воды в емкостях маловато осталось…

— Да, Вы правы, это серьезно! Никто не знает, сколько мы здесь пробудем? Но сразу нам всех проблем не решить, это факт, — рассудительно произнес я. — Раз уж мы здесь застряли и у нас все равно полно времени, я предлагаю выяснить, что здесь произошло, и что мы способны предпринять для выхода из этой ситуации, чтобы скорее покинуть это место. Мне кажется, надо еще раз обыскать здание вокзала. Возможно, мы найдем здесь что-то полезное для всех, или какое-нибудь свидетельство, проясняющее картину происходящего с этим местом в прошлом, или раскроем секрет, что же, все-таки, случалось с нами…

— Хорошо! — согласился Геннадий Михайлович. — Только я хочу добавить еще одну важную вещь: в этих непростых обстоятельствах будет лучше всем нам держаться вместе.

— Принимается! — дружно ответили мы.

— Ребята, — проговорил бригадир так, словно желал обратить наше внимание на его слова, — я сейчас говорю не только о повторном осмотре вокзала, но и о том, чтобы всем нам, пассажирам поезда, по возможности держаться вместе, а состав использовать как дом и укрытие в случае необходимости. Это надо донести до всех… я поручу это проводникам…

— Мы тоже поможем в этом, — заверил Олег.

— Но, тем не менее, не забывайте, друзья, если нам потребуется выбраться куда-то малой группой, то все остальные обязательно должны находиться в вагонах или поблизости от них, — в свою очередь предложил я.

— Это само собой, Саша! — утвердительно сказал Геннадий Михайлович. — Ну, что же, мужики, давайте снова пройдемся по этому вокзалу-старичку…

Не успели мы двинуться с места, как услышали крик, доносившийся снаружи.

— Э-э-эй, где вы там? Вы живы? — глухим эхом издалека донесся голос машиниста Ивана Петровича, стоявшего, похоже, прямо около входа в здание вокзала.

— Да-а! Мы здесь! С нами все в порядке! — громко крикнул в ответ Геннадий Михайлович. — Как у вас там дела?

— Пока все спокойно! Мы с Андреем ждем вас!

— Хорошо, все правильно! Мы скоро выходим!..