Сестра четырех

Евгений Водолазкин, 2020

«В связи с нынешней пандемией на каждой стране, каждом городе и каждом деревенском клубе висит амбарный замок. Возникает дерзкая догадка: а, может, дело не в вирусе? Может, дело как раз-таки в замках? Время снимать замки – и время их развешивать. Может быть, глобализация достигла той степени, когда все ждут повода, чтобы закрыть дверь? Эти и другие вопросы решают четыре пациента инфекционной больницы имени Альбера Камю. Они еще не знают, что на этом пути их ждут большие открытия». Евгений Водолазкин

© Водолазкин Е.Г.

© ООО «Издательство АСТ»

Драматургия прозы

Между прозой и драматургией — если не пропасть, то внушительных размеров овраг. Преодолеть его отваживается редкая птица — с какой бы стороны она ни летела. Есть случаи, когда прозаик и драматург соединяются в одном лице, но это вовсе не говорит о сходстве двух стихий. Скорее уж — о раздвоении личности пишущего.

У прозаика много разных инструментов, и один из них — речь героев. У драматурга этот инструмент — единственный. Это различие, однако, не ставит под вопрос равенство возможностей. Да, оркестр может выразить больше, чем скрипка, но есть вещи, которые в своем одиночестве способна передать только она. Звучание речи героев в отсутствие портретов-пейзажей пронзительно, и прозаика это заставляет задуматься.

Приходит неизбежное прозрение, что действительность ни портретов, ни пейзажей не описывает. Она предоставляет их в реальном виде и вообще пользуется тем, что в прозе называется прямой речью. Ища сближения с действительностью, прозаик обращается к диалогам. Таково, если вкратце, объяснение моих особых чувств к драматургии.

Несколько слов о публикуемых пьесах.

«СЕСТРА ЧЕТЫРЕХ» посвящена пандемии, закрывшей на замок все мыслимые города и государства. Возникает дерзкая догадка: а может, дело не в вирусе? Может, оно как раз-таки в замке, в желании его повесить? Время снимать замки — и время их развешивать. Может быть, глобализация достигла той степени, когда все ждут повода, чтобы закрыть дверь? Эти и другие вопросы решают четыре пациента инфекционной больницы имени Альбера Камю. Они еще не знают, что на этом пути их ждут большие открытия.

«ПАРОДИСТ». По пути из загородного дома в город погибает известный петербургский артист. Спустя три года начинается странное выяснение обстоятельств его смерти. В ходе следствия обнаруживается, что любовь порой живет меньше трех лет, что пародист — профессия опасная, так как удваивает сущности, а перемещения в пространстве — это в конечном счете движение по кругу.

Пьеса «МУЗЕЙ» — не историческая и не социальная. Жанр ее я определяю как трагифарс — при этом с развитием действия фарс испаряется, остается трагедия. Грустная повесть о том, как поссорились «два единственные человека, два единственные друга». Герои — Сталин и Киров, место и время действия — СССР тридцатых годов. Я мог бы их назвать, допустим, Соловьевым и Ларионовым, но тогда пришлось бы отдельно объяснять, что один — волевой, а другой — не очень. Я был бы рад поместить моих героев на Луну образца 2020 года, но тогда требовалось бы рассказать, отчего в этот момент там сложилась такая безрадостная атмосфера. Обычно я избегаю писать об исторических лицах, потому что реальный контекст отвлекает. Речь ведь идет не о конкретных людях, а о человеческих типах.

Пьесу «МИКРОПОЛЬ» отличает заметный древнегреческий акцент. В небольшом, как следует уже из названия, городе должны состояться выборы городского главы — событие, известное еще античным демократиям. Эта тема неожиданным образом переплетается в пьесе с темой долевого строительства. И хотя Античности она была известна меньше, чем нам, ритм действия задается Хором обманутых дольщиков. Основной же движущей силой, как во все времена без исключения, становится любовь.

Мои пьесы — не попытка преодолеть пресловутый овраг. В драматургических опытах я остаюсь прозаиком — со всеми плюсами и минусами этого положения. Мысленно создаю некую литературную конструкцию, от которой потом отсекаю многие ее прозаические составляющие (не все).

Герои этих текстов несут на себе родовые пятна прозы. Слово они предпочитают действию, интересную беседу — драматургической целесообразности, ну и, понятное дело, верлибр — сонету.

Этот странный жанр я бы определил как пьесы для чтения. На избранном пути я не первый и, думаю, не последний. В конечном счете на свете очень мало вещей вне традиции. Почти нет.